День учителя
В середине 80-х годов я почти полностью отошел от инженерного труда и переключился на преподавание. Соответственно, у меня появилась масса свободного времени, поскольку в институте преподавателей было больше, чем студентов и учебная нагрузка, поэтому, была невелика. Да и работал я, в основном, с людьми взрослыми - вечерушниками, да спецфаковцами. А их было не так-то много. Не знаю - хоть мне и говорили знатоки, что со студентами работать и проще, да и выгоднее - взяток больше, Но мне нравились взрослые люди - им ничего не надо было объяснять и ничего не надо было предлагать. Предлагали они сами, а мне оставалось только согласиться или не согласиться. Конечно, я всегда соглашался.
Итак - лишнее свободное время я не хотел тратить попусту и устроился в строгинскую школу на должность посессионного преподавателя информатики. Школа меня прельщала больше всего (молодые девочки - основное) тем, что занятия в ней проходили днем, а вечером я мог свободно заниматься с вечерникам.
Но поскольку я был приходящий преподаватель, то с коллективом школы не дружил, да и практически не общался, кроме традиционных «здравствуйте - до свидания», в совместных мероприятиях не участвовал и, естественно, не заметил наступления «Дня Учителя».
Зато Алла, дочь Марка Исаевича, испекла мне огромный торт с цифрой 2, обозначающей количество лет, проработанных мной в школе. Я был поражен, удивлен и растроган и принялся смущенно отказываться от всего этого торжества, говоря: «Марк Исаевич! Это не мой праздник. Я не учитель! Я так - сбоку-припеку...»
Марк Исаевич был непоколебим:
- Волька! - говорил он мне - Это именно ВАШ праздник и не крутитесь! Мы хотим вас поздравить и вы не помешаете нам этого сделать - с усмешкой продолжил он.
- Ну, Марк Исаевич, - снова возмутился я - всего лишь два года в школе по четыре урока в неделю! Какой я учитель! Так - вроде замены. Да и взяли меня на место беременной училки...
- Вот-вот! - вскрикнул Марк Исаевич - вы попали в самую точку! Сами подтвердили, что это именно ваш праздник!
Я, устав от хитросплетений Марка Исаевича, сдался и запросил пощады: - Да, объясните же наконец в чем вся хитрость! Почему вы напираете на фразу «Ваш праздник»? Ничего не понимаю!
- Волька! Все очень просто - праздник называется «День Учителя» - в мужском роде! Вы же - мужчина? - с этими словами Марк Исаевич лукаво подмигнул Алле, от чего та вся зарделась, и продолжил - а в школах у нас, в основном, одни женщины. Поэтому, сколько бы лет вы в школе на работали и сколько бы часов не имели - это ВАШ профессиональный праздник!
Я засмеялся от того насколько же несообразительным я оказался. Ответ лежал на поверхности, надо было только отключиться от повседневности, вырваться за пределы привычных нам представлений - учебного стажа, количества часов и посмотреть на вопрос с другой стороны. Ох, хитер же Марк Исаевич - подумал я.
А он, угадав мои мысли, продолжил:
- Эту шутку я придумал очень давно, но столько лет не подворачивался случай безопасно ее использовать.
- Как это? Безопасно? - удивился я.
- А так - чтобы никто не обиделся! - ответил Марк Исаевич. - Я учился в десятом классе, когда неожиданно придумали «День Учителя». Только начался последний учебный год, как на тебе! По этому случаю готовилась школьная линейка, мы расселись за парты, в класс вошла наша классная руководительница, Марина Сергеевна, преподававшая русский язык и литературу, все встали и прокричали: «Поздравляем!». Я, сидевший за второй партой в среднем ряду и, будучи, как сами понимаете, на виду, промолчал. Марина Сергеевна с удивлением посмотрела на меня и, совсем не гневаясь, спросила: «Марк, а почему ты молчишь?» Ну я ей и выдал про женский и мужской род, что она - учительница - и это не ее праздник. Когда объявят «День учительницы» тогда обязательно поздравлю.
И, вы знаете, вот тут-то она и обиделась. Была затронута профессиональная гордость. Скажи я, что не хочу поздравлять нелюбимую училку или что-нибудь в этом роде - она бы отпустила по этому случаю какую-нибудь шуточку (а на это она была мастерица - знала множество цитат из классики, которые я частенько за ней записывал) да и делу конец. А тут! Нет! Задело за живое. Запомнилось.
Двойки она мне ставить не могла - не было повода, но снизить «отлично» на «хорошо» ей удавалось весьма часто. Я же не был закоренелым отличником. Учился легко без зубрежки. Так - в собственное удовольствие.
Все восемь последующих месяцев ее глаза блестели злобным огоньком, когда она вызывала меня к доске или спрашивала с места. И сильно прикусывала губу, когда ей не удавалось подловить меня на какой-нибудь ошибке и поставить плохую оценку...
Марк Исаевич умолк. Потом с грустью вздохнул, вспомнив, видимо, давно ушедшее детство, в котором у каждого человека хорошего всегда больше, чем плохого и добавил:
- Евреи сами виноваты в антисемитизме - уж очень любят они поумничать вслух!
Ничего нельзя оставить - сопрут - 317-09-2018 09:07
Ничего нельзя оставить - сопрут - 3
Лет семь назад я написал два этюда с подобным названием и как-то забросил эту тему, но сегодня меня просто вынудили ее продолжить.
Вороватость русского народа - притча во языцех и с этим не поспоришь. Чем беднее и распущенней народ - тем он вороватее. Семьдесят лет подряд коммунисты нам внушали, что все, окружающее нас, - наше, народное. Поэтому в советские годы народ крал не стесняясь. Помню как на, разрушенном ныне, заводе ЗИЛ, рабочие, пряча в ботинки гаечные ключи, которые потом продавали на рынке в Царицино, с усмешкой так и говорили: «мы не воруем, мы - свое берем!» Я грешный, работая в МАДИ, также приложил руку к «своему» добру, перенося домой парты, стулья и даже лампы из института. Приходит на память мой дед, красный конник, громивший монастыри и церкви, отнимавшего у попов и богачей зерно на продразверстку. И наших далеких «хитромудрых» предков, про коих Антон Павлович Чехов написал рассказ «Злоумышленник»...
Так что приятие воровства уже генетически записано в нас. Много поколений должно сменится пока это положение изменится и изменится ли вообще?
А пока, как сказано в бессмертной комедии «Берегись автомобиля» - «воруют, много воруют»...
Сегодня утром прошел дождь. Прошел и... закончился. Поэтому я вышел на улицу без зонта и в легких ботинках. А подлый обманщик дождь неожиданно возвратился! И еще как возвратился - с утроенной силой, превратив мостовые в реки, а площадки - в озера. Вымокнув, как собака, я пулей влетел к себе домой, проклиная все на свете - и этот чертов дождь, и свою доверчивость, и свою безалаберность.
Но стоило мне только закинуть мокрую одежду в стиральную машину, как раздался звонок в дверь. В дверь мне обычно звонит только сосед, чтобы поклянчить 200 рублей на водку, но в последние несколько месяцев состояние его настолько ужасно, что он уже и на водку не просит. Остальные звонят по телефону. А звонок странный - непривычный! Ленка, увидя мои забытые габариты, звонит так, что мертвого разбудит. Этот звонок неровный какой-то, неуверенный...
Ну подхожу... открываю... сосед, врач с 5 этажа, совершенно мокрый и совершенно взбешенный, с таким лицом, будто бы он, под этим дождем, пробежал как минимум километр. Молодежи, которой покажется это удивительным, напомню, что ему уже 52 года. Его желтый китайский дождевик, мокрый, как Восточно-Китайское море, сполз с одного плеча, так, что дождь уже полностью залил его легкую курточку. Но его, как кажется, это не волновало.
- Твоя мама не видела в окно ничего удивительного - без «здравствуй» или «привет» выпаливает он.
- Нет, не видела, поскольку уже больше года назад как умерла. - отвечаю я.
- А...а... - протяжно произносит тот, не соболезнуя и, судя по виду, душою и разумом находясь где-то не здесь.
- Чего надо? - наконец спрашиваю я и словно бужу этого чудика.
- Да! - с жаром говорит он - Я оставил велосипедные колеса у подъезда и поднялся к себе на пятый с рамами, а когда вернулся - колес уже не было!
- Спиздили! - резюмирую я.
- Да!
Ситуация! В проливной дождь, когда хороший хозяин не то, чтобы собаку на улицу, жену в магазин не отправит, в течение пяти минут бесследно исчезают велосипедные колеса. А я-то думаю - куда я дел велосипедный замок? Значит точно - я пристегнул его к загородке, а, когда вечером приехал, его уже не было. То, что его украли - я предположить не мог - кому он нужен, поэтому подумал, что позабыл, как потерял его где-нибудь плохо пристегнув. Нет - теперь ясно - его тоже украли!
- Значит не видел? - Этим вопросом он вывел меня из состояния задумчивости.
- Нет. В ту комнату мы теперь редко заходим. Жена, в основном, там шьет по вечерам...
- Там вроде такси какой-то стоял... - продолжил сосед.
- Черт знает! Когда я пришел, ни тебя, ни таксиста еще не было.
- Ясно... - протянул он и, не прощаясь, удалился.
Я выглянул в окно - он беспорядочно ходил по стоянке, выспрашивая что-то у редких водителей. Видимо про таксиста и свои колеса. А я подумал, что в Этойстране, для таких разинь, как этот, надо пословицу «На чужой каравай...» переделать «Имеешь каравай - рта не разивай», а то отнимут!
В 7-8 классах со мною вместе учился некий тип по фамилии Юдин. Имени его, как ни силюсь, вспомнить не могу, может быть Игорь, а может Вовка. Скорее всего Вовка Юдин, но... не уверен. Лица тоже совершенно не помню - какая-то смутная гладкопричесанная тень стоит в глазах. Да-да, именно гладкопричесанная! Резко отделявшаяся от наших, по тогдашней моде, патлов. Да и лицо мне кажется каким-то гладким, округлым... Но этот приближенно-надуманный образ - на совести моей памяти. Жаль, что в те годы, победности своей беспросветной, не снимался я в сборныхфотографиях - ведьстоила такая штука чуть ли не 2-3 рубля. Мать мне таких денег не давала, ссылаясь на то, что я меняю школы слишком часто. За 7 лет две школы сменил, да и из этой, после 8 класса обещали вытурить. Поэтому нечего переводить деньги на ерунду. Ты там, типа, временный!
Временный-то, временный, но ведь школа - это целая жизнь игод, прожитый в ней, несравним с годом нашей последующей жизни. Его можно было бы зачесть за три, а то и за десять лет - настолько много, в юности, событий. За полгода можно пять раз влюбиться и пять раз разлюбить, да еще и с какими страстями! Каких в зрелости не бывает! Но, из-за того же громадного объема событий, эти годы довольно быстро забываются. Приходит новая жизнь, взрослая, и ты отбрасываешь старую память, как, ставшую теперь уже ненужной, школьную форму, освобождая место для новых, серьезных, дел и событий. И, только потом, на склоне лет,понимаешь, насколько интересна была эта школьная, детская, жизнь, как много всего происходило с тобой, какое множество лиц промелькнуло мимо тебя, силишьсявспомнить... и - не можешь. Вся голова забита работой, делами, семьей, детьми, внуками - в ней не осталось места для тебя самого... Угасание... Нирвана...
А пацан-то он был оригинальный. Начать с того, что прозвище егосоответствовало фамилии - Юдин. Видимо поэтому я и позабыл его имя. Юдин - и все. Просто Юдин. Я проучился в этой школе всего лишь полтора года, поэтому не успел выяснить - почему. Либо он был такой округлый,скользкий и невзрачный, чтоникакоепрозвище к нему не липло. Хотя, быть может, его просто боялись. Боялись его кулаков. Вдруг прозвище ему не понравится или, того хуже,- разозлит. Ведь парень он был довольно крепкий, на вид, старше нас, вероятно, второгодник, может даже двойной, ведь был он беспросветный двоечник. Хотя, дуракомне являлся, глупости не выказывал, скорее даже наоборот - был довольно смышленым пареньком, как я имел возможность убедиться, но учеба ему в голову не шла. Я не скажу, что она его не интересовала, что он был ленив и нерадив. Ну вот, просто, - не лезла наука в голову и все тут! И это, конечно, усугубляло его пребывание в школе. К тому же кулаки он имел отменные, но советская школа этого оценить не могла, наоборот, ругала, и за двойки, и за кулаки. Ну куда деваться парню!? До армии еще далеко, где по-настоящему моглибы оценитьего способности, а гражданская тягомутина заклеймила его кратко и просто - хулиган.
Зато я оценил.
Почему-то меня посадили вместе с Юдиным за одну парту в предпоследнем ряду слева от училки. Не знаю! Это место пустовало? Или кого-то оттуда убрали специально для меня? Не помню!. Наверное,классная сочла меня таким же отпетым хулиганом, как и Юдин, ведь меня перевели в эту школу со скандалом, устроенным моей матерью, за драку, в которой мне, в конечном итоге, что очень обидно, разбили башку. Наверное, она решила, что два хулигана в одном месте намного лучше, чем в разных концах класса - следить за ними проще.
Итак, мы оказались рядом - незнакомые, недружные и, честно скажу, недоверчиво, опасливо, с нелюбовью, относящиеся друг к другу. Особенно с того момента, как Юдин заметил, что учусь я намного лучше его. Не знаю - зацепило что ли это его, но смотреть на меня он стал злобно. И это мне не нравилось!
Якобинцы
Когда я вошел в комнату к Марку Исаевичу, то застал его в непривычной для него позе - он никогда не сидел «нога на ногу», считая эту позу вульгарной и подходящей только для девиц легкого поведения. Но в этот день он не только так сидел, а еще и помахивал одной ногой - вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз...
Я сделал вид, что ни капельки не удивлен его поведением, но на душе у меня стало как-то тревожно. Успокаивало лишь одно - лицо Марка Исаевича было какое-то хитровато-заговорщицкое, как будто бы он узнал некую «страшную тайну» и только ждет как бы улучить момент, чтобы ею со мной поделиться. Я делал свои дела, но спиною ощущал на себе пристальный, следящий взгляд Марка Исаевича. И вот, уже на выходе, он остановил меня вопросом:
- Волька! Кто такие якобинцы? Вы знаете?
Я обернулся. Марк Исаевич преобразился. Из «шального мальчишки» он снова стал серьезным мужчиной и сидел в кресле, как и подобает такому человеку - ровно, немного наклонив голову вправо, положив руки на подлокотники. Заметив, что я слушаю его, он поднял правую руку, указыв на меня пальцем и повторил свой вопрос:
- Вы знаете кто такие якобинцы?
Марк Исаевич был не тот человек, которому можно сказать «Не знаю», повернуться и уйти, поэтому я, выдержав некоторую паузу, как будто бы вспоминаю, ответил:
- Какие-то заговорщики времен Французской Революции...
Лицо Марка Исаевича просияло.
- Вот-вот! Все так и считают! А это не так! Точнее - не совсем так...
- Ну, тогда, поясните... - потребовал я, поскольку, на самом деле, понятия не имел, кто они такие.
- Вы.., я.., мы с вами.., Аллочка.., моя Валя... - с улыбкой, не спеша, вымолвил Марк Исаевич.
- У-у-у... - промычал я - энто как-то антиресно?
- А вот так-то, Волька, - вскрикнул Марк Исаевич - ведь ко всем нам, ко всему, что нас окружает здесь, в СССР, можно прибавить слово «Якобы»! Якобы страна, якобы свобода, якобы город, якобы литература, якобы искусство...
- Ах вот вы о чем - воскликнул я, так же громко, как и Марк Исаевич. - Ну, понятно... Теперь понятно.
- Ну, посудите, Волька! Медицина, образование, культура... Это разве медицина, это разве образование, это разве культура? Это - якобы медицина, это - якобы образование, это - якобы культура! А магазины? Это разве магазины? Они же пусты! Это - якобы магазины, это - якобы торговля, раз она не торгует, а выдает по талонам...
- Да... - протянул я - лихо сказано... никогда бы до такого не догадался...
- Пройдитесь по нашей улице вечером, особенно в якобы парке. Это разве люди, стаканы, бутылки, крики, драки. Это - якобы люди...
Он грустно помолчал и добавил: - Якобы жизнь... - снова помолчал и продолжил - А может и якобы смерть? - глаза его на секунду сверкнули, но тотчас же потухли - на этой якобы планете, в этой якобы вселенной...
Марк Исаевич молчал. Глаза его были неподвижно направлены в одну точку. По всему чувствовалось, что он погрузился в глубокое раздумье.
Чтобы не мешать, я тихонько вышел, а он якобы не заметил моего якобы ухода.
Эти «якобинцы» крепко-накрепко засели у меня в памяти.
С тех пор прошло ужасно много лет. Уже нет и самого Марка Исаевича и его Вали, нет той страны, в которой мы якобы жили, нет тех идеалов, в которые мы якобы верили, нет даже той цели, к которой мы якобы стремились.
А якобинство осталось!
Стоит только оглянуться вокруг, ступить на потрескавшийся, полный ямок и ям, якобы тротуар, зайти в наш Тимирязевский, больше похожий на бурелом, якобы парк, пройти по заплеванному, заросшему сорной травой, берегу, якобы пляжу, на котором расположились купающиеся и загорающие, прождать сорок минут, якобы скорую, помощь, узнать о том, что учительница английского языка ударила ученика по голове журналом - якобы образование...
Чтобы продолжить - якобы Конституция, которую можно не соблюдать, якобы закон, меняющийся, как женское настроение, якобы президент, который правит бесчисленно много лет...
Да-да-да, Алла так и осталась моей якобы невестой. Страна так и осталась якобы страной.
И взаправду - все мы - якобинцы. Смешно, до слез!
А вот кто такие, действительно, были якобинцы я так и не узнал. Да, сейчас, спустя сорок лет, есть интернет, но мне нет интереса копаться в музейном хламе. Зачем мне какие-то, давно сгинувшие со света, якобинцы, когда вокруг меня ходят ЖИВЫЕ!
Марк Исаевич старел. И, с каждым годом, все сильнее и сильнее, терял интерес не только к чтению, но и даже и к своему любимому телевизору, который заменял ему целый мир. Кто-нибудь, опираясь на последнее, назвал бы Марка Исаевича глупым, ограниченным человеком, но только не я, поскольку верю и чувствую, что ему были даны иные способы познания окружающего мира, позволяющие ему не носится по странам и континентам и он мог, подобно знаменитому сыщику Ниро Вульфу, вести расследования не выходя из дома.
Сначала, я никак не мог понять, что же происходит с моим старшим другом, а, потом, заметив, как он мнет и трет глаза, понял! Марк Исаевич терял зрение! Мне, носившему с раннего детства очки, его было не понять. За свою жизнь я так привык к ним, что они стали моей неотъемлемой частью. Нет, нет - не костюма, а, именно, моего тела. Я могу выйти на улицу без шляпы, без штанов, нагишом, в конце концов, не почувствовав себя неловко. Но выйти на улицу без очков, точно также, как выйти без ног, я уже не способен. Марк Исаевич, напротив, с юности отличался отменным зрением, но вот наступила пора, когда с этим пришлось распрощаться. А он - не хотел. Не хотел и все. Вот такой уж был он упорный. Другой бы купил себе очки и жил припеваючи, но только не он. Насколько я понял, его одолевала старческая дальнозоркость, поскольку стул, с которого он смотрел телевизор, мало-помалу, отъезжал в противоположный угол комнаты, а книгу, которую он взял, как-то раз в руки, чтобы прочесть мне чью-то цитату, держал на сильно вытянутой руке. В его доме появилось радио!
И чтобы хоть как-то компенсировать этот свой недостаток, Марк Исаевич стал больше слушать, а, следовательно, больше общаться. Начал подольше задерживаться на лавочке перед подъездом, покуривая, одну за другой, свои любимые сигареты «Стюардесса». Чаще обращался к людям с вопросами - чего раньше за ним никогда не водилось. Короче - вливался в социум. Окружающие заговорили, что он наконец-то «вылез из своей ракушки», помягчал, подобрел, стал «нашим». И никто не знал, что всему причиной - ухудшившееся зрение.
Я, уяснив это, стал больше рассказывать Марку Исаевичу, чем слушать его. Мы, с этой поры, как бы поменялись местами. Он, из рассказчика, превратился в слушателя, я же, наоборот, из слушателя стал рассказчиком. И, скажу без прикрас, что неплохо справлялся со своим новым амплуа.
Однажды, я не просто вошел, а, не побоюсь этого слова, ворвался в комнату к Марку Исаевичу, настолько велико было мое желание поделится своими мыслями с ним.
- Какой же муторный у нас язык! - с порога выкрикнул я. - Сплошное мучение!
- Что это с вами? - спокойно ответствовал Марк Исаевич, вместо привычного «здравствуйте вам». - Запутались в родной речи? Написали с ошибкой? Не волнуйтесь - никто и не заметит... - и, сделав значительную паузу, добавил нараспев - А... я... неправ... вы битый час копались в словарях, чтобы написать правильно и вас это утомило и, соответственно, разозлило. Я прав?
- Нет!
- Нет? Ну, если я становлюсь неправ, то мир точно перевернулся - с улыбкой произнес Марк Исаевич - Выкладывайте!
- У меня приятель - переводчик - начал я - он - индус из Бенгали, его родной язык английский, а русский - второй родной, поскольку он давно женат на русской, к слову - не знающей ни бельмеса по английски, да и живет здесь уже долго. Короче, он приносит ко мне печатать свои переводы. И вот, в сегодняшней рукописи, я обнаружил и исправил, прямо на его глазах, слово «поросенки», что привело его в жуткое смятение. Он воспринял эту ошибку, как удар по профессионализму, по собственному самолюбию. Я, как мог, старался его успокоить, показывая на разных примерах сложность русского языка. Но успокоить его мне так и не удалось, зато сам я задумался - черт побери, сколько же в нашем языке исключений из правил! Ужас! Зачем тогда, вообще, правила? Правила, которые, по большей части, не соблюдаются. Все эти исключения надо запоминать и только запоминать, зазубривать. Их нельзя понять, объяснить, систематизировать, а можно только заучить. Русский язык, в отличие от самих русских, какой-то непокорный, шальной, неуправляемый...
- Неисповедимый - вставил наконец свое слово Марк Исаевич - вы еще скажите - такой же бестолковый, как и сам народ.
- Сказал бы, если бы вы не опередили!
- В России, мой друг, никогда не было, ни конституции, ни закона, было одно лишь Самодержавие - власть без узды. Что хочу - то и ворочу. Вот так же и русский язык развивался не по закону, а по чьей-то прихоти. Я не лингвист, но мне почему-то кажется, что здесь не язык создавался по правилам, а правила притягивали к готовому
Случилось это в начале 90-х годов, когда умирающий совок, в страхе перед всемирным признанием оккупации Афганистана, все-таки вывел свои войска, но, чтобы не скучать, развязал новую, теперь уже чеченскую, войну. За десять лет войны, афганскую школу прошли многие и, при случае, пользовались своими навыками. Некоторые, как говорится налево и направо, а другие так, что называется по особому случаю.
Вот такой, "особый" случай мне и довелось как-то наблюдать.
Ехал я как-то в каком-то троллейбусе, невдалеке от Казанского вокзала. Номер его я, за давностью лет, позабыл, да и точно не помню где он ездил, хотя, если посмотреть на карту, наверное он до сих пор там нарисовал - в этой стране изменения, особенно в троллейбусах. происходят весьма редко. Могут подвинуть вправо-влево, на чуть-чуть укоротить или удлинить маршрут и все. Провода, подстанции не дают размахнуться.
Ну вот, троллейбус этот был совершенно пустой, ехало в нем человек пять, всего лишь, да и двигался он какими-то закоулками между пакгаузов, складских строений, по тогдашним пустынным улицам, открывая двери на остановках чисто символически, поскольку никого там не было. Я стоял около громадного окна на задней площадке, а неподалеку от меня, на повернутом против хода движения, сидении сидел какой-то парень. Парень - не парень, мужчина - не мужчина. Невысокий, худощавый, одетый как-то невзрачно. Именно невзрачно - не по-стариковски, не по молодежному - нейтрально. Единственно, что бросилось мне в глаза - портфель! В руках он держал довольно щегольской портфельчик "дипломат", который был в моде лет пятнадцать назад, когда мы учились в институте. К описываемым событиям он уже вышел из моды и, то что называется - исчез с экранов. Я назвал этот портфель щегольским не потому, что он был какой-то особый или роскошный, а потому, что он, в отличие от своего владельца, был блестящий. Тусклое московское солнце, еле-еле пробивавшееся через плотные молочные облака и давно немытые стекла троллейбуса, искрилось на его глянцевых боках. В руках этого человека он смотрелся как-то чуждо.
Я обратил внимание на странного субъекта и тут же забыл о нем. Рассматривать его, задумываться о нем мне почему-то не хотелось. Так бы и прошел он через мою жизнь незамеченным, если бы...
Если бы на следующей пустынной остановке в сало не ввалились три парня. Они были молоды и здоровы, как быки. Таких в начале 90-х годов называли "бандитами", хотя большинство из них такого высокого звания не заслуживали, поскольку являлись обычными хулиганами. Весь их вид выдавал в них спортсменов, которых умирающий совок оставил без средств к существованию. У меня у самого сосед по подъезду занимался регби и почти тридцать лет прожил на полном социальном обеспечении, ни о чем не думая, ни о чем не заботясь, а лишь пиная крепкими ногами яйцевидный мяч. Но, закончились 80-е и пришло время платить по счетамю. Регбисты такого уровня и такого возраста стали никому не нужны и его "отставили" из спорта. В тридцать лет он оказался, как малый ребенок, не способным ни к чему. Профессии нет, навыков нет, ума - тоже нет, хитрости, оборотистости, а, главное, и желания-то ни к чему никакого. Отец его смог устроить на почту грузчиком. Такой переход из "знаменитости" в чернорабочие не прошел даром - он, как положено среди русских, запил с горя и быстренько подобрался, правда, пропустив сначала "туда" своего отца.ж Поперек батьки в пекло не полез.
И вот похожие три мордоворота, ввавилившись в троллейбус, завопили "ваши билеты" и стали их проверять. Я принципиально никогда, со школьных лет, за проезд не платил, но возил с собой помятые билетеки, которые подбирал на улице, с бог знает какими номерами, понимая тот факт, что те, кто их проверяет, вряд ли умеет читать. Не тот коленкор!
Так и в этом случае - внимательно посмотрев на, вынутый мною из кармана, мятый кусок бумаги, громила, надорвал его и возвратил мне. Я повернулся к нему вполоборота и заметил, что парочка верзил загородила сидение на котором восседал владелец глянцевого чемоданчика. Оттуда раздавались звуки, типа, "ребята, да отстаньте", "ваш билет", "тогда в отделение"... Было ясно, что у невзрачного билета не обнаружилось. Несколько минут, до следующей остановки, продолжалась словесная перепалка, но, как только двери открылись, один громила, схватив за шиворот коротышку, с криком "в отделении сгниешь, сука", потащил его к дверям. А чтобы тот двигался побыстрее, второй вмазал ему ногой под зад, да так, что дипломат в его руках заболтался-завертелся. Третий, выходя, упорно твердил "не захотел штраф платить, теперь расплачивайся".
Огни вытащили его на такую же, как и все прошлые, пустынную остановку и сгрудились вокруг него. Я решил, что они собираются отметелить его ногами, но не тут то было. Я даже не понял что произошло, просто двое громадин сразу рухнули на асфальт и больше не шевелись. А третий, который шел сзади и бормотал о грядущей расплате еще стоял, но через мгновение и он рухнул и стал кататься по земле, держась руками за голову. А
1969 г. Планета в масштабе
Нас в детстве водили в разные музеи, но такого экспоната мне нигде не приходилось видеть. Не встретился мне он и в дальнейшем, хотя не исключено, что он, все-таки, где-нибудь, да есть - ведь я так мало, где побывал.
С 1 по 4 класс у нас был один и, как я считаю, самый интересный и наиважнейший предмет, под названием: «Природоведение». И хоть там все было свалено в кучу - и геология, и география, и ботаника, и зоология, но все это давалось вразброс, поэтому было интересно. Не было такой затяжной тягомотины, которую так не любят дети, когда месяц изучают только одних животных. Детям не нужны, да и неинтересны, фундаментальные знания. Им достаточно только чуть-чуть прикоснуться, немножечко узнать и запомнить всевозможные разнообразные знания, которые потом, если они захотят, то смогут и углубить.
Мы учились в эпоху первых космических полетов, поэтому нам постоянно твердили, то о космосе, то о Земле, то о ракетах. Но, вопреки устоявшемуся мнению, из нас никто не мечтал стать космонавтом. Я за восемь классов сменил три школы, в каждой из которой было по четыре параллельных класса, и никто, никто, о такой глупости не помышлял. Вообще, и сейчас мне это кажется особенно странным, в те годы дети мало задумывались о том, кем они станут, когда вырастут. Нас к этому не приучали. Нам рассказывали байки про наше счастливое детство, но не объясняли, что оно рано или поздно закончится и придется становиться взрослым, а, следовательно, выбирать профессию. Мы, в своей массе, инфантильно пребывали в счастливом советском детстве, не думая ни о чем. Только единицы уже в десятилетнем возрасте представляли свою взрослую стезю - мечтали стать врачами, учительницами, пара-тройка пацанов грезила профессией водителя, а остальные, в том числе и я... не фига! На какой-то момент я разохотился стать машинистом электровоза, наверное потому, что моя бабка была когда-то проводником, хотя и никогда об этом не рассказывала, но ежегодно отмечала День железнодорожника. Однако - ненадолго! Испорченное ранним чтением зрение лишало меня этой возможности, поэтому я, как и большинство ровесников, так и не помышлял о выборе профессии.
В школе нам ни о чем подобном не говорили и не спрашивали. А дома, мать, бубнила только об одном, что я должен поступить в институт, чтобы не попасть в ненавистную советскую армию, погубившую во Вторую Мировую множество ее потенциальных женихов. А в какой институт поступать и чему там учиться, а главное - зачем? - она не говорила. Теперь-то я понимаю почему - сама не знала. И, что гадко - и знать не хотела.
Итак, на уроке природоведения мы заучили, что радиус Земли составляет 6300 километров. Сейчас я проверил - 6731 - вот, хоть и прошло почти полвека, а я очень даже точно помню! Цифра эта отложилась в памяти, но повисла в воздухе, ибо не имела конкретного выражения и применения. Так бы она и затерялась в моей голове, если бы, буквально через неделю-другую, нас не принялись учить земемерию, в качестве примера, заставляя измерять площадь, периметр и объем своих квартир. Рулетки у нас с Колькой не было, зато был затерханный мамкин портновский метр, в то время носивший имя «сантиметр». Не представляю кто-нибудь называет его так сейчас или нет?
Выяснилось, что длинная стена моей комнаты тянется более чем на 6 метров, но измеряли-то ее мы «сантиметром», поэтому и записали как 612 сантиметров. Колька, желая показать свою образованность, дорисовал к числу 0, получив 6120 и добавил, что все рабочие, в отличие от землемеров и портных, измеряют все только в миллиметрах. «На чертежах сантиметров не бывает» - добавил он. Ему можно было верить - ведь его отец работал столяром-краснодеревщиком и в чертежах разбирался только так.
Я посмотрел на эту цифру и вдруг, совершенно неожиданно, в моей голове всплыла очень похожая цифра - 6371 - радиус Земли. Тут надо заметить, что настольной книгой моего детства (и я об этом где-то уже упоминал) был не «Зайка-Зазнайка» или «Буратино», а «Справочник строителя кабельных линий связи», где в качестве иллюстраций были приведены фотографии разных, порою совершенно непонятных для меня, машин и инструментов. Но главное - там были карты, планы, схемы! Это смотрелось почище «Острова Сокровищ», где речь шла о каких-то неведомых, далеких и, явно выдуманных, морях и островах. В этой книге все было по-честному - реальные леса, реки и города. Некоторые названия, прочитанные там, я потом находил на карте СССР, висевшей в нашей школе. Поэтому картографический раздел в этом справочнике я читал с безумным удовольствием. Для меня он был и «Островом Сокровищ» и «Затерянным миром» и «Графом Монте-Кристо». К слову - ни одну из вышеперечисленных книг я никогда не читал. В детстве они, как я уже отметил, мне были не интересны, в юности - смешны, в старости - бестолковы, хотя одноименные фильмы я просмотрел с величайшим удовольствием. Ну, как не крути - фильм не книга - намного интересней!
Короче - с картами и масштабами я был на короткой ноге.
Поэтому сразу понял, что моя стена - карта
2018 г. Еще как хочется
Мне было 34 года, когда я встретил ее. Не скажу, что наша встреча была случайной - мы шли к ней достаточно долго, путем проб и ошибок, но наконец все-таки нашли друг друга. Правда ей было уже 35, за плечами - развод, трое детей и все трое - девочки, а младшие, вообще, - двойняшки - не различить. Не различить настолько, что как не хвалилась их мать, что она - сердцем чует, но не раз, на моих глазах, ошибалась, называя Аню - Леной, а Лену - Аней.
Она не была красива - скорее - тривиальна. Таких женщин - миллион, но, тем, кто разбирается в женщинах, совершенно ясно, что каждая из этого миллиона - уникальна и у каждой есть некая особенность, заставляющая настоящего мужчину потерять голову. Причем, в большинстве случаев, трудно, а вернее - просто невозможно сказать в чем же эта особенность заключается. Короче - как я всегда утверждал и продолжаю утверждать - если вы любите женщину за что-то, значит вы ее не любите.
Так и она - совершенно обычная, приятной полноты, дамочка, ничем особым не выделяющаяся из толпы, поранила мое сердце. Мне нравились ее ноги - и не полные, и не худые, то, что называется - в пропорцию, плотные и ровные, без выделяющихся мышц. В любых положениях - они были по-настоящему красивы... Но не они были причиной моей страсти, ибо их я увидел и оценил намного позже, чем эта страсть разгорелась.
Какое-то время я думал, что ее дети, дети - причина моего внимания. Моя тогдашняя жена была, к сожалению, бездетна и мы, прожив уже шесть лет вместе, знали что перспектива наша в этом направлении - никакая. Но, нет, нет, нет, - я чувствовал, что, если бы у нее не было детей, меня бы все равно тянуло к ней с такой же силой.
Нет, как ни крути - причина женского очарования - все-таки загадка. Да и если посмотреть по сторонам - сколько случаев, когда дурнушка водит за собою целую толпу поклонников, а красивая, по всем стандартам, женщина, абсолютно не пользуется популярностью. И не надо говорить, что весь вопрос в доступности. Доступность чаще всего является следствием популярности.
Как я уже сказал - я был женат и мог лишь изредка навещать свою пассию, тем паче, что жила она в другом городе. Наши встречи были не часты, зато содержательны. Хотя она всегда говорила мне, что ей вечно вот чуть-чуть не хватило, но это, как мне кажется, не выражение недовольства, а определенный стимул к следующей попытке. Ведь, как сказал великий Макаревич, мечта, воплотившись во что-то, мечтой уже быть перестала. А, следовательно, перестала влечь и манить. А она, как любая влюбленная, обласканная, женщина очень тяжело перживала наши многодневные разлуки, я бы сказал - болезненно, что, в конечном итоге, и привело к нашему окончательному расставанию. Поэтому у нее зачастую, как будто бы, ни с того, ни с сего, из глаз лились слезы, стоило ей только подумать о том, что я скоро покину ее и мы много дней проведем порознь.
И вот, однажды, среди ночи, она неожиданно разбудила меня словами:
- Ты знаешь, чего мне хочется?
Я был удивлен - за ней подобных желаний в такое время суток не водилось.
- Ну... - потянул я - думаю, что знаю... предполагаю... - но потом добавил - хотя удивлен...
- Нет, не этого - резко оборвала меня она - Мне хочется сейчас стать старой, старой бабушкой, возиться с кучей внуков, чтобы мне ничего, ничего, слышишь - ничего не хотелось!!!
Я понял, что это совсем не тонкий намек на то, что через четыре часа я уеду к жене и ее постель будет пустой и холодной дней, может быть, десять, а, может быть, и больше. Из глаз ее хлынули слезы...
В такой ситуации любой мужчина догадается, что ласка - лучший способ успокоить женщину, несмотря на то, что ей просыпаться на работу через три часа.
Прошли годы... Быстро прошли! Можно сказать пролетели!
Ей уже 59, у нее пятеро или шестеро (не помню) внуков и внучек. Сбылась ее мечта - она замужем, дети, внуки, она - любимая мама и бабушка... Мы, иногда, правда очень редко, общаемся.
И вот, как-то, в разговоре, я напоминаю ей, что наконец сбылось то, о чем она мечтала тогда, в три часа ночи - дети, внуки, старость... - все сбылось - и ничего не хочется!
- Да?! - вопросительно-восклицательно ответила она - не так-то, милый, все просто, - хочется! Еще как хочется! Даже сильнее, чем тогда!
А я еще удивляюсь как смогла моя нынешняя пятидесятилетняя жена влюбится в молодого иорданского таксиста...
Ну, да, ладно, с ним, с таксистом. Но я, наверное, никогда не пойму - нет у меня такой способности, как она, при этом может смеяться и осуждать семидесятилетнюю старуху, без памяти влюбившуюся в пятидесятилетнего полковника?
Это случилось в Коптево или Журналисты всегда врут
Сегодня, загорая под сильным ветром у тимирязевского пруда, я, невзначай, встретился со своим старым знакомцем Ваном Воробьевым - личностью весьма примечательной. Художник, мотоциклист, покоритель горных вершин - альпинист и, одновременно, спелеолог, а ныне - фотограф, он, вышедший из поколения "детей цветов", обладает незаурядной внешностью. Огромная копна густых седых волос, тонкая, наподобие китайской, также седая, бородка, лента на голове, достойная хиппи образца 1964 года, экстравагантное одеяние, умные глаза и то необыкновенное выражение лица, которое бывает только у людей творческой профессии, не могут не привлекать к себе внимания, делая его заметным в любой, даже очень плотной, толпе.
Я немного, на пять лет, старше его, но, все равно, мы оба, из тех школьников, что рвали пионерские галстуки, создавая на их краях бахрому, подобную джинсовой и, исколов до смертной боли пальцы, вшивали клинья в ненавистную школьную форму, только для того, чтобы превратить ее в клеша за что, наутро, стать выгнанным из класса. А постыдные белые рубашки, в которых нас заставляли приходить в школу в "престольные", красные, праздники на линейку, превращали в такую "хипню", что даже видавшие виды училки падали в обморок, особенно те, замужество которых не предвиделось на долгие-долгие годы, всего лишь, накрасив мамкиной помадой свои губы и зацеловав ее, то есть рубашку, до беспредела. Поэтому оба, до сих пор, несмотря на приближающуюся старость, одеваемся, по-прежнему, ярко и нагловато.
Так вот, не успели мы с ним поболтать и пяти минут, как к нам приблизилась довольно полная женщина неопределенного возраста. Может она плохо выглядит для своих тридцати, а может слишком хорошо для около пятидесяти. Женщина всегда загадка, а заплывшая жиром - вдвойне. Приветливо поздоровавшись, она обратилась к Вану с просьбой разрешить его сфотографировать для статьи, ни больше, ни меньше, как "АКТИВНОЕ ДОЛГОЛЕТИЕ", что вызвало гомерический хохот у меня и явное замешательство у Вана. Все это мне напомнило сцену из великолепного фильма Юрия Мамина "Русские страшилки"
- а, сколько же тебе лет?
- тридцать пять
- и ты долгожитель?
- да, здесь дольше не живут!
Отойдя от первого шока, Ван выразился в том смысле, что ему, вообще-то, чуть больше пятидесяти и к долголетию, по мировым стандартам, он, пока еще, не имеет никакого отношения. Женщину это не смутило и она повторила свою просьбу, на которую Ван, все же, согласился. А я добавил им вслед, что журналюги всегда врут и это логично, ибо ложь - основа любой фантазии, а фантазия, в свою очередь, основа любого творчества. Женщина, не обиделась, а заметила, что она есть не журналист, а блоггер. На что я, конечно, не решился сказать,что д... от г... не слишком отличается, а заметил, что не вижу разницы - и именно за это, то есть за ложь, их, блогеров и журналистов, били и будут бить во все времена и во всех странах...
Каково же было мое удивление, когда, вернувшись домой, я узнал о гибели очередного журналиста.
А после того, как к вечеру пришло сообщение, что вся эта смерть - инсценировка, пусть кто-нибудь усомнится в правдивости фразы, поставленной мною в заголовок и бросит в меня камень!
Мы зачастую пренебрегаем мнением окружающих, считая свое собственное единственно правильным, и не то, что пропускаем его мимо ушей, а, порою, воспринимаем его в штыки, обижаясь - чего это они ко мне при[audio][/audio]вязались.
Вот и со мною как-то произошел на эту тему забавный случай , который, вообще-то, мог закончится весьма печально.
Случилось это в начале 1990-х годов, когда народ, стряхнувший с себя ненавистные советские оковы, расправил плечи и почувствовал, что может зарабатывать своим собственным трудом, не опасаясь в очередной раз попасть под суд за нетрудовые доходы. После десятилетия голода и товарного дефицита, в продаже, неожиданно, появились ранее недоступные по любой цене товары. Изголодавшийся, бывший советский, народ хватал всё подряд - от колбасы до нижнего и постельного белья, поэтому магазины в ту пору росли на каждом углу - одни закрывались, другие - тут же открывались. И первое, чем занялись бывшие советские граждане, после того, как наелись, недоступной ранее, колбасы и напились водки без карточек - стали приводить в порядок свои убогие жилища. То есть, строиться, ремонтироваться и покупать бытовую технику. До сих пор помню, как по дворам сновали грузовики, доверху набитые холодильниками, стиральными машинами и газовыми плитами, развозившие покупки по квартирам. А помойки были переполнены остатками советского быта. Проходя в те годы как-то по Плющихе, я на углу с улицей Фрунзе наткнулся на целую «выставку» бытовой техники СССР, над которой висел большой лист бумаги с надписью - «берите, пожалуйста, все работает».
Я тоже не остался в стороне от этого процесса и занялся благоустройством своих квартир. А, как обычно, все делалось на бегу. И вот - мастера пришли, ждут, а кладочного раствора нет, как нет...
Пришлось мне, в срочном порядке ринуться в магазин. Здесь уже было не до выбора - нужен ближайший. Он, конечно, нашелся и довольно близко, но это был совершенно новый магазин, в котором кроме двух, далеко за сорок, продавщиц, никого не было. Поэтому укладывать мешки в машину пришлось мне самому.
Я не тяжелоатлет и, загрузив в бедную советскую креветку шесть мешков, так, что она буквально стала цеплять колесами арки, почувствовал себя усталым. Захлопнув заднюю дверь, я немного постоял, отдышался и, утерев пот со лба, малой скоростью, моля бога, чтобы машина по дороге не развалилась, тронулся домой.
Ехать мне выпало по прямой, как стрела Тимирязевской улице, пустынной в то время, не так, как сейчас. Но, несмотря на это, я, учитывая скорость своего движения, принял крайнее правое положение. И тотчас услышал резкий сигнал клаксона - догонявший меня автомобиль гудел, как сумасшедший. Бля! - подумалось мне - дороги ему мало - ну ползу еле-еле - обгони! Левый ряд свободен, встречка тоже - самолет пролетит. А он гудит. Пожелав ему сдохнуть, я даже не удостоил его взгляда.
И проехал еще нескольких домов, как вдруг услышал еще один гудок. И тоже весьма требовательный. Рехнулись? - сказал я про себя - или они перегруженной машины не видели? Заняться людям нечем! Лучше бы драчили хуй - проку, а, главное, удовольствия было бы больше. Ан, нет- в дунделку дудят! Этого дундельщика, как и последующих двух, я также не удостоил взгляда.
Но на следующего, поравнявшегося со мною и гудящего как безумный, я посмотрел. Он, повернувшись в мою сторону, что-то орал и махал руками. Я повертел пальцем около виска, чтобы показать ему, что я о нем думаю и отвернулся.
Но, буквально через мгновение, сзади раздался еще один гудок. Этот автомобиль также поровнялся со мною и его водитель, пожилой кавказец, страстно махая руками, ударял ими по потолку своей крыши, одновременно задирая голову вверх. Он удалился, а я, наконец-то, задумался - что же он хотел мне сказать? Его жесты не указывали на то, что я раздражаю его своим медленным движением, ни на то,что моя машина просела донельзя. Он указывал, и руками, и глазами на крышу. Зачем? Ведь у меня нет верхнего багажника!
Из тягостных раздумий меня вывел веселый гудок пролетевшего мимо автомобиля. Его очень молодой водитель, почти мальчишка, уткнувшись указальным пальцем в потолок, улыбался мне широкой улыбкой, полной задора и лукавства, на которую способна только молодость!
Все! Останавливаюсь! Задолбали!
Остановиться мне было проще простого, ибо я еле-еле полз по правому ряду.
О! Боже! Первое, что я увидел, распрямившись после низеньких Жигулей, была моя барсетка (модная в те годы мужская сумка в виде большого кошелька с ручкой), стоящая на крыше автомобиля! Е-мое - когда я заталкивал мешки в заднюю дверь, то машинально поставил ее на крышу, поскольку тащится до водительской двери не было сил. А, когда закончил, то, с устатку, так и не вспомнил о ней. Потерялась бы она навсегда со всеми деньгами и документами, если бы не моя медленная скорость, а, главное, - спойлер над задним стеклом моего «универсала», за который она зацепилась.
А вы говорите - плюй на все и береги свое здоровье! Иногда, жизненно необходимо прислушиваться к чужому мнению.
2011 г. О правде и о лжи
Не прошло и года с того момента, как бабка моего внука, Ленка, познакомила меня с ним, как начала жаловаться, что Сашка, то есть внук, начал много врать. И в этом, она, естественно, обвиняла меня, поскольку, была твердо уверена (и ее невозможно было переубедить), что до знакомства со мной за ним ничего подобного не наблюдалось. Некоторое время я пропускал эти нападки промеж ушей, потом стал напирать на то, что у ребенка есть отец и мать, есть бабка, то есть Ленка, которая, пусть не постоянно рядом с ним, но все же чаще, чем я. Наконец, есть школа, одноклассники, двор, улица, среда - вот как много всего, и хорошего, и плохого, а вина почему-то падает только на меня одного. Но, несмотря на все мои увертки, нападки на меня не прекратились. Даже разговоры об отце и матери не помогли - Ленка обижено объяснила, что каким-то образом, я стал для внука непререкаемым авторитетом, затмив собою не только ее, отца и мать, но даже и его покойного деда, Лешку, которого он, ранее, боготворил. Так что, получалось, раз в ребенке что-то поменялось за это время, значит виноват я. И никто, кроме меня. Поэтому мне, требовалось любой ценой доказать, что это не мое влияние.
А сделать это было довольно сложно, поскольку, в какой-то мере, я чувствовал за собою некоторую вину. Ведь я познакомил внука со своим хобби - сочинительством! И пусть я объяснил ему, что пишу, в общем-то, воспоминания, но, как ни крути, в любом произведении, так или иначе, всегда содержится определенная доля вымысла. Ведь творчество, это создание нового, несуществующего, а, следовательно - отступление от реальности, то бишь фантазия или, если хотите, - обман, выдумка, ложь.
Да, да, именно ложь. Разница между фантазией и ложью чисто субъективна - ведь и то, и другое - неправда. Но мы часто произносим слово «фантазия» нейтрально или же с некоторой долей доброй усмешки, хотя иной раз даже с явным восхищением. А «ложь» всегда, во все времена, с осуждением и презрением. Почему? Первое - из-за отношения к говорящему. Если его уважают и любят, скажут - фантазер, если нет - назовут лжецом. Второе - по отношению к слушателю. Если неправда безобидна - она станет фантазией, в противном случае - ложью.
Следовательно - любой творческий человек - лжец.
Задумайтесь!
Писатель, художник, композитор, изображает то, чего не было, а если и было, то не здесь, да не с этими людьми, а может быть - было, но в другое время. Короче - ложь, чистой воды. Артист вообще - выдает себя за иного человека, а бывает, что и не за человека вовсе. Он делает все, чтобы заставить нас поверить в свой обман. Кидала! Ну, циркачи, фокусники - те настоящее жулье! Выдумка, обман, неправда, вымысел, а, попросту, вранье, здесь и там - везде, вокруг, повсюду. В каждом произведении, в книгах, картинах, концертных залах, театрах, на экране. Где искусство, там мы купаемся во лжи.
Поэтому, приучая ребенка сочинять, выдумывать, творить, мы, одновременно, учим его лгать. Чтобы он не вырос беспринципным лгуном существует только одно средство - втолковать разницу между безобидностью фантазии и пагубностью лжи, одновременно приучив его прогнозировать последствия своих выдумок - будут ли они безобидны или нет. Да, конечно, в детстве, на детском уровне, все просто. Легко понять, что если ты уверяешь, что видел кошку зелёного цвета, то большой беды от этого не будет. Но даже такая штука, как фантазии на тему невыученных уроков, когда в доме случаются пожары, наводнения, неожиданно заболевает любимый несуществующий песик, к, здоровой как буйвол, бабушке вдруг наезжает десяток «скорых» - что это? Наглая ложь или же буйная фантазия, еще не направленная в правильное русло? Кто вырастет из этого ребенка - мошенник-враль или сочинитель-фантаст? Вопросы, вопросы... Дальше по жизни все будет только еще сложнее и предугадать последствия своих выдумок становится все труднее и труднее. Могли ли китайцы, создавая порох для своих красочных фейерверков, предположить, что он, уничтожая одних людей, быдет спасать от уничтожения других.
Но мог ли я подобное рассказать Ленке? Человеку, проработавшему на швейной фабрике целую жизнь, привыкшему не выдумывать и фантазировать, а тупо-ьездумно выполнять приказанное. Как солдат на фронте. Поймет ли она хотя бы десятую часть из того, что я буду ей втолковывать. Не знаю? Не уверен! Мы почти сорок лет не общались, я, собственно говоря, мало, что знаю о ней. Да и что помнил, то, за эти годы, позабыл. В моей памяти сохранился образ не очень-то и красивой, но стройной и смешливой, молодой женщины, не блещущей умом и сообразительностью. Это - тогда. А - сейчас? Еще хуже?
К тому же, как только она услышит про то, что по моей теории «сочинитель» и «лжец» - синонимы, то тотчас же накрепко уверится в том, что именно я приучаю Саньку врать. И понесется...
Поэтому мне надо было выбрать обходной маневр, дабы доказать, что не я, а родители, школа и общество в целом приучают детей ко лжи. А для этого требовалось отыскать какую-нибудь зацепку.
Разгневанная женщина
Многим мужчинам приходилось видеть женщину во гневе, но немногим удавалось осознать насколько это страшно, поскольку, по большей части, женский гнев - игра, шутка или, как бы сказать, - предостережение. Но вот, если гнев действительно будет настоящим, если он вырвется из глубины женской души, то последствия его могут быть ужасны, ибо они совершенно непредсказуемы , что еще более страшно, - неожиданы.
Один раз я наблюдал превращение пушистого котенка в яростную львицу и, скажу вам, это было нечто!
Ну, по порядку.
В юности я совершенно случайно познакомился с начинающей балериной. Вышло так, что в 9 классе я учился в школе, окна которой выходили на балетное училище. Из той школы меня, меньше чем через год, выгнали, но в душе, как заноза, застряла ностальгия. Была на то особая причина. Меня, и тогда тянуло, да и до сих пор тянет, к этой школе. Посмотреть на окна своего класса, обойти ее вокруг, зайти в соседний двор. Вспомнить, вздохнуть о том, что было и о том, что не сбылось. И вот, однажды, совершая очередную сентиментальную прогулку, я остановился в отдалении, чтобы взглядом охватить все пять школьных этажей. Вполне естественно, что я очутился у дверей балетного училища и, оглянувшись, чтобы, пятясь задом, не упасть, увидел ее. Что мы сказали друг другу, как посмотрели друг на друга - я не помню. Помню только, что ушли мы вместе. Я решил, что это - Судьба. Найти там, где потерял. Но, это действительно была моя Судьба, Судьба терять - наш роман длился всего лишь полгода...
Как-то, ей загорелось пойти в кафе, сейчас уже, за давностью лет, не помню в какое - где-то на задворках улицы Горького, а ныне Тверской. Там можно было потанцевать. Кто бывал в кафе и ресторанах советской поры, тот помнит, что в эти заведения тогда, да, по-моему и сейчас в России, ходили не для того, чтобы покушать, а исключительно для того, чтобы напиться. Хотя танцы там действительно были.
Я не танцевал.
То есть, я танцевал, но только не с ней. Мы, вообще, были странной парой - тоненькая невысокая (не только для балета, но - вообще) девушка и высокий, довольно крупный, можно сказать, полный, я. Красавица и Чудовище - вот вечный сюжет! Все, кто нас встречал, особенно ее знакомые, кривя свои милые ротики в презрительной улыбке, утверждали, что мы полные противоположности. При этом добавляя, но уже со смехом, что я - полнее! И это было чистой правдой. Даже тот факт, что я - коренной москвич в четвертом поколении, а она - приезжая из далекого уральского городка, который и на карте-то с первого раза не найдешь. Эти подковырки она с улыбкой парировала одной и той же фразой: «Противоположности притягиваются».
Да, действительно, так оно и было, потому что, несмотря на то, что общих интересов у нас почти не существовало, вдобавок, и у меня, и у нее, была масса иных, более «выгодных», более «традиционных», знакомств, нас с невероятной силой тянуло именно друг к другу.
Танцевать с ней было смешно. Любому смешно. Не знаю, правда, как выглядели рядом с ней ее партнеры по сцене. Я не ходил, ни на репетиции, ни на выступления - мы не афишировали наши отношения. Но за полгода нашего знакомства я много пересмотрел, и девушек, и парней, и даже мужчин, пытающихся танцевать с нею. И все они меркли на ее фоне. Не побоюсь этого слова, но выглядели они смешно. Газель и медвежата.
К слову, танцевала оно все, что угодно - от вальса до акробатики рок-н-ролла...
Этой женщиной следовало любоваться издали, ее нужно было, превозносить, восхвалять, обожествлять, но не пытаться встать с ней вровень. Это была не картина, это была икона, одновременно, вызывающая восхищение и священный трепет. Мне, не однажды, хотелось крикнуть - разойдитесь, не заслоняйте, посмотрите на нее, как она прекрасна - радуйте свой глаз ее искусством, пока у вас есть такая возможность. Но я молчал, а до них не доходила такая простая истина. Ну, с девушками, ясно - каждая из них хотела превзойти ее. А парни? Они-то что?
Вот и в этот раз, я, как обычно, встал на отдалении от нее, чтобы, пусть в полумраке, пусть в клубах табачного дыма, пусть через толпу, но, все-таки, видеть этот прекрасный силуэт, наслаждаться красотою ее движений, представлявших собой не иначе, как ожившую музыку.
Танцевальной площадкой было место, окруженное с трех сторон столиками, где с четвертой был узкий длинный проход, в конце которого и примостился я.
Не помню сколько композиций сменилось. Мое внимание было приковано только к ней, поэтому я сразу даже и не осознал, что там назревает какой-то конфликт. Расслышать слова за гремящей музыкой было невозможно, поэтому меня из сладостного оцепенения вывело только громко сказанное, вернее выкрикнутое, слово «Шлюха!»
Танцующая молодежь, в предчувствии недоброго, как-то резко, расползлась по сторонам. Теперь мне хорошо была видна она и столик чуть левее нее, за которым сидели трое, довольно крупных, мужчин. Не парней. Им явно было глубоко за тридцать.
Что ответила она - я не слышал, только, в ответ, один из них неуверенно встал. Встал во весь
1986 г. Выживший в Ашхабаде
Этот рассказик не имеет прямого отношения к дороге, в нашем, сухопутном, понимании. Но океан, море, река - все, что наполнено водою - это тоже дорога. Даже ручей - и то дорога, может не такая уж и проходимая, не такая проторенная, но зато, рано или поздно, выводящая к людям, к жилью, поскольку люди без воды существовать не могут. Соответственно, если ты заблудился в лесу - иди по оврагам, ручьям, туда, куда течет вода, - гарантированно выберешься, а не будешь плутать, накручивая бесконечные круги.
Мне посчастливилось совершить речной вояж - круизом это не назовешь - не та скорость, от Саратова до Волгограда, вдоль берега древнего моря, плескавшегося тут, в те годы, когда растаял очередной ледник и весь Казахстан представлял собою огромное внутреннее море, от которого нам на память остался Каспий с Волгой, да Арал с Сыр и Аму Дарьями.
Об этом путешествии я вскользь упомянул в своих Турково-Саратовских рассказах, поскольку повествовал о том, что предшествовало ему. Теперь пришла пора рассказать о нем самом, тем более, что оно было примечательным событием в моей жизни. «Метеор» на подводных крыльях не тащился как погребальная телега, а шел довольно быстро и пейзаж перед глазами не застаивался. Двести пятьдесят километров пейзажа удивительной красоты за пять часов прошло у меня перед глазами. Казалось бы - береговая линия - и что? Одинаковость цвета и формы! А детали? Тут - вид оживлялся оврагом, там - одиноким деревом, еще подальше - камнепад создал мозаичную картину. Где-то край берега будто бы обглодан крысами, где-то - будто выровнен утюгом. Там - все зеленое, тут - желтое, а поодаль - желтое перемешивается с зеленым в самых необычных сочетаниях Ох! Меня удручает лишь одно - не было у меня цветной пленки! Остались фотографии, на которые, как говорится, глаз не глядит. Ибо на них все серое - и желтое, и охристое, и салатовое, и светло-коричневое, и голубое... Тьфу! Но хоть память сохранила красоту волжских берегов.
Вообще я надеялся повторить этот маршрут, но человек - предполагает, а Бог - располагает. Видимо - не суждено.
По приближению к Камышину я начал уставать от впечатлений, да и берега стали уже не те. Они, и снизились, и потеряли живописность, становясь удручающе однообразными. Как я понял - мы выходили на отмель бывшего моря, полосу прибоя.
Поэтому я оторвался от созерцания пейзажа и начал оглядывать пассажиров. Как это не покажется странным, тут же обнаружил такого же как и я. Ведь я был, по идее, единственный турист на этом теплоходе. Все остальные ехали с какой-то «серьезной» целью, а не просто так, чтобы поглазеть по сторонам. Одни - в гости к родным и знакомым, другие - в район, в суд, в больницу, на рынок. Но нашелся еще один человек, который явно проделывал этот путь просто так из интереса. Отсутствие багажа и живейший интерес ко всему происходящему, выдавали «туриста». А вся его внешность выказывала человека волевого, умного и интересного. Поэтому я решил завязать с ним знакомство.
Я уже упоминал в каком-то рассказе, что в молодости любил общаться с людьми пожилыми, прожившими жизнь, и имевшими за плечами какой-либо жизненный опыт. Не важно какой - мотался ли человек по тюрьмам и каторгам или строил Братскую и Саяно-Шушенскую ГЭСы. Главное - чтобы его жизнь отличалась от городской преснятины, типа, дом-работа-зарплата-семья. Как любому юнцу, мне хотелось поразжиться опытом, но, вот, книгам я не доверял. Во-первых, поскольку это бумага, а не живые люди. Человеку, пусть даже лгущему мне, я поверю скорее, чем книге, говорящей мне правду, ибо она мертва и бесстрастна. Уж так я устроен. Во-вторых, книги нашего поколения были лживы. Либо пафосный советский обман, либо старье полувековой давности, которое может и правдиво, и поучительно, но оно - старье, а молодость старья не выносит. Ей подавай все свеженькое, без многовековой затхлости. Книги классической литературы, вообще были для нас неприемлемы, поскольку рассказывали о несуществующем буржуазном обществе. Да, там были «вечные» темы - любовь, коварство, обман, верность... Но выискивать эти крупицы среди тонн словесного мусора я не хотел, да и не имел времени. Значит - книги побоку, мне - только живое общение.
Поэтому я подсел к незнакомцу и «раскрутил» его на беседу. Хотя «раскрутил» это крепко сказано. Он сам изнывал от скуки и был рад выдавшейся возможности с кем-либо пообщаться.
Оказалось, что он едет из Усть-Каменогорска в Астрахань к своей дочери. Выйдя в отставку, он решил покинуть город, в котором прожил последние пятнадцать лет, где овдовел и тяготился одиночеством. А единственная его дочь уже давно проживала в Астрахани. Попутно выяснилось, что за всю свою жизнь он ни разу не видел великой русской реки и он не преминул воспользоваться случаем. Доехав поездом до Куйбышева (Самары) он на «Метеорах» спускался вниз, делая в день по пятьсот верст. Рейсовый теплоход его не устраивал, поскольку шел, и днем, и ночью. Соответственно, многого он не смог бы увидеть. «Метеоры» же ходили только в светлое время
1979 г. Невозмутимость
«Смелость города берет» - есть такая поговорка. Но она о тех, кто хочет чего-либо взять, хапнуть. А, если человек ничего ни у кого не хочет брать, а просто-напросто не хочет получить? Тем более в морду. Что тогда? Тут смелость не поможет! Тут требуется невозмутимость или, по крайней мере, спокойствие. Те, кто не ощущает разницы между этими двумя понятиями, считайте их синонимами, а мою фразу - тавтологией.
Итак, во второй половине дня, но еще не вечером, до того, как с промышленных предприятий ломанет по домам и магазинам усталый советский трудовой народ, я сел в автобус № 10 на своей любимой остановке «улица Демьяна Бедного». Настроение у меня было радужное - ведь я должен был встретиться со своей пассией Аллой Лихтенбаум. В то время я еще не потерял надежду на совместное счастье с ней, поэтому я думаю, каждый, кто любил, поймет, что происходило у меня в душе.
Тогда в гортранспорте стояли аппаратики, именуемые кассами, в которые ты сам кидал монетки и сам же отрывал себе билет. Аппаратик был простым ящищком, поэтому не контролировал ни сколько денег в него кидали, ни сколько билетов отрывали. Чем многие и я, в том числе, неоднократно пользовались, особенно, когда было много мелочи. Кидаешь, к примеру, копеек тридцать, а отрываешь двенадцать билетов. А бывало и так, что кинешь вместо пятикопеечной монетки трехкопеечную, поскольку по виду они был очень похожи, а разницу в размерах никто не заметит. Две копейки экономия. А копейка, как известно, рубль бережет.
Так вот, подхожу я к кассе, бросаю туда (честно) пятачок, отрываю билет и уже собираюсь пройти в салон, как слышу откуда-то сзади и сбоку грубоватый, нахальный голос: «Ты три копейки кинул, а билет оторвал!»»Ебщественный контролер» - подумал я и, мельком обернувшись, даже не рассмотрев говорящего, сказал: «Нет! Я кинул пятак!» И опять собрался двинуться в салон, где было полно свободных мест, как снова услышал тот же самый голос, повторивший ту же самую фразу, но теперь уже с немного другой, вызывающей, интонацией. Немного гнусавой и надрывной, как бывает в том случае, когда человек «надирается», то есть пытается завязать драку.
Теперь я обернулся уже не вскользь и глянул на говорившего. Это был высокий, крупный мужчина лет сорока. Трезвый! С лицом не испорченным идиотизмом, бесконечными попойками, застарелым хамством. По лицу, я бы счел его за примерного семьянина-инженеришки, который, кроме как на работу, да с работы, никуда не ходит и отдает супруге всю свою малочисленную зарплату, вот только слишком широкие плечи, крепкие узловатые руки и умные глаза не вязались с таким представлением.
Я смотрел на него и думал: «Что-то здесь не так. Да крепкий, да здоровый. Видно - намного сильнее меня и сладить с ним мне не удастся, да и противостоять будет сложно. Но дело не в этом! Зачем! Зачем он надирается. По всему чувствуется - это не его стиль. Он не принадлежит к когорте мелких забияк-хулиганов, эдакой гопоте. Я бы сказал, что он - человек авторитетный, а ведет себя, как подвыпивший школьник. Внешность и поведение шли вразрез друг с другом. И меня это не только удивило, но и заинтересовало.
Поэтому, вместо того, чтобы делать ноги или кричать «Караул» я внимательно оглядывал незнакомца - его лицо, руки, одежду, ботинки, потом - снова лицо, прическу... Нет - не клеилось. Даже ботинки не стоптанные. Приличный мэн. Руки грязноваты - похоже, что он не шариковой ручкой деньги зарабатывает, но они - мытые!!! Причем заметно невооруженным глазом - мытые тщательно. Ногти короткие - под ними не прослеживается грязный ободок. А он обязан быть! Значит что? Он - почистил под ногтями! Нет такой человек так пошло вести себя не может...
Пока я, таким образом, размышлял, громадный незнакомец сделал шаг по направлению ко мне и уже намного громче и настырнее произнес «Ты бросил три копейки! Три!» Наши лица сближались. Он был повыше меня и его подбородок находился на уровне моего носа, я уже ощущал его дыхание, но оно не пахло перегаром!!! Вот те на! Пьяное буйство отменялось. Что же это такое - пытался сообразить я - в каком случае человек начинает чудить, теряет рассудок, может лезть в драку, кидаться под поезд, бросаться в окна?
И вот еще, что непонятно - если он надирается, почему драки еще нет? Почему он вопит, прет на меня, но не бьет? Бред какой-то! По ситуации, один из нас, естественно я, уже должен был валяться на полу с окровавленной мордой. А тут - сплошная болтовня.
Я размышлял. Мое лицо было спокойно и невозмутимо, несмотря на то, что задира стоял уже вплотную ко мне и опять прогавкал что-то про три копейки. Но я не слушал его слов. Я никак не мог докопаться до причины создавшейся ситуации. Я настолько углубился в свои размышления, что даже не задумывался над тем, что этот орангутанг может своим кулаком с пивную кружку, ну, если не разбить мне голову, то сделать хорошее сотрясение. Я не пугался этого человека даже не потому, что весь ушел в свои мысли, а потому, что понимал - это не его стиль. Он первый раз в такой ситуации,
1982 г. Право выбора
Моему приятелю Вале, по случаю окончания им института, мать подарила автомобиль. Новый автомобиль - мечту всех дачников того времени - ВАЗ-2102. Не удивляйтесь такому щедрому подарку - его мать была районным гинекологом и, в голы отсутствия платной медицины, может и не гребла деньги совковой лопатой, а только руками, зато водила дружбу со многими нужными людьми. А это тогда была намного дороже денег. Поскольку, если кто еще помнит эти страшные годы, то, кроме денег, требовалось еще и разрешение на покупку. То есть талон, пароль или телефонный звонок.
Покатавшись месяцок-другой перед получением диплома и умудрившись попасть всего в одну незначительную аварию, Валька возомнил себя супер-пупер и стал собирать команду чтобы двинуть на юг. Наши родители еще помнили фильм «Три плюс два» и мы впитали трепетное отношение к автомобилям и, так называемому, югу, который, на самом деле, югом может называться лишь условно, с молоком матери.
Не знаю, как после, тем более сейчас - больше, с той поры, на юге я не разу не был, но юг того времени с нашей серой советской действительностью составлял разительный контраст. Туда, на радость горячим представителям национальных меньшинств, стекались скучающие дамочки со всей нашей необъятной Родины. От юных провинциальных птушниц, едва скопивших деньги на билет и приезжающие не столько чтобы позагорать, сколько заработать деньжат на новое пальтишко или шапчонку или хотя бы задарма вкусно поесть, попить и, быть может, еще и получить подарки, до пятидесятилетних матрон, знающих себе цену в своих городках, но, на юге, уступающих напору любого молодого и не очень молодого, но усатого аборигена. На юге можно было снять комнату в частном секторе с кем угодно, с другом или подругой, не предъявляя паспортов. Там можно было играть в преферанс почти открыто и зарабатывать неплохие деньги, если их вовремя готносить на телеграф. Можно было торговать всякой всячиной собственного изготовления, картинами, сувенирами и прочей дребеденью, не оглядываясь воровато по сторонам - не идет ли ментяшкин.
Мы, конечно, не принадлежали к золотой молодежи, так любовно показанной в фильме, мы не тянули даже на серебренную. Быть может нас следовало отнести к бронзовой или свинцовой, на, несмотря на это, замашки у нас были еще те!
В СССР проживал очень бедный народ, поэтому найти себе попутчиков было не так просто, но, в конце концов, они нашлись. Двое из них имели автомобили - сын директора парикмахерской, которая, на самом деле, представляла собой публичный дом, с бежевой «Шестеркой» и сынок, какого-то военного инженера, или ученого, но не простого, а слишком сильно засекреченного. Засекреченного настолько, что последние лет десять он с семьею не жил и присылал только деньги на сберкнижку. Жив он был или нет - ни жена, ни сын не знали, но денег было много, поэтому по исчезнувшему с глаз долой, отцу и мужу никто не страдал. У него был рыженький «Москвич», который в те годы считался «не машина» и, в основном, продавался исключительно сельскому населению, хотя им иной раз награждали героев труда и ветеранов войны. Вот и этому пареньку сей «Москвич» достался как приложение к очередной государственной премии отца.
Молодежь смела и решительна. Мы, по бырому, покидали свои нехитрые пожитки и отправились в путь. В этот долбанный Крым мы тащились целых три дня. Заезжали в городки, в магазинах которых, окромя хлеба и кильки в томатном соусе ничего не было. Но нам и этого хватало. В какой-то деревне затащили в стог сена, на семерых, пару девок, а потом, на холодрыге, полночи ждали своей очереди. В общем веселились, как умели.
Мы предполагали объехать все Азовское море - от Крыма до Кавказа, но нас сгубила юношеская бравада - один из нас проигрался в пух и прах, другой - затаскался и подхватил триппер, которым, из-за недостатка антибиотков и презервативов, были запачканы советские курорты, что черноморские, что прибалтийские, а еще один - совсем дурак - дал себя обокрасть. Ему просто срезали карман.
Поэтому к середине третьей недели такого отдыха стало ясно, что пора сматываться. Наш Казанова отказывался пить, поскольку боялся писать, а, не выдержав, выпивал сразу литра два и потом так выл в туалете, что все соседи, снимающие аналогичные клетушки у местных хозяев, зачали вопить - «уберите триппериста, уберите заразу!» С деньгами наступил швах - из дома, было ясно, хрен чего пришлют, только на бензин. А без денег - какой отдых - позор и мучение. Поэтому мы, повздыхавши, пришли к единому мнению, что наотдыхались на всю катушку и пора валить домой. Я был тоже за, поскольку в те, молодые, годы, на солнце сильно обгорал и спина моя стонала уже семнадцать дней. Сейчас ее, конечно, уже не мазали каким-то непонятным непрозрачным, с синюшным отливом, жидким маслом, купленным на местном рынке и издающим запах дохлого котика. Она не болела, но постоянно чесалась, как будто бы ее искусали клопы. Ребята, решив, что я подцепил на курортных толстушках чесотку, даже протерли мою спину машинным маслом из
1985 г. Куда она из колеи денется
Бывают на дороге случаи, забавные только тем, что закончились благополучно. Иначе их бы назвали несчастными или даже трагическими.
Моя соседка Ирина купила «Жигуленок» в далеком 1984 году, когда у нее родилась дочь. К тому времени в СССР дефицит перерос в тотальную, ширившуюся с каждым годом, разруху. Товары исчезали из магазинов, причем исчезали навсегда. Многое из того, что мы не успели купить в начале 1980-х годов, мы смогли купить только в середине 1990-х, когда СССР, благополучно, испустил дух. Например, мой покойный учитель и лучший друг Сергей Иванович Павлов, записался на покупку аккумулятора для своего «Москвича» еще в 1983 году. И хоть у него были два талона за сданные старые аккумуляторы, ему не суждено было приобрести его. Он умрет в 1991 году, так и не купив его, не дотянув двух лет до краха Империи очередей.
В этой истории речь и пойдет как раз об аккумуляторе!
Качество советского качества еще помнят старожилы!
Купив телевизор или холодильник, сразу же вызывали мастера, что-нибудь полегче, на себе, тащили в ремонт. Например, приобретя в 1974 году приемник Рига-103, стоимостью 140 рублей (месячная зарплата мамки) произведенный в Латвии, считавшейся тогда на просторах СССР, советской Европой и производителем качественных товаров, я через три дня поволок его в ремонт, поскольку слетел тросик настройки. Ремонтники были из того же теста, что и рабочие на заводе, поэтому, поколдовав две недели над ним, толком ничего не смогли сделать, объясняя это тем, что ролик, дескать - брак производства. Так и стоял этот приемник пятнадцать лет без передней крышки, иначе настраивать его на западные радиостанции было бы невозможно.
Но я отвлекся, хотя, как раз, намеревался сказать о скверном качестве советских товаров, вообще, и об аккумуляторах, в частности. Текли, окислялись, испарялись - что только с ними не происходило, вот только толком никогда не работали. И у Иринки был такой же обыкновенный советский аккумулятор, который мог в любое время отказать. Что он и сделал в тот момент, когда она возвращалась по грунтовой дороге со своей дачи в Москву.
Иринка, в те годы, была еще начинающим водителем и потерять газ на ухабистой, перекошенной, и вдоль, и поперек, грунтовке, ей было как раз плюнуть. Машина заглохла, она повернула ключ, но в ответ услышала только громкий щелчок тягового реле. Все...
Далеко, и от дома, и от дачи, в поле, совершенно одна, она почувствовала себя необыкновенно грустно, но, сделав над собой усилие, решила не поддаваться панике и вспомнить все, чему ее учили опытные водители. Самое простое средство в подобных случаях было - раскатить машину, а потом, запрыгнув в нее, врубить передачу. Но раскатить машину на такой дороге не было по силам даже нескольким мужчинам, не говоря уже о молодой женщине.
На ее счастье впереди был небольшой спуск.
Она, выйдя из машины и упершись одною рукой в водительскую дверь, а другою - вцепившись за крышу, правдами и неправдами, каким-то образом все-таки доволокла «Жигули» до спуска. Ей повезло, что после, несколько дней назад, прошедшего дождя, водители, перед самим спуском, накатали достаточно ровную и глубокую колею, по которой машина все-таки катилась. Иринка подтащила машину к спуску, но...
вниз она не поехала! Спуск был не очень крут, да и дорога, здесь на спуске, изобиловала ямками и рытвинами, в которых застревали колеса. Машину явно надо было посильнее подтолкнуть, что она и сделала, снова выйдя из машины и упершись руками в дверь и крышу Оставалось только одно - вовремя запрыгнуть обратно на водительское сидение, когда машина бойко покатится.
А вот это-то и не получилось! Не хватило опыта, подвижности, сноровки и автомобиль, больно стукнув ее по спине и затылку средней стойкой, заспешил вниз. Без нее! Иринка же валялась на пыльной дороге на боку и смотрела вслед, удаляющемуся вдаль, автомобилю. Это был конец! Конец машине! Конец ей, как водителю! Вообще - конец самоуважению! Так глупо, собственными руками угробить свой новенький автомобиль. В тот момент, ей в голову даже не пришло каких бед может натворить убежавший без водителя автомобиль даже здесь - в сельской местности.
Слезы хлынули из ее глаз, слезы обиды, слезы собственного бессилия.
Она не помнит сколько времени проревела, сколько времени провалялась на обочине пыльного спуска, пока не услышала уверенный мужской голос:
- Так вот чья это машина!
- Да - ответила Ирина и, протерев рукавом слезы, попыталась встать. Мужчина подал ей руку, другою показывая ключи:
- А я машину, на всякий случай, запер. Мало ли что, думаешь - только на минутку оставил, а ее уже угнали.
Голос этого пожилого мужчины был настолько ровен и спокоен, что Ирина, в один момент, успокоилась.
- Она там, внизу, стояла? - задала она вопрос.
- Э-э! Нет! Она катилась со склона, когда я ее поймал. Смотрю Жигуль скачет, подрыгивая, дверь левая болтается открытая, а за рулем никого нет!.Чудно! По склону-то здорово - она в колее катилась, поэтому шла ровнехенько на меня, а вот дальше хуже - колея
2004 г. Собака переключила передачи17-02-2018 12:30
2004 г. Собака переключила передачу
Иногда люди, на полном серьезе, говорят такие вещи, в которые разум отказывается верить, хотя сказанное ими является наичистейшей правдой.
Дорога к нашему дому на Приорова, 6, как это принято в нашей стране, идет не по прямой, что было бы логичнее, а по дуге, в середине которой, к тому же, сделан некоторый излом, где к ней примыкает маленькая пешеходная дорожка. В довершение всего вдоль всех сторон дорожек, неизвестно для чего, коммунальники воздвигли невысокий заборчик из, крашенного в зеленый цвет, железа. Наверное для того, чтобы в темноте об него спотыкались люди, проклиная все на свете, или же, чтобы на этой дорожке не могли разойтись две тетки c сумками или детскими колясками. Москва - одним словом.
Отмечу, что на стыке двух дорожек, данный заборчик принимает форму довольно острого клина.
И вот, как-то, среди бела дня, я иду и вижу машину своего соседа Сашки грустно уткнувшуюся передком прямо в самое острие этого клина. Удар явно был несильный, но хлипкий заборчик от него рассыпался на составляющие элементы, а те, в свою очередь, как стрелы вонзились - кто в решетку радиатора, а несколько - в фары. Поэтому зрелище было довольно жутким - будто бы кто-то громадный и могучий натыкал в бедную машину иголок. Подойдя поближе, я увидел сидящего за рулем соседа и вертящуюсь на поводке, вокруг открытой пассажирской двери его собаку - спаниеля Чарли.
- Загораем? - спрашиваю.
- Угу - бурчит сосед.
Здесь надо уведомить читателя, что Саша этот, несмотря на то, что не мусульманин, но, за двадцать лет, что я его знаю, в пьянстве ни разу замечен не был, да и водитель он профессиональный, то есть, работающий по найму. Поэтому создавшаяся ситуация меня сильно удивила. Что же могло здесь произойти? Кто надел эту машину на острие забора? Поверить в то, что это сделал сам Сашка я не мог.
- А чего сидим? - продолжил я.
- Гаишников жду. ДТП фиксировать.
- ДТП? Фиксировать? - с недоумением проговорил я. Добавлю, что мне всегда было непонятно зачем надо фиксировать дтп. Ну снес ты забор - так вытащи побыстрей машину и уматывай. Пока тебе счет за забор не настрогали. Конечно, если машина застрахована, может быть надо, но его автомобиль - утлая «девятка» на полное КАСКО ну никак не тянул.
- Так что же здесь произошло!? - с настойчивостью спрашиваю я.
Учитывая то, что мой сосед моложе меня на двенадцать лет, он вертится, как уж на сковородке, с одной стороны, явно не желая поведать о случившемся, а, с другой стороны, пасуя передо мною, как перед старшим, не смея не сказать всей правды. Поэтому он, со стонами и вздохами, продолжает:
- Я, вот, приехал, дверь открыл правую - Чарли выпустил - просился он очень - видимо приперло... двигатель не гашу - хотел проверить холостой ход... а чтобы Чарли не сбежал - поводок в правой руке держу...
- И что? Давай, рассказывай не как стоял, а как поехал! - настаиваю я, поскольку никак не могу сообразить, как этот пундель в заборе очутился. Если бы машина сама покатилась или ее, во что трудно поверить, потащила собака, то разрушения не были б такими значительными. Загадка?
- Ну,вот, - продолжил Сашка с заметной грустинкой в голосе, - двигатель работал неровно, я газанул, он взревел, а Чарли, который стоял рядом у двери, испугался...
- Ну, ладно, Чарли испугался, а как ты в заборе оказался? - спрашиваю я.
- Просто! Собака переключила передачи...
- Собака! Переключила? Да быть такого не может! - возмутился я, решив,что сосед, нагло врет, чтобы скрыть истинную причину, которая, возможно, поставит его профессионализм под сомнение и, вообще, выставит его в невыгодном свете.
- Я же в руке поводок держал - таким же ровным грустным голосом продолжил Сашка - Чарли шарахнулся, поводок натянулся и рычаг сдвинулся. А я ногу еще на газу держал... машина рванула, а я в поводке запутался... дрынь-брынь, пока нажал на тормоз - вот результат!
- Повезло, что никто рядом не шел - добавил я, не зная, что сказать в ответ на услышанное. В голове не укладывалось, как так могли сложиться обстоятельства. Собака шарахнулась - это нормально, поводок на руке - тоже, но дальше - чистая фантастика - поводок тянет рычаг с нейтралки и всовает именно первую передачу! Не третью, на которой бы двигатель, если бы не заглох, то не потянул бы с такой силой машину. Да и угораздило же ему переключиться, пока Сашка не бросил газ. Он на педаль-то на сеунду-другую, ведь нажал. Да... Фантастика... Рассказали бы - не поверил, но вот результат налицо. Да и рассказчик, ведь, - честный малый - явно не врет. Уф! Случится же такое...
И тут в голову приходит шальная мысль, что один трезвый идиот, гораздо страшнее когорты пьяных, но умных, ребят. За руль дураков пускать не следует, но как проверить уровень дурости? С пьянкой просто - сунул датчик - пьян или не пьян.
Я продолжаю молчать, переваривая услышанное, не зная - то ли посмеяться, то ли посочувствовать и вижу, что на мое счастье, во двор заруливает машина ДПС.
Сказанному в шутку или даже не в шутку, а так, то, что называется, походя, мы, порою, не придаем никакого значения. Хотя те, к кому мы обращаемся, если, тем более, они не в курсе, что это шутка, относятся к этим словам совершенно серьезно, воспринимая их за чистую монету.
Наверное каждому из нас приходилось оказываться в подобной ситуации, причем, как в роли говорящего, так и в роли слушающего. Но вот я, в силу своей природной наивности, почти всегда выступал в роли слушающего, хотя вот, в конце шестого десятка лет, удалось побывать и в роли говорящего.
Моя, ныне покойная, теща, хоть и страдала много лет желчекаменной болезнью, но диету не соблюдала. Хотя не соблюдала - слабо сказано! Она ее органически не терпела, относилась к ней, я бы сказал, враждебно, расценивая ее даже не как наказание, а скорее - как издевательство над собой. Соответственно, время от времени, она испытывала жесточайшие приступы болезни. После которых, некоторое время придерживалась диеты, но, чуть-чуть очухавшись, снова начинала лопать все подряд, что приводило к новому приступу и, в конце концов, в жестоких муках, после трех успешных операций, все-таки свело ее в могилу.
Видя какие страдания она испытывает, я, ласками и сказками, постоянно, пытался уговорить ее, хотя бы немного, соблюдать диету. Но все мои слова были, как об стенку горох. Она ничего слышать о диете не хотела и, после, даже краткого, упоминания, несколько дней обижено дулась.
И вот, как-то раз, на следующий день после приступа, скорой помощи, кучи уколов, я застаю ее, вытаскивающую пачку сметаны из холодильника. При упоминании о недопустимости подобных продуктов в ее рационе, она впадает в легкую истерику, крича, что купила сметану сама, за свои деньги, следовательно, имеет полное право ее съесть. На что я, справедливо, замечаю, что, поскольку мне осточертело по ночам вызывать скорую помощь, платить за лекарства и проч. и проч, то запру холодильник, а деньги отберу...
Сказал и... тотчас забыл, поскольку знаю, что, если человеку что-нибудь приспичило, то это из него уже ничем не вышибить. Исключительно - вместе с жизнью. И вразумлять его - бесполезно, бессмысленно, глупо. Хочется болеть, хочется мучиться, хочется страдать - пожалуйста - не препятствую.
Прошло несколько месяцев, я, конечно, напрочь забыл о своей угрозе, поэтому был очень удивлен, заметив, что с самого утра, теща ходит сама не своя, с лицом, задавленного троллейбусом, котика. И на слишком частое посещение кухни тоже не обратил никакого внимания, списав все это на, ставшее уже перманентным, ее плохое самочувствие. Поэтому, поев утренней каши, приготовленной из стоящей на столе коробки, умотал к друзьям, дабы жена моя в то время грела задницу на берегу Красного моря. Вернувшись поздно вечером, после ужина в ресторане, я зашел на кухню, чтобы сварить себе кофе и застал там тещу, пребывающую явно в смятении чувств. В душе шевельнулось - опять скорая? Господи! Как мне этого не хотелось! Я пристально посмотрел на нее, пытаясь понять насколько она плоха, но ничего такого в ее внешности не уловил. Напротив, я бы сказал, что выглядела она даже очень ничего. При этом, мне показалось, что она хочет мне что-то сказать и я даже подумал, уж не спросить ли ее об этом, но увидев ее глаза, полные какого-то вселенского страдания и горя, не решился.
Прошел еще, наверное, час, когда открылась дверь и в комнату вошла теща.
- Отопри, пожалуйста, холодильник - плачущим тоном произнесла она, глядя куда-то, неопределенно, в сторону и в верх, как она делала, когда сильно смущалась или олновалась.
- Отпереть?? - недоуменно выпалил я, решив, что она, видимо, окончательно свихнулась и бредит.
- Ты же обещал его запереть. - продолжила она плаксивым голосом - Отопри, пожалуйста, я маааленький кусочек маслица съем. Очень маленький...
На галаз ее навернулись слезинки, голос дрожал.
Тут-то я и вспомнил свои слова по поводу сметаны, диеты и холодильника, поэтому, громко хохотнув, ответил:
- Да ешь, что хочешь, мать, что хочешь! Мне по фигу! Он не заперт! У холодильников замков нету.
- Заперт! - заворчала она - заперт, заперт. Со вчерашнего вечера открыть не могу.
Решив, что она все-таки рехнулась, поскольку точно знал, что не запирал холодильник (да и на что я его мог запереть? На висячий замок?) отправился на кухню.
Дернув ручку, я остолбенел! Дверка не открывалась! Холодильник был заперт, как я и обещал! Но кем и как? У меня помутилось в голове. Что за наваждение? Хорошо - теща - старуха и может сбрендить. Но я-то? Я же - не сбрендил. Ну выпил рюмку мартини, перед ужином и все. А может я, все-таки, тоже сбрендил? Сумасшествие, говорят, заразно.
Дергаю посильнее - гремят глиняные игрушки, стоящие на холодильнике, но дверь не открывается. Что же ее держит? Надо подумать - решаю я - глупо осматривая дверь в поисках замка. Фу, ты, черт! - говорю про себя - Какой замок я ищу? Откуда он здесь?
Протираю лоб ладонью, который, как мне показалось, взмок от умственного напряжения и... О, чудо!
Эту историю мне поведала моя соседка, ныне, давно уже покойная, получившая права в далеком 1948 году. Сдавала она экзамен на, ставшей уже антикварной «Победе М-20», которую нещадно ругала за маленькое окошко заднего вида из-за которого она всегда боялась сдавать назад. А на экзамене такое упражнение было. На самом деле окошко на «Победе» было не столь маленькое, сколько бестолковое (лежачее), служащее исключительно для освещения задней части автомобиля, а не разглядывания дороги сзади. У Chevrolet Fleetline, с которого делали «Победу», зад был более пологим, поэтому окно имело какой-то смысл.
Поэтому, когда пришло время покупать автомобиль, она начисто отказалась от гадкой «Победы» и отец купил ей «Москвич-400», получивший впоследствии прозвище «Хоттабыч», за свой «несовременный» для того времени вид. Ведь это был Opel Kadett K38, увидевший свет в, приснопамятном для СССР, 1937 году.
Поездив несколько месяцев, моя соседка, несмотря на свою молодость, почувствовала себя за рулем очень уверенно, поэтому наступившая зима не испугала ее, и она продолжала ездить, и по снегу, и под снегом, пусть с опаской, но без страха.
И вот однажды, возвращаясь с подмосковной дачи, на извилистой трассе, что ведет от Звенигорода, к Петрову-Дальнему, при спуске к мосту, выезд на который приходилось делать с крутым поворотом налево, ей повстречалась огромная черная машина.
Это был явно ЗИМ! Машина высокого класса. Он был, и шире, и длиннее ее задрипанного «Москвича», поэтому, испугавшись, она инстинктивно нажала на тормоз и тотчас ухнула в кювет, поскольку вместо поворота, проскользила вперед.
Удар был не сильный, обильный пушистый снег плюс небольшая скорость, смягчили его. Девушка подняла голову от руля, на который упала, замерев от страха, и не увидела ничего, поскольку все стекла, и лобовые, и боковые, были засыпаны снегом, но заметила, что правая рука ее, все еще держащая руль, вымазана в крови. Как оказалось - был немного разбит нос, но этого уже было достаточно, чтобы потерять сознание. Поэтому она, и не видела и не слышала, как разгребали сапогами снег, открывали дверь ее машины, да и ее саму, на руках, переносили в огромный черный ЗИМ...
Очнулась она в большой красивой зале (назвать комнатой такое помещение не поворачивался язык), полулежащей в креслах, напротив которых сидел пожилой человек, сказавший ей с улыбкой:
- Ну, что - очухались? Вот и славно! Сейчас вынем тампоны из ноздрей и приступим чай пить.
Гостеприимный хозяин, собственноручно, напоил ее чаем, успокоив, тем, что машину скоро привезут, а ее отцу уже сообщили о происшествии, сказав, что она в полном порядке, но немного запоздает. Он порасспросил ее о шоферском житье-бытье и, когда она окончательно успокоилась, отправил домой на все том же черном ЗИМе, за которым ехал ее «Москвич», управляемый молодым человеком кавказской внешности.
Встретившие ее родители были поражены такой кавалькадой, но гораздо сильнее их поразило, когда к ним через полгода в гараж доставили комплект шипованых шин Мишлен.
Я уже не раз отмечал, что ум и мудрость, это отнюдь ни знания, ни образование, ни сумма каких-то умений в материальной сфере, а две стороны логического мышления, позволяющего, в одном случае, по следствию выяснить причину, в другом - зная причину, предсказать следствие.
Все это, конечно, хорошо, а вот в случае, когда, ни ума, ни мудрости нет, человек заплетается в причинно-следственных связях, как муха в паутине. Не понимая уже где начало, а где конец, бесцельно тыкаясь во все стороны, так и не находя выход.
За примерами далеко ходить не надо.
Почти каждому из нас, хотя бы раз в жизни, приходилось попадать в лапы врачей. Вот и я не стал исключением из общего правила. Но попал я в лапы платных врачей и тотчас же уяснил правдивость фразы, что бесплатного врача трудно убедить, что ты болен, а платного - что ты здоров. Зайдя в кабинет одного врача с одной единственной жалобой, я вынужден был обойти почти всю поликлинику (исключая онколога и гинеколога) и каждый платный эскулап находил у меня все новые и новые заболевания, назначая свое лечение.
Как говорится - деньги плачены - надо жрать, поэтому, поскольку я заплатил за визиты к этой шайке врачуганов, то надо выполнять их предписания. Не знаю вылечился ли я от тех болезней, что они у меня нашли, но, последствием стала значительная потеря веса. И, буквально через три месяца, я вместо ста восемнадцати килограмм стал весить девяносто два.
Эта метаморфоза пришлась как раз на осень - время подготовки к лыжному сезону. Залезши в шкаф, я понял, что мои лыжи никуда не годятся - слишком истерты. Я не рекордсмен, поэтому современные пластмассовые лыжи ничем не натираю, а использую их тефлоновый слой, Сотрется он - и черт с ним. К тому же я в лыжных ботинках, и хожу до парка, и вожу машину, когда мне лень их переодевать, поэтому под ботинками лыжи также разрушаются от налипшей грязи и камешков. Но я уже сказал, что не рекордсмен - каждый день зимой на лыжах не хожу. Если посчитать - наверное через день. Все зависит от загруженности делами. Поэтому лыжи портятся очень медленно - лет за семь-восемь.Снеся их на помойку - вдруг кому пригодятся - в Москве полным полно бедноты, я поехал за новыми лыжами.
Прошло еще два месяца, когда выпал снег и я получил возможность испробовать свое приобретение. Результат оказался фантастическим - лыжи скользили как коньки по льду. Несколько дней я пребывал в полном восторге от того, какие классные лыжи я купил в Спортмастере и всего-то за шесть тысяч рублей, пока не встретил свою ровесницу Ирку, гуляющую по парку без лыж.
Запыхавшись, я остановился, чтобы поболтать, а, заодно, отдышаться. Ирина поразилась изменениями, со мною произошедшими, хотя, если честно сказать, особенных перемен и не было, просто лицо, естественно, осунулось и это было слишком заметно. Мы еще поболтали о том, о сем, о ни о чем и, как-то, незаметно, само собой, тема разговора перешла на мои лыжи. Я очень гордился тем, что купил такие хорошие лыжи и так недорого.
В то время, как я расхваливался, Ирина смотрела на меня, как на расшалившегося ребенка, со снисходительной улыбочкой. Я поначалу не понял почему и даже спросил ее - что она так странно смотрит на меня?
Она ответила просто:
- А ты посади на закорки моего внука и прокатись с ним по парку! Посмотрю я на твои новые суперлыжи! Задохнешься как собака - язык высунешь. Милый, ты почти тридцать килограмм потерял! Тридцать! Тяжелый рюкзак, груженный консервами! Помнишь молодость, походы, песни у костра. Шестьдесят банок! Тяжело! Ну вот ты облегчился на эти шестьдесят банок...
Да... а я об этом и не подумал...
Забыл, не придал значения?
Нет, скорее, искал более простых причин. Купил новое - значит должно что-то измениться. А про то, что изменился сам - и не подумал. Ума-то - нет!