Могу поспорить что далеко не самым последним, а то и первым делом оставляющим впечатление от фильма, служит обстановка в которой этот фильм был просмотрен. В кино я выбираюсь относительно редко и выбираюсь, в основном, на те фильмы, которые по моему скромному мнению, заслуживают просмотра. Совпадение ли, что последний раз в кино я ходил на Матрицу- Революция, премьера которой совпала с празднованием n-нной, годовщины со дня Великой Октябрьской Революции. Настрой революционный позволил мне, не отвлекаясь на всякие посторонние мелочи, адекватно воспринять фильм и всю серьезность революционной мысли.
Такая же петрушка приключилась и на этот раз – просмотр художественного фильма «Страсти Христовы», пришелся как раз на «страстную пятницу». И ничего – ни слухи, окружающие фильм, ни интервью с режиссером, которых я не видел, и ничего другое не замутнило моего сознания, только ощущение близости великого праздника всех Христиан, и необходимый, сопутствующий этому празднеству настрой, помогли мне максимально честно и объективно впитать в себя то, что хотел выразить – Мел Гибсон.
А выразить он хотел… Да ничего он не хотел выражать ! Да. Именно так. Многие, великие режиссеры современности, живописали картину Страстей Христовых. Пазолини, Тарковский, Скорцезе – все они внесли собственную трактовку Нового Завета. Каждый из них наполнил фильм своим смыслом, своим виденьем, каждый пытался сказать то, что люди не рассматривали сквозь завесу религиозного страха и уважения. Чего только стоит скандальное «Последнее Искушение Христа» Мартина Скорцезе, повествующее о том, что кроме всего прочего неземного, Иисус, был человеком, и ничто человеческое ему не было чуждо.
Не мудрствуя ни лукаво, ни каким либо другим образом, Гибсон решил создать нечто в корне отличающееся от работ его коллег по цеху, он как нельзя более близко подошел к понятию «кинофильм», которое звучит по-английски, как motion picture или movie - движущаяся картинка. Он создал икону. Икону рассказывающую со скрупулезной достоверностью о последних сутках в жизни Иисуса из Галилеи.(именно так его называли в фильме).
Картина (это старое слово, как нельзя более точно отражает смысл произведения) поражает своей аскетичностью. Никакой голливудской помпы, никаких песнопений перед распятием, никаких патетических речей и картинности (в худшем смысле этого слова) в игре актеров. Все деловито и по делу. Синий цвет ночи Гефсиманского Сада, желто-коричневая цветовая гамма Иерусалима, и серая, выжженная солнцем, Голгофа, проткнутая крестами, испачканный и залитый кровью, пыльный пыточный дворик – эти образы вы запомните надолго. Игра Света и Тени, насыщенные краски темных помещений, словно пронзенные солнечными лучами, Гибсон, вдохновленный картинами Караваджо, скрупулезно перенес их в фильм. Путь на Голгофу, Распятие, снятие с креста, последняя вечеря – даже для меня, человека не сведущего в живописи, эти композиции стали легким дежа-вю, ненавязчиво всплывающим в памяти…
Более того, режиссер пошел на еще более непопулярный ход, поставивший под угрозу успех картины, но, тем не менее, принесенный в угоду реализму – речь. Все персонажи разговаривают на тех языках, на которых они говорили бы 2000 лет назад – арамейский и «вульгарная» латынь – речь римских солдат и простолюдинов. Этот кардинальный ход, заставил актеров (кстати, набранных в Европе, а не в Голливуде) еще более выразительно и ярко играть для того чтоб компенсировать отсутствие понятной речи. Еще один довод в сторону использования оригинальной речи – субтитры. Именно эти маленькие, беленькие буквы заставили зрителя не отрываясь смотреть на экран, именно они не позволяли жрать попкорн и попивать колу, именно они затыкали рты говорунам, потому что просто невозможно было оторвать взгляд от происходящего действа.
А происходило многое – и сцена предательства Иудой и его (Иудин) последний поцелуй, и отречение Петра, и самосуд фарисеев над Иисусом, и Понтий Пилат, ищущий истину, и бичевание Иисуса, и наконец сцена распятия.
Гибсон, придерживаясь реалистичности до конца - не вдается в подробности предшествующие событиям последнего дня жизни Христа. Как истинный католик-традиционалист, Гибсон, не счел необходимым объяснять и рассказывать зрителю,
почему фарисеи хотели распять Иисуса, почему Пилат, вопреки своему желанию не мог противиться воле народа, кто такая Мария Магдалена и прочие и прочие детали. Режиссер, видимо, посчитал, что такие «подробности» должны быть известны любому верующему христианину.
Актерская игра, на должном уровне, и Кэвизел, сыгравший Христа и Моргенштерн (Дева Мария), довольно убедительно и без ложной патетики передали боль и страдания этих двух героически стойких людей. И хотя роли у них не многословные, передать душевную боль, страдание, и всепрощение одним только взглядом – под силу только мастерам. Спасибо!
Белуччи смотрелась вполне на уровне, скрыв свою несомненную сексуальность, ей удалось быть настоящей поддержкой для страдающей Девы Марии.
Немного
Читать далее...