Ушло поколенье,

Хватившее лиха.

Деревня Квашонки.

Деревня Батиха.

Здесь люди когда-то

Рождались и жили.

До смерти тянули

Последние жилы.

Теперь умирают

Без стона, без слова.

Село Соболины,

Село Топорово.

Я тоже как вы

Весь разбит и растерян.

И кто ж нам такую

Судьбину намерял?

Стою на краю —

Ни прощай, ни здорово.

Деревня Пропасти.

Деревня Столбово.

Они ничего

Для себя не просили.

Забытые Богом

Осколки России.

2

Судили деревню

(а та безответна)

за то, что бедна,

и за то, что бездетна.

Лишали последнего —

школы, больницы.

Под масками прятали

сытые лица.

А что с ней считаться?

Ни рожи, ни тела.

Деревня молчала,

деревня терпела.

Терпеть на роду ей написано

что ли?

Она ни земли не познала,

ни воли.

Терпела воров

и терпела сатрапов.

Ходила и по миру,

и по этапу.

И вот заморилась,

как пахарь на поле.

В застывших глазах

ни обиды, ни боли.

А только извечная

женская жалость.

К тому, кто остался.

К тому, что осталось.

Одна лишь любовь

неизбывная к людям.

И к тем палачам.

И к теперешним судьям.

Судили деревню.

Хлестали, как плетью.

Свои,

не признавшие матери

дети.

3

Соловьи поселились

у самой железной дороги.

Здесь почти не бывает прохожих

и нет поездов.

Переезды открыты.

Шлагбаумов сбиты пороги.

И вокруг тишина —

ни людей, ни друзей, ни врагов.

Дорогая провинция,

вот мы с тобой постарели.

Не заметив,

когда докатились до жизни такой.

Где стояли дома

и поля по весне зеленели,

Лишь бурьян да кусты,

да кладбищенский мертвый покой.

В покосившихся избах

годами не топлены печи.

И тропинки к калиткам

успели травой зарасти.

И не звякнет ведро.

И никто мне не выйдет навстречу.

И воды не подаст.

И краюхою не угостит.

Отчего же тогда

понапрасну стою у порога?

Ведь уже никого не воротишь —

зови не зови.

Не гудят поезда.

Не пылит по проселку дорога.

Лишь в кустах у «железки»

поют и поют соловьи