Привет из Детства

Сегодня в магазине нашего района (не буду говорить в каком, чтобы читателю не подумалось, что я хочу выставить этот магазин в невыгодном свете) приобрел я скатерть, как написано на этикетке, из ПВХ и полиэфира. Ну ПВХ, полиэфир - что это такое я не знаю - самое главное, что не бумага и не тряпка. Синтетика, одним словом.

Скатерка была упакована в блестящий прозрачный конвертик с самоклейкой - все чин-чинарем. Не у Пронькиных.

Но стоило мне ее только достать из конвертика, как на меня пахнуло чем-то родным и отвратительно знакомым. Я еще не вспомнил этот запах, как уже вытащил скатерть целиком и мог теперь рассмотреть ее.

Бог мой!

Это была обыкновенная клеенка! Правдв обшитая по краям беечкой.

Да-да, та самая клеенка, которая лежала в мое детство на большинстве столов Москвы и, будучи новой, нещадно воняла. Воняла порою так, что щипало глаза и хотелось бежать вон из дома. Особенно после того, как в 1973 году, я, учась в 7 классе, оббил дверь поролоном, положа сверху эту чертову клеенку. Ну тогда все так делали - ведь никаких иных материалов в продаже не было. Клеенкой даже стены оклеивали, заместо обоев, особенно в ванных комнатах, на кухнях. Было...

Мать выла. Ее глаза слезились пять дней. Кто-то подсказал, что клеенку надо вымыть с молоком и, дескать, она перестанет вонять. Но не тут-то было. Молоко не убавило, если не прибавило, вони. Тогда мать, в исступлении, принялась мыть клеенку водой с мылом и в одном углу (слава богу в дальнем) даже стерла рисунок. Но вони не убавилось. Хорошо, что было начало лета - можно было открыть окна и проветрить. Ну, через неделю, вонь, либо прекратилась, либо мы свыклись с ней настолько, что перестали замечать.

Так вот, что за запах ударил мне в нос! Запах старинной клеенки, которую мы считали погребенной, вместе с Советским Союзом.

Ан, нет - иногда они возвращаются!

Ужасы - я имею в виду.

Прочитав этикетку, выяснил, что такое Г выпускает некий OOO «КОЛОРИТ» в городе с невыговариваемым названием Тверь (как мило звучало Калинин!), а внизу интернет-адрес kleenka-tver.ru
Вот они - духовные скрепы, о которых так модно разглагольствовать в наше время!

У нас уже научились пользоваться интернетом, скоро, может быть, освоят Луну и Марс, научатся пользоваться ножом и вилкой, победят на Олимпиаде 2116 года, только, по-прежнему будут выпускать каменные топоры.
kamenniy-topor-forever.ru

Главное не мясо, а - повар!
Мы часто сетуем на низкое качество запчастей, забывая про то, что эти самые железячки делают, так или иначе, человеческие руки. Хотя нам, по большей части, видны только станки, всяческие автоматы, роботы, но управляют этими роботами, как ни крути, люди.

А люди...

Ох, люди!

В том, что человеческий труд - самое основное, и в том, что хороший мастер способен из гавна сделать конфетку, а плохой - из конфетки - гавно, я недавно имел возможность убедиться.

Итак, в преддверии нового года, пришлось мне разворачиваться в ограниченном пространстве темного московского двора на (страшно сказать) Чукотском проезде. Излишняя поспешность моя стала причиной того, что я, незаметивши высокий бортовой камень, несильно тюкнулся об него глушителем. Невелика беда, если машина новая. Но, когда машине уже больше семи лет, начинаются проблемы. Глушитель, поменянный буквально за два месяца до этого, с честью выдержал удар. А вот дожигатель, или, как его именуют пижоны - нейтрализатор, лопнул. Как раз по сварному шву, видимо подгнившему за семь лет эксплуатации.

Результат был плачевный. Дикий грохот наполнил округу. Какая разница - лопнули штаны или дожигатель - все равно - открыт выпускной коллектор. Только, в отличие от штанов, звук этот раздавался под днищем автомобиля и не так давил на голову, уносясь ветром назад к следующим за мною автомобилям. Но вот в пробке, даже в плотном потоке, а, особенно сильно, в тоннеле, меня начинало подташнивать от этого звука.

В этот день я настолько устал, в особенности от производимого автомобилем грохота, что доехал до дома, даже не помышляя о ремонте. И так голова была, как чугун. Зато на утро пришлось искать магазин, где продается мой глушитель. К сожалению, самый ближайший был в Строгино, куда проще всего было попасть через Балтийский тоннель. Тоннель, в моей ситуации, штука пакостная, но, с другой стороны, поехав куда-нибудь подальше, я имел возможность попасть в медленный поток или в пробку, которые для меня были равносильны тоннелю. А в Строгино я уж точно попаду без задержек.

Тоннель пришлось проходить с выключенным двигателем, разогнавшись до безумия перед ним. И, несмотря на то, что я вошел в него на ста сорока километрах, наката на всю длину мне не хватило. Тонель длинный, да еще в его конце начинался небольшой подъем, на котором я стал затормаживаться. На мое счастье в этом тоннеле есть вентиляционные промежутки, где потолка нет. Тут то я и дал по газам, опять же, разогнавшись, погасив двигатель, накатиком, выкатился из тоннеля. В отсутствии замкнутого пространства ехать стало намного легче. Но все равно!

Поэтому, купив глушитель, я сунулся в первый попавшийся автосервис, дабы не утруждать себя излишней шумовой нагрузкой. В нем все подъемники были заняты, зато на следующем - свободны. Работал там некий «мужичок с ноготок» - невысокого роста, широкоплечий, лет сорока с хвостиком, с хитринкой в глазах и со следами привязанности к алкоголю под глазами и на носу. Но выхода не было и, успокаивая себя словами «пей, да дело разумей», я загнал машину на подъемник.

Выкатившись с сервиса, я заметил что глушитель не особенно и глушит. Дробный звук наполнял салон. Отпустивши вслух несколько нелицеприятных фраз в адрес российских бракоделов, я покатил обратно, сетуя на то, что не поехал в более дальний, но «фирменный» магазин. Гавно купил - засело в мозгах.

Прошла неделя, а может полторы, когда я сорвал и так старое сцепление, буксуя в новогодней грязи (в этом году 1 января было на дожде). Сорванное сцепление, конечно, гадко, но машина, все-таки, едет, поэтому с его заменой можно и не торопится.

Закончились выходные и я заявился на сервис, неподалеку от своего дома, где я, собственно, всегда и ремонтируюсь. Последние два года там трудится молодой бородатый кавказец.

Когда он узнал какая у меня машина, то сказал, что это будет стоить дороже. Ну дороже, так дороже - я не обратил внимания на его слова.

Пока он занимался сцеплением, я успел сделать несколько неотложных дел и, не дожидаясь телефонного звонка, заглянул на сервис, обнаружив свою машину висящей на подъемнике с отстегнутым глушителем.

- А глушитель ты зачем снял? - удивленно спросил я мастера.

- Тэбе говорил, что дорожэ будэт! Не подлезть, эсли глушитель нэ снять! - объяснил мне он.

- Ах вот оно что! - подвел итог я и, узнав, что «не раньше чем через полчаса», отправился домой.

Через полчаса я не пришел, а только через час, найдя свою машину уже стоящей на улице. Я завел двигатель и остолбенел - дундящего звука больше не было. На какой-то момент мне почудилось, что двигатель вообще не завелся, но горящая лампочка и некоторая дрожь в руле подсказывала, что он работает.

С той поры прошел месяц. Тот же самый глушитель, собранный руками трезвого кавказца, из рыкающего льва превратился в тихого ягненка.

И вправду говорят что «главное не мясо, а - повар!»

Как часто приходится слышать жалобы на низкое качество запчастей - но справедливы ли они?

Не виноваты ли в этом кривые руки, ставящие их?

1996 г. Русские «Метаморфозы»

Нашу страну всегда называют «пьяной», а русских людей «пьяницами». На это все повсеместно обижаются, уверяя, что это не так, что наш народ породил, и Пушкина, и Лермонтова, и Толстого с Левитаном, что у нас больше гениев, чем пьяниц, но...

Один показательный примерчик.

В 1974 году, когда мне было четырнадцать лет, мои тетка и дядя получили, наконец-то, желанную трехкомнатную квартиру в Бибирево, выбравшись из старого, американской планировки, восьмиэтажного помпезного дома на Садовом кольце. Где в каждой комнате, их трехкомнатной квартиры, проживало по целой семье, мусоропровод проходил прямо через кухню, распространяя вокруг себя отвратительное амбре и тараканов, а под потолком висел огромный, как вокзальные часы, газовый счетчик. Хотя, при всем при том, была ванная и туалет с верхним бачком, да красивые двустворчатые двери в каждой комнате, не создававшие проблем при выноске мебели.

Переезд происходил в дневное время, поэтому к нему подключили и меня, поскольку, и тетка, и дядя были на работе, а оставался только мой двадцатилетний двоюродный брат. Ну вот с ним вместе мы и такали их нехитрые семейные пожитки.

Новая квартира удивила меня своей суженной до безобразия планировкой, совершенно не рассчитанной на нашу советскую неразборную мебель. Нет мебель-то наша, как раз, была именно разборная, но вот, после разборки, собрать ее уже не представлялось возможным. Что поделать - советское качество!

Загрузив машину на старой квартире, буквально, за час, мы таскали вещи в Бибирево почти весь день. Лифт в новом доме был рассчитан всего на двух-трех пассажиров, поэтому количество ездок увеличилось, а многие крупногабаритные предметы, пришлось, на своих руках, таранить по лестнице на седьмой этаж.

Солнце клонилось к закату, когда я, после тяжких трудов, вышел на балкон посмотреть на окрестности, подышать свежим воздухом и малость остыть. На расстоянии одного окна от меня, на том же самом этаже, но, по идее, в другом подъезде, виднелся еще один балкон, на который, неожиданно, вылетели две девчушки лет семи, а может быть, восьми. Они явно проявляли ко мне повышенный интерес, по-детски заигрывая и неумело кокетничая. Мы перекинулись парой слов, они заливисто хохотали, визжали и махали руками, но тут вышел мой брат и они, увидев старика (а кем должен был казаться им двадцатилетний мужик) как-то стушевались и ретировались в квартиру.

В душе я проклял своего брата за такое неуместное появление, хотя возраст девочек настраивал на минорный лад. В те годы они были для меня еще слишком малы, но настолько милы, смешливы и задорны, что запали в мою память. В иных обстоятельствах я, может быть, через некоторое время, вспомнил бы о них и лишний раз заехал к брату, чтобы снова поглядеть на них, но пятнадцать лет - первая любовь затмила весь мир... Потом - вторая, третья... Встречи, разлуки, страдания, радости - все смешалось в бурном водовороте юности...

К тому же, мой брат, работая на заводе, стал потихоньку попивать. На этой почве наши путь совершенно разошлись и мы много лет не виделись, поскольку, один раз, в неприятной беседе с ним, по просьбе моей тетки, о вреде «русской болезни», он, неожиданно, схватился за нож.

Прошло много-много лет. И вот, однажды, он сам позвонил мне и попросил приехать к нему на день рождения. Ему исполнялся сорок один год. Он объяснил, что сорок лет по каким-то русским суевериям на отмечают, а сорок один, дескать, можно. Я согласился, только предупредил, что, коли он схватится за нож, то я пальну по нему, пусть из травматики, но пальну. Плохо не покажется. На что он слезно заверял, что та-ко-гооо бо-ль-шеее неее пов-то-рится. По его речи чувствовалось, что он, может и не в стельку, но пьян.

Ладно. По просьбе матери и тетки, я собрался и приехал. Стол ломился больше от бутылок, нежели от яств. Братишка был в приподнятом настроении. Слишком веселый, он выглядел плоховато. Одутловатое лицо, одышка и сильная сгорбленность, которая, вряд ли, была следствием пьянства, а носила наследственный характер.

Стоило нам только сесть за стол, как в комнату вползло (иначе не скажешь) существо, как мне показалось, все-таки, женского пола. Оно шло, согнувшись, придерживаясь обеими руками за стенку и, добравшись до ближайшего стула, рухнуло на него как куль с дерьмом.

Брат тотчас подскочил и, схватив ближайшую бутылку водки, налил ему треть стакана. Существо, чья голова уже завалилась на стол, услышав булькающий звук, встрепенулось и схватило стакан.

Выпитое подействовало! Голова поднялась, плечи расправились. Да, действительно, это была женщина и, видимо, довольно молодая, хотя непотребная жизнь избороздила ее лицо и изуродовало тело. Она была желтовата, морщиниста и худа, хотя животик у нее выпирал как на ранних месяцах беременности, что наводило на мысль о циррозе. Волосы были настолько редкими и тусклыми, что создавалось впечатление, что их нет совсем.

Она, покачивая головой, пристально смотрела на меня и, как мне показалось, что-то напевала про себя. А потом, вдруг, Читать далее...

2014 г. Блаженны нищие духом
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное - гласит нам Книга Книг.

Ну что сказать? Ведь, верно?.. Верно!

Вспомните улыбающиеся лица детей и выживших из ума стариков - разве они улыбаются не от счастья? Конечно от счастья! Они счастливы, поскольку не знают, не понимают, и не в состоянии задуматься над тем, что их ждет. Вот вам рецепт абсолютного счастья - не знать, не понимать, а, самое главное, - не думать!

Некоторые пошутят, что тех, кто не знает, не понимает и, уж тем более, не думает, принято называть дураками. А я отвечу - так точно! Только дурак может быть счастлив в этом мире, полном горестей и страданий.

Вот молодая женщина улыбаясь глядит на свое чадо, играющее на детской площадке. Чему она улыбится? Тому, что совсем скоро ее дите состарится и, также как и все, в болезнях и мучениях, покинет этот мир. Но она, вопреки этому, радуется и смеется. Почему? Потому, что, достоверно зная об этом, не желает задумывается над будущим, успокаивая себя глупой мыслишкой, что все будет хорошо. Что, вроде как, не только нам одним.

Поговорим о героях: вот один без страха вошел в горящий дом, другой - ринулся в бой под вражеским огнем...

А почему? Откуда у людей такое бесстрашие? Куда делся инстинкт самосохранения? Ответ прост - нежелание или неспособность мыслить! Надо спасать людей из огня и недосуг думать о том, что горящая крыша может испепелить тебя самого. Услышал приказ и пошел в атаку не задумываясь о том, какую жуткую боль вызывает пуля, пронзающая человеческое тело.

Смельчак, либо не осознает опасности, либо попросту не замечает ее! Он, или не может, или не хочет задуматься над нею. В этом как раз и заключена тайна героизма. Человек, способный рассуждать, думать, мыслить не способен на подвиг. Он может и совершит что-нибудь героическое, да только этого никто не заметит, поскольку в его «разумном» героизме не будет внешнего эффекта, показухи.

Вот и я, однажды, оказался в роли эдакого показушного героя. Почему? Да потому, что не знал об опасности, вернее - не замечал ее.

У меня отвратительное зрение. С самого детства. С годами оно становится только все хуже и хуже и недалек тот час, когда я, быть может, начисто ослепну, хотя, надеюсь, судьба смилостивится надо мною и я умру раньше. А пока мне приходится мириться с тем, что вокруг каждой лампочки я вижу радужное колечко, что ноги у некоторых людей идут отдельно от туловища, а автомобили на дороге, порою, как по мановению волшебной палочки, то появляются, то пропадают. Но человек - такая скотинка - ко всему привыкает. И то, что вначале пугало меня, сейчас кажется обыденным и привычным. Поэтому я уже и не обращаю внимания на выкрутасы моего зрения.

Итак, я ехал по новорижскому шоссе, что проходит через город Зубцов. Мне надо было свернуть налево к гостинице, поэтому я намеревался принять крайнее левое положение. Как можно ближе к разделительной линии, чтобы оставить место справа, дабы меня могли объехать попутные машины. Ведь иногда на этом повороте можно было простоять несколько минут.

Но идущий навстречу фур не сулил ничего хорошего. Всегда помнишь, что его болтает, кидает, а не дай бог, он еще и затормозит. Поэтому я не прижался вплотную к разделительной, а оставил, но только сантиметров тридцать, поскольку фур к ней тоже особо не прижимался. Поворот был уже в двух шагах и я медленно катился, ожидая, когда фур освободит мне левый поворот.

Бросив взгляд на левую полосу, мне показалось, что там что-то сверкнуло. Сверкнуло, но исчезло...

И в тот же момент, мимо меня, зацепив с шумом мое левое зеркало, на высокой скорости, пронесся мотоциклист. Слово «высокая» здесь надо понимать применительно к ситуации - это не сто шестьдесят и не сто двадцать, а где-то около восьмидесяти.

Рев его двигателя потонул в крике моей жены: «Здорово ты его! Даже глазом не моргнул! В следующий раз этот подонок не будет носиться между полос!»

Повернув голову, я успел заметить, что байкер, может от того, что зацепился за зеркало, а может, просто, от сильного вилька, закачался, едва не стукнувшись об фур, но, к своей чести, сумел выровнять свою машину и, с набором скорости, умчался прочь.

- Живи, собака - подумал я!

- Как точно ты оставил ему коридор! Тютелка в тютельку! - продолжила свои восторги Наташка.

Я повернул налево, потом направо и добрался до гостиничтой стоянки, действительно не моргнув глазом.

Жена настолько сильно восторгалась точностью моего расчета, моей выдержкой и хладнокровием, что истинную причину происшествия я рассказал ей только через несколько дней.

1984 г. Казнить нельзя помиловать
Как часто мы употребляем фразу, поставленную мною в заголовок, всуе, со смехом, с юморком, хотя речь в ней идёт о серьезных вещах. Но так уж устроен человек - пока жареный петух не начнет клеваться - ему все шуточки.

Мне как-то пришлось прочесть подобную фразу и я, все равно вздрогнул хотя смысл ее мне был ясен и без запятых. Но я, все-таки, вздрогнул. И не только вздрогнул...

Это было более тридцати лет назад, в 1984 году, когда не то, чтобы мобильной связи, обычного телефона-то не было. На этом месте москвичи заропщут, скажут, что при совке они, как сыр в масле катались, колбасой докторской объедались, водкой столичной опивались и за телефон гроши платили. Ну на то они и москвичи.

А там - на отдалении от Москвы - не было ничего. Ни телефона, ни водки, ни, уж тем более, колбасы. А, если это отдаление составляло 300-400 километров, то такое место можно было без преувеличения назвать собачьей глушью.

И вот в такой глуши, в небольшом рабочем городке, неподалеку от Смоленска, жили родители одной моей знакомой, Лены. Хотя жили это громко сказано - скорее доживали, вернее - умирали. Да-да - медленно и тихо умирали. Нет-нет - глубокими стариками они не были, скорее наоборот - в таком возрасте люди еще хорохорятся, выпендриваются, рассказывая про порох в пороховницах... Но это в том случае, когда они всю жизнь не работали... на стройках пятилетки. А родители моей пассии именно этим и занимались, всю свою недолгую жизнь кочуя из города в город. Была в те годы даже такая песенка: «Друзьям на память города дарить». Вот они и раздаривали города, оставляя в каждом из них часть своего здоровья, часть своей жизни. Являясь почетными горожанами четырех городов, они имели право на квартиру в каждом из них! Но им это не пригодилось - они умерли даже не дожив до пенсии по старости. Хотя одна из квартир досталась моей знакомой - их дочери. Чему она была несказанно рада, поэтому жила далеко-далеко от родителей, на почти уральской, реке Каме.

Наши отношения на протяжении нескольких лет были стабильно никакими. Вроде бы что-то тянуло нас друг к другу, но в то же время что-то и не давало сблизиться, постоянно оставляя между нами определенную дистанцию. Лена не была красавицей, но ее гибкое, стройное тело было предметом вожделения многих мужчин и зависти почти всех женщин. К тому же она была натуральная блондинка, хотя и не платиновая. И даже короткая стрижка, в общем, не портила ее.

И все-таки, что-то мешало развитию наших отношений. Не думаю, что этим было ее трехлетнее превосходство по возрасту. Нет-нет - возраст тут не причем. Я никогда не чувствовал в ее присутствии себя малышом, как это было с Ирой Савичевой. Может быть ее прежняя любовь? Вряд ли! На момент нашего знакомства она жила совершенно одиноко и, если что и было в ее жизни, то только воспоминания. Хотя, если задуматься, то заметим, что воспоминания имеют очень сильное воздействие на человека, порою, начисто отрывая его от реальности. Но здесь был не тот случай. Мы оба были реалисты, это чувствовалось по всему. В конце концов - нас же двое, причем тут Ленка, что мешало мне взять инициативу в свои руки?

Нет, наверное все дело состояло в том, что притягиваются только противоположности. Мы с ней во многом были похожи, наши взгляды, наши интересы, наши желания, наши убеждения и стремления были созвучны и это, видимо, разлучало нас. Наверное, из нас вышли бы отличные брат и cестра, но не муж и жена. Мы сделали несколько попыток к совместной жизни, но все они закончились неудачей...

Одна из них была, когда я приехал, вместе с ней, к ее матери в небольшой смоленский городок. Но, через две недели, уехал. Нет-нет - мы не поссорились, не надоели и, уж тем более, не опротивели, друг другу. Просто меня потянуло в дорогу, а она - не стала удерживать. Мне было очень уютно с ней в ее доме, но... Не знаю что! Судьба что-ли. Точнее - не судьба виновата.

Ее мать очень хотела нашего соединения. Бедняжка, она лезла из кожи вон, пытаясь угодить мне, давила на Ленку, доводя ее до исступления, но ничего не могла поделать. Ее можно было понять. Находясь в последней стадии онкологического заболевания, понимая, что дни ее сочтены, она хотела умереть, зная, что ее дочь не одинока, в надежных руках, а может быть даже рассчитывала увидеть продолжение своего рода. Но всем этим ее мечтаниям не суждено было сбыться. Мы, в очередной раз, расстались, а она, может быть с горя, а может по болезни - через две недели умерла.

Узнал я об этом при весьма странных обстоятельствах.

Придя на работу среди дня (в этот день, с утра, я заезжал на вычислительный центр ВнииСтройдормаша), я обнаружил у себя на столе неровно оторванный (его явно отрывали в спешке) листок бумаги с лаконичной надписью: «Лена умерла мама» и никаких знаков препинания. Никто в лаборатории не мог объяснить когда и каким образом эта бумажка оказалась на моем столе. Один не видел, другой не помнил, третий не смотрел - типичные лапутянские повадки людей с высшим образованием.

В глубине души я понял Читать далее...

Красоту уносят годы, доброту не унесут...
В детстве, а также юности мне частенько приходилось слышать эту песню. И я, по глупости, вернее - по неопытности, а скорее, - по детскости, вечно смеялся над ее словами.

Хм! Доброта против красоты! Что за глупость! Красота - это все! Это предел мечтаний! Это - восторг! Это - верх! Что может быть выше красоты. Доброта? Смешно!

Да, да, я был юн, молод, полон жизненных сил, полон энергии, любая задача казалась мне по плечу, любое море - по колено. Не быть таких преград, которые мне бы казались непреодолимыми. Я не то, чтобы не задумывался, мне просто в голову не приходило, что со с мною может произойти какая-то беда. Я же молод! А болезни, страдания и сама смерть - удел стариков. Это ихнее...

Наше молодое - радость, да наслаждение. Я не просто не предполагал, мне и в голову не приходило, что со мною может произойти какая-нибудь беда. С чего бы это? Я смело мчался по дальнему лесу на велосипеде, даже не подозревая, что могу переломать ноги и никогда не выбраться из этой чащобы. Я смело бежал по тротуару, не задумываясь, что могу оступиться, зацепиться и упасть. А там - переломы, парализация, мука - такие мысли не посещали мою юную голову, поэтому... поэтому - доброта мне на фиг не нужна.

Мы, юные, гонялись за красотою. А слова этой песенки вызывали только смех.



Прошли годы.

Я уже немолод, хотя, как говорят некоторые оптимисты - еще и не стар. Может они и правы - ведь до пенсии еще два долгих года, которые, я то знаю, пролетят как одно мгновение, но все ж. И меня, по-прежнему, как и в юности влечет красота. Да-да и старому пню хочется красоты.

Я иду по парку. Сегодня первый раз, за эту бесснежную зиму, выпал снег. В некоторых местах он покрыл собой лужицы, превратившиеся от холода в ледяные корочки. Я иду рядом со своей женой.

Рядом. Мы прожили двадцать девять лет, но никогда не ходили вместе.

Не ясна разница? Да все очень просто - мы никогда, повторяю - никогда, не ходили, как ходят пары - под руку. Не вместе, но рядом.

Случайно наступивши на лед, спрятанный под свежевыпавшим снежком, я поскользнулся... Ноги мои разъехались, я, бессмысленно и бесполезно, взмахнул руками, едва не упав... Как вдруг почувствовал сильные руки, схватившие меня подмышки...

Обретя твердую почву под ногами, я обернулся и увидел молодого, лет тридцати, улыбающегося мужчину.

- Отлично! - сказал он мне - Успел вас поймать. - По всему чувствовалось, что он несказанно рад этому.

А справа стояла моя жена, которая, конечно не так молода, но все же на десять лет моложе, с безразлично-глуповатым взором на красивом лице.

И в ушах зазвучала песня: «Красоту уносят годы...»

Что наша память - Друг или Враг?

Беременная девственница
Да, такие происшествия всегда вызывают много усмешек, пересудов и разговоров, а, в нашем случае, учитывая, что девственница была тринадцати лет от роду, дело приняло еще и нравственный оборот. Советская (да и не только советская) власть по каким-то, одной только ей ведомым параметрам, установила срок вступления в брак, равным восемнадцати годам. Ну, в других странах, я понимаю – брак, сразу же, порождал имущественные вопросы, решать которые тринадцати- четырнадцатилетнему юнцу не доверялось (что, в общем-то, и правильно). Но у нас же ничего не было! Никакого имущества – ни движимого, ни недвижимого. Почему же в СССР возраст вступления в брак был поднят до цифры 18?

Это такое же варварство, как, например, устанавливать возраст смерти. Скажем, 70 стукнуло – помирай. Каково? Один, с молодости дряхлый, страдающий от множества болезней, может, или не доживет, или только рад будет помереть, чтобы не мучаться. А другой, бугай здоровый, в такие годы помирать не собирается и не желает.

Так и брак – природа-то не глядит на календарь. Иная девочка до 15 лет в куклы играет, даже и не помышляя о сексе, а другая – в двенадцать лет – полноценная женщина, с естественной тягой к мужчинам. Да и пацаны, кто с десяти, а кто и с тринадцати, начинают ощущать, что пиписька нужна не только для того, чтобы писать. А тут – бац – до 18 – только писать. Без вариантов! Поэтому мы, школьники, занимались онанизмом до кровавых мозолей.

Некоторым ребятам везло – они находили себе таких же, рано повзрослевших, подружек и с ними затихали. Порою на всю жизнь. Других выручали «мамки», хотя их было несказанно мало, поскольку за это им грозила тюрьма, и воспользоваться ими можно было только через очень хороших знакомых, ведь их благое намерение дать выход молодецкой силе несовершеннолетних, расценивалось этим исковерканным миром, как уголовное преступление. Идиотизм – скольких ребят спасли «мамки»! Кого - от извращений, кого - от невоздержанной мастурбации, наносящей урон молодому организму, кого - от сумасшествия, а некоторых – даже от преступления. Ведь случаи изнасилования девочек ровесниками, хоть и были редки, но все-таки были.

Итак, жили (мать уверяет, что в доме 18 корп. 2) вместе, в одной комнате, в двухкомнатной квартире, брат и сестра, погодки. Одному - четырнадцать, другой - тринадцать. Со временем, от многолетней совместной близости стало им, видимо, настолько невмоготу, что, плюнув на то, что они – брат и сестра, принялись они активно ублажать друг друга. Явно, страшась зачатия (а презервативов тогда не то, что детям, взрослым-то невозможно было купить и приходилось пользоваться всякими подручными средствами вроде уксуса и хозяйственного мыла), девственную плеву они не порвали, но, наверняка, нещадно обливали вульву семенем, поскольку, через некоторое время, сестра все-таки оказалась беременной. Не убереглись!

Шум поднялся несусветный! Беременная школьница! Брат и сеста! Какой разврат! Будто бы кого-нибудь убили. Особенно старались на этой ниве ревнители высокой морали - молодые женщины, от тягостной советской жизни, в тридцать лет, выглядящие пятидесятилетними старухами, потерявшие на своем недолгом жизненном пути не только женственность и красоту, но и человеческий облик в придачу.

Помню, как эту новость передала моей матери какая-то подруга. Она, встретив нас на улице, схватила мать под руку и потащила ее куда-то в сторону, резко махнув мне рукой – вроде как - не мешай, нам надо поговорить. Я дураком не был и понимал, что самое интересное, взрослые, нам, детям, не рассказывают, поэтому, невзначай, краем уха, пытался разобрать их разговор. Но до меня долетали лишь обрывки фраз: «брат, сестра, ужас» и самое заводное слово: «беременна». Когда тебе всего лишь десять лет подобные слова вызывают несказанный интерес. Заинтригованный, я, с параллельного телефона, решился подслушать разговор мамки с ее сестрой, из которого стали ясны все подробности данного происшествия.

Самое потрясающее открытие, которое я сделал - это узнал, что девочка, будучи беременной, сохранила свою девственность. Тетка, в разговоре, несколько раз, на полном серьезе, сказала матери - как Богородица! А мать назвала их полными идиотами, поскольку залетели, не воспользовавшись собою по-настоящему и не получивши истинного удовольствия, А потом долго сокрушалась над тем, какие они глупые и какие несчастные, завершив свои сетования по этому поводу словами - надеюсь хоть теперь-то он ее девственницей не оставит, уж налюбуются друг другом всласть! А тетка, хоть и не была никогда религиозна, ни разу не держала в руках Евангелия и не имела икон, вдруг, опять, серьезным тоном, произнесла: «Юль! А, может быть, она все-таки святая? Ведь говорят про второе пришествие» Мать назвала ее дурой, на чем их разговор и закончился. Я поспешно бросил трубку, сделав вид, что делаю уроки.

Теперь я чувствовал себя королем - я знал все и мог рассказать это ребятам. Гордость настолько распирала меня, что я не мог уснуть всю ночь в предвкушении своего Читать далее...

1971 г. Обойдемся без жидов
Было это может в 1971, а может быть в 1972 году. Во всяком случае - точно до того, как разбились космонавты Волков и Пацаев1.

Моя мать тогда работала изыскателем и ей приходилось ездить по московской области для чего ей придавался автомобиль с водителем. Как-то так получилось, что лет пять она ездила практически всегда с одним и тем же шофером - Мишкой Дуплищевым, по прозвищу «Рог». За что его наградили такой кличкой - тайна. Во-всяком случае, до матери никаких слухов об этом не доходило. Рог был неплохой, в общем-то, человек, хотя и большой любитель выпить, но при этом, веселый, доброжелательный, истинно русский, широкой души, человек, готовый, совершенно бескорыстно, в любой момент прийти на помощь кому угодно. Бывали с ним, конечно, казусы, особенно, когда ему хотелось выпить, а, по какой-то причине этого ему не удавалось. Тогда он смурнел, крысился, нервничал, даже, иной раз, грязно выражался. Зато, после выпитого или даже в предвкушении оного, душа его разворачивалась, как гармошка, а хмурость моментально исчезала. Короче - эдакий типично русский характер, как их описывают в популярных книгах.

И вот, что он, однажды, на моих глазах, отчубучил.

Мы ехали по какой-то загородной дороге, в районе Апрелевка-Троицк-Подольск, а где точно - я уже не помню. Автобусы в те годы ходили из рук вон плохо, а легковушек на деревенских трассах не было вовсе. Проезжали иногда грузовики, да самосвалы. Но эти пассажиров не брали. В ту пору шла борьба с нетрудовыми доходами у водил. На многих грузовых автомобилях красовалась надпись: «Приказ - пассажиров не брать». Если менты поймают - крышка! Сообщат в автопарк, права отберут. А они так и рыскали там, где дачные участки. Если конечно кузов песка продать или кирпич отсыпать - хоть деньги реальные. А тут - рубль - ну его на хер! Рисковать дороже.

И вот, еще издали, мы заметили, стоящую на остановке автобуса пожилую пару, изо всех сил машущую руками. Наверное они возвращались с дачи, поскольку в руках они держали брезентовые рюкзачки, подобные тем, с которыми наши родители тогда ездили на «картошку». Я не припоминаю никакого жилья поблизости - остановка была у самой кромки леса. Видимо, они сначала много прошли пешком, а потом долго ждали автобуса, который так и не приехал, поэтому, увидев автомобиль, пусть даже движущийся в противоположном направлении, возрадовались возможности уехать. С такого расстояния я даже и не приметил, что они - евреи. У меня с детства слабое зрение. Но водительский глаз зорок...

Затормозив машину не перед, а за остановкой, Мишка, с загадочной ухмылкой, через зеркальце, следил за тем, как старички вприпрыжку бегут к водительской дверце. А когда они почти поровнялись с ней, приоткрыл ее и, высунув голову, в образовавшуюся щель, диким голосом проорал: «Обойдемся без жидов!», после чего дал по газам и был таков. Я до сих пор помню взгляды этих несчастных людей. Укора в них не было - лишь обида и удивление.

Зато Мишка был несказанно рад своей проказе. В пути он несколько раз, с лучезарной улыбкой, произносил: «Во, как я их!» и заливался хохотом. Потом, по его лицу пробегала какая-то тень - чувствовалось, что в его душе таилась еще какая-то пакость, которую он, к сожалению, не успел сотворить со старичками, но, которой он, при следующем удобном случае, обязательно воспользуется.

Омерзение мое было весьма велико, хотя я не выказывал его. И даже не потому, что мне было тогда всего двенадцать лет. Ведь Дуплищев был первый, кто учил меня водить машину, и, в этом плане, был моим кумиром, Богом для меня (отмечу, что его водительское мастерство до сих пор восхищает меня).

Но другое было удивительно и неприятно - мать часто ругала Дуплищева, и в лицо, и за глаза. Иногда мне даже казалось, что она его просто на дух терпеть не может, но, почему-то никогда не ставила ему в вину этот поступок. Она бранила его за пьянство, за скандалы в семье, за излишнюю мужскую гордыню, не подкрепленную ничем, кроме пустой болтовни. Но никогда, я подчеркиваю, никогда, не укоряла за эту подлость. По моему, она расценивала это, как невинную шалость, шутку, в которой, в общем-то, нет ничего предосудительного.

Меня много лет волновали эти вопросы - что заставило одного человека не только сделать гадость, но ещё и бравировать ей. А другого, априорно настроенного против первого, смолчать и не возмутиться.

Ответы теплятся в моей душе, но верны ли они?

Всем животным свойственно забивать слабых - в этом заключен залог не только эволюции, но и невырождения. Посмотрите на детей - как они презирают слабых, толстых, увечных, как подтрунивают и издеваются над ними. А самый слабый из детей, которому весь двор отвешивает затрещины, издевается на котенком или щенком, который еще слабее его. Это - нормально, так положила Природа или Бог - кому как понятнее. Евреи никогда не относились к нациям, которые хватаются за нож по поводу и без повода, поэтому обидеть их может каждый. А в особенности тот, кто сам всеми обижаем от начальства, до собственной дочери, за Читать далее...

Ром я больше не пью!
Окружающий нас мир не просто многообразен - он бесконечен. Мы, к сожалению, и конечны, и не так многообразны, поэтому, несмотря на обилие окружающих нас предметов, пользуемся сравнительно небольшим количеством слов. Утверждают, что язык Пушкина включал в себя двадцать четыре тысячи слов. Может быть. Хотя я, лично, не замечаю разницы в словарном богатстве Пушкина, Толстого и Салтыкова-Щедрина. Но обычные люди пользуются значительно меньшим количеством, поскольку, просто-напросто, не могут запомнить такой объем. Да и, честно говоря, необходимости в этом нет. Недаром Козьма Прутков все время повторял, что нельзя объять необъятное. Поэтому каждый из нас, из необъятного мира, выбирает для себя маленький кусочек с очень ограниченным набором предметов, понятий и, соответственно, слов, в котором и проводит практически всю свою жизнь, подчас совершенно не желая этого.

Но жизнь не стоит на месте и каждый год, каждый день, каждое мгновение, возникает что-то новое, доселе неизвестное, которое требуется как-нибудь назвать. Я уже отмечал, что много разных слов трудно запомнить, к тому же словотворчество не свободно, а подчиняется определенным правилам, самое основное из которых,- произносимость. Существует целый набор причин, которые я не буду сейчас перечислять, по которым слово может иметь множество, порою на удивление разных, значений. Поэтому, одинаковые слова приходится различать, в зависимости от того - кто говорит, с кем говорит, о чем говорит - ну и так далее, что называется, - по контексту. Нередко, правильному пониманию слов помогают жесты, манера разговора, время, ситуация – громадный комплекс различных дополнительных признаков. Соответственно - неверная оценка контекста, приводит к искажению смысла услышанного или прочитанного. С этим связано много весьма забавных, а порой и трагических, случаев.

Сейчас я расскажу забавный.

Прошлым летом, то есть в 2015 году, я проходил поздно вечером, когда уже смеркалось, вдоль нашего Садового пруда, по месту, называемого в народе «Дикий пляж», где в такое время обычно собираются любители выпить. Вдалеке я увидел шумную компанию, на которую не обращал никакого внимания, до тех пор, пока ветер не донес до меня обрывок фразы: «Ром я больше не пью». Я не задумался бы на этим пьяным возгласом, если бы он не повторился несколько раз. И тут я, наконец, заинтересовался - в компании забулдыг, собравшихся под покровом темноты, чтобы вусмерть напиться на лоне природы, кто-то отказывается пить именно РОМ. Ну это не так удивительно, учитывая то, что ром порою бывает очень приторным, а удивительно то, что эти пропойцы купили ром! У такого контингента обычно денег не хватает на паршивую русскую водку, а тут ямайский или кубинский ром... Ну может, и не ямайский, и не кубинский, а отечественный суррогат, но все равно же он дороже водки.

Поэтому я решил приблизится к пьющим, чтобы рассмотреть их физиономии. Как в свое время писал Высоцкий: «А может быть это хорошие люди...»

Их было человек семь и все они сидели на земле в кружок. Кроме одного, который стоял. Примечательная личность! Лучи закатного солнца освещали его долговязую худощавую фигуру. Он размахивал руками возле бедер так, будто пытался отогнать от себя мух, хлопая себя то справа, то слева. При этом тело его изгибалось и, замирая, он чем-то напоминал распятого Христа, как изображают его на православных иконах, вот только с опущенными руками. Как говорится - по Сеньке и шапка, Каковы сами - таковы и сани.

- Пей - произнес кто-то из сидящих и приподнял стакан над головой.

- Ром... - тут долговязый сделал значительную паузу - я больше не пью! Не пью!

Конечное «Ю» в с его пьяной речи превратилось в какое-то жалобное мычание. Чем-то он напомнил мне деревенского бычка, забытого на ночь возле пруда.

Тайна оставалась неразгаданной. Подойти ближе и посмотреть, что плещется в этом стакане, я не решался, поскольку их количество было больше, чем то, с которым я мог бы справиться без оружия, если они окажутся отнюдь не «хорошие люди».

Оставалось только одно - ждать...

К моей радости долго ждать не пришлось..

Долговязый еще немного повертелся на месте, похлопал себя пару раз по ляжкам, и выкрикнул:

- Ром... я больше... не пью! Понял... - здесь он сделал некоторую паузу, набрал в легкие побольше воздуху и зычно, с расстановкой, проорал - Ты-ы-ы... по-о-о-онял.. Ро-о-о-ома!

Ешкин Кот! Я начисто забыл, что сокращение имени Роман в обращении может звучать как «Ром», созвучно названию, дорогого у нас, алкогольного напитка.

Смешно?

Не иначе.

Велик и могуч русский язык!

Хорошо было Тургеневу прославлять его в Париже, базаря по-французски.

1991 г. Не спите, жены, в Новогоднюю ночь
Первые два года нашей супружеской жизни, моя последняя жена, несмотря на свой юный возраст, постоянно жаловалась на хроническое недосыпание. И обвиняла в этом меня. «Ты не даешь мне спать» – было ее расхожей фразой.

С какой-то стороны ее можно понять. Девушку, воспитывающуюся в семье, где с нее сдували пылинки, кормили до девятнадцати лет с ложечки, не имевщую никаких забот, кроме как играть с любимым котом и учиться, поставили перед фактом, что надо, просто необходимо, кому-то ежедневно, ежечасно, уделять внимание, о чем-то думать, заботится, разрешать какие-то вопросы. Для слабой психики это была непосильная задача и усталость наваливалась на нее сверхтяжелым грузом. Но главное – с привычкой засыпать в девять-десять часов вечера пришлось проститься по вполне понятным причинам.

Буквально через месяц после свадьбы, Наталья, стала валиться буквально на ходу. Двигалась она, зачастую, пошатываясь, как пьяная и говорила только о том, как хочет спать. Стоило ей, не дай бог, прилечь среди бела дня или даже просто присесть на стул, как ее тут же охватывал крепкий, глубокий сон. А еще спустя пару месяцев она уже засыпала стоя, сидя, лежа – в любых положениях, удобных и неудобных, и в любой обстановке. Ни стук вагонных колес, ни уличный шум, ни включенное радио не мешали ей спать. Когда мы ездили куда-либо отдыхать, то мне, привыкшему к активному образу жизни, приходилось проводить почти все время в одиночестве. Поскольку она – то с утра никак не могла проснуться, то вечером – засыпала еще засветло.

Учебу ей пришлось бросить практически немедленно, но на желании спать это почти не отразилось.

Вначале я предположил, что она, попросту, таким способом, избегает меня, но с течением времени, я все больше и больше убеждался, что это не так. Моя жена действительно спала как сурок. Тринадцать-четырнадцать часов в сутки – было ее нормой. Почему и отчего я выяснять не стал. Раз так – пусть будет так. Я понял, что ей безразлично чем я занимаюсь и где бываю – лишь бы я не мешал ей спать. Мне как-то даже приглянулась такое положение, поскольку оно давало мне, как женатому человеку, большие удобства и довольно широкие возможности, которыми я и пользовался, и не скажу, чтобы это мне не нравилось.



И вот однажды, в Новогоднюю Ночь Наступающего 1992 года, мы, сев за праздничный стол, с боем курантов выпили по бокалу шампанского, после чего, со словами: «спать хочу», Наталья легла и мгновенно заснула.

Оставшись в положении «одиночества вдвоем», я попытался допить шампанское, которое, к сожалению, не полезло в глотку, поскольку, на фоне всеобщего веселья, мое положение было достаточно мерзким и, как говорится, сердце ни к чему не лежало. Тогда я решил выйти на улицу, чтобы посмотреть на Новогоднюю Ночь, в которую, по установившейся традиции, всегда происходят какие-либо чудеса…

И чудо свершилось! Походив взад-вперед несколько минут, я вдруг вспомнил, что в соседнем доме живет школьная подруга жены, Даша, бывшая, в свое время, свидетельницей на нашей свадьбе. Ноги как-то сами привели меня к ее двери. Она, как нарочно, была дома и сидела, скучая, в одиночестве перед телевизором. Мы сели смотреть его вместе, а через минуту уже поцеловались и наша Новогодняя ночь пролетела как одно мгновение.

Домой я вернулся к восьми утра. Жена спала, как убитая, и не заметила моего отсутствия…

Правда теща, от которой что-либо скрыть было очень сложно – сказывались двадцать лет проведенные на оперативной работе, доглядела откуда я возвращаюсь в столь ранний (или поздний) час. Но шуметь не стала…

А зачем?

Взаправду говорят, что как Новогоднюю ночь проведешь, так и пройдет у тебя целый год. Я когда-то встретил Новый 1985 год с друзьями-аспирантами в общежитии, и потом целый год болтался в общаге, поскольку встретил там Ирину.

Весь следующий год я жил на две семьи – и с Дашей, и с Наташей. То туда зайду, то сюда – вернусь. Чем-то похожие, но, в тоже время, и абсолютно разные, они вместе составляли неплохой образ идеальной супруги и терять ни одну из них мне совершенно не хотелось.

Нет!

Недаром многоженство существовало и существует по сей день во многих культурах. Рабско-аскетичное Христианство искоренило его законодательно, но не смогло изменить людскую сущность - посмотрите вокруг - сколько мужчин имеют любовниц! И, порою, не одну. А, что самое главное, при всем при этом, не собираются покидать своих законных жен. Полигамия неистребима, поскольку в одной женщине не могут сочетаться все те качества, которые желает в ней видеть мужчина. Как нельзя найти в одном человеке идеального работника, точно также нельзя найти идеальную супругу. Бог сделал так, что в каждом из нас, что-нибудь, либо плохо, либо отсутствует совсем. Поэтому коллектив, бригада, жизненно необходимы во всех сферах нашей жизни. Но, мне кажется, очень много жен – также плохо – они начинают повторятся по многим качествам и к ним пропадает интерес. Что одна, что другая – какая разница? А три-четыре – видимо самый оптимум. Недаром многие Читать далее...

Пусть всегда будет солнце

Родители никогда не должны лгать собственным детям. Конечно не только собственным, а вообще не должны лгать, особенно детям. Тот, кто провозгласил некую «ложь во спасение» был, может быть, круглый дурак, но, вернее всего, редкостная сволочь. Услышанное невесть от кого, дети могут перепроверить у собственных родителей, которым они безраздельно доверяют, и узнать правду. А что же будет, когда родители бесчестно лгут?

Произойдёт нечто страшное, которое не просто осквернит веру в родителей и навсегда лишит надежды на помощь близкого человека, но и начисто сломает психику ребёнка, сделав его либо озлобленным, либо, вполне возможно, наоборот, пассивным и безразличным.

Об одном таком страшном случае, которому я был не просто свидетелем, а невольным инициатором и активным участником, мне хочется сейчас рассказать.

Видимо так уж устроен человек, что родительские слова крепко-накрепко врезаются в его память. Читатели могут опровергнуть мои слова, приведя сотни примеров из жизни, когда дети не то, чтобы не запоминали родительские слова, а, наоборот, изо всех сил старались поступить вопреки услышанному от родителей. Но причина этого, по моему мнению, заключается в том, что мы, в нашем, так называемом, цивилизованном мире, считаем детьми тех, кто давно уже не ребенок, а взрослый человек. Старикам, с такой же силой, хочется вернуться в детство, как детям вырваться из него. Поэтому взрослые, за прожитыми годами, начисто забывшие о том, о чем они мечтали, будучи детьми, всячески пытаются оттянуть взросление своих отпрысков. Воспитание начинает конфликтовать с физиологией, что создает барьер между родителями и детьми и приводит к извечному конфликту поколений. Путь к взаимопониманию заключен в отказе от принижения ребенка детскостью.

Мне могут возразить, что, дескать, я своих детей не растил, а внука получил уже почти взрослым - двенадцатилетним и, соответственно, что я могу понимать в воспитании детей, но...

Ребенком-то я уж точно был, поэтому совершенно точно знаю, чего дети хотят от родителей! Ни о чем я так сильно не мечтал, даже о длинноногой красавице, как о том моменте, когда я избавлюсь от родительской опеки, от мамки, от самого определения «ребенок» и стану «человеком». Мне настолько осточертело это состояние, что даже сейчас - в почти уж шестидесятилетнем возрасте, меня коробит, когда мать называет меня своим «ребенком».

Поэтому, разговаривая с детьми, вспомните самую оскорбительную фразу своего детства: «ты ещё маленький», задумайтесь на секунду, и продолжайте беседу...

Кто помнит хрущевские времена, тот должен помнить глуповато-простецкую песенку: «Пусть всегда будет Солнце», всегда раздражавшую меня своей тупостью. К ней обычно прилагалась картинка радостной семьи - мама, папа и малыш идут под ярко светящим солнцем или радугой. Неужели - думал я, глядя на нее - я всегда буду маленьким, неужели папа и мама вечно будут помыкать мною? Но время шло и, когда пришел срок мне идти в школу, отец свалил от нас, дав, тем самым, прочувствовать тот факт, что родительский гнет не вечен. Теперь эта песенка не так раздражала, а наоборот смешила меня своей лживостью. «Будут, будут тебе, и папа, и мама, и солнце» - прихихикивал я про себя, услышав эту песню, которую, кстати, очень любила петь моя мать. А, когда в 1970 году в наш дом пришла Смерть и забрала мою бабку, а мать стала разоряться, что скоро умрет от моей неуспеваемости, лживость этой песенки стала еще очевиднее. Но оказывается некоторые, даже будучи старше пяти лет, все еще верят в сказки и Деда Мороза.

 

Был у нас в классе мальчик, имя и фамилию которого я позабыл. Наверное потому, что я был самым активным участником гнусности, совершенной над ним. И, как положено в таких случаях, совсем не так,

Читать далее...

Полеты во сне

А теперь, продолжая разговор о снах, самый счастливый сон, который бывает, к сожалению, только в детстве это полет.

Летал во сне я достаточно часто, но практически всегда на одном и том же месте. Почему? Загадка, которую вряд ли я смогу разгадать, а, когда, быть может, разгадаю, вряд ли смогу об этом рассказать. Поняли почему? Надеюсь!

Мне снился яркий солнечный день, но без солнца не небосводе. Было светло, даже очень, но чем освещался пейзаж - неизвестно. Может быть небом? Краски, правда, были какие-то неестественные, потому что кристально чистые, без полутонов, как на фотографиях в Журнале «National Geographic». Таких цветов в природе не бывает. Всегда где-то потемнее, а где-то посветлее, но мне снились очень ровные сочные цвета. Как будто бы видимое мною было нарисовано эмалевыми красками. Зеленая трава – однообразно зеленая - простиралась до самого горизонта. Небо голубое, совершенно ровное от одного края до другого и на нем ни облачка. Река синяя – не меняющая свой цвет ни вблизи, ни вдалеке. Волны были, но они смотрелись белыми «барашками», будто бы по чистой синей глади, художник провел несколько белых извилистых линий.

И что интересно - кругом ни одного дерева, вообще ничего, что могло бы затмевать горизонт - ни куста, ни здания, как будто бы я стою на сцене что ли?

Короче - все говорило о том, что это - всего лишь сон, а не реальность и даже не подражание реальности.

Вначале, я видел себя, как бы со стороны. Справа излучина реки. Слева высокий обрывистый берег на котором я стою. Берег почти отвесный, он желтый-желтый. Внизу кусты или деревья что-то густое и зеленое, еще правее река и за ней еще правее низина, заливной луг, изумрудно-изумрудно-зеленый. Такой свежий и чистый что просто ах! Красота!

Я балансирую на краю обрыва, то наклоняясь чуть правее, то наклоняясь чуть левее. Теперь я вижу себя, и со стороны, и, в тоже время, чувствую, что стою на грани, ощущаю всем телом эту шаткую неустойчивость. Удивительная двойственность, странная и необъяснимая. И вот еще - я качаюсь, чувствую, что качаюсь, но горизонт стоит на месте и не раскачивается вместе со мною. Я держусь, но понимаю, что если качнусь посильнее, то полечу с обрыва. Но это почему-то вызывает не страх, а, наоборот, какое-то щемящее чувство грядущего наслаждения, которое, впоследствии, я ощущал только перед встречей с женщинами.

Мои колебания продолжаются несколько секунд...

Рывок...

Внутри меня все падает, вздрагивает, замирает и я лечу..

Плавно и медленно. Ни взмывая вверх, не опускаясь вниз. Лечу, вернее даже - плыву по небесам, поскольку, когда мы говорим «лететь», то подразумеваем быстрое движение. Я вижу как внизу проплывает берег, вижу полосу прибоя, волны... Вроде бы река была не такая большая, но сейчас, когда я над ней пролетаю, она оказалась огромной, как море. Все вокруг такое яркое, чистое...

Я лечу над рекой...

Наконец, река заканчивается и начинается луг... Луг - бесконечно зеленый, такой бесконечный, что я никак не могу, даже с такой высоты, разглядеть горизонт. Зелень течет и течет внизу.. Как будто бы подо мной крутят зеленую ткань. Травы не видно, один только ровный зеленый цвет. Просто я знаю, что это - луг.

Я лечу... а на душе такое светлое, такое чистое, необыкновенное ощущение, удивительное сочетание ощущения полета и падения, страха и наслаждения. Я не лечу, а парю над землей, как парят орлы. Я парю, парю, парю…

Но вот движение мое ускоряется, я падаю! Трава кидается к моим глазам... рывок вверх... снова вниз... мелькает то голубое небо, то ярко-зеленая трава, сердце замирает, будто бы останавливаясь... все, что я вижу смазывается, сливается в круговороте.. Я шарахаюсь… вскрикиваю... и проснулся!

Иногда мой полет затягивался. Я выполнял несколько кругов над рекой, то поднимаясь повыше, то спускаясь пониже. Подлетал к обрыву, пролетал вдоль склона и, что интересно, мог различить рытвины и неровности на его поверхности. Склон был настоящим в этом сне! Он не был, ни ярким, ни одноцветным. Я видел реальный песок с камушками и какими-то чахлыми кустиками травы, Снова пролетал над рекой, любуясь ее темным ультрамариновым цветом. Потом разворачивался и летел над заливным лугом внизу все было зеленое. На виражах приятно замирало сердце. Подъем... спуск… снова подъем... спуск… немного вправо... немного влево... Как на горках. Ух-ух. А потом - традицонный рывок, круговерть и пробуждение.

Никогда не ощущал приземления, всегда просыпался раньше.

Реально такого место я нигде не видел. Да и вряд ли оно может существовать. Чем-то оно напоминает берег Оки в районе Константинова, но там не такой крутой склон, или берег Волги ниже Саратова, но там нет такого зеленого луга. Там все желтое от песка. Я уверен этого места на Земле нет, а если оно и есть, то там мне лучше до поры до времени не появляться.

Когда-нибудь я приду сюда.

Ибо «я есмь алфа и омега, начало и конец...»

2004 г. Бухгалтер, милый мой, бухгалтер
В студенчестве я каким-то образом, каким уже не помню, познакомился с парнем по прозвищу «Мамонт». Ну, да - когда ты молод, то, и знакомишься, и расстаешься с невероятной легкостью, не запоминая подробностей. Где-то, когда-то, мы, вероятно, оказались рядом, да и сдружились, даже не помню на какой почве. Но учились мы в разных вузах, поэтому общались, все же, довольно редко, хотя дружба наша, как ни странно, продолжалась, и в институте, и после института, да и длится по сей день.

Этот «Мамонт» получил свое прозвище не зря - это был настоящий гигант - выше всех нас, даже самых высоких, на целую голову и значительно шире в плечах. А главное - он был мулат, со всеми вытекающими отсюда последствиями, а именно - его мужская сила значительно превышала нашу, что составляло предмет нашей зависти и влекло к нему женщин, всех возрастов, оттенков и размеров. Мать у него была русская, но африканская кровь победила и цвет его лица не намного отличался от цвета лица его африканских собратьев. Очень темный был.

Мамонт женился, в конце концов, тоже на русской и история повторилась - его сын, с русским именем Алеша, был такой же темный, как и отец. От отца он унаследовал такой же высокий рост, и широкие плечи. Вполне понятно, что женщин к нему тянуло, как магнитом, хотя двоих, прямо из кровати, отвезли в больницу. Африканская страсть не для всякой белой.

Алеша, иногда, для встреч пользовался моей квартирой на Приорова, где пососедству жил некий Пашка, имевший в свои двадцать с небольшим пару-тройку судимостей, и, как потом выяснилось, был не только пьянь, но еще и наркоман. Он систематически ввязывался в какие-то потасовки, ломал руки, ходил с синяками на лице, но такого, как в тот раз, я у него никогда не видел. Все лицо его представляло сплошной кровоподтек, как будто бы он налетел мордой на движущийся троллейбус или свалился откуда-то с высоты.

Я начал выспрашивать - как это его так угораздило. Он поначалу отмалчивался, но после пары стаканов разговорился и поведал такую историю.



Выходя в сильном подпитии, вместе с другом Колькой, из своей квартиры, он увидел «огромного как гора» негра, копошащегося у моей двери, рядом с какой-то белой девкой, казавшейся на его фоне маленьким ребенком. Этот факт его сильно зацепил, поскольку Пашка женщин любил, но они, по большей части, обходили его стороной, а те, которые тянулись к нему, ставили перед собой только одну цель - напиться за его счет. Пашка в душе сразу осерчал на негра, и, как это часто случается с хлюпиками, решил к нему задраться, для чего громко произнес: «Смотри-ка Коль, - обезьяна». Алексей не обратил на его слова никакого внимания, а сказал своей подруге: «проходи». Тогда Пашка, от такого пренебрежения к своей персоне, окончательно потерявши голову, подошел к нему на расстояние вытянутой руки и, тыча в его сторону пальцем, проорал: «Коль - она говорящая»...

Очнулся он в противоположном конце коридора с вот таким лицом. Поганца Кольки простыл и след - он бежал, так быстро, что сорвавшись с лестницы на втором этаже, подвернул ногу, но продолжал бежать, превозмогая боль, пока не ворвался в свою квартиру в соседнем доме и не запер дверь на два оборота.

А Пашка, на четвереньках доползши до своей двери, завалился на полу в кухне. А, полежав часок-другой, вроде бы очухался и, встав, глянул на себя в зеркало... Да так и обомлел... Ну, как говорится, не привыкать... Но ТАКОЕ - в первый раз.

В завершение своего повествования, он спросил у меня:

- Этот... Он че... Боксер?
[audio][/audio]
- Нет - ответил я - бухгалтер!

- А... - заухмылялся, разбитым ртом, Пашка - бугалтер, что долги выбивает, на правеж ставит... Ясен хуй...

Самое смешное, что Алексей действительно бухгалтер...

1999 г. Бодался теленок с Дубом
Под Новый Год происходит много всяких-разных чудес - вольных или невольных, в которых мы, либо принимаем участие, либо становимся их случайными свидетелями. Виною тому - особая обстановка этого праздника, отмечаемого практически на всей планете. А уж, когда наступает не только Новый год и не только Новое Столетие, а Новое Тысячелетие, то жди чудес, хоть отбавляй.



Произошло это как раз в канун нового 2000-го года, может 28, а может 29 декабря - точно уже и не помню.

Ранним утром я настроился прокатиться по нечищенной дороге, проходящей между тимирязевским парком и детской инфекционной больницей № 4. В то время, она была достаточно узкой без уродливых металлических барьеров по краям. что позволяло вылететь с нее прямо в сугроб. Лед там не очищался, машины, кроме двух-трех скорых помощей в день, почти не ездили, пешеходы, в особенности, ранним утром, не ходили. Поэтому там, в это время, можно было малость поноситься-поскользить.

Но в этот день, точнее, - утро, стоило мне только проехать детский сад, как я заметил в стороне от дороги, около забора парка, стоящую прямо на снегу старенькую БМВ возле которой волчком вертелся молодой человек, тотчас бросившийся мне навстречу.

- Слушай, Брат! - стучащими зубами произнес он - помоги вытащить машину! Спешу! Замерз!

Видок у него был еще тот - не для, пусть не морозного, но зимнего, утра - легкий костюм и какое-то, не то пальтецо, не то куртка, в которой ходят зимой обитатели Флориды или Южной Калифорнии, но только не москвичи. По всему чувствовалось, что он продрог, как собака. И пока я вынимал и разматывал трос, пытаясь связать наши машины, он рассказал мне свою, в общем-то простую, историю.

Поздним вечером, скорее даже ночью, он приехал сюда с подругой, как положено врубив двигатель. Но, поскольку машина стояла на месте, а ветра не было, то, через какое-то время вонять стало так, что двигатель они погасили, а сами, случайно, уснули.

Проснувшись они поняли, что, во-первых, окоченели, а, во-вторых, слишком долго отсутствуют на службе, поэтому завели машину и решили уматывать. Но не тут-то было. Машина стояла как вкопанная. Выйдя посмотреть, он понял, что включенный на долгое время мотор, растопил снег, который, за то время, пока двигатель был выключен, превратился в лед и теперь, как клеем держит машину. Попытки раздолбать его носком ботинка и случайно найденной палкой ни к чему не привели. Подруга не стала ждать и убежала на трассу в надежде сесть на первый автобус или поймать такси, а он, не найдя ничего лучшего, гоняет уже полчаса двигатель, но, несмотря на это, вылезти не может.

Остается одно - буксир.

Я, конечно, обещал ему помочь, но на удачу не рассчитывал, ведь мои колеса были без шипов, поэтому тяговой силы в них, на обледеневшей, заснеженной дороге не было. Хотя длина троса позволяла все-таки дернуть с разгона, на что я, собственно, и надеялся.

Но все оказалось не так гладко. С таким же успехом я мог корчевать трехсотлетний дуб. Ни тягом, ни рывком, я сорвать его машину с места не мог. Хотя это, собственно говоря, было не по правилам. Ведь даже, если он и растопил снег и прилип ко льду, то лед-то этот не в землю же врос? Я обязан был вытащить его вместе со льдом, но ничего подобного не происходило. Трос пел от натуги, как струна, но бмв не то, чтобы не вылезала, а просто не шевелилась.

Понял бессмысленность своих потуг, я отцепил трос и сгонял на трассу, благо она была в двух сотнях метров, найдя какой-то ранний автобус, согласившийся за небольшую сумму дернуть несчастного. Восьмитонное чудовище легко выдернуло автомобиль и протащило его еще метров пятьдесят, чтобы отколоть весь тот лед, который налип на его плоское днище.

Обрадованный парень рванул на службу, а я решил осмотреть место происшествия и выяснить - что мешало мне вытащить автомобиль. Да я не автобус, но все же... А то получилось как у Солженицына - «Бодался теленок с дубом». Но, сколько бы я не вглядывался, ничего особенного ни находил. Земля, как земля. Простая земля припорашиваемая мелким снежком. Содрана неглубоко - только верхний слой. На дороге валяются льдышки, отколовшиеся от днища - обычные льдышки... Обычные! Ничего особенного - однако...

Однако я не только сдвинуть, а пошевелить его не мог!

Поняв бессмысленность своих изысканий, свалив все на мистику наступающего тысячелетия, я плюнул в сердцах на это место и, не отважившись кататься в такой «странный» день, отправился домой.

1971 г. Ложь во Спасение
Многие родители, кто страшась ударить в грязь лицом перед своими детьми, другие, дабы побудить ребенка посоревноваться с родителями, а иные, просто для укрепления своего авторитета, приукрашивают, а точнее - перевирают, свои детские и юношеские достижения. В учебе, в спорте, да... - во всем. В их утлые головы заползла какая-то мерзопакостная мыслишка о «лжи во спасение», что, как я понимаю, связано с практикующим в этой стране христианством, где «Ложь о Спасении» поставлена во главу угла.

Но, к сожалению, а, быть может, все же, к счастью, Ложь, какая бы она не была, остается ложью, ничего путного никому не принося. Любой обман вскроется и, рано или поздно, родителю, если только он не умрет до этого, придется краснеть перед своим чадом, сбивчиво объясняя причину своей лжи. К тому же лгать сложно. Еще Марк Твен заметил: «Говорите всегда правду, тогда не придется ничего запоминать». Обманщикам надо брать пример с писателей, которые, по большому счету, являются самыми отъявленными лгунами на свете, ибо они не просто лгут, а выдают ложь за правду, описывая несуществующих людей, выдуманные ситуации, создавая целые ложные миры, и составлять планы своей лжи, записывая их на бумагу или заучивая наизусть. Дабы, не дай Бог, не прошибиться.

Моя мать, не исключение из общего правила и, так же, как многие, попала в ловушку собственного обмана, правда, узнав об этом только через много-много лет.

В пятом классе, как только я почувствовал, что пиписька требуется не только для того, чтобы писать, я начал учиться из рук вон плохо. К тому же, в так называемой «средней школе» преподавали абсолютно никчемные, с моей тогдашней точки зрения, предметы, совершенно бездарными преподавателями - с моей нынешней точки зрения. Ведь любую ерунду, даже Устав или Уголовный Кодекс, можно преподнести интересно и захватывающе, если, конечно, вложить в нее душу и приложить к ней руку. Но угрюмые тетеньки, работающие в советских школах на такой подвиг способны не были. Они занудно оттарабанивали текст из учебника, считая, на этом, процесс обучение законченным и свою миссию - выполненной.

И конечно, я гораздо реже смотрел на доску, чем на появившихся в классе второгодниц Лисицину и Максакову, груди которых, к тому времени, были полной чашей. Хотя, если быть честным, в сторону Максаковой я только косился, потому что у нее был парень из десятого класса, с которым они вместе, в обнимку, доходили от дома до угла забора детского сада, идя далее, порознь, как обыкновенные школьники. А вот Надя Лисицина, постоянного парня не имела. Кто-то говорил, что он в армии, кто-то, что - в тюрьме. И, как бы то ни было - проявлять свой интерес к ней было не опасно.

Ну и, неудивительно, что мои оценки замерли на цифре три, обещая в скором времени приблизиться к цифре два, что повергло мою мать в несказанный ужас. Привыкнув гордиться в начальной школе, тем, что я лучше всех читаю, она не могла пережить снижения моей успеваемости и перехода в категорию неуспевающих учеников. Хотя, если быть честным, то и в начальной школе особых поводов для гордости не было. Пусть я и бегло читал, но, при этом, имел отвратительный почерк (из-за чего в десятом классе, подражая главному герою повести «Метеор» Карела Чапека, я купил себе пишущую машинку), практически не занимался физкультурой (от которой, тщанием матери, дабы сыночек не перетрудился, постоянно был освобожден), имел тройку, переходящую в двойку по труду, к тому же, обладал довольно плохой, спутанной и сбивчивой, речью, сохранившейся у меня вплоть до первого курса института, когда Клара Ивановна Васюрина, настоятельно потребовала от меня читать стихи вслух, чтобы выправить дикцию. За это ей ОГРОМАДНЕЙШЕЕ спасибо! Но, все-таки, в начальной школе, с арифметикой, которую мать почему-то считала наиважнейшей из всех наук, я справлялся и имел, то четверку, то пятерку. А здесь - началось - математика с какими-то заумными логарифмами, степенями и заумной геометрией не лезла мне в голову. Меня больше привлекала геометрия женского тела. К тому же эта проклятая второгодница сидела со мной за одной партой и, вертясь от непосильного сидения на одном месте, иногда задевала меня своим упругим бедром. Какие тут, на фиг, логарифмы!

Мать решила любой ценой заставить меня учиться, как можно лучше и не нашла ничего более умного, чем вранье! Она стала заливать, как хорошо она училась, и в школе, и в техникуме. Как получала пятерки полной сумкой, как ее ставили в пример другим, отстающим, ученикам и прочую чушь, которую несут в таких случаях родители. Но они забывают, что, в отличие, от взрослых, у детей - непредвзятый взгляд и незамутненный разум. Меня сразу же насторожило в ее словах то, что она, такая успешная ученица, не рискнула поступить в институт и работала простым инженером, в то время как у Ильюшки отец, окончивший институт, и у Огана, отец, окончивший институт, работали начальниками и получали, в отличие от моей матери значительно больше денег и не нищенствовали, как мы. К тому же мать уверяла, что Читать далее...

Ветер дует с Севера и метель метет.
За окошком - Рождество, затем и Новый Год!
А затем – Крещенье, Крещенский вечерок,
И мороз, поверь мне, на убыль пойдет.

В Сретенье морозец
Встретится с впесной.
В марте же колодец
Наполнится водой.

Первого Апреля – никому не верь –
Солнышко согреет в теплый летний день!
Солнышко задорно первого числа:
Людям не зазорно «валять дурака»!

А наступит месяц май –
Десять дней – пей и гуляй!

За апрелем, маем лето к нам придет,
И, надеюсь, счастливо для всех оно пройдет!
А в июне летнем – самый длинный день.
Загорим под солнцем негров мы черней.
Но жара июльская всех нас напечет,
Будем дожидаться, когда она пройдет…

А в июле-августе – овощи да фрукты
Будем с вами вместе
Витамины есть мы.

Сентябрь пришел и месяц этот
Нас приласкает Бабьим летом.

В октябре же нос мой мылом,
Чтобы грипп промчался мимо.

В месяце же ноябре
Одевайся потеплей.

А декабрь наступит – вот!
И опять – круговорот!

Ветер дует с Севера и метель метет,
За окошком - Рождество, затем и Новый Год

Рождественский стишок
Ветер дует с Севера и метель метет,
За окном Рождественский
День и Новый Год.
Солнышко по кругу, для людей, бежит
За год все Созвездия оно посетит.

И Зима порадует и Весна придет.
Нам тепло и дождики Лето принесет
Осень же с деревьев зелень заберет
И опять Рождественский
День и Новый Год.

1999 г. Деревянная рука

Некоторым из нас, с рождения, дается такое крепкое, я бы сказал - лошадиное, здоровье, что кажется ему не будет и конца. Но это не так - если есть начало, то будет и конец. Бесконечна только безначальность. Как сказал мне один молодой человек, протаранивший головой, на своем мотоцикле, фонарный столб - здоровье очень легко потерять. Ну может и не так легко, это он преувеличил, а вот - быстро - это точно.

Людей я бы сравнил с часовыми пружинами (если вы, дорогие читатели, еще не забыли, что это такое), каждая из которых рассчитана на определенное число заводов. У кого-то - больше, у кого-то - меньше, а у некоторых - брак производства. И чем чаще мы ее заводим, тем быстрее вырабатывается ее ресурс, а, ежели перегрузим, то она лопнет сразу, не прослужив и сотой доли своего ресурса.

К сожалению, такое мышление приходит лишь с годами, а чем мы моложе, тем крепче кажется нам пружина нашего организма, а жизнь - такой далекой, что заходит даже за горизонт.

Вот и я, как и все, стал жертвой этого заблуждения.

Я подошел к порогу своего сорокалетия крепким, как буйвол. В ушах не шумело, нигде ничего не болело. Глаза, как были у меня дрянными от рождения и учения, так дрянными и оставались, но, по крайней мере, не ухудшались. Я еще с легкостью поднимал на руках по семьдесят килограмм и, казалось,- не знал пределов своей силе.

Стояло жаркое лето. Безветрие ощущалось даже у реки Истра, холоднющей и в обычные годы, но, в тот год, достаточно прогревшейся и пригодной для купания. Купание освежило, но ненадолго. Ведь на обратной дороге мне пришлось ехать по первой бетонке против солнца и, достигнув поворота на Новую Ригу, я был уже мокрым, как мышь, от собственного пота.

Выехав на «финишную прямую» до Москвы, я уклонился от лучей назойливого солнца, но не от жары. Все-таки автомобиль напоминает печку Емели, которая, как не крути, а греет, и зимою, и летом. Но зимою это приятно, а вот летом...

Прибавив газку, я выставил в опущенное окошко свою левую руку, которую ветерок, моего движения, приятно охлаждал. Так многие ездили и до этого случая, да и сейчас многие ездят. Холода я не чувствовал, но кровь явно охладилась, поскольку на душе стало как-то спокойнее. Ехать там километров двадцать, значит вся дорога заняла минут десять. При выезде на МКАД (тогда тоннеля еще не было) я возвратил свою руку на руль и почувствовал некоторую, не то, чтобы боль, а напряженность, в бицепсе, но не придал этому никакого значения. Ну, подумаешь, напряглось, почувствовалось - пройдет.

И, правда, - прошло...

Но через три дня я проснулся с окаменевшей рукой. Она еле-еле сгибалась и, что самое страшное, - была деревянной на ощупь. Не то, чтобы мышцы затвердели, как бывает при сильном напряжении, - нет - она вся была твердая. От кисти и до плеча - ни дать, ни взять - деревяшка. Протез.

Плохо!

Что делать?

Я всегда относился с недоверием к отечественной медицине, считая ее отсталой, не столько в техническом, сколько в моральном плане. Хороший врач и кулаком сердце запустит, а гадкий - дефибриллятором не сможет. И впрямь - чего хотеть от врачей той страны, где могло родиться такое понятие как «врач-вредитель». Бесплатная, и по сей день, вообще - никакая, а платная, в те далекие годы, когда не только в провинциальных городах, но и в самой Москве, молодые люди носили мобильные телефоны, пристегнутыми к поясу (как я называл - навыпуск), подчеркивая, тем самым, свою состоятельность, была в зачаточном состоянии. Поэтому я ждал. Будет совсем худо - будем думать.

Уже не помню, чем я ее лечил. По-моему, традиционными противовоспалительными, антибиотиком и методом «клин клином вышибают» - теплыми ваннами. Ну, где-то, дней через десять одервенение исчезло, но ограничение подвижности осталось.

И вот, каждый день, в течение почти двух лет, я, время от времени, в подвернувшуюся свободную минуту, делал «хайль гитлер», стараясь, раза от раза, приподнять руку повыше.

Как учили нас в школе «терпение и труд - все перетрут», поэтому, через полгода я уже стал поднимать руку по траверзе своего тела. А через год - выполнял истинный «хайль гитлер», причем бодро, молодцевато, но, при попытке поднять руку еще выше, ее пронзала страшная боль, будто бы в нее всадили нож. И только через два года, я смог тыкнуть указательным пальцем в зенит. Это была победа!

Заводить за спину руку было не больно - просто не получалось - не шла, да и все тебе.

На этом моменте я перестал думать об руке - работает - и работает. И на том - слава богу! Но вот прошло почти двадцать лет, когда я заметил, что левая рука заходит за спину, практически наравне с правой.

И подумалось - как хорошо, что у меня тогда была старая машина и больше 125 я на ней не ездил. Была бы новая - с рукой, наверное, пришлось бы проститься.

1999 г. Нет бензина!
Люди - странные создания, они слепо верят неодушевленным предметам, но сомневаются в правдивости друг друга. Думаете это не так? Да вспомните - сколько вы раз говорили - «Это же в книге написано!» Или сколько раз вы удивлялись - почему за окнами, так темно, в такую рань, глядя на стрелку остановившихся часов. Ну, а про недоверие друг другу я и говорить не буду - сами скажете... самому себе на ушко... шепотом.
Вот довольно смешной пример из дорожной жизни.

Как-то летом мне позвонили в дверь. Открываю... Ба! Старый знакомец! Спортсмен, а ныне иностранный гражданин, прозябающий в не такой уж и теплой Флориде. Снег... снег там бывает. Редко, в основном, по утрам, но бывает.
Посидели, поговорили о делах наших скорбных. Выпили пивка - не безалкогольного флоридского, а нашего - Балтика № 7, от которого сразу же стало мутно на желудке и туманно в голове. Чтобы немного проветриться после этой отравы, мы вышли на улицу, где стоял его автомобиль, который он привез для продажи русским лохарям.
Чудо! Заглядение! - покачиваясь и размахивая руками он ходил вокруг этого минивэна и так расхваливал его, как будто бы опробовал на мне методику продажи.
Его водитель стоял в стороне, не мешая хозяину разглагольствовать и только один раз рискнул вставить словечко: «Эта тварь по-английски разговаривает!», скорчив при этом такую мину, что сразу стало ясно - Знай ихних! Да тогда, теперь почти уж двадцать лет назад, говорящие приборы были редкостью. Говорящие часы-то появились у нас где-то в 1990 году, а все остальное - намного позже.
Ну постояли, посмотрели, проветрились - пора и по домам.
Махнул мой приятель своему шоферу - заводи, поехали! Да обнялся со мной на прощание. А машина - молчит... Он глядит на нее, а она - молчит... только стартер молотит вхолостую!
Тут и водила вылазит:
- Не заводится! В чем дело не пойму? - Стоит - морда перекошена, мускулистые руки плетями повисли. - Не знаю что с ней, не знаю.
- А может бензина нет? - спросили мы в два голоса.
Водила отвечает: - Полбака осталось... и при этом давит на какую-то кнопку, после чего салон оглашается приятным женским голосом произносящую фразу на неведомом мне языке.
Я тычу приятеля в бок:
- Ты, Кося-Американец, засунул в жопу палец! Что она там базарит непонашему?
- Полбака, говорит, осталось...
- Вот и я понять ничего не могу - встревает водила.
Мой приятель потрепал обеими руками свою коротко стриженую голову, будто бы хотел стряхнуть с нее остатки Балтиковского дурмана и, повернувшись к водителю, спросил:
- Бычок, когда и где мы с тобой заправлялись?
- В Иваново...
- И сколько залили?
- Вы дали на 60 литров.
- А сколько от Иваново до Москвы?
- Верст четыреста, или поболе...
- Вот то-то, что поболе! Вован - обратился он ко мне - газета есть.
- Откуда! - ответил я, но тут же вспомнил, что в почтовые ящики суют всякий печатный хлам.
Вытаскиваем газетенку. Он скручивает из нее фитиль, отворачивает крышку бака и сует фитиль в отверстие. Сунул-вынул, сунул-вынул а он сухой, как пустыня Сахара!
- Бычок, - бензина ни капли!
- Да?.. - удивленно замычал Бычок, словно пытался оправдать свое погоняло. - А чего же... это она... про полбака-то?
- Дурак ты, Бычок! У тебя что - часы ни разу не останавливались?
- Нет!
- Видимо я тебе слишком много плачу, что ты такие дорогие часы можешь купить! - зашелся от хохота мой друг.- Вован! Знаю я твой стиль - у тебя в багажнике канистра!
- Так точно. - отвечаю я, уже направляясь к своей машине.
Залили канистру. Минивэн с пол-оборота завелся. Вылезает Бычок:
- Как это вы догадались-то про бензин? Я смотрю - полбака, а вон оно как оказалось.
- Очень просто - взял и умножил 12 на 5 - это около 60, а мы 60 и заправили. Там - плюс-минус, но уж точно не полбака!
- А до меня и не дошло - честно и откровенно, с детской улыбкой на лице, ответил могучий Бычок.
- Вот поэтому, я - твой хозяин, а ты - мой шофер!