Годы неизвестности позади. Сергей Эфрон жив и ждёт встречи. Жизнь в эмиграции отдаляет супругов друг от друга. Сергей занят собой, Марина — всеми. Всё чаще звуковые погружения, пока ещё заполняемые творчеством. «Жизнь с её насущным хлебом» делает звуковое сосредоточение редкой отдушиной между кухней и стиркой. Константин Родзевич — внезапный и краткий подарок судьбы. Семь дней уретральной страсти и безвременье звуковой пустоты. Рождение сына.
* *
[показать]
«Думаю о нём день и ночь, если бы знала, что жив, была бы совершенно счастлива…» (из письма Цветаевой сестре). Иногда ей казалось, что все вокруг давно знают о смерти её мужа, только не решаются говорить. Марина всё глубже погружалась в депрессию, где от полного падения спасало только одно — стихи.
Всё круче, всё круче
Заламывать руки!
Меж нами не вёрсты
Земные, — разлуки
Небесные реки, лазурные земли,
Где Друг мой навеки уже —
Неотъемлем.
Цикл стихов «Разлуки» посвящён Сергею Эфрону, на самом деле Марина готовится к разлуке с жизнью. Звуковая концентрация на Слове не в первый раз спасала Цветаеву от рокового шага. Несколько месяцев неотступного сосредоточения на судьбе мужа, несколько месяцев вознесения стихотворных молитв принесли плоды. Марина получила письмо от Сергея. Он жив, он в Константинополе: «Я живу верой в нашу встречу…» Цветаева собирается уезжать из России, из «ханского полона», где «на кровушке на свежей пляс да яства».
При всём ожесточении против новой власти расставание с Россией, с Москвой даётся Цветаевой нелегко: «Не голода, не холода боюсь — зависимости. Здесь рваная обувь — беда или доблесть, там — позор…» Отсутствие в европейском менталитете духовного звукового поиска, с которым неразрывно связана жизнь России, было главной причиной терзаний эмигрантов первой волны. Европейский кожный прагматизм контрарен российской уретральной воле.
Очень скоро русские эмигранты понимают: жить, как в России, не получится. Утешаются, что это ненадолго. Пытаются влиять на судьбу России из-за границы, но это утопии. Расплата за участие в антикоммунистических организациях настигает неотвратимо, старающихся неуклюже сотрудничать со Страной Советов уничтожают не сразу, сначала они должны принести пользу новой России. От каждого по способности — каждому по заслугам.
Час безземельных братств, час мировых сиротств (М. Ц.)
[показать]
Цветаева приезжает в Берлин весной 1922 года. Первая значимая и очень символичная встреча здесь — Андрей Белый, совершенно утративший «остатки земного притяжения и равновесия». Марина сразу же проникается бедственным положением поэта, и не столько материальной его несостоятельностью, сколько духовной потерянностью. Всё в Берлине чуждо русской душе, кожный ландшафт для человека с уретральным менталитетом, да ещё с таким сильнейшим звуком, как у Белого, — это казарма.
Поэт полностью дезориентирован в пространстве, он бесцельно бродит по городу