И стал телезвездой. Один и без оружия, Леонид Гозман противостоит всем кремлевским технологам сразу, отстаивая собственное право на другое мнение.
Он всегда в меньшинстве, но заткнуть ему рот трудно.
А что думает массовый пропутинский патриотический зритель, только что вставший с колен, про этого человека? Жалеет? Ненавидит? Презирает?
Леонид Гозман: «Еврей, косоглазый, друг негодяев» фото: Из личного архива
«Я совершенно не жалею о распаде СССР»
— Если Мельман пришел к Гозману — что бы это значило, как вы думаете? К чему бы это?
— К дождю, наверное.
— А я думал, к Хануке. Ну, давайте тогда выпьем за ваше, а может быть, и за наше безнадежное дело. То дело, которое вы отстаиваете так рьяно и ярко порой на центральном федеральном ТВ.
— Я не знаю, буду ли я его еще когда-нибудь там отстаивать…
— Да, что-то в последнее время вы там не появляетесь.
— У меня такое ощущение, что мне включили красный свет. Может, ошибаюсь. А насчет безнадежности дела… Нет, оно не безнадежно. Опыт человеческой цивилизации показывает, что в конечном счете идей, в основе которых лежит прежде всего идея человеческой свободы, — они в конце концов побеждают. Побеждают в тех странах, где зародились 2000 лет назад, — мне кажется, что они восходят к христианству, к Евангелию. Но также и в странах, которые были когда-то очень далеки от этого. Например, в Индии, которая сегодня с гордостью называет себя крупнейшей демократией мира. И я не вижу никаких оснований считать, что это не может победить в России.
— Но в 90-е годы это уже вроде бы побеждало. Так, по крайней мере, считают ваши сторонники. Но вы их, извините, проср... Никак по-другому я это назвать не могу. Многие ваши коллеги банально продали идеалы — кто за деньги, кто за власть. А скорее всего, у них идеалов-то и не было.
— И да, и нет. Вы абсолютно правы в том, что кто-то из тех, кто начинал реформы, действительно не выдержал соблазнов. Но я не согласен с тем, что «про...» и что причина проблемы — в слабостях отдельных людей.
В 90-е годы мы начали движение в правильном направлении и очень многого добились. В стране утвердилась частная собственность, построена рыночная экономика, открылись границы (и пока не закрылись!), созданы институты политической демократии — не работающие сейчас, к сожалению. Но, знаете, бассейн без воды из старого советского анекдота — лучше, чем вообще без бассейна: трубы все подведены, нальешь воду, и будет функционировать. Вот трубы и прочее в девяностые были сделаны, с водой получилось хуже. То есть из двух задач, которые стояли в девяностые — построение рыночной экономики и политической демократии, — с первой страна, общество в целом справились, со второй — нет. Разумеется, неудача в строительстве демократии ставит сейчас под угрозу и достижения в строительстве нормальной экономики. Ну а реакции людей понятны. В 90-е люди перенесли колоссальные трудности — не только материальные, но и моральные. Даже рост потребления имеет свои негативные последствия. Раньше, например, «Жигули» были чуть ли не символом жизненного успеха — чтобы купить это ведро с запчастями, люди «на северà» уезжали на годы. А сейчас подержанные «Жигули» может купить любой пацан, пару месяцев поработав официантом в московском кафе. С одной стороны, это очень хорошо. Но это же обесценивает достижения его дедушки!..
— Но помните: «бывали хуже времена, но не было подлей»…
— А мне кажется, это подходит не к девяностым, а к нынешним временам. У нас, конечно, чудовищное отступление в последние годы…
— Откат?
— Да, откат, ужасный совершенно. Больше, чем мы ждали. Конечно, после каждой великой революции бывает откат, термидор. Это нормальная вещь. Дело в том, что время революции, быстрых глобальных преобразований — это время очень интересное и очень тяжелое. Очень интересное для меньшинства и тяжелое для большинства. Ностальгия по прошлому и встречная реакция элит естественны. Но такого, как сейчас, мы, конечно, не ожидали.
— Вы называете великой революцией распад великой страны? Как говорил Владимир Владимирович Путин: «Кто об этом не сожалеет, у того нет сердца».
— У Владимира Владимировича очень большие полномочия: он главнокомандующий и т.д., но у него нет полномочий объяснять мне, у кого есть сердце и у кого его нет. Я в этом сам разберусь, честно говоря. И он для меня в данном случае авторитетом никак не является.
— Вы же родились в той стране, которой больше нет. И никак не сожалеете об этом?
— Нет, я совершенно не сожалею об этом. Более того, в свое время меня поразили прозвучавшие из уст президента слова о том, что это крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ столетия. Наша страна была волею судеб одной из самых пострадавших стран Второй мировой войны. Наш народ был жертвой коммунистического эксперимента. Мне кажется, что в этом контексте называть распад Советского Союза крупнейшей геополитической катастрофой по меньшей мере странно.
— Вы, как всегда, в меньшинстве.
— Вы знаете, кто-то сказал: «Если ты с
Читать далее...