Смерть приходила к Ивану Ивановичу по четвергам. В прихожей она аккуратно вытирала запачканные грязью ботинки, тапочки игнорировала, вешала ржавую косу на деревянную вешалку для одежды, откидывала капюшон балахона, смотрелась в зеркало и садилась за стол, не помыв костлявых рук, плотно обтянутых сухой пергаментной кожей.
Иван Иванович угощал чаем с конфетами. Смерть чай хлебала шумно, шмыгая носом, конфеты ела в изобилии. Требовала после чая рюмку водки, выпивала на выдохе, откидывалась на стуле и начинала разговоры за жизнь.
- Мелочные вы, люди, какие-то, - говорила Смерть, роясь в карманах длинного плаща в поисках сигареты. Сигареты не находилась, Смерть кивала Ивану Иванычу, тот любезно протягивал пачку «Ротманса», Смерть прикуривала от газовой плиты и бесцеремонно убирала сигареты в карман. – Мелочные. Одно слово – эгоистичные. Вот ты скажи, сколько тебе лет, Иваныч?
- Сорок два.
- Вот видишь, сорок два, - Смерть пускала колечки в потолок. – Сорок два, Иваныч, это срок. Большой, можно сказать. Жизнь прожита почти. Ну, городские условия, газ и дым. Сам понимаешь, экологическая обстановка скверная. Плохая экологическая обстановка, Иваныч. Для жизни небезопасная. В сорок два и помереть можно. Верно говорю?
Иван Иванович пожал плечами.
- Значит, верно. Вот, давеча, пришла я к одному мужику. Он, понимаешь, задолжал много денег партнерам по бизнесу. Ну они его прямо у входа в «Шангри-Ла» хлопнули. На асфальте. Символично: ты друзьям денег должен, а в казино играешь.
- Так, может, он долг хотел отыграть? – спросил Иван Иванович, которому неизвестно почему вдруг стало жалко проштрафившегося бизнесмена, получившего контрольный в голову у входа в казино.
- Ну, может, и хотел, - Смерть сделала еще две коротких затяжки. – Мое дело маленькое: прийти и все. Я мотивацию не проверяю, она мне, Иваныч, по барабану, мотивация эта. Я просто прихожу.
- И забираешь, - добавил Иван Иванович.
- Это ты брось, - нахмурилась Смерть. – Это все людские домыслы. Никого я не забираю. Мое дело просто – прийти.
- А что же тогда происходит с человеком, когда ты к нему приходишь? – удивленно произнес Иван Иванович.
- Да я-то откуда знаю? – развела руками Смерть. – Мне не докладывают. Человек потом в распоряжение других ведомств поступает, а я дальше ползу, в соответствии с путевым листом, - и в доказательство своих слов она вытащила из-за пазухи мятый лист на бумаге плохого качества, снабженный полустершейся печатью.
- То есть человек может и не умереть, если ты к нему придешь? – прошептал Иван Иванович.
- Ты что, Иваныч, совсем дурак или прикидываешься? – Смерть изумленно уставилась на него. – Вроде и не пил. Я к тебе второй месяц прихожу, а ты живехонький.
- Но почему…, - прошептал Иван Иванович, а Смерть расхохоталась:
- Тебе, балбесу, есть, ради чего жить! – и она, затушив сигарету в чайном блюдечке с лужицей пролитого напитка, встала, потянувшись так, что хрустнули кости: - Ревматизм замучил, - удрученно пояснила Смерть, потирая поясницу.
Иван Иванович выглянул в коридор.
- Наташа, Максимка, гости уходят! – крикнул он.
Молодая женщина в домашнем халате и взъерошенный мальчонка, так похожий на Ивана Ивановича, вышли в коридор. Мальчик сразу же схватил Смерть за полу плаща:
- Тетя Смерть, а тетя Смерть! А дайте за косу подержаться!
- За косу? – хмыкнула Смерть. – За косу подержаться не дам. Ржавая она. Нестерильная. Еще заболеешь, проси потом за тебя… Ты папе скажи, пусть он летом на дачу тебе новую купит. Я вчера к директору хозяйственного магазина на работу заходила, так им новую партию завезли. Сто шестнадцать рублей с черенком. По росту можно подобрать.
Уже прощаясь у лифта, Иван Иванович все-таки задал Смерти давно мучивший его вопрос:
- Слушай, а зачем ты все-таки ко мне приходишь?
Смерть ухмыльнулась:
- Водка мне у тебя нравится. Вкусная. Да и дом приветливый, Гостеприимный. Так что – до следующего четверга! – и, неожиданно обернувшись в дверях лифта, виновато спросила: - Слушай, а у тебя жвачки нет? А то мне вообще-то на работе выпивать не разрешается…
Не нагружайте себя мусором...![]() ![]() Меньше говорите, выслушивайте только самое главное, будьте лаконичны, когда говорите и слушаете. Если вы будете меньше говорить, если вы будете меньше слушать, то понемногу вы увидите чистоту, в вас начнет возникать ощущение чистоты, как будто вы приняли ванну. Это становится необходимой почвой для возникновения медитации. Прекратите читать всякую чепуху. Оставьте немного места в вашем уме незанятым. Эти моменты свободного сознания являются первыми проблесками медитации, первым проникновением иного мира, первыми вспышками не-ума. И если вы сумеете это сделать, то следующим шагом должен быть выбор пищи, которая не способствует агрессии и насилию, которая не является ядовитой. ![]() Избегайте всего того, что отравлено на физическом уровне, избегайте всего, что отравлено на ментальном уровне. А на ментальном уровне обстоятельства еще более запутаны. Если вы думаете, что вы индус, то вы отравлены, если вы думаете, что магометанин, то вы отравлены. Если вы думаете, что вы христианин, джайнист, буддист, то вы отравлены. И вас отравляли постепенно, настолько постепенно, что вы приспособились к этому. Вы пристрастились к этому. Вас кормили с ложечки с вашего первого дня, вы впитали это с молоком матери, вас отравили. Все виды традиций являются ядом. Думать о себе как об индусе — значит думать о себе, противопоставляя себя человечеству. Думать о себе как о немце, китайце — значит думать о себе, противопоставляя себя человечеству, думать на языке вражды, а не дружбы. Думайте о себе только как о человеческом существе. Если у вас есть интеллект, думайте о себе просто как об обычном человеческом существе. А когда ваш интеллект вырастет еще немного, отбросьте даже прилагательное «человеческий». Вы будете думать о себе только как о сущности. А понятие сущности включает все: и деревья, и горы, и реки, и звезды, и птиц, и животных. |