Тростник извивался, тростник пел, и тебе надо было лишь присоединиться, найти эти места, излучины. Неслышна мышь, неслышна кошка - и небо над камышовыми зарослями заполнено плотным сухим шелестом вместо пения птиц, вместо урчания проползающих вверх и вниз по пыльной дороге машин. Красное солнце за закрытыми глазами, красные отпечатки на коже. История камышовой дудочки, как змейка или ручеёк сочащаяся сквозь сухие пальцы мелкие и частые - утоляющая мою жажду плачем и забвением. Маленькая история для маленькой девочки.
Когда я родилась у мамы, я долгое время пряталась. То есть родители знали, что я где-то здесь, но где? Только что я была дома, только что я была в поле. Только что я была в постели между папой и мамой. Долгое время я не хотела быть, признаваться, как меня зовут. Тростинка Камышова - так зовут меня. Кроме паспорта и дудочки, кроме платьица в горошек и пяток голых - ничто не указывало, ничто не выдавало меня.
- Мама зовёт тебя, - говорил папа, когда находил - а он всегда находил меня, как хорошо бы я не спряталась - и садился или ложился рядом, слушал как я играю, дышу, пальцами перебираю, и песня дудочки льётся, - сыграй мне зайца, сыграй мне сову, - просил папа. Нет, это я просила его, и садилась или ложилась рядом. Он всегда находил меня, как бы далеко я ни ушла, в какие бы дебри не залезла. Я не могу назвать это мелодией, но песней - разносящейся по холмам и после возвращающейся к тебе неузнаваемой.
- А где Тростинка? Не нашёл её? Потерялась? А что это за девочка, кого ты мне привёл? - говорила мама, когда мы всё-таки возвращались.
- Да зачем тебе эта непослушная девочка? Эта гораздо лучше, посмотри только, какая красавица, - говорил отец, обнимал и целовал меня. Прижимал к груди - и Тростинка внутри меня заставляла вырваться и отбежать:
- Нет! Это я! Я! Неужели вы не видите?!
- Конечно, видим... А смотри, и точно! Прости, мы просто так давно тебя не видели... Подожди-ка, а утром тогда что за девочка была?
- Я! Это была я!
- Да нет, быть того не может! Та непослушная была, умываться не захотела...
- Это была я! Я непослушная!
- Фух, так значит это ты была всё время? Прости нас, пожалуйста... - долго обижаться я не могла, голод брал своё. Песня возвращалась неузнаной, садилась к столу - а после того, как наедалась, неизбежно начинала клевать носом. Папа, пойдём, расскажешь мне сказку?
- Конечно, расскажу. Жила была девочка с дудочкой. И чего она не захочет - взяла дудочку, поиграла - всё сразу исполнялось. Один мальчик у неё дудочку украл. Сел играть - а ничего не получается, играть не умеет, свистит-свистит, а толку - ноль. Вернул девочке дудочку, женился на ней...
- А дальше?
- Дудочка оказалась самой обыкновенной.
- А дальше?..
- Ну что дальше? Родилась у них дочь...
- Я?
- Да-да, ты родилась, ты - успокойся уже.
- А почему дудочка не волшебная?
- Почему не волшебная - волшебная! Обыкновенная волшебная дудочка. Совсем меня не слушаешь?..
- ...Пап?
- Ну что?
- Если дудочка волшебная, почему желания не исполняются?
Так называется сборник стихов Поля Элюара ( август 1934). Три стихотворения из этого сборника он отправил Гала. И главное, стихи написаны на такой же,как и у сборника, бледно-розовой бумаге.
Я считаю, что стихи, как и сам поэт, очень вдохновляющи и посвящаю их, с молчаливого дозволения господина Элюара, моей любимой Д.
Я знаю, что она читает этот журнал и знаю, что оценит. А большего мне и не надо.
***
Самые простые механизмы ломаются
В руке затянутой тюрьмами как перчаткой
Сияющее движение гаснет тени проходят
Путь пройденный в быстром темпе
Когда тропики плыли по морю звезд
Когда небо полное птиц на окраинах пело
Приди осесть здесь
Курс взят на малиновые жемчуга
На чувствительную грудь чудес
На дикие розы грозы
Мы учим алфавит невежд
***
Чтобы вернуть себя своему предназначению
Вот исступленный восторг при скупом свете щелей задвижек
При бледных вертикальных отблесках
мелькающих возле кроватей
Раскаленные ножницы человееских пар
Вот Чудовищный жар слова которое не звучит
чтобы быть услышанным
Жест жаждущий пустоты
Охота на повешенных ловля утопленников
Склеивающий нестерпимый холод пустыни
Борьба не на жизнь а на смерть с видимостью
***
Подари свою нежность свое доверие
В пространстве глаз твоих возникают
То замок прелестный
Открытый как бабочка всем ветрам
То домишко убогий и тесный
Последняя ласка
Чье назначенье нас разлучить
То вино то река
Замкнутая как пчелиный.рой
Приди послушное приди чтоб забыть
Чтобы снова начать сначала.
( пер. Ю. Покровской)
Ну что мы имеем? Я ему все-таки позвонила. Набралась смелости. Две недели готовилась. Переживала. Думала, ну что я скажу? В голове лишь парящие стрижи, цветущая сирень и голубой цвет, небесная волна.
А для разговоров, особенно телефонных, нужны хотя бы слова. Стрижами да сиренью не отделаешься.
Тогда я взяла себя в руки и написала текст на бумажке. Получилось длинно и витиевато. Сама увлеклась. Перечитала - прекрасно, захватывающе, но лучше это спрятать и никому не показывать. Или лучше сразу в печку.
Я сейчас живу у дедушки в деревне, и здесь есть шикарная печка довоеннaя печатная машинка. Мечта писателя-неврастеничка. Печатать и жечь. Печатать и жечь. Но я отклоняюсь от сюжета.
В общем я готовилась.
Нашла заранее телефонную будку. Единственную в селе. Красную и облезлую. Все как надо.
Мне кажется необыкновенно красивым и трогательным, если юная девушка звонит взрослому мужчине из телефона-автомата. Есть в этом какая то детская невинность. Во-первых, это красиво. Как в кино. Во вторых, есть вероятность, что если мне вдруг станет ужасно стыдно, меня не вычислят. И Женщина должна быть загадочной - я прочла вчера об этом в журнале космополитен.
А "девочка должна быть аккуратной" - всегда говорила моя бабушка. Поэтому я аккуратно сложила исписанные листки бумаги и аккуратно положила в печку, потом аккуратно накрасилась, аккуратно причесалась (как Сельма Хайек) и аккуратно вышла из дома, чтоб дедушка не заметил, прихватив с собой его белый плащ. Дойдя до куста сирени на углу улицы, я аккуратно переоделась и стала вполне себе загадочной женщиной в белом мужском плаще.
Телефон-автомат еще не показался на горизонте, а у меня уже подкашивались ноги.
И никакой боевой настрой и романтический антураж мне не помог. Ни на секунду.
Вот же ж напасть! Когда очень хочешь человека, то вроде как и море по колено. Карету мне! Карету! Тащите телефон, я сейчас ему позвоню и скажу всё, всё, всё. До единой строчки. Ничего не страшно. Ведь если любишь, то живешь в нахальной уверенности, что вот он прямо сейчас все бросит, раскроет объятья и примет меня.
И прижмет к себе. И закроет дверь и выключит телефон и я расскажу ему обо всём:
о своих ночных тропах о своих снах о своей любви о своем восхищении о нежности о том что никто никогда не узнает о доверии к нему и он примет меня и мы будем всю ночь лежать друг у друга на коленях переливаясь друг в друга как вода мурлыкая от удовлетворения обоюдной отдачи наслаждаясь циркуляцией энергии которая наконец то будет направленна в правильное русло
Но все эти уверенные в себе картинки исчезают как дым, стоит лишь начать что-то делать, приближая заветный момент. Подкашиваются ноги и дрожит рука. А вдруг? Вдруг он не думает как я. Конечно, не думает. Не надо вообще звонить. Но отступать поздно.
Телефон-автомат. Белый дедушкин плащ. Где же эта бумажка с номером? Вот она. На ней небрежно написаны цифры.
И нарисован Крылатый Жираф. Набираю номер. Сердце ухает: бум бум бум. Главное не забыть поздoроваться. Долгие гудки.
Трубку сняла его жена.
" Да, дома. Подождите пожалуйста."
Лёд и пламень. Пламень и лёд. Лёд и пламень. Пламень и лёд.
У нее приятный голос.
Не спросила кто у телефона. Странно. Хорошо.
"Да, слушаю".
"Здравствуйте, меня зовут Яна, и мы виделись с вами на вернисаже в K... Вы искали натурщицу и дали мне свой номер телефона. Вы помните меня?"
Молчание.
" Я звоню чтобы сказать, что я согласна, и узнать, не нужны ли вам ученики?"
Молчание. Слышно как щелкает зажигалка. Закуривает.
"Да-да. Припоминаю. Место натурщицы уже занято. Но вы можете приехать в мою мастерскую, и мы обсудим все на месте. Насчет учеников я вообще даже не думал. Это мысль.
У меня много заказов и скоро выставка, мне действительно нужна помощь. Вы в каком училище учитесь? "
"В музыкальном.. то есть я еще не.."
" Запишите адрес мастерской" etc...
Я повесила трубку и опустилась на пол. Стрижи, сирень, перекресток, голубой цвет вдоль и поперек. Volez, les Anges!
Накануне моего семнадцатилетия я написала посмертное письмо. Что-то закончилось раз и навсегда. Умерло.
Поэтому настало время написать это письмо. У меня в запасе было всего 15 минут. В соседней комнате уже изрядно пьяные гости разливали шампанское и готовились встретить новый год и потом завалить меня подарками.
Я люблю отмечать дни рожденья как принцесса. Эдакая провинциальная Инфанта. Со своими капризами.
Как же без этого?
Так вот, решила я написать посмертное письмо и навсегда распрощаться с наивной девочкой. Забралась к мамину комнату (родители в этом году сделали мне подарок и уехали на все праздники на Мальту). Придвинула стул.
В квартире 36 человек буквально поднимали крышу. Кто то предложил выстрелить с балкона, И. в окружении красавиц не унимался, кто то откупоривал бутылки, кто то, кажется Д., пыталась напомнить что новый год уже вот он.., а я достала бумагу, перо (я пишу свои дневники исключительно пером), уселась за мамин секретер.
Не зажигая света.
В этот момент с балкона все таки выстрелили. Рука дрогнула и вино, которое я держала в бокале, опрокинулось на любимое зеленое платье и книгу Берроуза, лежавшую на полу. Черт.
Про испорченную книгу еще что то можно было объяснить маме, а вот с платьем надо было что то делать немедленно. Я стала его стаскивать. Черт! Мое посмертное письмо!
Платье сброшено. Я невольно засмотрелась на себя в зеркало. Новые коричневые туфли на высоченных каблуках. И эти новые чулки. Я обычно терпеть их не могу, а вот сегодня, да, именно с этим платьем. Красиво.
Стою верчусь, перед зеркалом. Все забыла совершенно. Захотелось раздеться. Вылететь в трубу. Распустила волосы. Провела рукой по животу. Легла в темноте на кровать и вздрогнула.
Я была не одна, кто-то нежно прикоснулся губами к моему плечу.
В темноте это прикосновение как протянутая рука - нельзя не ответить. Кто это? Я совсем не знаю её. И почему здесь. Мокрое лицо. Плакала. Волны. Солёный вкус. Горьковатый. Снова волны. 15 минут как вечность. Гром салюта и пьяные крики: с новым годом!
Мое посмертное письмо было написано самым красивым почерком. :)
В былые времена, на месте нынешнего парка,
Располагалась Зона* и все, что из этого следует:
Трущобы, странные лачуги
Да руины, но не римские, отнюдь.
Что касается фауны, населяющей это дно, то
Это были сливки, это была элита.
Сливки, элита мощёных мостовых:
Нуждающиеся, оборванцы, нищие,
Отщепенцы, соревнующиеся в пороках,
Закоренелые бандиты, шалопаи,
А также один бедный музыкант,
Ничтожный тип, не расстающийся с гитарой.
Взятая к себе этими прекрасными людьми
Здесь процветала маленькая фея
Среди всей этой низости.
Поскольку её нашли возле ручья,
Брошенную в роскошной колыбели,
На всякий случай назвали «Принцессой».
Однажды вечером — Бог небесный, защити нас! —
Она взобралась на колени
Бедному музыканту и нежно шепнула,
При этом, однако, чуть покраснев:
«Я люблю тебя, и если хочешь,
Можешь поцеловать меня в губы
И даже сделать что-нибудь похуже...»
«Потише, принцесса, умерь свой пыл,
У меня нет способностей сатира,
Тебе тринадцать лет, а мне уже стукнуло тридцать,
Слишком большая разница, и я не рвусь
Оказаться на сырой соломе в кутузке...»
«Но, музыкант, я ничего никому не скажу…»
«Не настаивай, — возразил он насмешливо, —
Во-первых, ты не в моем вкусе и, во-вторых,
Моё сердце уже занято одной взрослой...»
Принцесса бросилась бежать,
Принцесса ударилась в слезы,
Огорчившись, что принять её дар отказались.
Растление не состоялось и с рассветом музыкант
Сел в обоз тряпичников и по-английски смылся,
Продолжая бренчать на гитаре.
Лет двадцать спустя,
Проходя мимо этих мест он почувствовал,
Что сожалеет об этом.
Автор перевода — Vladimir Antushev
___________________
*Zone — окраина Парижа на месте бывших укреплений. В 1920-е годы здесь разбили парки, стадионы и т.д.
Гора высокая, гора большая, гора-мать, оберегающая тебя. Я хочу раскрыться тебе. На каменном языке падающих скал, осыпающейся земли. Секретных закоулков, печатей солнца и ветра, оставленных на твоих лицах. Я капля утренней росы, день ещё не наступил, а я исчезаю. Розовый означает смерть, голубой и серый смерть означают. И меня уже нет, меня наконец-то нет. Там где в сухой пыли прошли драные кроссовки. Там где камень у подъёма вверх, и валяется несколько окурков любителей здорового образа жизни. Гора-птица, подними меня.
Там, где колотые осыпи почти погребли под собой воздетые руки деревьев. Потоки каменных лезвий, надёжно оберегающие детей под голой кроной. Бледная кожа горит в тенях. Розовые и синие отпечатки, камень липнет, впечатывается в тело и потом дома выкатывается из-под одежды на ковёр, и ветви пронзают собою стены, а солнечный чёрный свет, кажется, навсегда поселился в глазах. Сухие живые ветви, запах костра. Называй меня дымом. Поднимаюсь от сложенных наших тел, вьюсь-вьюсь в поднебесье.
Битое стекло обкатывает море - но то же делает и гора, обкусывая понемножку по краям. Эти сувениры, которые ты приносишь домой, ничего не значащие для непосвящённого. Обломок сухой лозы, полый изнутри, камень-малыш, и кусок белого или голубого стекла. То, что выпало из тебя с одной стороны в тот момент, когда гора вошла с другой. Эта съёжившаяся и усталая тень человека на полу - на самом деле дверь, сквозь которую гора входит и раскрывается перед глазами, как сделал до этого ты перед ней.
У меня новый друг, новый друг зубами-щёлк, глазами-швырь. На кровать давай-спать. Любимое занятие всех волков, "cны общие под звёздным покрывалом".
- Ах, мадемуазель, вы где-то не со мной, вы слышите иные голоса, - и Сандрин Боннер превращается в Жанну Д'Арк. Только вот с кем сражаться и за что. Я просто выйду неслышно в чужой сад, я оставлю дверь открытой. Вдоль зарослей ежевики, мимо спящих на ледяном ветру, прижавшись к друг дружке, цветов, я пойду к калитке в дальнем углу сада. Через мокрый бурьян - к свету одинокого фонаря. И там я немного подожду своего ночного прохожего - и впущу его в сад, пущу его в дом. Эй, иди сюда. Родители ругали меня, когда я не запирала дверь. "С тобой пол-дома вынесут". А ты чего хочешь. Волка моего ночи моей. Пролески затопили сад. Синие-синие.
Сказать по правде, девушка обожает говорить сама с собой, послушать сама себя. Вот откуда этот ночной прохожий взялся. Ты сама - отправляешь его в тёмный лес и в царство мёртвых, и на бал, куда таких как ты не зовут. Его зовут Слово, и ему рады везде, он вхож в любой дом, дети распахивают перед ним двери радостно. Ему рады любовники и умирающие, бродяги и судьи... А потом он возвращается к тебе.
Волчок грезит о красной луне, за которой он бежит, он почти летит по весеннему лесу - у луны моё лицо, но целует его другой. Красная печать, красный волчий язык. Каким бы быстрым ты ни был - каким бы сильным - как бы ни была сладка на вкус твоя солёная кровь и горяча. Скачи по ветвям, лети по вершинам гор, оставляя далеко внизу алые зеркала озёр, пьяную пену прибойных полос. Только в отражении в твоих глазах - вот где я...
В чужом доме я накормила и напоила и спать уложила - ночного прохожего, бродяжку-малолетку, понарасказавшего мне, где он был. Ему были рады везде, он спал на двуспальных кроватях и в дождь в лесу под кустом, в пыли контор, в залах ожидания на пластиковых скамьях. И теперь, устроившись удобно на странице, он тоже сладко спит, чтобы затемно утром отправиться в путь.
Тебя не смогли найти при обыске, при самом тщательном осмотре; единственный способ, каким они могли бы обнаружить тебя – это подкинуть тебя самим. С собой у меня были твои фотокарточки, документы; список твоих любимых книг. Одну из них ты читал прямо там, в комнате личного досмотра, маленький лорд, смирившийся с необходимостью всех формальностей: каштановые кудри, тонкие пальцы; взгляд лишь изредка отрывался от текста, чтобы встретиться с моим, когда ты перелистывал страницу, и тут же опускался, избегая излишней внимательности.
Собственно разгадка твоего существования находилась у них под самым носом, моё маленькое чудо робототехники. Никто из этих тётенек, рассматривающих мои груди, подмышечные впадины, с живот с полумесяцем пупка и чёрным треугольником волос внизу, не удосужился задать себе вопроса, как именно это тело работает, для чего оно было мне нужно? То есть они –то знали для чего оно должно быть , но и только: те же конструкции, что и у меня, так же прикрытые и, как я старалась себя убедить, пахнущие точно так же, - и однако с помощью них мы преследовали в этой ночи (неон и хром, рёв двигателей и бесконечные бетонные поля под мокрым снегом), которую они называли жизнью, абсолютно разные цели – небесами была моя цель, небесами с тобой. Звуками перелистываемых страниц и гладящими прикосновениями перчаток.
Я хотела бы отвечать на их вопросе на немецком или идише: «Я не понимаю», «Мне холодно», «Могу ли я увидеться со своими родителями» и «Вы не имеете никакого права меня здесь удерживать»; «Я бы хотела чтобы меня досматривал мужчина»; «Ваша вероломность не останется безнаказанной»… но всё на что меня хватило, это прошептать «зиг хайль», - и прежде, чем перелистнуть страницу, ты махнул мне в ответ устало и не глядя, мой небесный мальчик.
Стоит зарядить как следует телефон, как рука тянется накатать очередной пост в блог, который никто не читает кроме как наверное checkoff. Да и он наверное не читает - давно не было новостей. Дневники вообще мало кто читает. Именно дневники. Если б мне было больше лет, если бы я была мужчиной или например, если бы я писала офигительно оригинальные рассказы или рисовать бы умела или постировала раз в неделю рецепты каких нибудь волшебных пирожков или необыкновенные фото горы Килиманджаро - вот тогда бы мой блог зашкаливало от читательских комментариев и ссылок. Но Боже! Как же все таки приятно быть обыкновенной 16 летней дурочкой, марающей ночные страницы интернета. Это вроде как создать ́себе в электронной почте папку и писать себе туда время от времени. Письма от себя к себе и обратно. Мне даже рекламировать нечего. Все это отдает неврастенией. А вокруг осень осень осень. Октябрь месяц. Мой любимый. Сколько стихов букв красок нот и слез я извела на тебя! А ты все такой же прекрасно-золотой! Ода Октябрю! Когда я родилась, я перепутала месяцы и теперь мне приходится стоять оловянным солдатиком на одной ножке перед парадной дверью в которую наваливается Новый Год. А сколько пленки и пикселей я потратила на тебя, дорогой мой Октябрь! И снова в небе трепещет паутинка, снова золотые листья разбивают мои Воздушные Замки. По французски они: châteaux espagnols.
Испанские замки. Последний год в школе. Решено. Последний год. Потом все будет уже по другому. Совсем по другому. И этот журнал, и я, и мои воздушные замки, и мои золотые листья. Сейчас с упоением рисую один проект. Возможно скоро покажу его здесь. Если все сложится как надо.
Моя подружка, назовем ее Д. (ее Дина зовут на самом деле), тащит меня на Бештау в компании друзей своего парня. Шашлыки, костерки, портвейн и гитара. И девочки-лицеистки. Одна со скрипкой и блокнотом молескин. Чего только не сделаешь для лучшей подруги и гостей города-курорта?! Д. напьется как всегда и начнется опять : все умрут а я останусь. И мне опять придется врать ее родителям, что она осталась ночевать у меня после просмотра фильма " звездные войны" часть 5. Благо ее мама души во мне не чает. Думает и надеется, что я как то повлияю на ее дочку. Но Д. сама на себя влияет прекрасно и на всех кругом тоже. Собралась поступать в цирковое училище. Родители в шоке. Они то уже все связи на уши подняли и у Д. в нашем ин-язе ПГЛУ давно уже приготовлено теплое место на переводческом. Эх Д.! И ах! Прислала мне сегодня смс-ку с картинкой в виде кошачьей лапки и подпись:
Oie, oie sauvage
Tu l'as fait a quel age
Ton premier voyage?
Японское хайку на французском:
Дикий, дикий гусь?
Во сколько лет ты впервые покинул свой дом?
Сегодня Воскресенье и я хочу рассказать о моей подружке. Потому что воскресенье она всегда всегда проводит со своим парнем. Ее парень - взрослый. Учится в институте, что то очень серьезное, то ли медицина, то ли фармокология. Вобщем в воскресенье у него есть время для нее, а у нее собственно говоря нет времени на меня. Вот если бы даже я сейчас ей позвонила и сказала: знаешь, у меня на балконе села летающая тарелка и добрые инопланетяне приглашают нас с тобой в путешествие по вселенной.
Поедешь?
Уверена, что она бы отказалась, сославшись на то, что у ее парня сегодня нет ни работы, ни учебы, мол, сама понимаешь как это важно.
В остальном мы очень хорошие подруги. Выручаем друг дружку, обмениваемся шмотками, любим одно и то же, я могу ей доверить почти все самое сокровенное. Но только не в воскресенье. В воскресенье она гуляет со своим парнем.
А еще я люблю ее за то, что с ней можно заниматься чем угодно. Например идиотизмом. Столько всего уже напридумывали! И еще напридумываем.
Только не в воскресенье. В воскресенье она проводит со своим парнем.
У нее зелено карие глаза, которые становятся голубыми когда мы ругаемся. Широкие плечи плавчихи и волосы стрижка карэ. Она носит короткие юбки, но ее это полнит. Но все равно. Моя подруга любит делать то что ей нравится. Она носит с собой фотоаппарат и маленький блокнот куда записывает " урбанистические хайку" как она это называет. У нее есть кошка и заводной мишка. Однажды мы с ней проехались стопом до Калуги и никто никогда об этом не узнал. А еще один раз мы сьели на спор много кило мороженного. Она выиграла и потом попала в больницу. А я ходила ее проведывать. В прошлом году она укусила от ревности моего друга И. Потом извинялась, но неубедительно. Мне всегда ее не хватает. Мы перебрасываемся смс ками исключительно в стихах и она единственная знает о том какой отрывок я ненавижу играть на скрипке. Мне не хватает моей подруги.
Я ненавижу воскресенья.
я проснулась рано утром. Терпеть не могу раннее утрo
. Когда птицы еще не проснулись и стоит вот эта вот загробная тишина. И не темно уже и не светло еще. И скоро прозвенит будильник и мама поставит на кухне чайник.
Я лежу в кровати и думаю о моем сне. Мне снилась свадьба моего друга ,Ларсона. Но без невесты. Свадьба без невесты, ведь бывает такое наверное. Жених в белом, играл на рояле джазовые импровизации. Везде стояли цветы. И на свадьбе присутствовали исключительно девушки. В красивых платьях. Только девушки. А невесты среди них не было.Я снимала свадьбу на камеру и все время плакала. Я проснулась и подумала о том, что надо бы позвонить Ларсону. Потом решила не звонить - с чего это вдруг? Сто лет не виделись, да и не удобно как то. А сон дурацкий.
Я пришла в школу и на большой перемене ко мне подошел мой друг детства и сказал просто: "слушай,Янка, знаешь тут такое дело.. Ларсон умер".
У нас в школе есть такая парадная лестница. Я бежала по этой лестнице вниз. И мне казалось что она бесконечна эта лестница. Я бежала прочь от школы, через дворы, но мне казалось, что я продолжаю бежать по лестнице вниз. Вниз. Вниз. Иногда когда на тебя надвигается что то невыносимое - хочется бежать. Словно возможно убежать от себя. Потом я сидела в каком то парке на скамейке и плакала. Чья то рука легла мне на плечо. Я вытерла слезы. Рядом со мной сидел друг детства и улыбался. "Пойдем ко мне."
Мы пошли к нему домой. Молча. Дома он поил меня чаем. И рассказывал о фехтовании. Показывал альбомы с Замками Луары. Но рано или поздно мне пришлось вернуться домой.
Дома меня ждал брат. Мы обнялись и долго стояли так. Думая об одном и том же, думая каждый о своем. Мы никогда не были столь близки с братом. В этот день мы чувствовали боль, одну на двоих. Так бывает.
Похороны случились через несколько дней. Шел дождь. На кладбище беременная девушка Ларсона потеряла сознание, а где то неподалеку бесновалась зурна в адской лезгинке. Потом поминки и все как в тумане.
До сих пор как в тумане. Сегодня мне необходимо рассказать о дне, когда умер Ларсон.
Откуда это письмо взялось не знаю. Может быть это разорванная надвое птица. Нет, люди, если и попадаются жестокие, то жестокие они не специально. Они действительно в этом аду живут. А над пламенем летит птица - птица, разорванная напополам.
Разорванная напополам маска, да ей и половину лица не прикрыть. Наполовину почищенные зубы, наполовину сбритая щетина. Люди наполовину и наполовину другие люди. Посуду не помыть, пол не подмести. Говори уголком рта в уголок трубки. Смотри уголком глаза на виноград, который фисташкой, когда его схватишь, окажется.
Учись жить в удивительном мире. Ты не увидишь линий разрыва. Всё в точности так, как и было. И кот на абрикосе том. И хонда под окном стоит. В траве зверушкины следы. Мир ослепительной ясности и честности - мир, где не хватает половины.
Я хотела бы написать длинный рассказ, о том, что стало с этой половиной, но это слишком просто. А я не хотела бы ограничить себя словами. Просто давайте представим, что нет половины мира. Будем иметь это ввиду. Так будем жить.
Я блуждала по утренним улочкам как тень, истончившиеся провода ночи запутались в волосах, склоняя голову ближе к земле и мужскому неясному шёпоту. Тяжесть, реальность, тепло - заполняли формы грубо и трогательно, как фломастер в детской руке заполняет раскраску. Я следила за проплывающими над стальной гладью рельс трамваями: одни, как иссиня-белые олени, гордо вскинувшие к проводам рога, выбивающие рой электрических снежинок копытом, тающие беззвучно, хлюпающие и оседающие в тени. Другие как пирсингованные оранжевые тигры, разливающие лимонад на обтягивающие донельзя брюки, прыгающие и толкающие тебя; без объяснения причин меняющие маршруты. Трамваи чисты - и этим всегда очаровывали меня. Трамваи движутся, используя невидимое электричество, внутреннюю грозу, чёрную молнию, спрятанную в провисающих проводах - невидимую, сильную, пронизывающую. В тебе и во мне, в облаках и деревьях спрятана, зарыта под камнями искра, готовая пробудиться от одного лишь прикосновения.
The tramb I slowly melt in the Pyatigorsk summer eyes11-08-2014 07:03
My love in loving grey-scale skies and dry leaves float like children grow wild and free and dead-away from their family tree. I goe softly down like a tree fluff a milk tooth, or a murder reflection - traceless and thin.
I'm note ghost juste a half-dissolved in the surroundings - juste like a living pill of the world.
Me, I just can note write my travellings acurately for the description is another travelling or maybe I've never been anywhere.
My eyes are hard like a pebble and a shell crushed and blasted out with every new wave on my poor world.
They say the feelings fade-out in time. With all my heart I hope death will be like falling asleep.
Not like another blast !
Стакан стоял на столе. Стол стоял перед окном. А за окном всходило солнце. Чёрные как уголь улыбающиеся комбайнёры уходили в солнечные поля, чтобы обнять себе охапку живого золота и слегка потянуть, и отнести к старому ржавому грузовику, ожидавшему под окном. Водитель не глушил мотора и не вынимал изо рта тлеющую папиросу, и тарахтящий грузовик улыбался с двух сторон струями сизо-сиреневого ароматного дыма, медленно заполняясь ослепительными охапками солнечных колосьев. Как только кузов заполнялся, комбайнёры все вместе толкали грузовик с горки, а сами оставались загорать в ожидании следующего у кромки переливающегося золотом поля. Девочка открывала окно и играла комбайнёрам на скрипке - особенно, когда её родителей не было дома.
Зимой стакан с водой замерзал, и девочка тогда перемещалась в пуховые одеяла, грудой сваленные перед распахнутым настежь окном. Комбайнёры тогда превращались в больших чёрных грачей и улетали. Девочка играла опустевшему полю, слушающему небу. Брошенный под окном грузовик превращался в сугроб. Под вечер она брала самое большое из пуховых одеял, шла в соседнюю комнату к замёрзшим во сне родителям и ложилась между ними, как тёплая зима.
А когда наступала весна, девочка лишалась дара речи. Кто б с ней ни заговорил, она доставала изо рта полевой цветочек и вручала собеседнику. Полный рот полевых цветов. Что-то шелестит ветер в траве, а над всем этим - два голубых неба с чёрной ночью посередине. Пыльная весенняя дорога; а ещё - несказанно красивая железнодорожная станция, с ветром-попутчиком, прилетающим с поездами дальнего и очень дальнего следования - чтобы поцеловать один раз, поцеловать второй... и целовать всю ночь напролёт, когда ты уже спишь, взвивать у тебя над головой вихри из звёздных одуванчиков, понавылезших вдоль дороги.
Думаешь, думаешь долго. А не пишешь ничего:) Мне нравится мечтать. Мечтающее животное:)
Муу или Мияау, в крайнем случае Фррр, я скользила взглядом сегодня по лесу сверху вниз и неожиданно обнаружила себя одетой и спускающейся во двор, выходящей на улицу, а улицы нашего города поднимаются в гору и исчезают на ней, исчезают в лесу как черные обрубленные языки, истончаясь тропинками, полчаса пешком до леса всего, однако подсознательно ты стараешься избегать мысли об этом путешествии - прогулки по лесу, которая никогда не кончится, из которой ты можешь не вернуться.
Я оделась слишком легко, и пронизывающий ветер, накатывая волнами, заставлял забыть в ту же секунду о любой мелочной мысли, девочке Яне, оставшейся позади. Дорога в лес усеяна такими мыслями-камешками, выпавшими из карманов - у последней рубашки их нет.
Лес ледяной, небо голубое в острых ветвях - лопнет-потечёт, упаивая глазки вусмерть. Прошло- и позапрошлогодние листья ковром-самолётом шепелявые шелестят, и это происходит, ты забываешь - чем смотришь ты и чем шагаешь, чем трогаешь, дышишь. Будь я мальчиком-с-ножом, я бы ходила-вырезала на стволах деревьев глаза.
Цветы фиолетовые и синие в холоде и свете - всё говорит, всё указывает тебе в чащу леса и вверх. Корни стали ступенями и балконами скалы, и теперь в будний день, когда не видит никто, я достаю свою скрипку-смычок и играю не для людей. Я указываю дорогу:)