Развивают ту мысль, что отчаяние должно проходить. В качестве безупречного психологического рецепта, наверное, не рекомендуются...но такие пришли.


Минута отчаянья! Тянешься долго,
Остаться навечно желаешь как будто,
Холодная злая улыбка-минута.

Зачем это все? Не дозваться движенья,
А есть наказанье, на месте стоянье.
Бессмысленно дело, впустую старанье.

Но слово явилось, за ним и другое,
Уже и строке появиться нетрудно...
Минута отчаянья! Тянешься долго,
Но все же пройдешь, как любая минута.

14.11.2019

Переживи отчаянье свое.
Оно пройдет - умом ты это знаешь,
Но чувством задержать его желаешь.
Есть пауза - переживи ее.

Запомни, как уверенно давила,
В то, что уйдет - поверить не хотелось...
Но признавать, что плохо - тоже смелость.
Признай ее сейчас - чтоб отпустила.

14.11.2019

https://valya-15.livejournal.com/869182.html

Которым можно полюбоваться из окна.

Опадает пышность золотая,
Нам воспоминание внушая

О зеленом лете, слишком жарком,
О сентябрьском дне, недавно ярком,

О весне, когда светлела нежность,
О былой зиме, давно серевшей,

И стоит печальная минута
Мыслей, прежде спрятанных под спудом.

Скоро снова серости холодной
Подойти и обступить надолго.

На деревьях золота уж мало -
Но минувших дней тепло осталось

В нем и согревать еще берется ...
Да, прекрасен мир. Заходит солнце.

07.11.2020

https://valya-15.livejournal.com/869079.html

Как широко известно, "Бесплодные усилия любви" (Love's Labour Lost, другое известное мне русское название - "Пустые хлопоты любви") - это шекспировская комедия, в которой наваррский король с друзьями решили временно отказаться от личной жизни в целях самосовершенствования, но французская принцесса, прибывшая с дипломатической миссией в сопровождении подружек, заставила их пересмотреть свои планы. Название такое потому, что развязка в виде серии свадеб там отложена.
Следующее ниже стихотворение обыгрывает название этой пьесы, а также распространенную ситуацию, когда происходящее на сцене перекликается с чувствами зрителей. Лирический герой, однако, желает дистанцироваться от спектакля, на котором присутствовал: он настаивает, что, в отличие от актеров, переживает искренне.

У меня есть причины эту пьесу любить. Поэтому, когда нашла эти стихи о ней, попробовала их перевести. С другими переводами не сравнивала.

Источник оригинала: Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.

Robert Tofte (d. 1620)

Love's Labour Lost

Love's Labour Lost, I once did see a play
Ycleped so, so called to my pain,
Which I to hear to my small joy did stay,
Giving attendance on my froward dame;
My misgiving my presaging to me ill,
Yet was I drawn to see it'gainst my will.

This play, no play but plague was unto me,
For there I lost the Love I liked most:
And what to others seemed a jest to be,
I, that (in earnest) found unto my cost.
To every one (save me) 'twas comical,
Whilst tragic-like to me it did befall.

Each actor played in cunning-wise his part,
But chiefly those entrapped in Cupid's snare:
Yet all was feigned, 'twas not from the heart,
They seemed to grieve, but yet they felt not care:
'Twas I that grief (indeed) did bear in breast,
The others did but make a show in jest.

Yet neither feigning theirs, nor my mere truth,
Could make her once so much as fore to smile:
Whilst she (despite of pity mild and ruth)
Did sit as scorning of my woes the while.
Thus did she sit to see Love lose his Love,
Like hardened rock that force nor power can move.

Мой перевод:

Роберт Тофт (ум. 1620)

Бесплодные усилия любви

Смотрел "Бесплодные усилия любви".
Созвучно горю моему названье.
Меня не развлеченья завлекли —
Хотел служить я неприступной даме.
Предчувствовал, что плохо будет дело,
Но с ней смотреть остался, раз велела.

Кому — театр, а мне — сплошная мука:
Здесь довела любовь меня до слез.
Что для других предстало только шуткой,
То на себе изведал я всерьез.
Комедия всех прочих веселила,
Когда меня трагедия постигла.

Актеры были все весьма искусны,
Изображали, будто влюблены.
Но то была игра одна, не чувство:
Печалились, печали лишены.
Я горевал единственный взаправду,
Другим лишь лицедейства было надо.

Ни их игра, ни искренность моя
Не побудили даму улыбнуться.
Хоть видела, как был несчастен я,
Не позволяла жалости проснуться.
Смотрела, как старался зря влюбленный,
Себе во всем верна — скале подобно.

Перевод 07. 11. 2020

P.S. Надеемся, что усилия влюбленного впоследствии увенчались успехом.

https://valya-15.livejournal.com/868743.html

Эти два способа демонстрирует следующий ниже диалог в стихах знаменитой английской ренессансной дамы-поэта Мэри Сидни, в замужестве - Герберт, графини Пембрук, в похвалу королеве Елизавете I (кроме прочих достижений - тоже знаменитой английской ренессансной дамы-поэта).
Один способ в том, чтобы расхвалить в изысканных выражениях; другой способ - в том, чтобы напридираться к предыдущему оратору, обвинить его в неискренности и... похвалить предмет вдохновения еще больше. На самом деле два оратора выражают два противоположных философских взгляда на то, способна ли поэзия выразить правду.

Источник текста оригинала и комментариев: Women Writers in Renaissance England. An Annotated Anthology edited by Randall Martin. Pearson Education Limited, 2010

Оригинал:

Mary (Sidney) Herbert, Countess of Pembroke

A DIALOGUE BETWEEN TWO SHEPHERDS,
THENOT AND PIERS, IN PRAISE OF ASTRAEA

Thenot: I sing divine Astraea’s praise,
O Muses! Help my wits to raise
And heave my verses higher.

Piers: Thou needst the truth but plainly tell,
Which much I doubt thou canst not well,
Thou art so oft a liar.

Thenot: If in my song no more I show
Than heav’n, and earth, and sea do know,
Then truly I have spoken.

Piers: Sufficeth not no more to name,
But being no less, the like, the same,
Else laws of truth be broken.

Thenot: Then say, she is so good, so fair,
With all the earth she may compare,
Not Momus’ self denying.

Piers: Compare may think where likeness holds,
Nought like to her the earth enfolds –
I looked to find you lying.

Thenot: Astraea sees with wisdom’s sight,
Astraea works by virtue’s might,
And jointly both do stay in her.

Piers: Nay, take from them her hand, her mind;
The one is lame, the other blind.
Shall still your lying stain her?

Thenot: Soon as Astraea shows her face,
Straight every ill avoids the place,
And every good aboundeth.

Piers: Nay, long before her face doth show,
The last doth come, the first doth go.
How loud this lie resoundeth!

Thenot: Astraea is our chiefest joy,
Our chiefest guard against annoy,
Our chiefest wealth, our treasure.

Piers: Where chiefest are, three others be,
To us none else but only she.
When wilt thou speak in measure?

Thenot: Astraea may be justly said
A field in flow’ry robe arrayed,
In season freshly springing.

Piers: That spring endures but shortest time,
This never leaves Astraea’s clime.
Thou liest, instead of singing

Thenot: As heavenly light that guides the day,
Right so doth thine each lovely ray
That from Astraea flyeth.

Piers: Nay, darkness oft that light enclouds,
Astraea’s beams no darkness shrouds.
How loudly Thenot lieth!

Thenot: Astraea rightly term I may
A manly palm, a maiden bay,
Her verdure never dying.

Piers: Palm oft is crooked, bay is low,
She still upright, still high doth grow.
Good Thenot leave thy lying.

Thenot: Then Piers, of friendship, tell me why
My meaning true, my words should lie,
And strive in vain to raise her?

Piers: Words from conceit do only rise,
Above conceit her honour flies;
But silence, nought can praise her.

Мой перевод:

Мэри Сидни Герберт, графиня Пембрук

Диалог пастухов Тено и Пирса в похвалу Астрее

Тено:

Астрее я пою хвалу!
О Музы! Вас помочь зову,
Пусть будет слог прекрасным!

Пирс:

Всего лишь правду ты скажи
И, говоря, не нагреши -
Ведь лжешь ты слишком часто!

Тено:

Когда скажу не больше я,
Чем небеса, земля, моря
Уж знают - честен, значит.

Пирс:

А лишнего не говори,
Лишь то, что есть, ты назови,
Иначе ты - обманщик!

Тено:

Она красой и добротой
Сравнима лишь со всей землей.
И Мом не придерется!

Пирс:

Искать подобья - твой совет.
Ей на земле подобных нет.
Я знал, он лгать возьмется.

Тено:

Очами мудрости глядит,
Рукою доблести творит,
В ней сочетались обе!

Пирс:

Но доблесть без нее - больна,
А мудрость - зренья лишена.
Оставь о ней злословье!

Тено:

Свой лик довольно ей явить,
Чтоб злое в бегство обратить,
А доброе умножить.

Пирс:

Когда лишь думает взглянуть,
Добру - настать, а злу - минуть.
Ты оглушаешь ложью!

Тено:

Светлей нет радости для нас,
Нет большего - среди богатств,
От бед нет стража лучше!

Пирс:

Где эти трое, благо там,
Но от одной - все блага нам.
К ней Читать далее...

Интригующее сочетание, правда? Конечно, надо всегда уточнять, что прототип "смуглой леди" - предполагаемый, хотя популярный.
Обычно Богородицу противопоставляют Еве, как смирение - гордости и спасение - гибели. Госпожа Эмилия Бассано Ланье, грозная, как полки со знаменами, когда речь идет о защите достоинства женщин, заступилась, как мы видели выше, за праматерь Еву, но также с глубоким религиозным чувством писала о Богородице. Однако и к образу Богородицы она прибегла для того, чтобы высказаться о необходимости уважения женского достоинства.
Сюжет переведенного отрывка: стихотворное переложение сцены Благовещения, обрамленное описанием страданий Девы Марии, когда Ее Сын идет на Голгофу.
Сын Эмилии умер в возрасте 43 лет при ее жизни, хотя произошло это уже после того, как она опубликовала свои стихи. После смерти сына у нее остались внуки. Другой ее ребенок, дочка, не дожил до года.
Да, и к числу Эмилий в шекспировской драматургии, из которых, видимо, самая знаменитая - жена Яго, принадлежит еще и аббатиса Эмилия в "Комедии ошибок", которая поучает Адриану, жену одного из главных героев этой пьесы, близнецов Антифолов, что ревновать супруга не следует. Потом аббатиса оказывается потерявшейся мамой этих близнецов.
Приводимый ниже отрывок может внушить читателю при его желании некоторое воспоминание об этом персонаже, аббатисе по имени Эмилия. Однако отрывок какого-либо комизма лишен, исполнен восхищения перед Богородицей и сочувствия Ее горю. А "Комедия ошибок" написана много раньше, чем Эмилия опубликовала свою книгу стихов.

Источник текста оригинала: Women Writers in Renaissance England. An Annotated Anthology edited by Randall Martin. Pearson Education Limited, 2010

Оригинал:

Aemilia Lanyer (1569–1645)

From Salve Deus Rex Judaeorum

The Salutation and Sorrow of the Virgin Mary

His woeful mother waiting on her son,
All comfortless in depth of sorrow drowned;
Her griefs extreme, although but new begun,
To see his bleeding body oft she swooned;
How could she choose but think herself undone,
He dying, with whose glory she was crowned?
None ever lost so great a loss as she,
Being son and father of eternity.

Her tears did wash away his precious blood,
That sinners might not tread it under feet
To worship him, and that it did her good
Upon her knees, although in open street,
Knowing he was the Jesse flower and bud
That must be gathered when it smelled most sweet:
Her son, her husband, father, saviour, king,
Whose death killed death, and took away his sting.

Most blessed virgin, in whose faultless fruit
All nations of the earth must needs rejoice,
No creature having sense, though ne’er so brute,
But joys and trembles when they hear his voice,
His wisdom strikes the wisest persons mute;
Fair chosen vessel, happy in his choice,
Dear mother of our Lord, whose reverend name
All people blessed call, and spread thy fame.

For the almighty magnified thee,
And looked down upon thy mean estate;
Thy lowly mind, and unstained chastity,
Did plead for love at great Jehovah’s gate,
Who sending swift-winged Gabriel unto thee,
His holy will and pleasure to relate;
To thee most beauteous queen of womankind,
The angel did unfold his maker’s mind.

He thus began: ‘Hail Mary full of grace,
Thou freely art beloved of the Lord,
He is with thee, behold thy happy case.’
What endless comfort did these words afford
To thee that saw’st an angel in the place
Proclaim thy virtue’s worth, and to record
Thee blessed among women: that thy praise
Should last so many worlds beyond thy days.

Lo, this high message to thy troubled spirit,
He doth deliver in the plainest sense;
Says, thou shouldst bear a son that shall inherit
His father David’s throne, free from offence,
Calls him that holy thing, by whose pure merit
We must be saved; tells what he is, of whence,
His worth, his greatness, what his name must be,
Who should be called the son of the most high.

He cheers thy troubled soul, bids thee not fear,
When thy pure thoughts could hardly apprehend
This salutation, when he did appear;
Nor couldst thou judge, whereto those words did tend;
His pure aspect did move thy modest cheer
To muse, yet joy that God vouchsafed to send
His glorious angel, who did thee assure
To bear a child, although a virgin pure.

Nay more, thy son should rule and reign forever;
Yea, of his kingdom there should be no end;
Over the house of Jacob, heaven’s great giver
Would give him power, and to that end did send
His faithful servant Gabriel to deliver
To Читать далее...

Читать далее...

Ниже следует перевод с английского небольшого фрагмента большого по объему произведения. Жанр фрагмента можно определить как религиозно-философскую лирику, обладающую определенными особенностями.

Отчасти это - литература, отчасти - адвокатура (в уважительном смысле). По форме это религиозно-философская речь. Но главное в ней - настойчивый призыв признавать и защищать человеческое достоинство женщин, звучащий как часть общего призыва к справедливости. По этой причине произведение может быть заслуженно интересно дамам, но вызвать раздражение кавалеров (ибо уж очень решительно здесь утверждается, что мужчины бывают несправедливы).

Об авторе оригинала. В защиту праматери нашей Евы высказывается строптивая Катарина... то есть черноглазая Розалина... то есть Эмилия (больше, чем одна Эмилия) ... ладно-ладно, это все - литературные персонажи. Высказывается английская ренессансная дама-поэт Эмилия Батистовна Бассано, в супружестве - Ланье (1569–1645). Интересна дама, конечно, прежде всего своим творчеством и идеями. Но популярна среди широкой публики она сделалась благодаря распространению биографической версии, что некогда она потрясающего драматурга осязала и вдохновляла. Почему и стала, возможно, прототипом перечисленных выше дам (и, по-видимому, список героинь пьес можно было бы продолжить). А также - прототипом "смуглой леди сонетов".

Надо признать, что современные нам дамы-писатели благодарны Эмилии. Она защищала их - они же в своих произведениях защищают ее.

Сюжет фрагмента: жена пятого прокуратора Иудеи обращается к нему с просьбой не казнить подследственного из Галилеи. Сообщение об этом есть в Евангелии от Матфея. ("Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него" (От Матфея 27:19).)

От имени супруги прокуратора автор произносит речь в защиту Евы, доказывая, что обвиняют ее несправедливо.

Эмилия, которая - жена негодяя Яго, в одном месте пьесы "Отелло" объясняет Дездемоне, что жены изменяют потому, что мужья сами виноваты. Мое читательское воображение позволяет уловить в ее речах некоторое сходство с мыслью следующего ниже фрагмента. А может быть, так говорила бы и Катарина (не укрощенная), если бы хотела торжественности и прибегла к религиозной образности...(Хотя Эмилия написала эти стихи в зрелом возрасте: они опубликованы в 1611 г.) Но все это можно услышать, если хотеть воображать.

Мой перевод с другими существующими не сверялся.

Источник текста оригинала: Women Writers in Renaissance England. An Annotated Anthology edited by Randall Martin. Pearson Education Limited, 2010

Оригинал:

Aemilia Lanyer (1569–1645)

From Salve Deus Rex Judaeorum

Eve’s Apology in Defence of Women

Now Pontius Pilate is to judge the cause
Of faultless Jesus, who before him stands;
Who neither hath offended prince, nor laws,
Although he now be brought in woeful bands:
O noble governor, make thou yet a pause,
Do not in innocent blood imbrue thy hands,
But hear the words of thy most worthy wife,
Who sends to thee, to beg her saviour’s life.

Let barbarous cruelty far depart from thee,
And in true justice take affliction’s part;
Open thine eyes, that thou the truth mayst see,
Do not the thing that goes against thy heart,
Condemn not him that must thy saviour be,
But view his holy life, his good desert.
Let not us women glory in men’s fall,
Who had power given to overrule us all.

Till now your indiscretion sets us free
And makes our former fault much less appear;
Our mother Eve, who tasted of the tree,
Giving to Adam what she held most dear,
Was simply good, and had no power to see,
The after-coming harm did not appear:
The subtle serpent that our sex betrayed,
Before our fall so sure a plot had laid.

That undiscerning ignorance perceived
No guile or craft that was by him intended;
For had she known, of what we were bereaved,
To his request she had not condescended.
But she, poor soul, by cunning was deceived,
No hurt therein her harmless heart intended:
For she alleged God’s word, which he denies
That they should die, but even as gods, be wise.

But surely Adam cannot be excused;
Her fault, though great, yet he was most to blame;
What weakness offered, strength might have refused,
Being lord of all, the greater was his shame:
Although the serpent’s craft had her abused,
God’s holy word ought all his actions frame,
For he was lord and king of all the earth,
Before poor Eve had either life or breath.

Who being framed by God’s eternal hand,
The perfect’st man that ever breathed on earth,
And from God’s mouth received that strait command,
The Читать далее...

Cэр Томас Уайет пришел сказать, что его сердцу опять не хочется покоя.

Источник оригинала: Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.

Оригинал:

Sir Thomas Wyatt

Ah, my heart, what aileth thee
To set so light my liberty,
Making me bond when I was free?
Ah, my heart, what aileth thee?

When thou were rid from all distress,
Void of all pain and pensiveness,
To choose again a new mistress,
Ah, my heart, what aileth thee?

When thou were well, thou could not hold;
To turn again, that were too bold;
Thus to renew my sorrows old,
Ah, my heart, what aileth thee?

Thou know'st full well that but of late
I was turned out of Love's gate;
And now to guide me to this mate,
Ah, my heart, what aileth thee?

I hoped full well all had been done;
But now my hope is ta'en and won;
To my torment to yield so soon,
Ah, my heart, what aileth thee?

Мой перевод:

Сэр Томас Уайет (1503 - 1542)

Сердце, что тебе неможется,
Быть свободным уж не хочется?
Кто был волен - в цепи просится.
Сердце, что тебе неможется?

Жить бы, да покою радоваться,
На тревоги не оглядываться, -
Нет, велишь ты новой кланяться...
Сердце, что тебе неможется?

И, спокойствия не жалуя,
Снова ты взялось за старое,
Принесло мне боль немалую...
Сердце, что тебе неможется?

Ты страдание усвоило:
Нас любовь прогнать изволила ...
Западню ты приготовило.
Сердце, что тебе неможется?

Я надеялся, что беду изжил,
Но недолог век у надежды был:
Хоть боролся я, все же уступил.
Сердце, что тебе неможется?

Перевод 18 - 19.10.2020

Другие Уайетовы стихи, которые я переводила.

https://valya-15.livejournal.com/867510.html

Мне в старшей школе сильно понравилась "Песня про купца Калашникова". Мы ее не изучали толком: тогда как раз происходила замена учебников по русской литературе, и я была огорчена. Все же огорчение продлилось недолго: с новым учебником Маранцмана я прекрасно поладила.
Тогда, при первом знакомстве, мне понравились язык "Песни" и изображение старинной Москвы: я отношусь к читателям, которых такое пленяет. Песня - она и есть песня, ее петь хочется. Даже если в данном случае под "петь" понимается "с удовольствием перечитывать", "читать с выражением вслух". Но тогда же я обратила внимание на кое-что, что, как я теперь понимаю, называется "средствами создания драматизма". Тогда я об этом не особенно задумывалась, теперь понимаю, насколько это важно, чтобы "Песню" хотелось перечитать.
То, как вроде бы беспечный тон "обрамления", где речь идет о гуслярах, развлекающих боярина и боярыню, контрастирует с трагическим сюжетом истории. Как врезается это "Ай, ребята, пойте — только гусли стройте!" в моменты, когда читатель должен почувствовать нарастающее напряжение. Была человеческая трагедия - а доставила сюжет для песни, для развлечения других людей.
То, как проходит из церкви "поп с молодой попадьей" - надо понимать, картина полного семейного мира и счастья - перед тем, как домой ворвется несчастная героиня и герой узнает о том, что его дом оскорблен. То, как описание спокойного и прекрасного зимнего утра предшествует описанию решающего кулачного боя. То, как Иван Васильевич думает, что творит правый суд, в действительности совершая несправедливость.
Но, наверное, самый важный контраст - между нехорошим человеком Кирибеевичем и благородным купцом Калашниковым.
Посмотрела историю создания поэмы. В том трагическом случае, который, говорят, доставил сюжет Лермонтову, были молодой купец и гусар, "заинтересовавшийся" женой купца; он попросту украл ее, действуя с сообщниками, да и развлекался ей три дня, а потом вернул домой. Купец не убил его, а дал пощечину за картами, а потом под арестом наложил на себя руки. У Лермонтова опричник Кирибеевич изображен как страстно влюбленный. Он описывает красоту недоступной возлюбленной с восторгом. И это он, а не гусляры-рассказчики, говорит читателю (точнее, слушателю), как прекрасна Алена Дмитриевна. Можно думать, что влюбленный и песни слагал о ней. Он не похищает жену Калашникова, а просит ее о взаимности - бесчестие состоит в том, что пристающего к чужой жене опричника видят "соседушки", получая повод для сплетен о ней. (Надо думать, если бы "Песню" экранизировали в ближайшее время, лермонтовского текста, как он есть, - "И он стал меня цаловать-ласкать" - могло бы показаться мало и в экранизации могла бы появиться сцена изнасилования. Что было бы определенно, но определенно грязно). Но Кирибеевич хочет, например, не насолить за что-нибудь Калашникову, распустив сплетню о его жене - он, действительно, безумно влюблен. Пара образов, которые появляются, когда рассказчик говорит о Кирибеевиче, создает впечатление, что рассказчик хочет вызвать к нему жалость: царь в гневе смотрит на него, "Словно ястреб взглянул с высоты небес На младого голубя сизокрылого", убитый Кирибеевич падает "Будто сосенка, во сыром бору Под смолистый под корень подрубленная"...
А законный и любимый муж Степан Парамонович Калашников свою жену любит, но честь свою любит больше. Вернувшуюся с вечерни слишком поздно жену, с которой явно произошло что-то дурное, ее сильно напугавшее, он встречает грубыми словами, сразу же подозревает в неверности и грозит запереть. Это большой контраст с речами влюбленного Кирибеевича.
Конечно, несколько деталей указывают на то, что брак Калашникова счастлив: он ожидает вернуться в спокойный дом, где его ждет хозяйка - надо думать, каждый вечер. Но наиболее заметная деталь, указывающая на супружеское счастье, - узорный платок, подарок Калашникова, который остался в руках у Кирибеевича, после того, как Алена Дмитриевна от него вырвалась.
Сравнивая речи опричника и купца об одной и той же женщине, думаешь, что у Алены Дмитриевны был сильный соблазн нарушить супружескую верность. Она этого не сделала и с кротостью отвергает несправедливое обвинение со стороны мужа: "Не боюся я людской молвы, А боюсь твоей немилости". У Калашникова хорошая жена. Тем страшнее думать, что жизнь ее будет погублена.
Но погубителем должен считаться, конечно, опричник, а не муж. Любые извинительные высказывания в адрес Кирибеевича - это поверхность, а глубже он - "лукавый раб", утаивший всю правду от своего господина, что и стало причиной трагедии; он - имеющий много, но при этом посягающий на чужое и, если не считать страсти к недоступной чужой жене, заметно самовлюбленный. Уступи ему Алена Дмитриевна - очень вероятно, что он бросил бы ее, пресытившись. Хотя он, должно быть, и сам такого развития не представляет.
В "Песне" опричник выглядит на первый взгляд привлекательнее купца. Зло красноречиво, добро - грубовато. Если Кирибеевич в начале поэмы Читать далее...

Да, поскольку сегодня Лермонтов в очередной раз родился, я нашла на Ютубе старый телеспектакль, которого раньше не видела, - по "Песне про купца Калашникова". То есть, конечно, сначала там царь Иван Васильевич и молодой опричник.

Смотреть

Это один из тех случаев, когда я раньше читала, а потом уж - слушала и смотрела. :-)

https://valya-15.livejournal.com/866071.html

Продолжаю недавнюю тему. Сравнение двух цитат, вернее - двух мыслей двух авторов-современников, заставших значительные перемены в жизни своих стран (да и, как обычно признается, всего мира):

"Да, действительно, человек, который живет уже четвертое столетие, несомненно, бессмертен. Но весь вопрос в том, признавал ли это король?"

Михаил Булгаков (1891 - 1940)

"Шекспир, Гете, Тикамацу Мондзаэмон когда-нибудь погибнут. Но породившее их лоно - великий народ - не погибнет. Всякое искусство, как бы ни менялась его форма, родится из его недр".

Акутагава Рюноске (1892-1927)

Как хорошо известно, мировая классика - это такое море, что там можно отлавливать цитаты в подтверждение разнообразных мыслей на все случаи жизни (отставив контекст). Можно привести высказывания в произведениях драматурга Вильгельма Потрясателя, он же - Трясокопьев (но он же - Потрясатель) о могучих стихах, которые переживут царственные могилы и доживут до Страшного Суда (сонет 55) и о том, что великий шар земной со всем, что на нем есть, когда-нибудь растворится и что наша маленькая жизнь окружена сном (знаменитый монолог Просперо). Можно вспомнить и знаменитые стихи Державина о реке времен в ее стремленье и о жерле вечности, которые все поглотят. Потом с умным видом поразглагольствовать (или просто сказать) о том, что, если присмотреться, одно другому не противоречит.
Но сейчас я хочу сравнить действие приведенных выше цитат на меня.
В минуту критического настроения (или обозленного отчаяния) можно после первой цитаты захотеть сказать: если человек живет сто лет, разве он не может умереть в сто один год? разве тот, кто любим четвертое столетие, непременно будет так же любим и в пятом? разве не может быть обрушен самый заслуженный памятник?
Но я помню, как сидела в нескольких сотнях метров от того самого памятника, о котором речь идет в зачине и эпилоге "Жизни господина де Мольера", с французским переводом этой книги в руках, а перевод был куплен еще ближе к этому памятнику. И у меня было чувство большой сбывшейся справедливости и закономерного чуда. Мышление мое в этот момент не было критическим.
(О встрече и с другими памятниками можно было бы сказать, но сейчас - этот пример).
Так вот, для случаев, когда после первой цитаты одолевает приступ критического мышления, есть вторая.
Потому что ее начало вызывает - может вызвать, и вызывает у меня - сопротивление. А оно возвращает к первой цитате, уже в согласии с ней.

Если любишь - не хочешь, чтобы погибал. И сопротивляешься. Фактов смерти, старения, устаревания - отчаянно не признаешь.

Интересно также, где я встретила вторую цитату. Я ее встретила в предисловии к сборнику рассказов Акутагавы. Предисловие написал Аркадий Стругацкий. Аркадий Стругацкий, как то известно (в особенности людям, знающим творчество братьев лучше меня) - прототип героя стругацкой повести "Хромая судьба", писателя, который любит "Театральный роман" и беседует с Михаилом Афанасьевичем. Который говорит ему: "Мертвые умирают навсегда, Феликс Александрович. Это так же верно, как и то, что рукописи сгорают дотла. Сколько бы ОН ни утверждал обратное." Тоже цитата, ставшая знаменитой и печальная.
Но вот это предисловие к сборнику Акутагавы, умершего рано и по своей воле, Аркадий Стругацкий закончил признанием его продолжающейся востребованности у читателей: "Его читают на всех континентах, причем круг его читателей непрерывно увеличивается". Иными словами - автор продолжает жить.
Если вам предлагают книгу умершего автора, даже спустя десятилетия после его смерти - значит, не хотят, чтоб вы думали об этом авторе как о мертвеце (иначе зачем и книгу предлагать?)
Все-таки последняя мысль этого предисловия - о длящейся жизни.

Еще на ту же тему.

https://valya-15.livejournal.com/865925.html

Обзорная экскурсия по Лондону и шопинг-тур... с использованием машины времени, какую может предоставить литература. Занятие безобидное, хотя и несколько утомительное ... но и поучительное также.

Уже известная мне английская ренессансная дама-поэт Изабелла Уитни решила воздвигнуть себе памятник нерукотворный... но рукописный, а затем и напечатанный (а затем и оцифрованный) в виде описания в стихах Лондона по состоянию на 1573 год. Видимо, желая отомстить мне за шуточки насчет ее творческого диалога с Овидием, она предложила мне практики ради перевести это довольно длинное, хотя легко читаемое, произведение. В процессе работы я раскаивалась несколько раз, однако работу окончила и то, что вышло, предлагаю вашему вниманию.

Сюжет этой городской поэмы строится на двузначности выражения "я оставляю" - "я расстаюсь" и "я отдаю по завещанию". Лирическая героиня, собираясь расстаться с Лондоном, осматривает его на прощанье и завещает разным объектам в нем то, что там и так есть, а некоторым лицам в нем - то, что у них уже есть либо то, что им хотелось бы получить.
План поэмы получился довольно любопытный: сразу за душеспасительными замечаниями начинается шопинг-тур, который длится довольно долго, пока его не сменяет экскурсия по местам лишения свободы. Но и другие пункты также упоминаются. Можно почувствовать авторский юмор, временами - грубый, временами - грустный. В общем поэма производит впечатление слишком длинной шутки, которая должна прикрывать авторскую печаль, но не скрывать ее совсем. Автор еще и представляет Лондон как возлюбленного, с которым расстается. Судя по просмотренным критическим отзывам, одни комментаторы видят в поэме не более, чем рекомендации по шопингу, другие - элегию на предстоящую разлуку. Так или иначе, это одно из описаний в художественной литературе Лондона второй половины XVI века, который до сих пор вызывает по разным причинам немалый исследовательский интерес.
В переводе, конечно, не удалось передать с точностью всех страноведческих деталей и в одном месте ради их сохранения пришлось отойти от единства формы, но переводчица надеется, что атмосфера города и настроение оригинала переданы.

Источник текста оригинала и частично примечаний: Women Writers in Renaissance England. An Annotated Anthology edited by Randall Martin. Pearson Education Limited, 2010.

Вопреки обыкновению, из оригинала привожу только вступление: оригинал полностью длинный, как это по переводу видно.

Вступление оригинала:

Isabella Whitney

THE MANNER OF HER WILL, AND WHAT SHE
LEFT TO LONDON


A COMMUNICATION WHICH THE AUTHOR HAD TO
LONDON BEFORE SHE MADE HER WILL

The time is come, I must depart
From thee, ah famous city;
I never yet, to rue my smart,
Did find that thou hadst pity.

Wherefore small cause there is that I
Should grieve from thee to go;
But many women, foolishly
Like me and other mo,

Do such a fixed fancy set
On those which least deserve,
That long it is ere wit we get
Away from them to swerve.

But time with pity oft will tell
To those that will her try,
Whether it best be more to mell,
Or utterly defy.

And now hath time me put in mind
Of thy great cruelness,
That never once a help would find
To ease me in distress.

Thou never yet wouldst credit give
To board me for a year,
Nor with apparel me relieve
Except thou payed were.

No, no, thou never didst me good
Nor ever wilt, I know.
Yet am I in no angry mood
But will, or ere I go,

In perfect love and charity
My testament here write,
And leave to thee such treasury
As I in it recite.

Now stand aside and give me leave
To write my latest will,
And see that none you do deceive
Of that I leave them till.


Мой перевод оригинала полностью:

Изабелла Уитни

Завещание Лондону

Вступление. Обращение к Лондону

Отъезда близится пора -
Простимся, город славный.
Я, чтоб ты добрым был когда,
Увы, не замечала.

Затем причин, чтоб тосковать,
Не насчитаю много.
Но я из тех, должна признать,
Кто расстается долго.

Есть женщины (из таковых
И я)... Мы недостойных
Столь сильно любим, что от них
Нам отдаляться больно.

Одно лишь время - в помощь нам
И нас, жалея, учит,
Как крепости придать сердцам
Иль примириться лучше.

Ты, правда, был недобр со мной -
Как раз мне вспомнить время.
Лишенья знала - никакой
Попытки утешенья.

Я года не могла прожить
В твоих пределах даром.
Должна была всегда платить
Тебе я за наряды.

Ко мне ты прежде не был добр -
И после уж не станешь.
Но не о злобе разговор:
Ведь уходя, прощаешь.

Читать далее...

Не в первый раз наблюдаю на Ютубе картинку.
Экранизация какого-нибудь произведения, относящегося к классике - или аудиокнига по нему. Произведение обычно небольшое по объему. Ниже - набор благодарных комментариев старшеклассников: спасибо, в школе задали читать, а я эту фигню (более сильную неуважительную характеристику добавить по вкусу) читать не хочу, так вы меня выручили ... И набор возмущенных ответов на эти комментарии со стороны более взрослой публики: а мы это не только читали, но и сами анализировали! А вы - принципиальные невежды!
Зрелище этого диалога вызывает у меня раздражение. А раздражаться, если подумать, не стоит. Ну да, вкусы у всех разные, еще и меняются. Ну да, язык устаревает - не без этого. Ну да, не всем интересен быт, который когда-то был. Ну да, даже юный - в смысле, неопытный - человек не всегда позволяет внушить себе чужое представление о прекрасном ... Загруженность может быть такова, что читать ... сил нет. Да проблема ведь старше, чем кажется: и когда я училась, были одноклассники, принципиально не способные дочитать до конца то, что нравилось мне. И - надо признаться - наоборот.
И что же, я против аудиокниг и экранизаций? Совсем нет. Я многие из них очень люблю.
Все же я раздражаюсь и объединяюсь мысленно с группой разгневанных взрослых.
Люди, принадлежащие к группе благодарных старшеклассников, не имеют привычки воспринимать определенный тип информации. Не имеют привычки - по каким-нибудь причинам, но и не хотят ее вырабатывать. Они не хотят читать медленно ... ладно, в таком случае лучше сказать "не спеша". Не хотят читать, обдумывая. А информация, от которой они отказываются с непривычки, важна, потому что обобщает определенный опыт. И это только одна из причин, почему она важна.
Не такими словами мне хотелось бы сказать. Но пришли эти. Можно бы проще, да выразительнее... но тогда неприлично будет. :-)
Другая причина раздражения, наверное, главная. Она хорошо известна, но я повторю. Экранизация и аудиокнига - это работа посредника. Это предложенная им интерпретация. Тот, кто принимает интерпретацию, принимает уже готовое решение. Он экономит время и силы, но отвыкает решать сам.
А при интерпретации еще и могут быть сокращение и искажение. Предложенное чужое решение может быть не самым лучшим. Оно может быть и лучшим - но как это определить с непривычки?
И так далее, и ничего нового. Благодарные старшеклассники могут иметь много достоинств, но благодарны они за то, что им позволяют - в частном случае - отказаться самостоятельно мыслить. Хотя самостоятельности им хватает на то, чтобы признать: я этого не хочу.
Все то же самое можно распространить и на переводы - а я ведь их делаю и люблю делать. Значит, я заинтересована в том, чтобы и переводы читали, а не только оригинал - и чтобы читали их в том числе те же, кто может прочесть оригинал.
А возможна ведь и другая ситуация - и со мной, когда я была школьницей, такое было больше одного раза: учитель может сам предложить посмотреть экранизацию и послушать аудио. И это хороший учитель. Он предлагает знакомство с интерпретацией, чтобы ее обсудить. И это не отменяет знакомства с оригиналом и его обсуждения. С чужим мнением знакомят, чтобы предложить формировать свое.
Мне повезло. У меня было несколько таких учителей. Я их помню и благодарна им.
Но я подумала: больше всего меня в таких "спасибо" за возможность "не читать" раздражает ... признание в безнаказанной лени. Оно, наверное, всегда должно раздражать того, кто в тех же случаях не ленился.

https://valya-15.livejournal.com/865464.html

Из цикла "Ученик"


Быть мальчиком твоим светлоголовым,
— О, через все века! —
За пыльным пурпуром твоим брести в суровом
Плаще ученика.

Улавливать сквозь всю людскую гущу
Твой вздох животворящ
Душой, дыханием твоим живущей,
Как дуновеньем — плащ.

Победоноснее Царя Давида
Чернь раздвигать плечом.
От всех обид, от всей земной обиды
Служить тебе плащом.

Быть между спящими учениками
Тем, кто во сне — не спит.
При первом чернью занесенном камне
Уже не плащ — а щит!

(О, этот стих не самовольно прерван!
Нож черезчур остер!)
И — вдохновенно улыбнувшись — первым
Взойти на твой костер.

2 апреля 1921


Солнце Вечера — добрее
Солнца в полдень.
Изуверствует — не греет
Солнце в полдень.

Отрешеннее и кротче
Солнце — к ночи.
Умудренное, не хочет
Бить нам в очи.

Простотой своей — тревожа —
Королевской,
Солнце Вечера — дороже
Песнопевцу!


Распинаемое тьмой
Ежевечерне,
Солнце Вечера — не кланяется
Черни.

Низвергаемый с престолу
Вспомни — Феба!
Низвергаемый — не долу
Смотрит — в небо!

О, не медли на соседней
Колокольне!
Быть хочу твоей последней
Колокольней.

3 апреля 1921

https://valya-15.livejournal.com/865086.html

В этом историческом стихотворении, которое я попробовала перевести, все тот же Роберт Девере, граф Эссекс, в ожидании казни приносит покаяние в грехах и выражает надежду на спасение души. Как можно ожидать, стихи печальны и в них звучит мощный религиозный порыв. Тело спасти нельзя, остается надеяться, что душа спасется. Нечто вроде последнего слова осужденного, но пространного и в форме стихов. Однако последнее слово должно быть обращено к свидетелям казни, а здесь лирический герой обращается больше всего к Богу.
В антологии, где я эти стихи нашла, они приводятся как сочинение самого Эссекса, но в других просмотренных источниках говорится, что это скорее всего элегия в его память, написанная от его имени.
Замечу, что атрибуция стихов, написанных от первого лица, влияет на их восприятие. Если в стихах говорит сам Эссекс, стихи звучат как искреннее покаяние; если же они написаны от его имени, то могут быть прочитаны как реестр его грехов - есть ему в чем каяться - и как использование его судьбы в качестве повода для религиозного поучения, хотя высказана и надежда на всевышнее прощение для него.

Источник оригинала: Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.

Оригинал:

Essex's Last Voyage to the Haven of Happiness

Welcome, sweet Death, the kindest friend I have,
This fleshly prison of my soul unlock;
With all the speed Thou can'st, provide my grave,
Get an axe ready and prepare the block;
Unto the Queen I have a debt to pay
This February five-and-twenty day.

Come, Patience, come, and take me by the hand,
And, true Repentance, teach mine eyes to weep;
Humility, in need of Thee I stand,
My soul desires Thy company to keep;
Base worldly thoughts, vanish out of my minds,
Leave not a spot of you nor yours behind.

Unto Thy glory, Lord, I do confess,
Vain worldly pleasures have my youth misled;
I have inclined to lust and wantonness,
My sins are more than hairs upon my head;
Without, within, and round on every side,
Folly, uncleanness, vanity and pride.

Forget, forgive, let not Thy wrath incense!
Sweet Savior Christ, my mediator be;
O pity Lord, O pardon mine offence!
From throne of grace let Mercy look on me!
View not the evils in Justice I have done,
Lay all my faults on thy sin-saving Son!

And, Lord, let my corruptions never rise,
As witnesses of horror, wrath and fear;
Though sin hath suited me in Hell's disguise,
Grant me the wedding garment saints do wear,
Sweet Jesus, make Thy blood the only mean,
To wash my stained soul unspotted clean.

Pour on my heart the sweetest streams of grace,
And feed my hungry hopes with heav'nly love;
From my complaint turn not away Thy face,
Reach me Thy hand to lift my thoughts above,
That I before Thy presence may appear,
Although this filthy lump of flesh stay here.

Before I had a being, life or breath,
By Thy great goodness I obtained creation;
When I was captive in the jail of death,
Thy mercy did redeem me to salvation;
Thou wounded was, to heal the wounds Sin gave me,
And Thou didst die, only of love, to save me.

O Lord, assist this, my most needful hour,
Strengthen my weakness with Thy wondrous might,
At our end, Satan's busiest with his power,
Aid me in this last combat I shall fight;
Help Heaven's King, for if Thy hand be by,
I know Hell's coward will with terror fly.

And, Lord, forgive me this last bloody sin,
That lies so heavy on my tired soul;
By which so many of my friends have been,
Brought in Death's danger by the Law's control;
Offending God, our prince, the Realm of State,
Unto the ruin of our honor's date.

But, Jesus, I do come with faith to Thee,
My Death's my life, Thy mercy is my merit;
From slavish sin I now enlarged shall be,
Eternal joys perpetual to inherit;
Thou art the work, Thou art the corner stone,
On Thee I rest, on Thee I build alone.

Now am I ready in the Tower to die,
And there my death and burial let me have;
Where great ambitious lords do headless lie,
As Norfolk's duke, and Gilford Dudley's grave;
Northumberland, Buckingham, and Lord Gray,
Who lost their heads as I must do this day.

Time's come, Death calls, now soul on Christ lay hold,
Sue with an humble pity-pleading voice;
Poor straying sheep, hie thee unto the fold,
Thy coming home makes angels to rejoice;
Come, blessed spirits, come in Jesus' name,
Receive my soul, to Him convey the same.

Мой перевод:


Последний путь Эссекса в приют счастья

Приди же, Смерть, как лучший из друзей,
Душе свободу дай! Ведь плоть - тюрьма.
Готовь Читать далее...

В одной из недавних заметок сделала забавную оговорку "по крайней вере" вместо "по крайней мере".
Подумала о том, какие они разные по значению. "По крайней мере" имеет в виду установление минимума. А "крайняя вера" - эта как раз такая, которая меры не знает.
Должно быть, именно поэтому одна захотела влезть вместо совсем другой.

https://valya-15.livejournal.com/864720.html

Чтобы одни только дамы не плакались на мужскую неверность... Взгляд противоположной стороны представляет стихотворение знаменитого последнего фаворита Елизаветы I Роберта Девере, графа Эссекса (которому, как известно, отрубили голову за неудачную попытку мятежа).


Источник оригинала: Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.

Ориинал:

Robert Devereaux, Earl of Essex (1566-1601)

Change thy mind since she doth change,
Let not fancy still abuse thee.
Thy untruth cannot seem strange
When her falsehood doth excuse thee.
Love is dead, and thou art free,
She doth live, but dead to thee.

Whilst she loved thee best awhile,
See how she hath still delayed thee,
Using shows for to beguile
Those vain hopes that have deceived thee.
Now thou seest, although too late,
Love loves truth, which women hate.

Love no more since she is gone;
She is gone and loves another.
Being once deceived by one,
Leave her love, but love no other.
She was false, bid her adieu.
She was best, but yet untrue.

Love, farewell, more dear to me
Than my life which thou preservest.
Life, all joys are gone from thee,
Others have what thou deservest.
O my death doth spring from hence,
I must die for her offence.

Die, but yet before thou die,
Make her know what she hath gotten.
She in whom my hopes did lie
Now is changed, I quite forgotten.
She is changed, but changed base,
Baser in so vilde a place.



Мой перевод:

Роберт Девере, граф Эссекс (1566-1601)


Передумай - как она:
От мечты не нужно раны,
А неверность не странна,
Если вызвана обманом.
Нет любви - так нет оков.
Твой кумир как будто мертв.

Некогда ты был ей мил,
Но припомни, как играла:
Ты надежды сохранил,
А она - лишь обещала.
Не для женщины закон:
Лгать не должен, кто влюблен.

Неверна - так разлюби:
Ведь с другим теперь воркует.
Раз дала урок - прими,
Хоть не взглянешь на другую.
С ней порви - на ложь в ответ,
Хоть на свете лучшей нет ...

Что ж, любовь, гоню тебя!
Жизни ты была ценнее.
Обеднела жизнь моя,
А другие богатеют.
Ей - злодейство совершать,
Мне - за это умирать...

Ты погибнешь, но сперва
Дай ей знать, с чем остается.
Перемена в ней нова -
Мне принять не удается
Перемены низкой в ней ...
Подлый мир еще подлей!

Перевод 30.09, 01.10. 2020


Еще один стишок Эссекса, переведенный мною раньше (вместе с переводом другого стихотворения другого автора).

https://valya-15.livejournal.com/864440.html

Продолжая тему Назона Любвеобильного.

Древнеримскую даму Коринну, к которой обращены его "Любовные элегии", обычно признают вымышленным персонажем - по крайней мере, я более одного раза встречала именно такое объяснение. (Что несколько обидно :-)) Но интересно, что имя у нее - греческой поэтессы V века до н.э. (А годы жизни самого Овидия - 43 г. до н.э. - 17 (18) г. н.э.), то есть много позже. Но, видимо, их любовь преодолела время и пространство :-)).
В "Краткой литературной энциклопедии" 1962—1978 гг.(автор статьи - Л . А. Фрейберг) о Коринне говорится, что она была родом из Беотии, из города Танагры, что она была учительницей знаменитого лирического поэта Пиндара, над которым одержала пять побед, и что жители Танагры воздвигли ей статую; однако до наших дней дошли лишь фрагменты творчества Коринны.
Наверное, использование имени Коринны в "Любовных элегиях" должно указывать, что сюжет их - фантазия. Но можно вообразить и другое: что Назон был влюблен (одно время) в какую-нибудь даму, предававшуюся поэтическому творчеству. (То есть, их могли временно сблизить общие интересы :-)) А имя, данное персонажу "Любовных элегий", должно было указывать на это, но скрывать ее личность. Тем более, что прототипов дамы из элегий могло быть несколько, и поэтическая дама могла быть только одним из них.

https://valya-15.livejournal.com/863503.html

В этом стихотворении английская ренессансная дама-поэт Изабелла Уитни призывает влюбленных дам и девиц не быть доверчивыми к признаниям своих кавалеров. Утверждает, что научена горьким опытом (о нем мы уже знаем) и демонстрирует немалую эрудицию в сфере античной мифологии.

Эти стихи я попробовала перевести. Только... я придумала шутку: решила поэкспериментировать с формой. Если ренессансная дама показывает, что читала древнеримского сладострастника (как известно, впоследствии - изгнанника) Овидия, почему бы и нам не показать, что мы его читали? :-) И уважаем.


Источник оригинала:
Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.

Оригинал:

Isabella Whitney (fl. 1567–1573)

The Admonition by the Author to All Young Gentlewomen,
and to All Other Maids, Being in Love


Ye Virgins, that from Cupid's tents
do bear away the foil!
Whose hearts as yet with raging love
most painfully do boil:

To you, I speak! For you be they
that good advice do lack;
O if I could good council give,
my tongue should not be slack!

But such as I can give, I will
here in a few words express:
Which if you do observe, it will
some of your care redress.

Beware of fair and painted talk!
Beware of flattering tongues!
The Mermaids do pretend no good,
for all their pleasant Songs!

Some use the tears of crocodiles,
contrary to their heart:
And if they cannot always weep,
they wet their cheeks by Art.

Ovid, within his Art of Love,
doth teach them this same knack:
To wet their hand, and touch their eyes;
as oft as tears they lack.

Why have ye such deceit in store?
have you such crafty while?
Less craft than this, God knows, would soon
us simple souls beguile!

But will ye not leave off; but still
delude us in this wise?
Sith it is so, we trust we shall
take heed to feigned lies.

Trust not a man at the first sight!
but try him well before:
I wish all Maids, within their breasts,
to keep this thing in store.

For trial shall declare the truth,
and show what he doth think:
Whether he be a Lover true,
or do intend to shrink.

If Scylla had not trust too much
before that she did try;
She could not have been clean forsake,
When she for help did cry.

Or if she had had good advice,
Nisus had lived long!
How durst she trust a stranger, and
do hear dear father wrong!

King Nisus had a hair by fate;
which hair while he did keep,
He never should be overcome,
neither on land nor deep.

The stranger, that the daughter loved,
did war against the King;
And always sought how that he might
them in subjection bring.

This Scylla stole away the hair,
for to obtain her will:
And gave it to the stranger, that
did straight her father kill.

Then she, who thought herself most sure
to have her whole desire,
Was clean reject, and left behind;
When he did home retire.

Or if such falsehood had been once
unto Oenone known;
About the fields of Ida wood,
Paris had walked alone!

Or if Demophoon's deceit,
to Phillis had been told;
She had not been transformed so,
as Poets tell of old.

Hero did try Leander's truth
before that she did trust;
Therefore she found him unto her
both constant true and just.

For he always did swim the sea,
when stars in sky did glide;
Till he was drowned by the way,
near hand unto the side.

She scratched her face, she tare her hair,
it grieveth me to tell,
When she did know the end of him
that she did love so well.

But like Leander there be few;
therefore, in time, take heed!
And always try before you trust!
So shall you better speed.

The little fish that careless is
within the water clear,
How glad is he, when he doth see
a bait for to appear!


He thinks his hap right good to be,
that he the same could spy;
And so the simple fool doth trust
too much before he try.

O little fish, what happ hadst thou,
to have such spiteful fate!
To come into one's cruel hands,
out of so happy state.

Thou didst suspect no harm, when thou
upon the bait didst look:
O that thou hadst had Lynceus's eyes,
for to have seen the hook!

Then hadst thou, with thy pretty mates,
been playing in the streams;
Where as Sir Phoebus daily doth
shew forth his golden beams

But sith thy Читать далее...

Фреска Доменико Гирландайо с боттегой в капелле Торнабуони в церкви Санта Мария Новелла во Флоренции.




А также день рождения Савонаролы (важная флорентийская личность) и Зиновия Ефимовича Гердта.

И - что немаловажно - международный день мира. Даже если в этот день мира нет. :-( Где-нибудь есть не только день, но и мир.

https://valya-15.livejournal.com/863064.html