Перевязи троп, перепутья трав,
колыбель весны ее, теплый кров,
он шептал ей: "Только не умирай, а не то во мне застывает кровь".
Он молился в неба остывший миг, говорил с ней долго, глядел в закат,
а потом садился с собой самим, теплый хлеб доставший из узелка,
преломлял и ел. Остывала пыль, бронзовела в ласковости луча.
Ветер падал оземь и гнул ковыль, ветер мысли суетные качал.
Он вставал и шел в придорожный зной, до груди клубящийся жар земной
и смотрел, как даль серебрила ночь, говоря "мне просто, ведь ты со мной" -
и внутри цвело, и жила душа, словно в нем под утро, как на росе,
отпечатан тихий Господень шаг оттого, что он для нее был всем.
И она распахивала окно - воздух пился, колодезен и студен.
Когда с горизонтов моих исчезает твой парус... ♫♪♫♪
Когда с горизонтов моих исчезает твой парус, я также живу, но со взглядом канатоходца.
Я также грешу, пью до донышка жизнь и каюсь,
Вот только не слышать тебя - как не видеть солнца.
Когда ветер мыслей твоих мне не дует в спину и дни нас разводят по разным почтовым веткам,
Я зябко читаю тома Мопассана, Грина и кутаюсь в смысл увлечений и дружбы редкой.
И тысячи раз осознавши - ОНО мне важно, ОНО остаётся несказанным, нераскрытым,
Взлетевшим, исписанным мною листком бумажным, летящим, пока не вспомнишь..
почти забытым...
Так было, так будет, и жизнь продолжает житься... И даже простивши друг другу на перекрёстках ..
Навряд ли мы перестанем друг другу сниться ..
И жить друг без друга со взглядом канатоходцев...
Всё поменялось, естественно. Не вокруг,
не в адресах, домах, телефонных книгах,
не в именах людей, не в священных ликах
странных богов, поставивших нас в игру.
Все поменялось глубже. Внутри меня
нет ничего, что было бы вам знакомо.
Год переждав, очнувшись от зимней комы,
любовь моя, уставшая изменять
собственной тени, живет, наконец, легко,
не замирает, не истекает соком…
Любовь моя не думает о высоком,
поскольку она действительно высоко...
А я для вас неуязвима,
Болезни,
Годы,
Даже смерть.
Все камни — мимо,
Пули — мимо,
Не утонуть мне,
Не сгореть.
Все это потому,
Что рядом
Стоит и бережет меня
Твоя любовь — моя ограда,
Моя защитная броня.
И мне другой брони не нужно,
И праздник — каждый будний день.
Но без тебя я безоружна
И беззащитна, как мишень.
Тогда мне никуда не деться:
Все камни — в сердце,
Пули — в сердце...
А я для вас неуязвима,
Болезни,
Годы,
Даже смерть.
Все камни — мимо,
Пули — мимо,
Не утонуть мне,
Не сгореть.
Все это потому,
Что рядом
Стоит и бережет меня
Твоя любовь — моя ограда,
Моя защитная броня.
И мне другой брони не нужно,
И праздник — каждый будний день.
Но без тебя я безоружна
И беззащитна, как мишень.
Тогда мне никуда не деться:
Все камни — в сердце,
Пули — в сердце...
Осень... И всё-таки я люблю её...
Она не оставляет равнодушным... никто не останется в стороне...
Осень... она охлаждает мысли и обостряет чувства...
Она окружает со всех сторон и никуда не деться от её дыхания, которое ощущаешь кожей...
Осень... пронзительная... скрывающая столько тайн... вызывающая бурю разных эмоций...
Иногда ты оказываешься с огалёнными нервами на пронизывающем ветру...
И хочется бежать сквозь череду ночных огней, захлёбываясь ветром...
Но осень расставляет всё по местам... Грею озябшие ладони чашкой чая и учусь у осени мудрости... Она убаюкивает, кутая в листопады... Время размышлений и приятной меланхолии...
За что я люблю её?
Такую разную... с её капризами, настойчивыми дождями и продрогшими аллеями...
Разноцетные листья... синева небес... она пронизывает насквозь...
А может я люблю её за то, что она напоминает о тебе?
У меня есть осень, в которой всегда есть частичка тебя...
И можно ей просто дышать... И становится светло и легко...
Перевязи троп, перепутья трав,
колыбель весны ее, теплый кров,
он шептал ей: "Только не умирай, а не то во мне застывает кровь".
Он молился в неба остывший миг, говорил с ней долго, глядел в закат,
а потом садился с собой самим, теплый хлеб доставший из узелка,
преломлял и ел. Остывала пыль, бронзовела в ласковости луча.
Ветер падал оземь и гнул ковыль, ветер мысли суетные качал.
Он вставал и шел в придорожный зной, до груди клубящийся жар земной
и смотрел, как даль серебрила ночь, говоря "мне просто, ведь ты со мной" -
и внутри цвело, и жила душа, словно в нем под утро, как на росе,
отпечатан тихий Господень шаг оттого, что он для нее был всем.
И она распахивала окно - воздух пился, колодезен и студен.
Восторгов ради: из сказки в другую сказку,
Расставшись с ветрами, что нас сюда занесли.
И я, и ты… мы надели чужие маски,
Чтоб спрятать сияние наших невинных лиц...
И вот, однажды в безветренный вечер майский,
Оставив свое родное в забытой дали,
И я, и ты… мы сорвали чужие маски,
Но только под ними совсем не осталось лиц...
— Человек человеку бред, темнота и ад, —
он сказал, — оглянись вокруг, если мне не веришь.
— Нет, — кричу, — человек человеку — сад!
Человек человеку кит, океан и берег!
Человек человеку лето и тёплый дождь,
посмотри, как сверкает солнце в глазах и в сердце!..
— То блестят ножи – человек человеку нож,
и удар под ребро от рождения и до смерти.
Человек человеку рана, дыра и вой,
это волк в настоящем и будущем воплощеньи.
Волк не может без стаи – покинувший стаю волк –
это бомж, это тень, он никто никому — кочевник.
Мы всего лишь осколки времени, пыль, стекло.
Мы разбитые зеркала и маршрут короткий.
— Нет, — кричу, — мы друг другу движенье, полёт, крыло!
И плечо, и надёжный плот, и весло, и лодка!..
Даже если вот так – на грани и через боль,
даже если ушёл на дно, где темно и немо —
всё равно, навсегда – человек человеку – Бог.
Через смерть, через ад – человек человеку – НЕБО..!
Позови меня…
Тихо, не громко, шепотом, позови…
Я услышу тебя, хоть голос твой будет тих, я услышу тебя…
Сквозь расстояния твой голос донесется до меня, и они не будут ему помехой…
Только позови…
Ни за чем, просто – позови…
Помолчать, послушать тишину, увидеть небо, понять тебя…
Позови меня – и я услышу твой голос в шелесте осенней листвы, последней песне ночного сверчка, позови меня…
В аромате ночной фиалки я уловлю запах цветущих каштанов – и пойму, что ты зовешь меня…
Прислушайся к звукам дождя за окном…
Слышишь? Некоторые капельки звонко шлепаются о землю…
Слышишь? Как мой смех – они звенят, и дождь уже кажется не таким и нудным…
Увидишь меня в разноцветной листве?
Или – в волнах реки…
Только – вспомни меня и позови, я услышу, я примчусь, я буду с тобой…
Только позови меня – тихо, чуть слышно, шепотом…
Позови меня – душой, и я услышу, непременно услышу… ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ...
Что поделать, зима на дворе и прогнозы не лгут,
Что метели гораздо сильней, чем на юге пассаты.
Я пишу свои письма шагами на белом снегу.
Неизвестно зачем. Неизвестно каким адресатам.
Я не помню имен. Я забыла зачем они мне
Прорываются в сны иногда неразборчивой речью.
А над городом снег. Невозможный искрящийся снег!
То ли падает вниз. То ли я поднимаюсь навстречу...
...Активность остановилась на отметке «спячка». Метели сковали эмоции. Там, в груди, где должно разливаться тепло от равномерного стука – живет отчаянная необходимость. Необходимость в себе прежней, умеющей радоваться мелочам: горячему чаю, новой музыке, минутам тишины. Обреченность затягивает грудь сизой сеткой равнодушия. Целостности больше нет. Зияющие невидимые раны. Вырванные куски целого спектра эмоций.
Я чувствую себя Фениксом. От которого остался только пепел...
Пост создала вспомнив эту ПРИТЧУ - ЧТО ТЕБЯ ОКРУЖАЕТ?..«То что ты видишь, во многом, зависит от того, как ты смотришь.» • Омар Хайям • Ведь «Мы видим все не таким, каким оно есть — мы видим все таким, какие мы есть.» • Талмуд книга, цитаты •
И то во что мы верим становится нашим миром...
«Люди делятся на две категории: на "пчел" и на "мух". Муха может летать над огромным полем цветов, но она всегда будет находить навоз. Муха всегда будет лететь к навозу. А пчела, наоборот, может лететь над полем навоза и найти цветочек...» • Старец Паисий Святогорец •
..когда я приезжаю, - тишина. Не пахнет абрикосовым вареньем…
Вообще едой не пахнет, и до сна иду пройтись местами преступлений –
скамеечка про первый поцелуй, шелковица про содранную кожу…
( «Хорошая, родная, не балуй» - бабулю предсказуемо тревожит
взросление внезапное моё, моё непонимание запретов…
и блинчики с черникой подаёт, как панацею, лечащую это.)
…когда я приезжаю – холодок – бежит по полу, трогает колени…
И спаленка с периной в потолок уже не тянет, призывая к лени,
а так себе – прикрыта и строга, не помня ощущений и моментов…
(А правды точно не было в ногах – перина для меня была плацентой.
В ней снились безмятежнейшие сны, и я была клубком, цветком и внучкой.
И, кажется, спала бы до весны, метель рисуя шариковой ручкой
во сне своём. А бабушка пока самозабвенно делала пельмени –
- и я бежала ровно в два броска, голодные и юные мгновенья…)
Как тиха эта ночь… как прозрачна она!
Вдохновенно глядят небеса,
И в объятьях глубокого зимнего сна
Ожиданием дышат леса…
В эту тихую ночь беззакатной звездой
В мрачной бездне утраченных лет
Загорелся впервые над грешной землей
Христианства божественный свет.
В эту ночь улыбнулся Младенец-Христос
С бесконечною лаской любви
Людям – братьям Своим, утомлённым от слёз,
Утонувшим в грехе и в крови…
В эту ночь легкокрылых небесных гостей
Будто слышится пенье вдали…
И лучистые звёзды сияют светлей
Над снегами холодной земли…
Счастье растворено во времени и оседает в простых вещах.
Я ничего не могу тебе обещать, да и нужно ли что-нибудь обещать?
Вот утро начинается снегопадом, вечер заканчивается дождем.
Я все еще жив, ты рядом и мы ничего не ждем.
Если кто-то и продолжает еще высчитывать что к чему,
дай Боже ему терпения, прощения дай ему,
а нам, оставляющим тьму в покое, бредущим по декабрю,
дай никогда, никогда не вспомнить то, о чем я не говорю.
Чтобы согреться, ты должен прежде позволить себе остыть.
Мысли подобны другой одежде – праздничны и чисты,
каждая мелочь имеет силу, каждая речь и часть,
если ты просишь Его о счастье, научи себя замечать.
Замечать, как имя твое превращается в нежный звук,
как город становится радостным, готовится к новому Рождеству.
Если ты хочешь увидеть смысл, никогда его не ищи.
Счастье растворено во времени, это знает каждый опытный часовщик.