Несколько бутылок пива, и пиво льётся из глаз и ушей, обжигает язык вместе с дымом от сигареты, закашливающейся и зашкаливающей. Земля, трава, исследования маленьких жучков в ну очень маленьких многотомных трудах. Выгуливаю божью коровку на закате.

Губы распухли, синяки на шее и груди, шелест крыльев в ушах, кожа открывается, мальчики вылезают наружу, расправляют крылья, вспархивают.

Когда я попросила его об этом, он посмотрел в небо, а потом сказал так, немного небрежно: запросто !

Запросто. Пообещать можно всё что угодно.
Ведь это он сам говорил мне недавно, когда мы спускались с Горы под проливным дождём,
что сказать можно всё что угодно.

Слова на ветер. Чувства на костёр. Голову на гильотину.

Мне никто никогда не говорил тех отчаянных слов, которые говорю я.
Никто не любил меня так, как люблю я.
Cтоп. Юношеский максимализм. Mне нужно помнить об этом всегда.
Я маленькая девочка, его девочка, и у меня всё ещё впереди.
Двигаться дальше. Cодрогнуться при одной только возможности моей всемогущности.

Запросто. Всё что угодно. Всё как ты хочешь.
Ужасно холодно от сознания того, что все только в моих руках.
В моих одиноких, холодных руках. Всё будет так, как захочу я.

A как бы мне хотелось, чтобы всё было так, как хочешь Ты !

[456x342]

Падение, падение, падение... Милая, ты знаешь, мир подходит к концу. Осенью солнце становится холодным,как твои руки. Последние трамваи уходят на Восток, оставляя блестящие рельсы за собой. В них отражается заходящее солнце. Мы падаем, падаем.. Свободный полёт превратился в свободное падение.
Сколько ещё? Ближе к финалу, чувства становятся острее. Любовь приобретает вселенский размах,
всё спешит, торопится.. а колёса крутятся, наматывая наши души, заверчивая слёзы, смех, воспоминания и впечатления в один сумасшедший коктейль, которым угощают всех по кругу в длинном автомобильном путешествии моей жизни.
[350x350]

Парк. Идеальное место, где все люди могут жить и сосуществовать в гармонии. Парк в форме человека, лежащего навзничь, озёра глаз, искусственные пещеры носа и ушей, фонтан на месте рта, буйные и неконтролируемо разрастающиеся зелёные посадки на месте груди, лабиринт торговых рядов желудка. Руки и ноги полусогнуты, одна из рук лежит под головой и представляет собою тоннель, выходящий в город, так же как и дорога от бедра вверх до колена на холм, спускающаяся к трамвайной остановке, небольшой паркинг в районе паха. Конечно, как и всякий идеальный парк, этот не существует нигде, кроме как в воображении автора, тем не менее, обретая черты вполне правдоподобные, стоит автору улечься на траву где-нибудь в парке обыкновенном, несмотря на все протесты и демонстрации, устраиваемые городским советом всякий раз, как это происходит. Одна из прелестей идеального парка в том, что он может просто встать и уйти в любой момент, какой пожелает.

Дорога, пресекающая парк наискосок – это другая рука, доходящая до противоположного бедра, представляющая собой S-образную пешеходную зону, по изогнутой уходящую всё к той же трамвайной остановке. Парк украшен скамейками, достаточно лёгкими, чтобы два человека могли с лёгкостью переносить их с места на место (дворы вокруг парка заполнены ими – раз в год мы расставляем новые), небольшим кинотеатром в районе печени и тележкой с воздушными шариками, которая, стоит спросить у её хозяина разрешение на торговлю, мгновенно исчезает в небе. Так же на всех входах в парк вывешены различные запрещающие надписи, но из-за того, что они часто противоречат друг другу (а иногда и самим себе), на них давно уже никто не обращает внимания.

Могу ли я говорить. Имею ли я право. Так тепло от твоих слов. История – это приключения, которые я никогда не переживала, я двигаюсь внутри, и движение это – очень быстрое, быстрее, чем ты прочтёшь это, это сны, от которых никогда не проснёшься.

Прежде всего, я заболела, и мои мальчики, я навещаю их иногда в больнице, сыграли роль санитаров, спустили моё истекающее молоком тело по лестнице вниз, из подъезда под серый дождь в угнанную реанимационную машину. Запах сырой земли пробивался сквозь простыню, черви и улитки самые нежные выползли на асфальт, спасаясь от воды под ногами прохожих. Машина тронулась с места, полузатопленный корабль дома, раскачиваясь, стал удаляться, пропал за углом соседнего.

Мне нравится думать, что мои мальчики – братья, братья по оружию, братья по крови, хотя они едва знакомы друг с другом, знакомы со мной, моей рукой, скользящей по простыне.

Озабоченные лица родителей медленно тают в воздухе. Маме действительно нечего делать, приходит в палату чуть ли не каждый день, приходится найти ей молодого врача, молодого, но с очень серьёзными намерениями, цветы, так это ваша дочь, очень сожалею, мы не могли бы встретиться с вами потом в другой, менее серьёзной, обстановке? – толкнуть маму в её прошлое, – Я не хотела говорить, но её отец на самом деле… – Свет ночника, мужские руки, женские руки, хрупкий фарфор, и этот мужчина в самом деле великолепен!.. Я очень люблю свою маму.

Когда нас поймали, нас держали как зверей в клетке. Кончающий сержант, собаки рвутся с цепи, пытаясь уткнуться мне между ног носом, отпечатки пальцев мои и на мне, синяки, и это уже не шутки, сержант запачкал себе форму. Всё что мы хотим, это запереть вас, потому что нас самих уже заперли и ключик выбросили, и теперь мы хотим сделать то же самое с вами. Мы были застрелены при попытке к бегству, мы очень любим бегать – а с помощью пуль можем ещё и летать. Делаем круг над городом, садимся на провода, смотрим. Наша история – быстрее, чем ты читаешь её, пустая нотная партитура за окном больницы, столбы и смех в небе, смех под землёй.

Слова слетели с губ. Бабочка дёргается на солнце снова и снова. Могу ли я произнести. Имею ли я право.

Мои мальчики. Чувствую себя мудрой и вечной. Они ворочают камни глубоко под землёй. И некоторые спят - или это земля продолжает засыпать их. Спите, ничего не случилось. Я глажу колени, бедра, кричу. Слышат ли они меня. Когда навещаю их в больнице, когда они увозят моё тело прочь из города, погружаясь под землю, уходя от преследования, увязая в корнях, становясь разинутыми ртами цветов, моим криком на поверхности.

Сначала я волновалась. Могу ли я доверять тебе? Смотрю на часы: дождь. В этом дневнике я могу врать обо всём, что придёт в голову. Сначала я волновалась: мы стоим в очереди за счастьем, вдоль которой елозит крюк, выдёргивающий нас одного за другим, как виноградные зубы изо рта весёлого чучела. Сначала я волновалась. О своих игрушках - кто позаботится о них, когда меня не станет. Если ты игрушка, никому не докажешь. Место тебе на помойке, тебя даже не уничтожат, но позволят вечно гнить, вечно любить тех, кто бросил тебя. Я говорю от имени всех игрушек: я люблю маму и вату в своей голове, и расследую серию самоубийств маленьких девочек, внимательно изучаю следы сквозь увеличительное стекло. Годы проходят, но загадка остаётся, внимательно слежу за танцем снежинок за окном и незнакомцем, тянущим чёрную руку в форточку из ночи. Кажется, что разгадка прямо перед моим носом.

Вот уже несколько дней пишу только на бумаге. Вот уже несколько дней я живу в чувстве тревоги. Вроде бы ничего не изменилось, вроде бы всё как всегда, а эти гнетущие барабаны в сердце так и стучат, так и стучат. Кроме всего этого готовилась к экзамену, потом к нескончаемому количеству контрольных. Встретила И. на улице, с какой то девушкой. Сделала вид, что не заметила их. А они меня. Девушка на мой взгляд довольно попсовая. Хорошо, что не столкнулись лоб в лоб, а то бы пришлось остановиться. Говорить что то. Придумывать. Вчера позвонил Ларсон и как то по дурацки стал извиняться за тот раз и пригласил меня на их концерт. Концерт поздно и родители ни за что не отпустят меня в Пятигорск в такое время. Я же ребёнок!
Пишу сейчас очень много. Пишу и выбрасываю. И пишу опять. Очень хочется влюбиться. То, что я испытываю к И. никак нельзя назвать любовью. Но откуда тогда это неприятное чувство когда я увидела их в городе? даа..уж. Хочу написать роман. Или нет сделать сборник рассказов. Прославиться и умереть навсегда оставшись молодой. Хочется лететь куда нибудь ввысь. И то и это хочется. Хочется, чтобы у меня был настоящий друг, которому я могла бы довериться !

Сейчас вот пишу и плачу над своей нелепой гениальностью.
Апрель - месяц романтических встреч и знакомств.

Весна. Заберите меня отсюда !!
[700x525]

Ну вот в такой группе играть тяжелый рок, я бы еще согласилась. :)) Совершенно безумные финские парни.:))
____________________________________________
Сегодня мне исключительно грустно. Засыпаю на ходу. Одна моя подружка доверила мне свою тайну. Теперь я хранитель кольца.
Лампа накаливается. Лампа накаливается. Убедите меня, что при таком токе можно жить дальше.
Покрасила пряди в красный цвет. Одела зелёные ленонновские очки и вставила в уши плеер. Гуд бай.

Слушать этот музыкальный файл

[700x700]

Кабинет директора школы на втором этаже, поздняя весна, почти лето; вечер; какая-то тихая музыка звучала, пока он проверял тетрадки, шёпот листвы из открытого окна, и, громче него, о, гораздо громче, звуки потасовки прямо под окнами, где двуногая стая вознамерилась постаить на четвереньки одного беззащитно прямоходящего, шипение дошедшей до центра пластинки иглы, лучи заходящего солнца - а в голове у директора огромный мотылёк кружит вокруг тусклой лампочки, иногда закрывая её чуть ли не всю её целиком своими мягкими, обигаясь, - в голове мотылька уходящее солнце и невидимая стена. Вечны и нерушимы закат, шипение иглы, стук нежных крыльев по стеклу; мотылёк-медведь, проверяющий тетрадки под шум возни за окном, - когда он слез по водосточной трубе вниз, когда, не произнося ни слова, тихо приблизился к ним, они отпрянули сначала, потом принялись что-то кричать ему, их искажённые злобой, как тонким стеклом лампочки, лица, он неожиданно узнал их - он знал их по именам и знал их родителей, но также он узнал их и из своего далёкого прошлого, школьных лет, когда он был на месте Златовласки, угрозы еле долетали из-за стекла, побелевшие от злобы лица из его Навсегда Прошедшего времени, Past Forever Tense, он лишь коснулся нескольких, и они скорчились от боли, отскочили, тявкая и повизгивая, крутясь на месте, в него полетели камни, удар был как движение воздуха, как последний предзакатный ветерок - прошелестевший по листьям, умчавшийся вслед за солнцем. Они улетели, эти призраки, умчались к новым победам, радуясь и страшась разноса, который их родители устроят им, когда о нападении на директора станет известно. Лица из его прошлого - кроме саднящей боли на макушке справа, он чувствовал и другую боль: он почти пробился к своему детству, почти что оказался там (когда сторож прибежал на звон разбитого стекла спросить, что случилось, он перечислил ему нападавших), за стеклянной стеной, когда свет за нею погас, и молчаливый разбойник-великан, сверкнув холодными звёздами из-под век, снова взвалил на плечи свой мешок, называемый Землёй, и потащил его сквозь ночь. [271x305]Златовласка стоял, прислонившись к одной из берёз, долгая холодная ночь впереди, бабушка у телевизора, уроки на столе. Директор поднялся к себе в кабинет (обычным способом, вместе со сторожем, запершим за ним дверь на щеколду, будете уходить - крикните) по лестнице, включил свет, закрыл окно; подумав секунду открыл его снова, хрупкая фигура златовласки была неразличима за шелестящей тёмной листвой, и всё же директор заговорил:

- Я знаю, о чём ты думаешь, ты думаешь о завтрашнем дне, о том, как много ещё унижений тебе придётся вынести до конца учебного года; думаешь, что я, такой взрослый и сильный, мог бы защитить тебя, что я, как директор школы, мог бы устроить так, что тебе не пришлось сдавать экзамены в этом году. Я действительно могу всё это устроить, честно. Всё, что тебе необходимо сделать, чтобы это произошло - прямо сейчас, немедленно, сломя голову, бежать домой - и ни в коем случае не слушать, то, что я буду говорить дальше. Я подожду минуту, - сказал директор, однако соврал: он прождал целых пять - отчётливый силуэт на фоне окна.

Решила писать сюда каждый день. Всё равно никто не читает. Мой тайный. Вчера целый день ругалась с И. Иногда мне кажется, что он совершенно меня не понимает. И эта дурацкая группа. Кому нужен хэви мэтал в Пятигорске? Покажите мне такого человека ! На мои замечания они стали говорить мне, что я - Я!!!!!??? -маленькая и ничего не понимаю. Ушла почти в слезах. И. смеялся мне в след. Ладно. Проехали. Не буду я играть в их дебильной группе. Ну не могу я играть на скрипке тяжелый металл. Кстати, поэтому поводу Ларсон сказал так язвительно:
"мол ты много о себе мнишь. настоящие музыканты могут играть что угодно. " Да пошли вы все !
Пришла домой взялась за Толкина. Заснула на второй главе.
Мама вчера весь вечер промывала мне мозги по поводу "моего будущего". Она кстати не знает, что я веду здесь дневник.
И хорошо. Никак не разберусь как тут все работает. Писала вчера пол ночи, под одеялом с фонариком.
Папу бесит когда я поздно ложусь спать, приходится изощряться. А меня вот школа бесит. Пишу на уроках, особенно на алгебре. Математичка думает, что раз я отличница, так ничем посторонним заниматься даже на ум мне не придет ! Вот он обманчивый мир ! Вместо алгебры я пишу рассказы. Вчера написала один, надо будет перепечатать.
Болит все. Чувствую себя паршиво. К тому же никак не идет из головы этот дурацкий смех мне в след. Я так и знала, они никогда не станут воспринимать меня серьёзно. Даже Ларсон. Чтобы он не говорил.
Терпеть их не могу.
И отвечать не буду на звонки.
один ты у меня, дневничок, остался.
Попробую скачать мои картинки прошлогодние. чуть позже. а сейчас мне надо бежать.
играть бетховена, а не хэви метал. :)))

У каждого мальчика и каждой девочки существуют каникулы - время, когда ты никому и ничего не должен вообще. Бесплатное время, когда мир может подохнуть, - шелудивый пёс, кусающий тебя за пятки в тщетной попытке заразить.


Я думаю, что папа не любит меня, потому что я никогда не стану его. Он столько для меня делает, но его я никогда не стану. Он спит и видит прекрасный сон, где я его рабыня, причём рабыня искренне в него влюблённая. Сердцу не прикажешь: я сплю с другим.


To be truly free you must learn language. Russian is for slaves, please mind that. Slaves can also be beautiful, but all they want is to chain you. Leaving this country is your only aim.


Мы в школе и мы учимся, хорошие ученики попадут в рай, нам обещали, что хорошие ученики попадут в рай, а плохие будут медленно вариться в котлах, петь песни и спиваться, сосать напряжённо подрагивающие члены властей, погибать, защищаясь от отечества. Выход в рай через первый терминал. Приготовьте ваши поддельные документы.


Я пишу пальцем, соединяю точки там, где должны находиться планеты на полировке стола в солнечном свете, своей кровью и твоей спермой, извечная косичка, хвост кометы, чем толще и длинней, тем девушке милей. Лунные лужицы, отпечатки красных пальцев.


Половину страниц надо сразу вырывать из тетради, как только купил её, что ты там с ними сделаешь, не так уж и важно. Можешь оставить их себе, если приспичит, но они должны быть вырваны - это сэкономит тебе время. Все прекрасные песни мира, все истории, рассказанные на ночь, все они имеют целью только одно - чтобы ты лёг где-нибудь на полу, жалея себя. Сердце каждого - в перекрестьях прицелов, и бессчётное множество спусковых крючков стучит, словно зубы мертвецов на морозе.


Груши, сливы и виноградные гроздья под материей брюк, - раскачивающиеся, налитые соком, ждущие и требующие, чтобы их сорвали, без гнили и яда - вся гниль, весь яд собраны в облаках-головах между мною и ослепительным солнцем, смотрящих вниз с вожделением и завистью - плоды недоступны им.

Моя жизнь наполнена до краёв. Я не знаю, куда от неё деваться. Она разрывает меня на части, и мне хочется сыграть с ней в прятки. Я обожаю гулять в лесу, рисовать, кататься на велосипеде. Я занимаюсь музыкой, с недавнего времени изучаю французский с репетитором и мечтаю уехать когда нибудь далеко-далеко из этого города-утробы. Родители говорят, что я слишком избалованна и капризна.
Что мне ещё надо?
Мне просто хочется вырваться.
А еще я пишу. Я сочиняю истории, с самого раннего детства. Когда нибудь я стану писателем, и тогда настоящая жизнь оставит меня в покое. А пока я могу только придумывать её.
И делиться с тобой, мой невидимый читатель.
Лес вдохновляет меня. Пишет мне письма. Буква А. Что бы это значило ?

[342x456]

Мне уже четырнадцать, не расcчитываю прожить дольше. Мне не дадут жить, не дадут умереть. Зато всё это я смогу проделать понарошку.