Спортсменка
На днях звоню матери.
Как это часто бывает с очень пожилыми людьми, у которых будущего - не предвидится, прошлое - начисто позабыто, а в наличии - только настоящее, один текущий момент; весь разговор сводится к пересказу прожитого дня. Вроде школьного сочинения: «Как я провел выходные». Мне это совершенно не интересно, но я стоически слушаю, даже пытаясь что-либо осмысленно ответить, понимая, как одиноко в этом мире тому, кто, вовремя не умерев, пережил, и свое время, и своих друзей, и все то, что ему было интересно, всех, кого он когда-то любил и кто его понимал.
И вдруг, среди набора пустых, ничего не значащих фраз, я слышу: «…в Серебряном Бору... встретила... он тридцать седьмого года... такой молодой, но ходит медленно...»
Тридцать седьмой мне интересен. Поэтому я начинаю подробно расспрашивать. Ведь мой отец с тридцать седьмого и знакомый у меня, тоже с тридцать седьмого, но какое разное здоровье. Отец, хоть и состоял в клубе любителей бега целых пятьдесят лет, еле-еле ходит, по слабости зрения, и то только по хорошо знакомым дорогам. А приятель, несмотря на то, что, как он говорит, » я две войны прошел», носится, как конь и здоров, как буйвол.
И вот, слышу такую фразу:
- Он говорит, что до семидесяти пяти занимался спортом, бегал, здесь, в Серебряном Бору, каждый день.
- А почему перестал? - спрашиваю я.
- Говорит, что силы уже не те.
- Ну - отвечаю я - не рекорды же ставить. Можно помедленее, да покороче.
- Нет - его это не устраивает. Гордый очень. Либо хорошо, либо ничего.
- Да, характерец... - произношу я задумчиво.
- Чудной он, вообще-то, какой-то, очень чудной... - отвечает мать, потом, сделав некоторую паузу продолжает - Да слабый какой-то, мужик, даже странно.
- Ну почему же слабый! - из мужской солидарности, сразу же возмущаюсь я.
- Вот... бросил спортом заниматься в семьдесят пять, мужик называется! Я - женщина и то до восьмидесяти лет спортом занималась, на первенствах выступала!
От такого (памятуя, что полвека назад мать попыталась один раз встать на коньки, да тем дело и закончилось) я теряюсь и, не понимая, что моя мать несет (а в таком возрасте от человека в любой момент можно ожидать потерю рассудка), переспрашиваю?
- Каким спортом? Какие соревнования? Мам, ты, что?
- Как это - шахматами! У меня медалей полным-полно. Ты почаще приезжай, а то вот и забыл, что они в углу, под иконами висят.
Как говорится - Хошь стой, хошь падай!
2017 г. Русак - находка для тирана
Вчера около пяти вечера я заехал к себе на Приорова, буквально на минуту, чтобы взять некоторые забытые вещи, к сожалению, непередаваемые по сети. Только зашел в подъезд, как в нос ударил запах мокрого цемента и придавило тяжестью сырого воздуха. Похоже воду прорвало - подумал я. Может быть у кого-то лопнули трубы? Не залило ли меня?
Даже на моем пятом этаже сырость ощущалась весьма явственно. Стало быть дело нешуточно. Я открыл горячую, потом холодную воду - все работает. Наверное, уже починили, а подъезд не проветрили - решил я, засовывая свой забытый рукописный блокнот в карман. Не может быть, чтобы при такой сырости никто не вызвал аварийку. Стоило бы проверить, но времени было в обрез. Начнешь звонить - телефон забудешь - сказал себе я. В конце концов - на меня не протекло, а в доме, помимо меня, 71 квартира. И ринулся вниз по лестнице.
Хотя, выйдя на улицу, все же подошел к подвальному окошку и удивился не увидев в нем света. Значит отрубился, промокли провода! Но в подвале было тихо, не слышно было, чтобы текла вода. Ну, точно, починили - успокоил себя я, открывая дверь машины.
Прошло четыре часа...
В 21-15 я вернулся домой. Теперь уже не спеша, открываю дверь... и тут же захлебываюсь как в пруду! Настолько тяжел и сыр был воздух, накопившийся в двойных дверях подъезда.
Открываю вторую дверь и вижу не столь пожилую, сколь дряхлую обитательницу одной из квартир первого этажа.
- Чуете? - спросила она меня, когда разглядела, кто я такой.
- Не понял? - ответил я вопросом на вопрос.
- Запах, как в бане!
- Так это еще днем было. Отремонтировали?
- Не знаю. В квартире дышать нечем. Я в коридор вышла, а тут еще хуже.
- Вы аварийку вызвали?
- Я соседу сказала, чтобы он вызвал...
- А он вызвал?
- Не знаю...
- Когда это было?
- В одиннадцать, когда из магазина пришла.
Приплыли!
В девять утра все было нормально, а в одиннадцать уже мокро. Я заметил это в пять, а сейчас почти полдесятого и что? И ничего! Течет почти полдня и никому нет дела. Ходят вверх-вниз, на работу, с работы, в магазин, из магазина, смотрят телевизор, едят, выгуливают собачек. На первом этаже восемь квартир. Ну может одна пустует. Нечем дышать, запах как в бане, мокнет насквозь - и молчат!
Выхожу на улицу, звоню в ЖЭК. Конечно заявка от нашего дома не поступала. Обещают приехать...
Я говорю: «Спасибо», а сам думаю - Что это? Как назвать?
Трусость?
Не похоже. Народ у нас не трус - попробуй обсчитай на копейку - такой хай поднимут. Небесам жарко станет! Я часто хожу по магазинам. Насмотрелся... Нет-нет, это не то...
Жадность?
Заплатить копейку за разговор? Но ведь, если все промокнет, ремонт дороже будет. Хотя, многие по двадцать лет ремонт не делают. И не только обитатели «дна». Мой отец, в бытность свою, начальник крупного Вычислительного Центра, а ныне - пенсионер. На его семидесятилетие были далеко не новые обои, и на восьмидесятилетие они же, постаревшие на десять лет. Но все равно - это не жадность. Народ не так жаден, как кажется. Скуп, но не жаден. Ведь звонят они по всякой ерунде - в аптеку, в поликлинику, в Управу Коптево...
Леность?
Нежелание ишачить за других. А почему я? Мне, что - больше всех надо? Это, явно, уже теплее, но, все равно, не то, не то. Ведь полдня мокротень нюхать. Если бы люди были так ленивы, то не слезали бы с дивана. Нет-нет - близко, да не то! Наши люди не ленивы, скорее даже наоборот. Посмотришь, как они таскают мешки с картошкой со своих убогих дачных участков, чтобы сэкономить рублишко и убеждаешься в том, что они - великие трудяги.
Трудятся, трудятся, наши сограждане, еще как трудятся - только результатов никаких нет. Это факт! Возьмите Большую Академическую - сколько времени потратили! А что сделали? Да ничего не сделали! Все левые повороты, все светофоры остались. Тоннель построили, а подземные переходы нет. Только хуже стало. Ну полосу одну прибавили...
А без дела не сидели - каждый день, на протяжении нескольких лет, трудились. Вспоминается песенка из кинофильма «Бриллиантовая рука»: «Что они не делают - не идут дела...»
Почему не идут? А потому, что делают все тяп-ляп, без разницы к тому - как получится - хорошо или плохо.
Без разницы?
Безразлично!
То есть - все равно!
Безразличие! Вот ответ. Вот причина всех наших бед.
Пусть мокро, пусть сыро, пусть грязь кругом, пусть болит, пусть горит, а мне все равно. Опять «Бриллиантовая рука» где проорали «А нам все равно!», Да потом досочинили: «что малина, что гавно...»
А ведь именно так - что малина, что гавно, что жарко, что холодно. Им - все равно! Влачат свое жалкое существование и влачат. А в каких условиях? Какая разница! Да - по фигу! Лишь бы влачить.
Поэтому и к врачу приходят, когда уже поздно.
- Ведь болело?
- Болело... ну и что?
- А сейчас зачем пришел?
- Ну терпеть уж сил нет!
Такая логика!
Это какой-то симбиоз жадности, лености и трусости. Лень пошевелиться, жаль потратить и страшно - а вдруг накажут. Вот и сидят они в своей квартире, нюхают запах
2016 г. «Вечная рубашка» или загадочные прыщи
Любим мы, люди, «вечные» вещи. Не по собственной бедности, чаще всего, а, скорее, по привычке. Ведь каждая вещь, в какой-то мере, становится нашей частью и также, как нам болезненно потерять собственную руку или ногу, также болезненно потерять привычную вещь. Неважно какую - авторучку, пиджак или платяной шкаф.
Пожилым людям это болезненно вдвойне. Недолговечность вещей напоминает о их собственной недолговечности. Если молодежь свято верит, что впереди не просто целая жизнь, а целая вечность и, неосмотрительно, строит планы на будущее, то пожилые люди, как не бахвалься они крепостью своего здоровья, душою чувствуют, что дни их сочтены. Булгаков говорил, что каждый человек внезапно смертен, но для старика эта внезапность в сотни раз более вероятна. Что наводит определенную душевную грусть и сердечную тоску. Поэтому, относя на помойку, старую, много лет прослужившую верой и правдой, вещь, они как бы предчувствуют собственный конец. Совсем скоро и их, вот так же понесут и бросят в глубокую сырую яму, присыпав сверху землею, где они, разлагаясь, станут пищей для червей, мышей и кротов. Омерзительно!
Но все в мире разрушается от времени - таков закон природы, хотя мы стараемся этого и не замечать, намеренно или нет, но стараемся. Вдобавок, вещи, иногда изнашиваются слишком быстро, принося нам, тем самым, моральные, а порою, и чисто физические, страдания.
Случается, что о возрасте вещей мы попросту забываем. За лесом повседневных мелких забот мы не видим деревьев - быстро сменяющих друг друга годов. Проходит, может десять, а может и пятнадцать лет, а нам всё кажется - вот - только вчера купил.
Может это и хорошо, в некоторых случаях, а вот о том, когда это плохо, даже очень плохо, я и хочу рассказать.
Купил я как-то, много лет назад, рубашку с коротким рукавом, да оказалась она из такого материала, что летом не одеть - жарко. Вроде и плотным не назовешь, тяжелым - уж тем более, но греет - дай бог! Поэтому, только изредка, я одевал ее, обычно по весне и осени, когда не так тепло и боишься простудиться, но и не так холодно, чтобы прятать руки в рукава. Хотя, по большей части, она висела без дела в дальнем углу шкафа.
В июле 2015 года я ездил отдыхать в усадьбу Тесово, Смоленской области. Лето было и так не ахти какое теплое, а, как возвращаться, тут вообще прихолодало. Ну ничего - говорят, что дорога к дому в два раза короче - не замерзну. Поэтому и надел я свою теплую рубашку с коротким рукавом. Перекусить, я остановился в Карманово и, стоило только оттуда уехать, как у меня зачесалась левая рука. Зачесалась и зачесалась - я не обратил на это внимания и только дома заметил насколько сильным стал расчес. Верхняя сторона руки была сплошь покрыта какими-то мерзкими красненькими, отчаянно чешущимися, прыщиками. Пришлось лечиться около месяца разными мазями и все, в конце концов, прошло и забылось. Да и забылось бы навсегда, если бы, в следующем, 2016 году, в прохладном мае, я, возвращаясь, правда теперь уже из Сычевки, не остановился пообедать опять все в том же Карманово. История повторилась - на обратном пути у меня зачесалась рука... Все в точности, как и год назад.
Руку я, конечно, снова вылечил, но совпадение запало мне в душу. Чем только я не пытался объяснить свой недуг - и испорченной, военными объектами, экологией, и какими-то местечковыми москитами, жучками-паучками, ядовитой травой или кустарником, которых я не заметил, и еще чем-то не менее фантастичным.
Все это так и осталось бы тайной, если бы летом того же года не нагрянули холода. Как-то, собираясь на улицу, я долго думал - в чем же пойти? Вроде - не морозы, чтобы теплую рубашку одевать, нол прохладно, однако...
И тут вспомнил о теплой рубашке с короткими рукавами. Конечно! Самая подходящая одежда - и не холодно, но и не жарко!
По дороге, буквально через минут пятнадцать, я почувствовал какое-то неприятное жжение в груди - руки так и рвались почесать это место, но я сдерживался, отчего чувствовал себя очень скверно. Вернувшись домой и сняв рубашку, я обнаружил, знакомое по Карманову, красное пятно с множеством прыщиков.
Не знаю, как до меня дошло, но дошло!
Я хватаю компьютер и листаю фотографии этого и прошедшего года - в обоих случаях в Карманово я был именно в этой рубашке!
Так вот она - разгадка! Вот она - причина!
Никаких местечковых москитов! Никакой экологии!
Дрянная старая рубашка... Вот и весь секрет, вот и весь ответ!
А сколько же ей на самом деле лет. Вот какой вопрос заинтересовал меня. Надевая ее очень редко, я практически не заносил ее. Ни потертостей, ни зацепок, ни, тем более, вырваных ниток. Даже воротник был в идеальном состоянии, таким, как будто бы эта рубашка только что принесена из магазина.
На поиски уходит несколько часов, поскольку мне приходится переворошить кучу снимков... Наконец, я нахожу снимок аж 2001 года, где я в Коломенском... и вспоминаются, сказанные мною, слова: «да ну ее, новую, одену эту, старую, - сегодня прохладно!»
Сколько же ей лет? Если
1993 г. В какую сторону толкать?
У одного моего давнего приятеля день рождения приходится на третье января. То есть, он и его закадычные друзья, не успев протрезвиться после отмечания Нового Года, плавно переходят к празднованию Дня Рождения, отчего их нетрезвое состояние длится довольно долго. А подвыпившего человека вечно тянет, то на подвиги, то на шутки, но, иногда, что гораздо хуже, и на то, и на другое, сразу.
И вот в один из таких затянувшихся праздников, он, тогда еще совсем молодой, с компанией таких же (я бы с высоты нынешних своих лет, сказал бы) юнцов, шел по ночным Химкам. Как положено молодым-подвыпившим, да еще и в праздники, с шумом, гулом, гомоном, хохоча, матерясь и горланя песни. Улицы пусты, окна темны, а менты выпивают после новогоднего патрулирования, короче - раздолье.
Вдруг откуда не возьмись - женщина, можно сказать дама, неплохо одетая, но не разряженная, не молодая, да и не совсем старая - лет сорока с небольшим. Ребята оторопели - что за чудо ночных улиц? А она кричит, просто умоляет: мальчики вытолкайте мою машину!
Толкнуть машину, вшестером, да нет проблем! Тем более для Прекрасной дамы, которая пусть и годилась им в матери, но в романтической посленовогодней ночной обстановке на такие мелочи никто бы не обратил внимания. Пацаны из кожи вон полезли перед той, которая так не была похожа на их юных подруг. Они, и посерьезнели, и стихли, но вот одного не могли унять - это буйного водочного амбре из своих молодецких глоток. Бедная дама морщилась, обмахивалась перчаткой, но терпела, пока вела их к своей машине.
На соседней улице есть овражек, небольшой, но глубокий, вдоль него тянется бруствер из сметаемого с дороги снега. И вот именно в этом бруствере и закопалась машина, повиснув передними колесами над пустотой.
Ребята окружили машину, уперлись, проорали: «раз-два» и казалось бы уже должны были ее вытолкнуть, как мой знакомец дико крикнул: «Мужики! В какую сторону толкаем? А?»
Бедная дама! Ее лицо перекосило от испуга, она и в самом деле поверила, что эти подвыпившие разгильдяи, с пьяных глаз, сейчас зашвырнут ее машину в овраг. Вымолвив, что-то типа сдавленного «Ой», она как-то нехорошо покачнулась на месте, отчего ребята сразу же вытащили машину на заснеженную, заледеневшую мостовую.
Дама, еще не оправившись от испуга, вяло поблагодарила честную компанию, которая в ответ разлилась в комплиментах, что, типа, для такой женщины, да завсегда-пожалуйста, села в машину и была такова.
А дальше началось безумное веселье:
- В какую сторону толкать?
- Ну шутник! Классно!
- Она, наверное, описалась от страха!
- Надо же так - в какую сторону...
И так далее...
Прошло много лет, мы теперь сами значительно старше этой дамы, но нет-нет, да и вспомним: «Мужики! В какую сторону толкать?»
И весело хохочем, будто бы мы снова молоды...
2017 г Красная кнопка
Моему отцу исполнилось восемьдесят лет. Хороший повод, чтобы встретиться. Хотz мы живем не просто в одном городе, а еще и довольно близко друг от друга - я в Коптево, а он в Тушино, но видимся исключительно редко. И тому есть веские причины. Мои родители развелись ровно полвека назад, я рос безотцовщиной, в неполной семье, поэтому мое отношение, что к отцу, что к матери, мягко говоря, прохладное. Разговаривая с ними, мне очень трудно называть их "мать" и “отец“. Родители - пожалуйста, ведь иначе не скажешь - родить родили, но сохранить семью не сумели. Поэтому видеть их, выслушивать их взаимную друг к другу неприязнь, свято хранимую ими на протяжении долгих пятидесяти лет, мне неприятно и неохота.
Недавно я снова попытался их примирить, предложив справить Золотой Развод - мотив, позволяющий покончить с давней враждой. Ведь не каждые пары доживают в добром здравии до Золотой Свадьбы, а тут - пятидесятилетие развода! Но они оба отказались, причем в таких выражениях, которые мне здесь приводить не то, чтобы не хочется, а попросту стыдно. Стыдно за то, что два человека, когда-то настолько близкие между собой и может быть даже любившие друг друга (в чем я сильно сомневаюсь, поскольку на опыте своей жизни, не нашел подтверждения тому, что от любви до ненависти всего один шаг), так сильно возненавидели друг друга, что даже долгие годы разлуки не погасили, а, как мне кажется, наоборот, только разожгли эту ненависть. Причем, и тот, и другой, клянутся в своей любви ко мне, но как я могу в это поверить, если, волей-неволей, несу в себе черты, и того, и другого. Если они терпеть не могут друг друга, значит не могут терпеть и меня, это однозначно.
Как бы то не было, я, иногда, навещаю, и мать, и отца. Ее - несколько раз в год, поскольку она живет одна, его - раз в несколько лет, общаясь с ним больше по телефону.
Ну, восьмидесятилетие проигнорировать было нельзя. Не многие доживают до такого возраста, а тем паче - в относительно добром здравии. Поэтому я приехал и вспомнил, что не был тут уже долгих десять лет. Хотя подъезд и квартиру отыскал без труда, отметив, что за это время, несмотря на дочь, внука и правнука, в квартире так и не починили кнопку звонка, которая как не работала на семидесятилетие, так не работает и сейчас. Недаром говорят, что муж и жена - одна сатана и, что браки заключаются на небесах. Мои родители прожили вместе всего семь лет и полвека порознь, но, что у него, что у нее, не работают в квартирах звонки. Примечательно!
И вот, после недолгой встречи (старику уже тяжелы продолжительные разговоры), я возвращаюсь обратно, спускаясь по короткому лестничному маршу от лифта к дверям подъезда. Простой московский дом - тусклое освещение, железная дверь, крашеная суриком, беленные стены. Все не то, чтобы старое, а затерханное и обшарпанное. Где-то здесь должна быть кнопочка открывания дверей?
Я напрягаю зрение, но кнопочки не вижу. Что за черт! Где же она?
У меня скверное зрение - не скажу, что я совсем слепой, но вижу исключительно гадко. Мне нужно, как минимум, три пары очков - для дали, для близи, и для того, что между ними. Эту поганую маленькую кнопочку я могу и не разглядеть, поэтому отправляюсь на поиски. Конечно можно плюнуть и подождать пока кто-нибудь, заходя домой, откроет дверь. Но кто и, главное, когда, пойдет, в такую погоду, в десять часов вечера? Лучше найти самому.
Начинаю осматривать дверь, не снимая очков, поскольку боюсь их уронить. Ведь, если они разобьются, мне придется вызывать водителя, чтобы вести мою машину или уехать на такси, а потом возвращаться за машиной. Все это - попусту потерянное время, что в такой поздний час совершенно нежелательно. Наступившие морозы заставили меня, в страхе, что стекла полопаются, вынуть из машины запасную пару очков. А положить ее в карман, перед выездом, я, старый маразматик, конечно забыл.
Чертовщина продолжается - кнопки нигде нет! То есть она конечно есть, но я ее не вижу - ведь как-то здешние выходят на улицу? По логике - около кнопки должно быть, или грязно, или ободрана краска. Черта с два! Тут логика не в почете! Дверное полотно имеет равномерный темно-коричневый цвет с хаотически, но опять же равномерно, разбросанными щербинами..
Попробуем еще раз логику. Как говорил Шерлок - дедуктивный метод. Тем более, что я сам - дед. Думаем... думаем... Ага - у меня в доме точно такая же дверь, даже цвет почти тот же, такая же кнопка. Вполне вероятно, что все кнопки ставятся по одному стандарту. Возможно... но не факт... Попытка - не пытка. Вспоминаю на каком уровне я держу руку, когда открываю дверь своего подъезда - провожу по двери рукою... - кнопки нет! Чуть выше... Нет! Чуть ниже... Нет! Проклятье!
Я уже говорил, что логика тут не в почете. Если дедуктивный метод не помог, значит остается самое надежное - пальпация всей двери.
Прикладываю ладонь к левому краю, почти у стены и веду по двери снизу вверх - кнопки нет, ну это логично в таком месте ее и не ждали. Сдвигаю правее - снова снизу вверх. Нету! Еще правее - нет! Еще
2017 г. Зажал поминки
Моя теща неожиданно, как это часто бывает с очень старыми людьми, попала в больницу. Вчера еще выходила на улицу, разговаривала, гуляла, а назавтра уже лежала в реанимации.
Ее дворовые подруги остались в абсолютном неведении относительно ее судьбы, ведь свой мобильный номер она никому не давала, поскольку не считает его за телефон, привыкнув к старому проводному аппарату, стоящему только в ее комнате. Я лет десять назад хотел отключить проводную связь, чтобы не платить лишних денег, но теща воспротестовала - привыкла, привыкла и привыкла. Зная, что ей будут звонить, я вытащил телефон в прихожую, дабы его звонок лучше был слышан. Но, как ни странно, никто ей не звонил. Я не придал этому никакого значения - были дела поважнее.
И вот, по прошествию двух недель, теща возвращается домой и сразу кидается звонить подругам, рассказывать о своем пребывании в реанимации... но вот заковыка - старый добрый проводной телефон почил в Бозе. Как ни крутил я его, как не щелкал - Панасоник, купленный в 1992 году, не дожил несколько месяцев до своего двадцатипятилетия и, в отсутствии хозяйки, скончался.
Что делать - даю ей свою трубу, поскольку ее мобильник еще в груде вещей, привезенных из больницы и искать его дороже.
Наговорившись всласть, она выходит в прихожую и, возвращая телефон, сообщает, что некая Валентина сочла, что она умерла. Правильная мысль, учитывая их возраст. Старики, подобны бойцам на поле боя. Смотришь по сторонам - то один, то другой, упадет и уже не встанет. Идешь-идешь и видишь, что вокруг тебя редеет строй - скоро настанет и твой час...
Мне стало любопытно, как у них сложилась беседа на такую щекотливую тему, а поскольку у меня все разговоры записываются, то узнать об этом было совсем несложно.
Начинаю прослушивать - в начале идут, принятые в такоих случаях, охи-вздохи, ахи-охи, «как же ты так...», «ах, какой кошмар...», «сердце...» Через некоторое время, разговор входит в нормальную колею - начинается обсуждение врачей и лекарств, а, под самый конец разговора, тещина подруга произносит: «Ой, как хорошо, что ты, Машенька, жива, а то мы уж обиделись на твоего зятя.. говорим... вот... зажал поминки... копейку пожадничал для людей...»
Я прислушиваюсь - в ответ - тишина...
Теща онемела. Как у Гоголя - немая сцена.
2017 г. Как завестись в мороз
Отправляясь в начале января в город Зубцов, я посмотрел прогноз и заметил, что меня ждут холода. Но цифры были какие-то не особо устрашающие - градусов двадцать с небольшим. На ночные температуры я не обратил внимания, поскольку бестолковый Яндекс пишет их тонким шрифтом, который я плоховато вижу, а приглядываться мне, как всякому лентяю, не хотелось.
В гостинице девушки меня предупредили, что ожидаются холода ниже тридцати градусов, а вы, типа, на лыжах приехали кататься. На что я ответил словами Макаревича: «... даже прогноз погоды нам все чаще и чаще врет...», опять же, не придав этому никакого значения.
Первый день моего пребывания в Зубцове был пасмурный, что предвещало не холодную погоду. Так оно и вышло - весь день было около -15 градусов. Я прокатился на лыжах от Орехова почти до Массальского и даже запарился.
Возвратившись в гостиницу я бросил машину у дверей, даже не подумав занести в здание аккумулятор, хотя прибывавшие вечером постояльцы только об этом и голосили. К тому же я лишился термометра - мой китайский электронный друг опустившись до значения -19,6С стал показывать «Low», подчеркивая тем самым тот факт, что Люди (именно так - с большой буквы) в таких условиях не живут. И сколько было на улице градусов я узнать не мог. Яндекс рисовал какую-то блажь, в районе -35. Выйдя вечерком прогуляться я не ощутил особого мороза, как бывает при низкой влажности и безветрии. Холодно, да и холодно. Вчера тоже было не тепло!
Проснувшись утром я также не ощутил похолодания. Гостиница теплая, вот только яркое утреннее солнце предвещало недоброе.
Открыв дверь машины я вздрогнул - там было холодно, как в могиле. Значительно холоднее, чем на улице. И это объяснимо - в кабине накопилась вся та влага, которая исходила, и от меня, и от моей одежды, и от растаявшего, затащенного, ботинками и лыжами, снега.
Повернув ключ я увидел включившиеся часы, которые, кроме времени, показывают еще и температуру внутри и снаружи. Несмотря на то, что в машине было холоднее, термометры были единодушны -35С. Я скривил рот - не заведется! Подумал - какой же я лентяй! Вот лень было клемму снять и десять метров протащить аккумулятор до теплой бойлерной. Хотя бы это! Не говоря о том, чтобы слить масло.
Вот из-за масла-то как раз и были проблемы. Я обычно покупаю масло не глядя на надписи, тем более, что к современным маркировкам я никак не привыкну. Полусинтетика, всесезонка = и не более. Хотя, вообще, считаю, что по московской толкотне надо «Сафари» покупать. Поскольку стоишь, греешься-греешься и не охлаждаешься. А морозы сильные бывают редко - какого черта на них ориентироваться. Любое, самое примитивное масло, спокойно крутится до минус двадцати. Больше и не надо.
Но иногда - надо!
Ручка коробки передач стояла как лом во льду. Чтобы расшевелить ее потребовалось минуты две. Запуск двигателя не удался. После двух попыток провернуть коленвал, аккумулятор сказал «нет». Еще бы - он то уж точно хранил ночную температуру. Значит минус тридцать пять.
Можно было, конечно, поставить его в таз с горячей водой, как я делал в 2011 году в Старице. Но...
Дошел до магазина и купил новый аккумулятор. Будут два - все ж лучше, чем один.
Ставлю... завожу... крутится еле-еле... даже я устал, чувствуя как ему тяжело. Не так не завестись - посажу еще один аккумулятор.
Проблема!
Что делать?
Можно пойти в магазин, купить литр масла, нагреть его в горячей воде или в кастрюле и залить в двигатель. Способ безотказный. Но!..
...Вечером придется масло слить. Поскольку его будет выше максимума, что само по себе плохо. А в данной ситуации - катастрофически - поскольку если столько масла замерзнет, то его ломом не провернешь. А сливать - лень!
Лучше подумать...
И тут я вспоминаю, что, поскольку езжу один (молодая жена не в счет - это балласт), то запасаюсь многим. В багажнике лежит удлинитель метров на тридцать, который я положил туда лет пять назад, сам не знаю зачем. Мало ли - пригодится? А в походных сумках электровентилятор на два с половиной киловатта, который несколько раз спасал меня от холода, особенно летом! Кто знает российское лето, тот не удивится сказанному. Температура летней ночью запросто может опуститься до 6-8 градусов, а, если, при этом, находишься в деревянном доме, то без обогревателя - сдохнешь. Да и российское отопление порою дает сбои. Так что - вещь очень нужная.
Размотать провод не удалось - настолько он задубел от мороза. Пришлось занести его в
2007 г. Тараканьи ловушки
Моя давнишняя знакомая, много лет назад уехавшая в Германию, свою московскую квартиру не продала, а сдавала, получая, таким образом, некоторый, пусть и не очень значительный, довесок к своему немецкому пособию по безработице.
Я уже не помню, что именно заставило ее на несколько месяцев возвратиться в Москву. Может быть смена квартиросъемщиков - не знаю, только она приехала и стала жить в своей старой квартире, где провела детство.
Съехавшие арендаторы, как это часто бывает, оставили после себя кучу мусора, ободранные двери и обшарпанные стены. Казалось, что они вымещали на них свою злобу. Вот только непонятно на что и за что? Быть может это какая-то вселенская злоба всех временщиков, над которыми довлеет маяковское: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!» Надо было затевать ремонт, но это все - после отъезда. А пока... Пока ей надо было просто некоторое время пожить здесь в этой квартире. Поэтому приходилось мириться со всеми этими, мягко говоря, неудобствами.
Но оказалось, что, помимо кучи мусора, быстро вынесенной среднеазиатскими рабочими всего за каких-то пятьдесят евро, арендаторы оставили еще и ненавистных домашних животных - тараканов. Причем в ужасающем количестве. Я сам видел, как они целыми стаями бегали по полу и стенам, не боясь, ни дневного света, ни присутствия людей. Любимым их занятием было падать с потолка в еду или кому-нибудь на голову. Эля (а так звали мою знакомую) была в ужасе. Она безумно боялась тараканов, считая, что они поедают человеческую кожу и способны изуродовать ее, хоть уже и не молодое, но, по-прежнему, прелестное лицо.
Начался визг, крик, слезы, спанье в какой-то специальной, защищающей лицо, маске, придавющей ей ужасный «зомбический» вид. Дошло до того, что она уже порывалась съехать в гостиницу, хотя денег ей было жаль, но красота, как известно, требует жертв.
От санитарной обработки квартиры она отказалась в страхе, что реагенты, которые, так или иначе, останутся, и на стенах, и на полу, и на потолке, могут вызвать у нее аллергию.
Что такое аллергия она представляла смутно, но слышала про прыщики, которые вскакивают на самых заметных женских частях. Это приводило ее в такой же ужас, как и тараканы. Хрен не слаще редьки - говорила она.
Поэтому я, для начала, предложил поставить обычные ловушки для тараканов, накупив ей целую пачку - и «Дохлокс», и «Раптор», и «Домовенок», «Райд» с «Комбатом», и еще каких-то незапомнившихся названий. Она обложила ими, для начала, по кругу, свою кровать, заставила кухню, туалет и ванную. Налепила на стены и, даже, где смогла, на потолок. Как говорится - у страха глаза велики.
Но тут, неотложные дела, заставили меня на некоторое время отвлечься от ее проблем и вернуться к скучным рабочим занятиям.
Прошло недели две - я улучил время и заехал к ней. Комната по-прежнему была заставлена ловушками, но, как мне показалось, их количество значительно сократилось.
- Ну, как? - спросил я у нее - Ловушки помогают?
- Не фига! - резко ответила она - Хотя этих тварей я почти не вижу, но, разобрав несколько ловушек не нашла ни одного таракана!
- O sancta simplicitas! - вырвалось у меня.
Но затем, взяв в руки оставшиеся упаковки и оглядев их со всех сторон (на «Дохлоксе». «Рапторе» и «Домовом» - написано четко - «Ловушки»!), решил - А ведь она права - ловушка должна ловить, точно также как хрюшка должна хрюкать, а не мяукать, и пила - пилить, а не ловить.
Разработчикам надо было как-то лучше поработать над текстом...
2017 г. Водка 40 градусов
В феврале этого года, будучи в городе Зубцов, я попал в жесточайшие морозы, достигавшие отметки в тридцать пять градусов. Чтобы размораживать стекла и зеркала машины, я не стал мудрить со всякими «незамерзайками», которые, на моей памяти, иногда застывали при двадцатиградусном морозе, а купил водки. Как человек непьющий, я совершенно спокойно расходую такой, ценный для русского народа, продукт на технические цели.
Привыкнув к тому, что водка практически никогда не замерзает, в один из дней, я был обескуражен, обнаружив в бутылке желеобразную массу. Поскольку из химической школы меня выгнали ровно сорок один год назад, то мне пришлось обратиться к интернету и выяснить, что водка, иначе именуемая раствором этанола в воде, соотношением 40%, замерзает при 28 с небольшим градусов.
Поняв, что получил очистку вымораживанием, лед я выбросил и оставил себе относительно «чистый» спирт, способный выдержать сорокаградусные морозы1.
Морозы закончились, я вернулся в Москву, но неизрасходованный спирт остался. Поэтому, стоило только немного заледенеть машине, я начал им обрызгивать ее, распространяя вокруг себя, сладчайший для многих, водочный аромат.
Проходящий мимо сосед из четвертого подъезда, остановился и нервно закрутил носом
- Водка?!
- Так точно! - ответил я - Пипки стеклоомывателя отмораживаю, да и стекло, заодно. Тереть неохота.
- Да... - как-то задумчиво произнес мой сосед.
По всему чувствовалось, что ему от всей души жаль, что сей напиток так варварски уничтожается, но он старался не подавать виду. Однако, чтобы хотя бы нанюхаться, остановился поодаль.
Ну а я, в свою очередь, чтобы не скучать, поведал ему историю с замерзшей водкой.
- Паленая! - подвел он итог моему рассказу.
- Ну почему - возмутился я - ты же в школе химию мимо «прошел», а водка-то замерзает при 28-29 градусах.
- Что за чушь! - возмутился сосед - Водка она же сорокаградусная, поэтому замерзать должна при сорока.
- Чего?!
- Ничего - все так говорят.
- Брат, ты сбрендил?
- Не сбрендил! Я в авиации служил. Водка - сорок градусов - замерзает при сорока, а чистый спирт в семьдесят - при семидесяти.
Вот это «изустные предания»!\
Я выпучил глаза не зная даже, что же ответить на такое. А мой сосед продолжил:
- Ты, вообще, к химии боком вышел. МАДИ заканчивал.
- Ну. Да, МАДИ - автомобилист.
- А я - ВВС наземные. Мы этого спирта столько в армии перепили - все про него знаю. Лучше химика любого - добавил мой сосед и, почувствовав, что запах окончательно унесен ветром, отправился восвояси.
- Слышь, пенсионер! - крикнул я вслед удаляющейся фигуре - Ты хоть в интернете посмотри! Не такой старый - умеешь пользоваться.
- Да что мне твой интернет - послышалось издали - я в армии служил!
Резонное замечание.
1 Для справки замечу, что чистейший спирт не замерзает до пятидесяти одного градуса.
Специфика моей работы такова, что, звонящие мне, не желают афишировать свои разговоры, поэтому стараются сделать это из какого места, где они, во-первых, не будут привлекать внимания, а, во-вторых, их слова скроются в общем шуме.
Часто мне звонят с улицы. Имеющие авто, звонят из машины. Но очень часто мне звонят со стройки - там, где активно стучат молотками, явно прибивая что-то.
И вот однажды мне позвонил Некто, чьего голоса я практически не мог расслышать за стуком молотков. Обидевшись, я прокричал в трубку:
- Не могли бы вы выбрать место подалее от этой стройки! За стуком молотков я вас не слышу!
То, что я услышал в ответ, ошеломило меня:
- Я не на стройке, а на лестнице - это стучат женские каблуки! - пробормотал мой собеседник, судя по голосу, явно прижав трубку к самому рту.
Бедные-бедные российские женщины! Не имея средств к существованию, они вынужденны ходить в дешевых туфлях на плохих, может быть деревянных, а может просто полых, каблуках, превращая свои шаги в конский топот. Хорошо, что я не работаю в общественных зданиях. С ума бы сошел от этого грохота.
С косточкой!
Когда-то улица Мневники была застроена пятиэтажными домами между которыми помещались маленькие уютные двухэтажные магазинчики. Все это, конечно, было хорошо, да только дефицит, а точнее - голод, царящий тогда в Этой Стране, портил ситуацию.
В один из этих магазинов я часто заходил, ибо там был мясной отдел. Я подчеркиваю - отдел, но не мясо. Мясо там бывало лишь изредка и его не так легко было застать. Но, поскольку я никогда толком не работал, мне это было несложно сделать в рабочее время, когда народ трудился на благо пятилетки, но не своего желудка. Поэтому, прогуливаясь по району, я заглядывал - есть ли мясо или нет.
Иногда мне везло.
Но в этот раз на прилавке ничего, кроме костистых, жирных кусков коричнево-серого цвета, на которых сидели крупные мухи не было. Я уже собрался уходить, как...
...заметил входящих в магазин двух старичков - видимо супругов, откровенно еврейской внешности, которых я раньше тут никогда не видел, несмотря на то, что заходил в магазин регулярно. Таких обычно называют «Махровыми, как полотенце». Откуда они взялись и куда делись не знаю. Сколько раз потом я не заходил в этот магазин, никогда их больше не встречал.
Они, горбясь и ковыляя, проследовали к прилавку и стали рассматривать то убожество, что там лежало.
А в это время громадный, пузатый мясник, одетый в халат, бывший несколько лет назад белым, а ныне представляющий, пожелтевшую от старости тряпку, забрызганную запекшейся кровью, травил какие-то байки потасканного вида, плохоодетым, женщинам. Может быть продавщицам других отделов, может уборщицам, а может - так - зашедшим на огонек. Их хихиканье, как лай гиен, время от времени, прерывало его басистый голос. Судя по всему, он уже опохмелился и пребывал в благодушном настроении. От него на весь магазин, несмотря на его значительные размеры, попахивало свежим спиртиком. Я посмотрел и ухмыльнулся - ни дать ни взять - заплечных дел мастер времен Ивана Грозного, на перекуре. Малюта!
Старички, долго между собою о чем-то шептались, а закончив, стали привлекать внимание продавца, не решаясь просто-напросто позвать его к себе.
На все их махания рукою и постукивания монетой по стеклу он не обращал никакого внимания. Зачем!
Наконец старичок решился и мягким картавым голосом попросил его подойти.
Мясник глянул на него таким уничижающим взглядом, что будь на месте старика не еврей, то тут же бы от страха бежал прочь. Но нацию, прошедшую, и через дикие еврейские погромы начала века, и через сталинские лагеря, и через Майданек с Освенцимом, не так уж легко напугать. Поэтому старички остались терпеливо ждать, пока продавец к ним соизволит.
И он, действительно, подошел, правда через несколько минут, в течение которых он вытирал руки о халат, потом точил нож, размахивая коим он направился к своему прилавку.
Сцена, со стороны, была действительно уморительной, достойной кисти великого художника, но я, к сожалению, этим даром не обладаю, а фотоаппарата у меня с собою не было. Огромный гороподобный мясник с измазанным кровью пузом, держащий длинный нож, а перед ним два маленьких пожилых, даже очень пожилых, человечка.
Это очень напоминало модные в те годы рисунки Херлуфа Бидструпа про Сотворение мира. Демиург и престарелые Ева и Адам, изгоняемые из Рая. Будь на мяснике халат чуть-чуть почище, да побелее - сходство было бы потрясающее.
Из-за этого я чуть не расхохотался, но смолчал, стараясь не выдавать своего присутствия здесь.
- Чего? - рявкнул его бас.
- Нам тот кусочек, с косточкой - вымолвила старушка, указывая на нечто непонятное, лежащее на металлическом подносе.
- Ха-ха-ха - загрохотал мясник.
Старички переглянулись между собой, явно недопонимая его реакции.
Я скосил глаза в угол и увидел там все тех же потасканных женщин на лице которых заиграли улыбки, больше напоминающие оскалы. Было видно, что одна из них толкнула другую локтем в бок, как бы говоря - «Ща будет!».
И ОНО было...
- С косточкой? - вопросительно проорал мясник - А вот ХУЙ вам! - И выставил к лицам старичков свой громадный кукиш.
Старички пошатнулись, а бабенки в углу залились раскатистым смехом.
Сочтя, что цирк окончен, мясник повернулся и гордо прошествовал обратно в угол к своим подругам, которые встретили его, как героя, кивая головами в сторону онемевших старичков и что-то негромко говоря ему.
Прошла минута... другая...
Наконец
Две руки
В горбачевские времена, когда дефицит достиг своего апогея и превратился в натуральный голод, Марк Исаевич начал ходить по магазинам. До этого продуктами занималась его жена, но, поскольку нормы выдачи товара стали уменьшаться, они стояли в очередях вдвоем, чтобы купить в два раза больше.
Замечу, что тогда многие люди страдали по карточкам, уповая на то, что прогнившая Страна Рабочих и Крестьян будет их отоваривать, как это было во Вторую мировую. Но не тут-то было. В войну Соединенные Штаты по лендлизу поставляли нам что угодно, а теперь? Поэтому на самом деле полностью отоваривали лишь карточки на водку - единственный продукт, производимой в Этой Стране. Помню, что когда вся эта муть закончилась и от СССР остался лишь дымок, как от потухшего костра, то у моего знакомого из Вологды сохранилась целая коллекция неотоваренных карточек на мыло, стиральный порошок, постельное и нижнее белье, которую он потом, лет через десять, продал зарубежному коллекционеру.
Итак, Марк Исаевич, несмотря на надпись «Полкило в руки», выбил чек на килограмм. Кассиры тогда не регламентировали количество покупаемого. Эта обязанность была возложена на продавцов.
Выбить можно было и десять кило, только хрен бы тебе их дали .
Когда, часа через полтора, подошла очередь Марка Исаевича, он ничтоже сумняшеся протянул чек.
- По полкило в руки! Чего не знаешь? - рявкнула на него пожилая продавщица.
- Но ведь руки-то две - с хитрой улыбкой, ответил Марк Исаевич.
- Образованный... умный... профессор наверное... - насмешливо произнесла продавщица. - Все вот обмануть норовят. Во народец!
Здась она наклонила голову и встряхнула ей, как будто бы плюнула на землю.
- Так, вот, слушай сюда, как это у вас, французов, говорят. Написано: «в руки». а не «в руку», поэтому будь у тебя, хитрожопого, хоть три руки, все равно больше полкило не получишь.
Он смотрел на нее, как на привидение. Такого он не ожидал. Ругань, грубость - да, но логичного ответа - нет.
- Иди сдавай Чек... - хохотнув, сказала продавщица - Следующий!
Громкий хохот стоявших в очереди завершил сцену..
Как побитая собака, Марк Исаевич, поплелся к кассе.
И более недели был очень неразговорчив.
Установление отцовства
Не скажу, что она была красива, но все в ней вызывало желание. Достаточно было мельком взглянуть на ее пышные формы, как по телу пробегала дрожь, заканчивающаяся именно там, где и нужно. Юнцов, недавно оторванных от материнской титьки, всегда влекут пышнотелые красавицы, а их плоскогрудые ровесницы радуют своим видом только стариков, к числу которых ныне принадлежу и я.
Все ее движения возбуждали - когда она покачивала бедрами при ходьбе, будто бы желая оттолкнуть попутчика, когда встряхивала плечами, будто бы сбрасывая с них невидимый флер, а уж, когда нагибалась, и в вырезе ее кофты проглядывали нежные начала грудей, пуговицам на ширинке становилось туго. Она была значительно старше. Лет на пять. Наверное. Точно я не знаю. Мы тогда мало интересовались возрастом. Ведь практически весь мир был старше нас, за исключением школьниц, еще играющих в куклы.
Она уже побывала замужем, развелась и вела достаточно вольную жизнь, ибо детей у нее не было. Мы смотрели со злобой и завистью, как она проходит по двору, то с одним, то с другим, но особенно ярились, когда видели ее утром, выходящей с кем-нибудь из своего подъезда. Такой день был начисто испорчен. Учеба не лезла в голову, все валилось из рук, а в глазах рисовались непристойно-откровенные картинки. Зависть к тому счастливцу, которого мы видели утром, перерастала в злобу и ненависть, частенько изливаемую на первых встречных, стоило им только нас, хоть чуть-чуть чем-либо зацепить.
Не знаю, кто первый из нас решился приударить за ней. Во всяком случае, точно не я. Мне бы на это никогда не хватило смелости. Я прирожденный трус. Может Серый, а может Валька. Через сорок лет теперь и не вспомнить, тем паче, что Серый давно уже спился и умер от сердца. Но кто-то все-таки рискнул. Она рассмеялась в ответ и он поделился своим горем с нами.
Вот тут и заварилась каша. Совсем недавно мы играли в этом дворе и, каждый из нас, старался обогнать, превзойти, превозмочь другого. Мы соревновались во всем - и в играх, и в спорте, и даже в учебе. Пришло время посоревноваться и в любви.
Не получилось у тебя - получится у нас, решили мы с Серым и начали не давать нашей крале прохода. Да так активно и нахально, что не прошло и месяца, как все ее кавалеры начисто отвалились, опасаясь трех оголтелых юнцов. Начало 70-х годов было неспокойным - драки на улицах, поножовщина в подъездах, в наших Хорошево-Мневниках были в порядке вещей. Порезали, в свое время, и Рашида, и Аркашку, ограбили, прямо около дома Кольку, а уж бить-то ребят били постоянно, и за дело, и просто так.
Почуяв свою силу, мы стали признаваться ей в любви. То поодиночке, то все хором. Месяц-другой она смеялась, а потом заявила, что все это, конечно здорово, но мы ее на самом деле не любим, а просто хотим удовлетворить свою похоть. Получив заветное, мы разбежимся кто куда, поэтому пошли прочь, молокососы!
Но мы уверяли, что каждый из нас ее безумно любит и мечтает только о том, чтобы связать свою жизнь с ней воедино и навсегда. Не знаю правду ли я говорил, действительно ли ее любил или, взаправду всего лишь соревновался с ребятами. Но про похоть она говорила совершенно верно. Похоть была и, признаюсь, чудовищных размеров. Я ощущал дрожь и головокружение не только при взгляде на ее полненькие ляжки, выглядывающие из-под не очень длинной, обтягивающей бедра, юбки, но даже при воспоминании о них.
Еще какое-то время она продолжала отмахиваться от нас, как от назойливой мухи, но все-таки ее терпению пришел конец. Она рассказала, что ее первый муж с шестого класса клялся ей в любви, а потом бросил, назвав «пустой, как барабан» и «яловой коровой» из-за того, что у нее не было детей. Но, по ее мнению, он плохо старался в этом деле, поэтому она выйдет замуж за того из нас, от кого родится ребенок. Тем более, что нас трое, значит ее шансы стать матерью возрастают в три раза.
Мы были ошарашены предложенным, но рады возможности дорваться до предмета нашего вожделения, поэтому поклялись страшной клятвой, что, по рождению ребенка, из нас останется только один - отец ребенка, а двое остальных напрочь уйдут из ее и его жизни. Ни о каком, коллективном, творчестве не могло быть и речи.
То, что началось вслед за этим, добропорядочные мамаши, к которым мужья прикасаются только по великим праздникам и только в сильном подпитии, назвали бы развратом, но для нас четверых, это было, необыкновенное, сладостное, время.
Летели дни, недели, месяцы. Мы наслаждались, то поодиночке, то все вместе, практически начисто забыв о данном нами обещании. Прошел год, потом еще полгода и, то ли весна подмогнула, удвоив наши силы, или она все-таки вылечилась (о чем мы ее нигода не спрашивали). Но в
2016 г. Когда я овдовела
В канун Нового Года, всегда как-то, невзначай, подводишь итоги уходящего года. Мысленно заново пробегая по его дням, перебирая свои успехи и неудачи, выясняя их причины, надеясь в следующем году добиться того, чтобы первых стало больше, а вторых - меньше. Так, что Рождественская неделя - неделя воспоминаний.
Но иногда, вместе с недавними воспоминаниями, к нам приходят и более давние. Памяти не прикажешь.
Так я, в это Рождество, неожиданно, вспомнил девушку с которой был знаком много лет назад, когда работал в институте. Наши пути давно разошлись и я, все это время, ничего о ней не знал.
Позвонив по старому, сохранившемуся в памяти, сорокалетней давности, телефону (он почти не изменился - только двойка стала шестеркой, да добавился вездесущий «495»), я услышал ее голос...
Здесь, как бы в скобках, хочется отметить одну человеческую особенность. Люди с годами меняются. Меняется не только внешность, но и характер, интересы, манеры, не говоря уже о жизненной позиции и приоритетах. Неизменен только голос. У людей, изменившихся за последние сорок-пятьдесят лет, до неузнаваемости, он остается таким же каким был в юности. Поэтому я люблю разговаривать со школьными приятелями по телефону. Не видя говорящего, можно абстрагироваться от реальности и вообразить, что с тобою говорит не дряхлая пенсионерка, жалующаяся на непрекращающиеся боли в шее, и спине, и на некомпетентность врачей, а молоденькая девушка, приглашающая тебя покататься на лыжах. А вот если у вашего знакомого изменился голос - это признак близкой беды. Во всяком случае, две мои подруги, голосов которых я не узнал, и разговаривал с ними, как с чужими, в течение года после этого скончались...
Ну, я отвлекся! Старость многословна...
Она была рада моему звонку (чего я, честно сказать, не ожидал). Мы разговорились и заболтались не на шутку. Часа на полтора, как в старые времена, забыв, что нам отнюдь не двадцать, а почти шестьдесят. Еще бы - столько лет прошло, столько событий произошло - обо всем надо вспомнить, обо всем рассказать.
Начали с далекого - как она вышла замуж, как родила дочь, как работала и училась. Потом добрались до более близкого. Что муж ее, много лет тяжко болел и, семь лет назад, умер. Дочь в этом году, слава богу, вышла замуж и, как ей кажется, довольно удачно. Поговорили о насущном. О том, что у нее разваливается дача и траты на нее непомерно велики, а в квартире идет ремонт и пыль стоит столбом. Затем (мы все-таки, старики) обсудили здоровье, точнее - его отсутствие, поговорили о болезнях, нас одолевающих, о лекарствах, о хороших и плохих аптеках, больницах, врачах, о том, о сем...
Выяснилось, что мать ее уже почти не встает, и ей тяжело - ведь все приходится делать самой, дома отдыха нет совсем. Но хорошо, что она пока еще работает и может хотя бы там отвлечься от домашних тяжестей. А вот начальство грозит всех пенсионеров разогнать и заменить молодежью. Это тоже ее беспокоит, хотя где найдут молодых, согласных работать за нищенскую зарплату? Но, все равно, волнительно. Пока есть работа - есть стимул: просыпаться, одеваться, двигаться, думать, действовать, жить. Не станет стимула - что тогда?
Да, с каждым годом, все сложнее и труднее становится наша жизнь и никуда нам от этого не деться. Скоро и мы сами будем полдня идти из одной комнаты в другую и столько же возвращаться обратно. Возраст!
К середине второго часа, она, по-моему, устала говорить и решила послушать, дав, наконец, мне вставить свое слово.
Я сказал, что моя жизнь тоже не медом намазана - были взлеты, были падения, было тяжело, иногда - очень тяжело, но, рано или поздно, за полосой тягот, так или иначе шла полоса облегчения. Может не такого сильного, как хотелось бы, но все-таки облегчения.
Я попытался этими словами вселить в нее уверенность, обнадежить ее. Дескать черная полоса не просто должна смениться белой, она ОБЯЗАНА смениться белой! Это произойдет, обязательно произойдет. Надо только подождать.
Я говорил и сам не верил тому, что говорил! Да так, можно прождать всю жизнь, тем паче, что нам не так много осталось. Под лежачий камень вода не течет. Молитвой поля не засеять. Весь арсенал народных пословиц, подчерпнутых из словаря Даля, весело запрыгал у меня в голове.
Но, уж так устроен человек - любит он поддержать словом, а не делом.
Она слушала меня, не перебивая, поэтому я не мог понять - верит ли она моим словам или нет, соответственно - затрепался на полную катушку. А, когда поток моего красноречия иссяк...
- Да, - ответила она, - и у меня был ОДИН (она выделила голосом слово «один») год, когда мне, неожиданно, стало легко, так легко, что я даже не могла представить, что меня вскорости ждут новые тяготы.
- И что же это был за год - спросил я?
- Год, когда умер Митя, когда я овдовела...
Услышанное, сразило меня наповал своим неприкрытым прагматизмом.
Легко... овдовела... освободилась... отмучилась... - завертелось у меня в голове - ждала, ждала и дождалась... Наконец-то! Я представил ее на кладбище под черной
Здоров, как мерин!
Ирина, несмотря на то, что родилась в сельской местности, плоховато знала не только сельское хозяйство, но и, вообще, все, что связано с ним, особенно терминологию. Еще такие, распространенные, слова, как комбикорм и навоз, были ей известны, но дальше ее познания, а, главное, интересы заканчивались. Поэтому употребление ею подобных слов происходило по пословице: «слышал звон, да не знает где он».
И, вот однажды, это незнание сыграло с ней очень злую шутку.
Иринина бабушка по материнской линии часто говорила: «здоров, как мерин», подразумевая под этим чисто физическую силу, да и употребляя это, по большей части к неодушевленным предметам, вроде тракторов. И в этом была совершенно права, ибо кастрированный конь, экономя силы на производстве жеребят, направляет их на свои тягловые способности, становясь незаменимым в кавалерии и сельском хозяйстве, где его еще называют «вкусный трактор». Ирина, к сожалению, не представляла, что такое «мерин» и чем он отличается от коня или жеребца. В ее сознании отложилось, что мерин это крепкий, физически выносливый конь, который на самом деле называется «битюг», по имени реки в воронежской области на берегах которой его разводили.
Анекдотично, но Ирина знала, что такое «жеребец», поскольку неоднократно слышала от старших это слово в отношении гулящего, меняющего женщин, мужчины. Из чего я делаю вывод, что в Турках слабых в половом отношении мужчин не было, поэтому слово «мерин» в своем переносном значении не использовалось, и, соответственно, Ирина не могла догадаться о его истинном значении.
Прошло много лет, Ирина уехала в Саратов, поступила в институт, начисто порвав со своими крестьянскими корнями, но, что-то в ее памяти сохранилось, в том числе, и этот злосчастный «мерин».
Когда мы познакомились, то ее, как она сама подчеркнула, привлекла во мне, прежде всего, физическая сила. «Силен, как мерин» - подумала она, но при мне, москвиче, употреблять «деревенское» словцо не решилась. А зря! Тогда бы ей не пришлось бы краснеть через несколько месяцев перед лицом многих, многих людей.
Ну, в общем, прошел семестр, и Ирина на Новогодние праздники поехала домой в Саратов.А там поспешила на вечеринку, устраиваемую на работе. И, как положено в таких случаях, подружки, стали спрашивать - не познакомилась ли она за это время с кем-нибудь? Ведь все-таки уехала почти на целый год в другой город, тем более, в Москву, где народа не просто много, а слишком много и где, соответственно - выбор большой. Не то, что в глухой провинции.
Она крутила-вертела, но поняв, что от нее не отстанут, пока не выведают всю правду, рассказала про нас и, к несчастью, закончила свой рассказ обо мне словами: «Здоров, как мерин».
Реакцией на это слово был громкий хохот изрядно подвыпивших женщин, услышав который, поближе подошли и мужчины. Со всех сторон слышался смех и «мерин», «мерин» и смех. Ирина стояла, как громом пораженная, не понимая, что происходит. До нее дошло, что причиной этого стало слово «мерин». Но почему? Что она ляпнула такого, вызвавшего такой громкий хохот.
Наконец, женщина постарше, утащив Ирину в дальний угол, объяснила ей, смысл слова «мерин» и в каком ключе она выставила и меня, и себя, и, дай бог, чтобы развеселившиеся сотрудники, выпили бы еще побольше и побольше, дабы напрочь забыть о случившемся. А то - не дай бог - ведь прохода не будет. «Как твой мерин» - будет постоянным вопросом.
У Ирины подкосились ноги. Выставить себя на всеобщее осмеяние! Только это не хватало в жизни молодой женщины. Да еще в каком вопросе! В половом, который всегда, во все времена, в любом обществе, особенно больно воспринимается.
С пылающим лицом, прибежав домой, она кинулась к «Энциклопедическому словарю», который в те годы, считался обязательным для каждого порядочного дома. Открыла его на букву «М» и прочла, что мерин есть кастрированный жеребец. Вот те на!
Вот отмочила! Весь отдел будет ржать! Да что там отдел - бери больше - весь институт. Господи! Вот ужас!
Она не спала всю ночь. Наутро позвонила мне. Я, как мог, успокоил. Ирина, поняв, что я, по крайней мере, не обижаюсь, да, вообще, смотрю на это, как на довольно веселое происшествие, мало-по-малу, успокоилась.
Потом - снова Москва и за всеми делами, этот случай как-то стал забываться нами.
К чести ее коллег - никто, никогда не вспомянул ей этой глупости.
2016 г. Почему дедушка плачет?
Когда умерла Нурхаят, я почти неделю пребывал в каком-то безумии. Вроде бы жизнь шла своим чередом, я работал, общался, думал, обсуждал... Но ужас, ужас случившегося преследовал меня повсюду, то набегая, как морская волна, то откатываясь прочь. Стоило мне только подумать, что ее смуглые, длинные пальцы, которые я так любил, которыми так восхищался, сгорели в печи крематория и стали золой, подобной той, что остается в потухшем костре... мне сразу становилось жутко. Страшно, больно и обидно. Настолько, что хотелось не только стучать руками и ногами, биться головой о стены, но и завыть по-волчьи, чтобы, вместе с воем, выблевать из себя свою человеческую душу, которая любит, помнит и страдает, и стать просто живым существом, живущим, чтобы кормиться и кормящимся, чтобы жить.
Мое горе шло со мною рядом и, при каждом удобном случае, хватало меня за ноги, змеей проползало вверх, к сердцу, пытаясь вырвать его из груди и грудь сдавливало так, будто в нее попала резиновая пуля. Я останавливался, будучи не в силах сделать шаг, сгибался и замирал почти не дыша... боль уходила, а вместе с ней уходил и ужас... До следующего раза...
Боль подстерегала меня повсюду - и в полутемном подъезде, и людном магазине, и дома в тишине, и на шумной улице... Нигде, нигде от нее не было спасения!
А виною всему - маленькие зацепочки, возвращающие меня к памяти о НЕЙ. Где-то была похожая выщербленная ступенька; где-то дети, играющие, как тогда; где-то похожий дом; где-то окно и лучи солнца, подобные тем... Они вызывали прилив воспоминаний, приносящий с собою волну безраздельного панического ужаса. Ужаса сознания того, что этот мир есть, я есть, а ЕЕ уже нет и никогда, никогда больше не будет. Не будет, ни ее рук, ни ее глаз, ни ее хрипловато-гортанного голоса. Она стала прошлым, прошедшим, историей, прахом, пылью, землей, травой, то есть - ничем!
И вот, проходя мимо автобусной остановки, я заметил что-то, что опять напомнило мне о НЕЙ, вспомнил далекое, почти забытое, из ТОЙ жизни и меня захлестнула такая волна горя, что ноги застыли, а из глаз ручьем хлынула «скупая мужская слеза». Утирая слёзы, за неимением платка, тыльной стороной ладони, я вдруг расслышал звонкий мальчишечий голос.
- А почему дедушка плачет? - вопрошал он свою юную мамашу, которая, дергая его за плечо и делая руками какие-то знаки, пыталась заставить его замолчать.
- У него умерла бабушка... - сквозь слезы пробормотал я, неспособный в тот момент ни на что более романтичное.
Мальчик сделал паузу, как будто бы что-то обдумывая, приподнял голову, чтобы получше видеть меня, и продолжил:
- Плохо - кто же тебе теперь будет кашу готовить!
Прозаичность ответа сначала царапнула меня, но... Святая простота, тебе еще неведома боль расставаний! - Подумал я и, неожиданно для самого себя, рассмеялся.
- Жизнь продолжается, внучек, - сказал я ему - в тебе, в ней - я кивнул на его маму, в них - я неуклюже махнул рукой в пространство. Ведь когда кто-то умирает, кто-то ведь и рождается. Обновление, как у программок в твоем телефоне. Я уверен, что в тот момент где-то на этой планете родилась новая Нурхаят.
И тут меня, как током пронзило - я вспомнил, что за два дня до того, как я узнал о ее смерти, ко мне на пляже подошла маленькая девочка и попросила помочь ей спустится к воде. Я подал ей руку, мы прошли несколько секунд вместе, потом она затопала ножками по воде, засмеялась, выдернула свою руку и куда-то исчезла.
Тогда я не придал этому никакого значения, но сейчас!
На душе стало необыкновенно легко и спокойно.
Боль ушла и больше не возвращалась.
До следующего покойника!
Каков Савва - такова и слава
Только первые четыре класса я проучился в одной и той же школе. Дальше пошла сплошная чехарда. Летун - по-другому назвать меня нельзя, поскольку менял я школы, тир-ли-лямти, как перчатки. Не успевал я обвыкнуться в одной школе, как меня из нее, в силу тех или иных причин, выгоняли. Переходил в следующую и история опять повторялась. Восьмой, девятый и десятый классы я провел в трех разных школах. Пять школ за учебное десятилетие - это, как мне кажется, многовать. В среднем - по два года в каждой. Поэтому имена, не то, что лица, многих ребят и девченок, с которыми я учился, не запомнил. Так какие-то смутные образы, скорее тени, роятся в моей голове.
Вот и того мальчика, про которого я хочу рассказать, тоже плохо помню - в имени его сомневаюсь, а фамилии вообще не помню. Мы называли его Гаврила, но было ли это имя или отфамильное прозвище? Наверное, все-таки, прозвище, хотя может и не отфамильное - появление прозвищ, вообще, отдельная тема для разговора.
Итак, мы называли его Гаврила. Нелепое имя, да и сам он был каким-то нелепым, тусклым - невысокий, но и не низкий, не худой, но и не толстый. Короче - типичный зауряд. И одевался он в какие-то топорно-серые цвета. Не было, ни в нем самом, ни в его одежде, ничего яркого, броского, впечатляющего, запоминающегося. Учился он также средне - двоечником не был, но и отличных оценок не получал. Вот только сидел он почему-то на Камчатке - последней парте в углу. Как он туда попал - для меня полнейшая загадка, ибо эти места, традиционно, занимались исключительно двоечниками и второгодниками. Отстающих всегда много, а мест - мало, Камчатка-то - не резиновая. Поэтому прорваться туда было достаточно сложно, а для многих, не отличающихся физической силой, смелостью и нахальством - просто невозможно. Но Гавриле это удалось и он пребывал вдали от учителей. Счастливый! Меня же, как постоянного переведенца, всегда сажали на первые парты, под бдительное око училки, вместе с отличницами, которые нигде и никогда, ни красотою, ни добротою не отличались1.
Это был уже наверное шестой или даже седьмой класс, когда многие из нас начинали прикладываться к бутылке. Кто, вместе с отцами и братьями, а кто, посмелей, то и в одиночку. Поэтому разговоры о выпивке были у всех на языке.
Я, вообще, не понимаю, почему распинаются о том, что детям нельзя курить, что детям нельзя пить? Лучше бы помолчали. Тот, кто это затеял, либо начисто забыл, как сам был ребёнком, либо сделал это по злому умыслу. Второе - вернее, поскольку, тем самым, он возвеличил курево и пьянку до символов взрослости. Раз детям этого нельзя, значит, если ты пьешь и куришь, ты - взрослый. Вдобавок, запретный плод априорно сладок.
Поэтому в классе гремела пьяная похвальба. Кто-то с папой выпил пива, кто-то дерябнул водки на праздник, когда родители вышли из комнаты, кто-то просто врал с три короба. Шумно, шумно было. Но Гаврила в эти разговоры не вмешивался, хотя по всему его виду чувствовалось, что он хочет нам что-то сказать, но...
И вот, в преддверии каникул, после майских праздников, когда вся страна пила, сначала втихаря за Пасху, потом открыто за Первое мая, а затем, с победным размахом, и за Девятое, пацаны, придя в класс, выхвалялись друг перед другом пьяными подвигами своих родителей - кто сколько выпил. Гвалт стоял невероятный. Каждому хотелось доказать, что его родители пьют больше, поэтому старался орать погромче. Особенно расходились те ребята, у которых было много родни. Отцы, дяди, старшие братья, племянники - учитывались все и количество выпитых за праздники бутылок уже перевалило за сотню! Как вдруг Гаврила неожиданно, тихим голосом, просто так, в пространство, сказал, что его отец может запросто осадить подряд две бутылки!
Гомон в момент стих. Негромкий и спокойный голос Гаврилы, сделал то, что было не под силу никакому горлопану. Все примолкли, ведь Гаврила никогда не упоминал о том, что его отец пьет. А тут за раз и две бутылки! Одну бутылку из горла в нашем классе выпивал только отец Кольки Первухина. Кстати, рано умерший, как и, впоследствии, его сын, от цирроза печени. Никто Гавриле, естественно, не поверил и потребовали доказательств. А доказательств-то и не было. Только одни слова...
Его отец ни с кем не корифанился, с отцами других ребят не пил, в подьездах и на детской площадке не ошивался, в пивнушке у Серебряного Бора его то же никто не видел. Никто ничего о нем не знал и ничего, соответственно, подтвердить не мог.
Гаврила стоял под прицелом двух десятков пар глаз и молчал. Тишина затянулась...
«Врун» - спокойно высказался кто-то. Гаврила всем телом вздрогнул. Это был спусковой крючок! «Врун, врун, врун...» - посыпалось все со всех сторон. Хохот, высунутые языки, носы - вся атрибутика детских насмешек пошла в ход. Гаврила закраснел, набычился, но молчал. А что он мог сказать, поскольку и в самом деле врал?
Прошло несколько дней и все забыли, что его зовут Гаврила. «Врун» - стало его новым именем. Любой, даже самый ледащий ученик, который боялся не только
Человек, которому я обязан некоторыми знаниями, навыками, и жизненной мудростью, не боялся, ни жары, не холода, ни заоблачных высот, ни подземелий. Равнодушно относясь, как к приполярному холоду, так и жаре пустыни, он смело лез в ледяную воду и, с такой же легкостью, преодолевал многие километры по раскаленному песку. Когда его спрашивали как ему это удается, он отвечал просто и коротко - служба.
Один раз, набравшись храбрости, я спросил у него - как стать таким же крепким как он.
- Никак - последовал ответ - с этим надо родиться! У меня каменное сердце. Каменное, которому не страшна, ни стужа, ни жара, которое не болит от жалости и не поет от радости. Взгляни на камень - ни хрена ему не делается - мочит его дождь, засыпает снег, ветер стегает, человек пинает, дерево не него падает, годы проходят, века пролетают - а ему хоть бы хны. Лежит да посмеивается.
- Но ведь говорят, что камень вода точит - возразил я.
- Конечно точит, да я в вечные и не записывался. Вода времени подточит и мой камень.
Мы все, давно прочуяли, что у него не только каменное сердце, но еще и медный лоб. Поэтому меня поразили такие, я бы сказал, лирические, душевные, слова этого человека, которого, по складу характера, кроме как машиной и назвать-то было трудно.
- И, вообще, помни - продолжал он - из того, чего человек боится легко узнается его характер. Жары боится снегурочка, а воды - сухарь. Огонь пугает тряпичную куклу, а мороз - цветики-семицветики. Боишься высоты, ну, значит бескрылый.
Помолчав он добавил.
- Я знаю - меня здесь многие не любят, а точнее - боятся и, поэтому, ненавидят. Но я - такой. У меня каменное сердце. Другим оно, и не может, а главное - и не должно, быть. Прикажут тебя убить - убью, глазом не моргну. Приказы не обсуждаются, они - выполняются. А я скажу больше - над приказами не задумываются! Многих блевать тянет от меня. А я - такой. И, мало того, считаю себя очень правильным, а те, которые не согласны со мной, находятся тут по ошибке, по коварной ошибке. Им здесь не место.
Я понял смысл его слов. И ушел. А он остался. С тех пор прошло много лет. Теперь его уж точно нет на этом свете. Вода времени проточила и его камень. Но... но я всегда вспоминаю его, как Человека На Своем Месте.
1999 г. Плохой бензин
Рассказов о плохом бензине я прослушал бесчисленное множество. Русские, вообще, огульно хают абсолютно все отечественное. От домов и автомобилей, до яблок и бензина. Видимо, за свою жизнь они сделали так мало хорошего и так много наломали дров, что им кажется, что все, все, абсолютно все, такие же бракоделы и халтурщики, как они сами.
Есть такие упертые автолюбители, которые заправляются исключительно на определенных заправках. А если им, волею случая, и приходится пользоваться незнакомой, то выбирают ее по каким-то особым признакам, про которые я здесь распространяться не буду. Все живущие в России их знают, а иностранцам они не нужны.
Я никогда не был так щепетилен е бензину и заправлялся везде, где только можно, не обращая внимания на советы «бывалых», сваливающих все поломки своего автомобиля на некачественный российский бензин, а не на то, что купили свой автомобиль «Forth hand».
Но сколь веревочке не виться, рано или поздно конец все-таки у нее будет.
И вот летом 1999 года я, выезжая из Рыбинска в Охотино, заправился на колонке, по-моему, в конце улицы Труда1.
Сначала ничего не предвещало беды. Машина шла, в принципе, как обычно, если только немного потеряла резвости, да этому я, уставши, не придал никакого значения2. Подъехав к Николо-Корме я сбросил ход и проехав село уже не смог его прибавить. Машина набирала скорость с удивительной неохотой.
Выругавшись в сердцах, я плюнул на это, зная, что до Охотина оставалось километров двадцать - доеду - разберусь.
Машина медленно разогналась, я проехал еще километров пять и пошел на подъем. И тогда началось! Я понял, что не просто торможусь, а глохну. Отжав сцепление я, из последних сил, накатом, дотянул до верха и встал. Двигатель чудил, троил, двоил, трясся, как в лихорадке, поминутно пытаясь захлебнуться навсегда. Я прекратил его страдания, выключив зажигание, осознав, что до Охотина мне на нем не доехать. Надо было разбираться - в чем причина.
Мне повезло - вечер был не столь поздний - солнце светило еще достаточно ярко и подняв капот я сразу заметил, что топливный фильтр был абсолютно черный3.
Вот так номер. Через пленку грязи бензин уже почти не поступал в двигатель. Но я опытный и некоторые запчасти всегда возил с собой, в том числе и топливный фильтр. Заменив его, я еле-еле добрался до Охотина, поскольку на последних километрах фильтр снова забился грязью.
Второго запасного фильтра у меня не было. В Мышкине был автомагазин, но туда надо было переправляться на пароме, да потом еще в гору, что на грязном фильтре сделать было б сложновато. Следовательно надо было его промыть и, заодно, избавиться от дрянного бензина.
Я отъехал по лесной дороге подальше от дома отдыха, на поляну, где было, и мокро, и грязно, и сорвал бензошланг с фильтра. Мне повезло - бензин пошел самотеком - отсасывать не пришлось. Таким образом я вылил себе под колеса литров тридцать бензина.
Потом, чтобы не загореться, лебедкой, которую тоже всегда вожу с собой на всякий случай, протащил машину подальше назад. Достал канистру, которую заправил еще в Москве и залил ее в бак. А остатками, как мог прополоскал фильтр. Это хватило, чтобы наутро добраться до Мышкина и купить там десяток фильтров. Ведь вся грязь не вытекла из бака, да и на трубопроводах она оставалась. Поэтому я дня три каждый вечер заменял фильтр. На четвертом фильтре я проездил неделю. А потом - не помню...
Да! И самое главное - лес не загорелся!
Хотя мне все рисовалась картина, как какие-нибудь придурки заезжают в лес и бросают именно в этом месте сигарету.
1 Я надеюсь, что читатели понимают, что прошло почти двадцать лет и за это время и сама колонка, да и бензин тоже, изменились в лучшую сторону.
2 В то время бензин действительно разнился от заправки к заправки, поэтому приходилось подправлять октан-корректор для сохранения резвости.
3 В карбюраторных машинах мне импонировал прозрачный топливный фильтр. Сразу было видно когда его менять.
Пропавшие ключи
Что меня всегда удивляло в моей матери, так это ее - «презумпция невиновности». А попросту говоря - нежелание признаваться в собственной вине. Виноватым мог быть кто угодно, даже некие странные безликие «они», напоминающие то ли чертей из пьяного бреда, то ли инопланетян из научной фантастики. Мне это казалось странным - зачем городить огороды, выдумывать какие-то немыслимые объяснения, вместо того честно признаться в своей вине.
Время шло и я стал понимать одну очень простую вещь - она не городит огороды, она не придумывает оправдания, она внутренне не способна считать себя виновной. Она этого не понимает. Ее сторона всегда правая и другою быть не может. Своей вины она не то, что не признает, она ее не понимает.
Вот показательный пример.
Мать работала с секретными документами. Пусть их секретность и кажется нам смехотворной, но работа, есть работа и обращение с ними было подчинено определенной форме. Их доставали в хранилище из ящичка, очень похожего на современный банковский сейф, работали там, не покидая помещения, потом запирали на ключ, а ключ сдавали начальнику Первого Отдела.
Наступило время обеда - святое время для каждого, кто работал по найму. Мать заперла ящичек, но ключ сдавать не стала - зачем лишние хождения по зданию - ведь после обеда ей снова возвращаться сюда. Она вышла из хранилища и направилась к лифту.
Лифт как раз стоял на этом этаже, народа было полно (все стремились в столовую), но одно местечко еще оставалось. Раздалось «Юля, садись!» Мать прибавила шаг и впрыгнула в кабину, уплотнив своим мощным телом, тех, кто там находился. Ее рука от неожиданности дрогнула и с пальца соскочили секретные ключи...
Казалось бы - невелика беда - нагнулся да поднял, но дело происходило в лифте, где есть щель между кабиной и зданием. Вот в эту щели и провалились ключи... Угораздило...
Караул. Пролетев несколько этажей они упали на дно шахты лифта.
Достать их тайком не удалось - нао было лезть в шахту, отключать лифты, а без разрешения руководства механик ни за что не хотел этого делать. Пришлось признаваться в содеянном...
В конце концов, лифт остановили и ключи достали, но начальник Первого отдела объявил матери выговор за «Утерю ключей».
Вот в этой «утере» и была вся загвоздка - мать никак не хотела признавать «утерю» - ведь ключи нашлись! Значит обвинение напрасное. Никаких доводов вроде «а если бы не нашлись» она не воспринимала. Нашлись - значит утери нет.
Довод, что в течение нескольких часов у нее с собой этих ключей не было то же не принес результата. Ну не было - потом же появились!
Я ей пытался объяснить, что она виновата хотя бы в том, что не выполнила предписание - вовремя не сдала ключи. Хотя за работу с секретными материалами получала прибавку к жалованию. Ответы «если каждую дурь выполнять» и «зачем - ведь после обеда возвращаться» говорили сам за себя. Непробиваемая...
А для себя из всего этого я вынес идею - никогда, ни в лифте, ни около лифта в руках не держать и их карманов не доставать.