[581x428]

Мизгирь - рецидивист ставший на путь исправления.
Мизгирь - вид паука. (Прим. автора)

Нашим матерям посвящаю...
Глава 1. Дорога к отцу

Сашо-о-о-ок! Сашо-о-о-о-к!...
Это был крик отца. Даже не крик, а секущий пространство вопль, несущий мое имя. Словно хлыст саданул меня вдоль всего тела. Пронзил ужасом неразумения с головы до пят. Пришпилил к земле, словно бабочку на полотно. На мгновенье парализовал все желания и разум.
Едва расслышав свое имя, я ощутил нутром - случилось что-то страшное. Такого никогда не было.
Выпустил удочки, рванул вверх по косогору.
Здесь была излучина.
В половодье река подмывала крутой берег снизу вверх, как ребенок лижет «эскимо». Земля обрушивалась вместе с растущими по краю деревьями. Их стволы, как подкошенные, падали навзничь, опрокидывая зеленые кроны, точно гигантские веники, прямо в воду. Корни продолжали цепляться за почву, выворачивая огромные комья земли. Молодые подземные побеги наполненные жизненным соком, словно сухожилия растягивались вниз. Лопались глухо, точно стреляли патроны с подмоченным порохом.
Я прыгал через валежник и торчащие вверх коряги, рискуя споткнуться о заскорузлые ветви, сломать ногу. Слыша только этот вопль. В отчаянии цеплялся за него как за трос, тянулся к отцу, взбегая на крутой отвал, перелетал препятствия. Гадал - что же могло случиться, к чему надо быть готовым?...
Месяц назад я с матерью ехал в Монголию по вызову отца. Дорога из Ленинграда была долгой. Несколько ночей провели в палаточном отеле под Москвой, пока готовились документы на выезд.
Была середина июня.
Шли дожди, ледяной ветер пронизывал насквозь. Но гостиницы оставались неприступны. Каждый день обходя ресепшн, мы видели таблички «Мест нет». И мне казалось, что полукруглое окошечко с торчащим из него чванливым лицом администратора - это и есть то место, которое вечно занято.
Сотрудница министерства, оформляющая нам документы, каждый раз при встрече умиленно улыбалась, заглядывала мне в глаза, гладила по голове. С профессионально поставленным сочувствием в голосе и мертвым тусклым бликом в пустых глазницах, повторяла:
- Ну, что же делать, это столица..., все сюда едут..., всем что-то здесь надо...
Шел 1970 год. Мне было десять лет. Приходилось кататься с матерью на общественном транспорте через всю Москву. Добывали то одну справку, то другую. Постоянно случались какие-то несоответствия. Запрашивали по телеграфу ведомства Ленинграда. Нам было не до красот столицы.
Измотанные толкотней в автобусах, суетой спешащих по делам людей, возвращались к себе. На корточках залезали под намокший тент. Здесь стояли две раскладушки. Нам хватало одной. Кутались в пропитанное сыростью холодное постельное белье. Постепенно согревались, прижавшись друг к другу. Слушали как барабанит дождь. Это было единственное место, где мы могли отдохнуть.
Мать прижимала меня к себе. Укутывала неподъемным, насыщенным влагой, ватным одеялом. Обнимала поверх большими тяжелыми руками. От этого общего веса я чувствовал себя замурованным.
Мама, мамочка, мамуля...
Едва покачивала мой саркофаг. Тихо пела:
- Баю баюшки баю,
Не ложися на краю,
Красный пёс захочет есть,
Нашу деточку унесть...
- Мамочка, - спрашивал я, - ведь это русская народная колыбельная — придет серенький волчок...
- Бабка твоя - мордва! Какая она русская? Волчков всяких не боялась. Сказки мне рассказывала про пса красного кошмарного. Про него и песни пела. Вот и я тебе пою...
- Он придет издалека,
Дам ему я молока...
Над палаточным городком постоянно звучала музыка. Чаще всего нарушал тишину Муслим Магомаев:
- Ты никогда не бывал в нашем городе светлом,
Над вечерней рекой не мечтал до зари...
Когда дело доходило до припева, динамик, висевший на столбе, начинал захлебываться и хрипеть под струями дождя. Через бульканье и хлюпанье едва слышалось знакомое:
- ...Пе-е-е-сня плывет.
...по-о-оёт...Москва...
Затем пронзительный свист, хрюканье, наступала пауза. И снова голос певца:
- Ты к нам в Москву приезжай...
Нам было не смешно.
По утрам, под жалостливым взглядом матери, я вытягивал руку из-под одеяла. Желал разрядить тоскливую обстановку, на минуту прогнать душевную унылость. Делал вид, что хочу коснуться пальцем брезента.
- Не дотрагивайся до крыши! - с испугом восклицала мать каждый раз. - Промокнем! Сразу начнет капать внутрь!
В очередной раз запоздало понимала мою шутку - усталость тормозила. Ласково улыбалась - становилось теплее.
Мама, мамочка, мамуля....
Понятие «крыша» выглядело в тот момент очень не убедительно.
Читать далее...

– Понто прамо? – спросил Михаил в телефон, произнеся слова в нос. Исказив голос до отвратительной самому себе гнусавости. После – замер. Сжал трубку, держа большой палец на красной кнопке. Сосредоточился. Превратился в единый чувствительный рецептор, чтобы в мгновенье распознать чью-то речь – при необходимости оборвать связь. Ну же! Ну!...
Он не помнил, где подхватил это иностранное выражение, которым откликнулся на звонок, что оно означало и на каком языке. Быть может, услышал ещё в самолете от случайного пассажира или уже по прилёте в Бразилию. Но почему-то зацепилось в памяти крепко.
В динамике – голос Лили. Как всегда, наивно звонкий, непосредственный:
– Алё-алё!.. Можно позвать Миха...
Вздохнул. Надсадность улетучилась, мог бы расслабиться, но...
– Лили!!! – шепчет он с досадой, так вымученно и пронзительно, что рядом стоящие граждане начинают оборачиваться. Опасливо озираясь, шагнул в закуток запасного выхода аэропорта. – Я же просил...
Только этот голос теперь связывал его с родными, друзьями, с тем, чем жил все последние годы. Неужели последние? 2013. Чёртова дюжина всегда приносит неприятности. Ощущение опасности, которой он себя подвергал, не смогло затмить нахлынувшие удушливые объятия тоски и опустошаемой унылости.
– Ой, прости, Мигель! Я не узнала твой голос. Сразу поняла, что СМС пришло от тебя. Как самочувствие? Где ты? Уже приземлился? Как погода? – но тут же затащила Михаила в собственную реальность. Стала пискляво визжать: – Черт! Этот козел подрезал меня! Ты чего ослеп, старый пень? Уже джипаря не видишь на дороге... Бар-ран... Ну а ты-то куда лезешь на своём ведре... Место, что ли, освободилось?..
И даже этот далёкий знакомый взрыв возмущения Лили не вызвал, как обычно, снисходительную усмешку, а только горечь необратимости того, что случилось. Обморочное осознание — Лили нет рядом и не будет так долго. А может, навсегда. А значит, не будет ничего, ничегошеньки... Он и раньше говорил с ней по телефону. Но это звучало ощущением елейного упования предстоящей встречи. Теперь – пропасть. Как чёрная дыра, которая поглотила всё, чем он жил, что было дорого. А вместе с этим её лицо, руки, а через минуту исчезнет голос...
Михаил понял, что Лили едет на его «Лексусе». Она всегда ругалась за рулём. Именно за рулём, в иных случаях – плаксиво жаловалась. На водителей других авто, на гаишников, на погоду, пробки, светофоры и разбитые дороги.
Нет, был один момент, когда на неё что-то нашло. Весь путь она молчала. Сосредоточенно сопела как паровоз, а затем свернула на стройплощадку, проехала вдоль забора в самый дальний угол и там, заглушив машину, стала расстёгивать ему брюки. Это было нарочито грубо. Но Михаилу нравилось, когда его хотели, желали именно так. Без жеманства и компромиссов. Целеустремлённо, словно на распродаже новой электроники. Он не сопротивлялся. А потом долго нежно гладил под кофточкой горячую спину Лили, чувствовал испарину, когда она прижалась обессиленная. Обнимала за шею, сидя на нём, как на стуле – лицом к спинке.
Пять лет назад, когда исполнилось сорок, Михаил ушёл в отставку. В то время Лили до выслуги оставалась десятка, которая как раз определяла разницу в возрасте.
За время знакомства она успела сойтись с парочкой коллег по цеху. От одного даже родила. Но замуж не вышла. Все время возвращалась к Михаилу. Он принимал её всегда, даже если для этого приходилось выпроваживать очередную подружку. Своей неуёмной упертостью и вожделением существования она напоминала маленький гвоздик, торчащий из тела жизни. Всеми силами старалась удержаться. Жаждала, чтобы кто-то вбил её поглубже. А лучше под самую шляпку – понадежней, навсегда. Но удары наносились косо, вполсилы, невпопад.
Лили была маленькой курносой девочкой. Стриженой под мальчика. И в двадцать, когда он впервые принёс ей документы на подпись. И в тридцать пять, когда вчера, прощаясь, целовал её в Пулково, передавал ключи от квартиры и машины. Видел её непонимающие глаза, удивленно поднятые брови, приоткрытые губки. Их вид всегда манил. Её взгляд не отпускал. И он подумал, что надо еще что-то сказать. Не мог подобрать слов. Глядел по сторонам, искал помощи у строгих полицейских, симпатичных стюардесс, проходивших мимо, в шуме зала, радостных криках встречающих. Но ничто из этого не соответствовало томлению его души, и, дабы прекратить поиски, он резко повернулся, чтобы идти. Почувствовал, как она разгладила сзади куртку, собранную в складки сиденьем автомобиля. Лили всегда так делала – проводила ладошкой от лопаток через талию вниз. Продолжала растерянно молча стоять за красной ленточкой ограничителя, не успев опустить руку – он ушёл слишком быстро. И ладошка, съежившись, замерла, обвисла лепестком на уровне груди, словно подставляя себя для мужского поцелуя.
А он уходил к стойке регистрации. Продолжая чувствовать спиной её пальчики. В глазах мутилось. И думал, что же он сделал такого. Что же такого Читать далее...

Глава 1. На войне как на войне.

Вот уже более получаса Виктор Иванович Васин, старший опер уголовного розыска отделения милиции не менял позы. Безучастно сидел в своем кабинете за письменным столом. Облокотившись на столешницу, подперев щеку ладонью - он думал.
Смуглое от природы лицо. Черные, чуть навыкате, потускневшие глаза сокрыты полудремой. Суточная щетина от подбородка до глаз - словно броня. Непроницаемый налет усталости покрывал кожу как серая пыль, придавал ей оттенок землистости.
Наклоненная голова взирала на происходящее как бы со стороны. Периодически открывала рот. Притормозив очередную мысль, плутавшую в закоулках сознания, озвучивала профессионально построенную привычную фразу.
Половинка челки, ровно стекавшей вниз, отклонилась влево. Образовала на слегка прыщавом лбу просвет в виде наконечника стрелы. Ограниченного снизу дугой сросшихся бровей.
Правая рука держала стоящую ребром на столе пустую стопку. Ловко подкручивала ее пальцами то в одну, то в другую сторону. Изредка приподнимала, постукивала донышком о прозрачное местами поцарапанное оргстекло, из-под которого скалились застывшие на фотографиях физиономии не вызывающие добрых чувств. Там же - несколько визиток и напечатанный на машинке список российских городов. В виде оцифрованных трех столбцов. Озаглавленный: «секретно пароль на июнь».
Васин думал. Не желая того - обо всем сразу. О службе, о семье, о друзьях. Соединяя в себе тянущиеся отовсюду нити бытия. И дабы окончательно не запутаться в них старался воспринимать мысли поверхностно. Как опытный гитарист перебирает струны пальцами руки. Чуть тронув одну думу, мгновенно перескакивал на другую, затем на следующую. Выводя тем самым единую мелодию своего существования, которую едва слышал во всеобщей музыкальной какофонии современной жизни. Именно так виделась теперь ему нынешняя окружающая действительность.
Обстановка в стране накалялась. С самого начала 1991 год начал приносить одни неприятности. В январе за три дня прошла денежная реформа. Граждане атаковали сберкассы. Постовых не хватало. Контролировать очереди привлекали оперативников. Зарплата увеличивалась, но выдавалась через пень-колоду. Инфляция пошла на обгон. Из государственных магазинов продукты исчезли. В кооперативных — цены кусаются. На предприятиях начались забастовки.
В город пригнали голубую дивизию узкоглазых смуглых коротышек. Фуражки на ушах, шинели до пят. Добросовестно исполняли свой долг - лупцевали резиновыми палками налево и направо своих высокорослых белокожих бунтующих собратьев.
В апреле отменили замполитов. Ходили слухи, что участкового, пытавшегося поднять мятеж, избрали в народные депутаты. И казалось, теперь призывать милицию митинговать было некому...
С преступностью бороться, что с ветром в поле. В феврале указ Горбачева «О мерах по усилению борьбы...». Сколько их было - этих указов? А проку?
В милиции - текучка. Оперативников толком не готовят. Как на фронт. Учеба наспех, экзамены сдал - и на «передовую». А тут новые веяния! Как изобличать, доказывать? Вот сидит перед новичком гад, щерится. Все про него доподлинно известно. Опер — ему слово, а тот посылает куда подальше и про новую демократию долдонит вместо чистосердечного...
Волей-неволей по молодости, по неопытности заведешься на раз — то ли от собственного бессилия, то ли от этой наглой рожи. И вспыхивает в душе пламя — готов задушить мразь поганую. А в голове мысль стучит — нельзя! Нельзя... Трудно сдержаться. Если старшие не подскажут, уловку какую не придумают.
После полугода научится молодой выматывать таких подонков. Вопросами разными заковыристыми, повторяющимися. Дактилоскопией неторопливой и размеренной. Криками ужасными из соседнего кабинета. В общем как в кино показывают, в книгах пишут.
А когда нервы начинают сдавать, все же не железные, то руки зудят, так, что дрожь идет по телу — хочется вцепиться гаду в лицо! Время передать его с рук на руки напарнику. И тот начинает, вернее, продолжает на свежую голову - со своими прибаутками, подходцами. Пока в свою очередь не притомится. Не иссякнут капканы разные и новшества им самим придуманные. И дальше скидывает паршивца следующему коллеге. А потом опять возвращают тому, кто начинал. И уже преступник перестает улыбаться - не железный. А опер успел отдохнуть - бумаги пописал, покурить сходил, стопочку пропустил. С новой силой берется за подонка!
Бывает и нет уж терпения сдерживаться - когда без напарника. Ненависть накатывает, вскипает до шума в ушах. С разворота как учили — рраз под дых! И сам тут же убоишься, но не показываешь! Благо без свидетелей. А напускаешь злость еще посильнее! Поднимаешь ее изнутри накопленную от давних обид. Вспоминаешь обиженных, ограбленных, покалеченных ждущих помощи, сидящих на прием у двери. Лицо корчишь судорожной гримасой. Чувствуешь нутром - преступник поплыл. Восторг в душе, но тоже не показываешь. Словно каток продолжаешь наезжать, выдавливать до конца как тюбик с пастой. Чтобы Читать далее...

1.
[510x700]

2.
[497x700]

Вход свободный, книга с автографом автора в подарок'

gerafotich.ru/2012/08/1039/

gerafotich.ru/2011/10/914/

Прозаик, писатель современной классической литературы.