Закурлыкал телефон.
- Бабуль, здравствуй. Как будет перевести моё имя с древнегреческого? Нам в школе задали - Ярослав говорит чётко, как папа требует. Синтаксис хромает, но это наживное.
- От тебя требуют перевод с древне-греческого? - с трудом отрываюсь от работы - А при чём тут твоё имя?
- Нам задали, что наши имена означают на древне-греческом - тшательно формулирует вопрос, старательно.
- А латынь в задании звучала? - начинаю понимать задачу.
- А! Да, и латинские - обрадовался первоклашка.
- И какой перевод ждут от тебя? Ты же Ярослав.
- А как моё имя с древне-греческого? - нет, ну приятно, что ребёнку так древне-греческий запал в душу, хоть и не кстати.
- Имя у тебя русское, из двух корней состоит. В основе - ярая слава. Это предполагалось, что мальчик с таким именем будет бойким и сильным, как ты. Станет защищать своих, много добрых дел совершит и тем прославится. Да так ярко, что и свои, и чужие его знать будут и уважать. Это твоё мирское имя. Есть ещё крестильное - Константин...
- Ааа, я помню - обрадовался, что слово вставить может.
- Ой, да ты же так не запомнишь. Давай, напишу тебе в почту. Только чуть позже. У меня тут срочное
- Хорошо. Спасибо, бабуль. Пока! - скороговоркой, но тщательно чеканя слова, выпалил и отключился.

Нет, ну приятно же, когда дети за консультацией обращаются.
Но ложка дёгтя своё место знает.
Почему в школьном задании прозвучали два языка (я уточняла)? Ведь есть и другие.
И почему, ну почему не звучит интерес к значениям русских имён? Не всегда смысл лежит на поверхности.
А он всегда есть. Имя, это напутствие. Это вера в твоё предназначение и твои успехи. Вера в то, что станешь гордостью рода. Как окрыляет и даёт силы!
Но ведь нужно сначала об этом узнать.

Почему не дать задание выяснить значение своего имени, какого бы оно ни было происхождения?
Почему никому не пришло в голову, что нелепо задавать такое ребёнку, у которого русское имя?

А ещё сегодня прочла у Наташи Телегиной
Очень понравилось. Наташа - упорный исследователь, искренняя патриотка и просто интересный человек.

На лестничной площадке между первым и вторым этажами появилась кошачья клетка-переноска. Кто-то вынес за ненадобностью, упаковав в неё и лотки, и миски.

В этом месте уже почти год располагается кошачий благотворительный ресторан. А как ещё назвать место, где их кормят и рыбой, и мясом, а молоко в мисках просто не переводится?
Жильцы, потеряв надежду на домоуправление, стали подкармливать котов и кошек, которые неизвестными путями проникали в закрытый подъезд из подвала и своим присутствием разогнали некогда многочисленных крыс. Уборщице со смуглым лицом жильцы отдавали то куртку, то сапожки, то платье. За это она мыла миски и поддерживала чистоту в «ресторане».

Клетка-переноска стояла невостребованная неделю, пока одна из кошачьих кормилиц не заметила в ней шевеление. Даже молоко пролила, так испугалась, вдруг крыса. Осмелев, развернула клетку и увидела сфинкса. Котик был зажат в клетке между мисками и лотками, и молчал. Неделю.

Худенькое тельце дрожало, пока несли к ветеринару.
- Ему семь месяцев. Глаз заживет, только процедуры делайте регулярно. И ухо обрабатываете. В целом здоров. Откормите, перестанет дрожать. Если что, ко мне. Ну, будь здоров! Как назвали-то?
- Да никак ещё. Сразу к вам – девушка завернула котика в шарф и спрятала за пазуху.

Поевшего, но ещё настороженного сфинкса посадила на диван.
- Ну что, назовём тебя как-нибудь красиво? Давай, Фараон? Или вот, Коралл? А? Красиво? Не хочешь?
Девушка стала перечислять первые попавшие имена и клички. Котик вяло смотрел в сторону и не шевелился. В глазах тоска и безучастность.
- Нет, ну так не пойдёт – не унималась девушка – Федя.
И тут лысая головка повернулась.
- Мяу – в раскосых глазах мелькнул интерес.
- О! Вот и имя. И чем тебе Фараон не понравилось? Вон, какое у тебя лицо. Даже и мордой не назвать. Только что с тобой делать? Мне кот совсем ни к чему.
Мордочка сфинкса повернулась в сторону, безучастные глаза тускло смотрели в никуда. Только дрожь пробегала по худой лысой спинке.


Молодые супруги были весёлыми, заводными и, несмотря на то, что уже дважды родители, временами даже бесшабашными.

И хотели кота. Сфинкса. Да, вот этого, голого и эпатажного.
Понятно, что дорого, но главное хотеть. А там само получится.
И хотели почти год, пока им не предложили щенка чихуахуа.
- Вы ж хотели сфинкса. А тут и размерчик тот же, и цвет песочный – смеялась подруга - Берите, они у нас внеплановые, отдадим недорого. Только приезжайте поскорее, пока есть выбор.
Собачка стала радостью в доме, но прожила недолго. Переживали все, дети плакали.

Привычное весёлое настроение вскоре взяло верх, и стали всей семьёй хотеть большую собаку. Ну и что, что и без собаки тесно. Главное хотеть, тогда жизнь обязательно подкинет сюрприз.
Жизнь – дама с юмором. Взяла и подкинула.

Только лапы сфинкса коснулись пола, безразличие и оцепенение кота улетучились. Мягко ступая, Федя обходил, везде заглядывая, комнату. Сначала на уровне пола. Потом по дивану, стульям и по первому ярусу кровати, где спала младшенькая.
Кровать большая, и в углу девочка устроила свой мирок из кукол, прочих нужных вещичек и ярких лоскутков. Кот внимательно все осмотрел, понюхал и устроился сбоку. Сначала сел, потом прилёг. Во взгляде отчётливо читалось: «Вот тут я могу жить, если вы не против». Потом зажмурился и отчетливо замурлыкал.

- А меня кто-нибудь спросил, прежде чем принести кота? Как, насчёт со мной посоветоваться? – женский голос звучал недовольно.
- Я и принёс посоветоваться - муж стоял в дверном проёме и ждал.
Дети сидели на полу, наблюдали и тоже смотрели на маму.
Молчание говорило: «Всё зависит от тебя. Как скажешь».
Женщина встала с дивана и вышла из комнаты.
- А чем его кормить? – донеслось с кухни.
- Мяу – донеслось с детской кровати.

Жили-были Один и Другой.
Ни Один, ни Другой ничем примечательным не отличались от прочих, что так же жили-были на сопредельной территории двора. И даже района, и города. Небольшого и не маленького, обыкновенного города, каких много по стране.

Как и Один, Другой вставал утром под перезвоны будильника. Шёл на запах яичницы за стол на кухне. Запивал завтрак сладким кофе и скрывался за дверью, которую запирала за ним жена, вытерев руки о передник.
Один, тем временем, спускался по лестнице, дожевывая бутерброд с колбасой. Чай он выпил прежде, чем жена нарезала хлеб, доходчиво объясняя ему в тысячный раз, какой он редкостный лапоть и неумеха поговорить с начальником о зарплате.

Улица встретила шумом.
Выхлопные газы отбили колбасный дух так, что и не понятно, что доедал. Да и не важно уже, когда можно, наконец, распрямиться и не юлить под язвительным взглядом супруги.
На остановке пересеклись пути Одного и Другого.
- Здорово! Скоро наш подойдёт – гаркнул Один.
- Да, должно быть – ответил Другой.
- Что, как всегда, вечерком под навес? – хохотнув, Один хлопнул приятеля по плечу.
- Да, пожалуй – вяло откликнулся Другой.

Под навесом во дворе, по старой памяти, собирались свои - забить в домино, или в картишки. Пока вечера стояли тёплые, и осенние дожди не задувало на стол.
- Опять к своим забулдыгам – неслось вслед Одному.
Другой приходил после плотного ужина.
Уже запоздно оба возвращались к женам.
Один, стараясь не привлекать к себе внимания, проскальзывал на кухню. Торопливо, прямо из кастрюли, закидывал в рот несколько ложек чего-то там. Вползал под одеяло и затихал до утра.

- Ну что, кого сегодня обставил? – спрашивали Другого.
Перед ним появлялся стакан кефира с булкой.

Потом, неспешно покурив в форточку, Другой гасил свет, проверял все выключатели и укладывался, кряхтя для порядку. Долго подбивал подушку, поправлял одеяло. Смотрел на отсветы уличных фонарей на потолке, считал баранов, вспоминал ходы вечернего домино и ждал, ждал сна.

Дни шли за днями, жизнь не радовала разнообразием и не пугала переменами.
Наутро Один в помятой куртке с крошками хлеба и Другой в сером пальто встречались на остановке.
- Здорово! – бодро приветствовал с утра пропиленный женой Один.
- Привет – пробормотал Другой.
- Ну что, вечером под навесом? Забьём партейку, другую? – подмигнул Один.
- Холодает – поёживаясь на ветру, Другой посмотрел куда-то в сторону.
Помолчали. И без перехода, неожиданно твердо Другой за плечо развернул к себе приятеля.
- Скажи, чему ты радуешься? Вот ты, опять весь в крошках, поесть тебе дома спокойно не дают, а ты весел. Похохатываешь, а сам готов мерзнуть под навесом, лишь бы жену не видеть, не слышать – жарко дыша в лицо, шептал-кричал.
- Что ты видишь в ней, чего ждёшь от этой жизни: работа, дом, хлеб с колбасой на ходу? Ничего хорошего тебя не ждёт. А ты идёшь и улыбаешься. Ты что, шут? – на последних словах будто осёкся.
Подошёл автобус, молча сели.

Под навесом, в сгущающихся сумерках двое.
Костяшки домино рассыпаны, ветер задувает дождливую морось.
- Я её спрашиваю, почему молчит? Ни упрёка, что зарплата маленькая, и дома я как тюфяк бесполезный. Ей это нравится? Или это ей не важно? Я для неё ничего не значу? Потому и всё равно, какой я?
- А она что? - тихо спросил Один.
- Промолчала и ушла. Заплакала, наверное – Другой взял протянутый хлеб с колбасой. Оба жевали, глядя в разные стороны. Темнело.
- Отряхнись, весь в крошках – сказал Один Другому – Женщины тоже разные. Одна любит таким, какой есть, не видит  изъянов. А Другая… как муза, тормошит и беспокоит. Требует, чтоб летел.
- А как? А если нет их, крыльев?
- Она этого не видит и верит, что ты крылат. И пока верит, будет пилить.

Уже совсем стемнело. Окна скудно освещали двор. Один встал и со словами «поздно, бывай» потопал домой.
Редкие звёзды на разметённом ветром небе перемигивались между собой и с мужчиной в сером пальто. А тот улыбался и сам не понимал, чему, почему…

- Что можно написать о кузнечике, который поскакал по встречной полосе? - спросила Соловушка

Хм, действительно? Что его туда понесло?
И представила…
 

Как знать, что движет храбрецом с коленками назад?

Чтоб не сдувало, движется плотно прильнув к поверхности. Прыжки небольшие и невысокие. Иногда и не прыжки вовсе, а ползки.
Упорство его сродни терпению ловца стрекоз сачком.
Бесстрашие, как у покорителей полюса, бросивших вызов вселенскому холоду, что не совместим с жизнью.
Одержимость, как у штурмующего Джомолунгму, что ушёл на восхождение, оставив в столе прощальное письмо маме. Так, на всякий случай.

Что задумал дерзкий прыгун, я не знаю. Но как же это знакомо: по встречке, к цели, что греет сердце и подстёгивает мужество.

Рыбак, невысокий, средних лет, в повесившей "уши" шляпе, стоял на берегу у самой воды. За его спиной берег круто поднимался в рост человека. Вдоль обрыва шла тропинка, которую от склона отделяли густые высокие заросли трав, цветов и крапивы.

Ещё дальше поднималась стена каньона, из которой вырастали башни средневекового бастиона "Польска брама". Возле них, бормоча "как здорово" и "не помещается", туда-сюда сновала женщина с фотоаппаратом.

Удилище в мужских руках изредка вздрагивало, и это приковывало всё его молчаливое внимание.
Снующие фотографы у башен привычны, как течение воды перед глазами.

- Не помещается - раздалось на тропинке.
Удилище дёрнулось и замерло. Человек в шляпе сосредоточенно наблюдал за водой.

- Надо дальше - бормотание приближалось. Шляпа не шевелилась

- Опять не поместилось - уже в крапивных зарослях.
- Ой, тут не только крапива, есть и цветочки - затрещали стебли под ногами неуёмной фотографини в цветастой юбке.
Рыбак оглянулся с опаской. Удилище дёрнулось сильнее, ещё раз, а шляпа рассматривала, как по колено в крапиве, шагая цаплей, ищет ракурс взлохмаченная ветром особа.

- Ут, ии - возгласы вслед сорвавшейся добыче относились и к шумливой туристке.
А та уже не прыгала, пятилась, слегка присев и щёлкала кадр за кадром.
Теперь раздосадованная шляпа с предвкушением ждала, когда цветастая юбка в сандалиях, не заметив обрыва к воде, свалится. Это могло бы компенсировать урон.
Ещё шажок, ну.
- Наконец-то - ступня сандалии отделяла фоторгафиню от падения. Вдруг юбка уверенно зашагала по стеблям цветов и крапивы в сторону стены.
- Уууут, и - взмах удилища красноречиво расписал в воздухе "сорвалось".

А фотографиня в юбке уже сидела на стволе поваленного дерева и блаженно, сквозь ресницы, наблюдала за бликами на воде.
Бастион, опора предков, внушал спокойствие.
Река, невозмутимый рыбак, неподвижный поплавок - что ещё надо, чтоб наслаждаться солнечным днём

[600x450]

Это глаз.
Посмотрите внимательно - это глаз истории. Она тоже смотрит. На нас.

[583x390]

[450x600]

Вот так ко мне пришла осень.
- Со своей дачки - легла на стол, улыбнулась румяным бочком.
Отогрелась и запахла. Сказать, что яблоком - ничего не сказать.

А если, перебирая эпитеты и оттенки, сказать, что у него запах Рая, всякий вспомнит...

Вот оно в руках, и ты прикрываешь глаза.
Подносишь, нет, не ко рту, к носу. Близко-близко. Долго принюхиваешься, то поводив, то вплотную уткнувшись в гладкую кожу. Нет, не подыскивай слов, улавливай.

Чувства затихли. Внимают, настраиваются.
Тихой мелодией дальняя память рисует картину, где в жемчужном свете, в журчании голоса - предвкушение. Голос всё выше и чище, и вот уже только нота.

Аромат витает, и всё в нём: и этот свет, и этот звук. Глаз не открыть, не расстаться.
Вот нота тает, и остаётся яблоко в руках и запах. Это запах Рая. Твоего Рая.
Теперь он всегда с тобой. Стоит взять яблоко... нет, не съесть, а вспомнить.

На работе я сегодня одна: кто на объекте, кто отпуск догуливает в разных Барселонах, а кто и дома с простудой.

Одной хорошо. Не одной тоже не плохо. Но одна могу включить какую угодно музыку на какой удобно громкости.
И никто не попросит закрыть окно, когда ему холодно, а мне душно.
И не успеет прежде меня вылить кипяток из чайника, который я включила для себя.

Моё рабочее место в общем зале на первом этаже. Так мне удобнее следить, кто что делает и раздавать указания.
На этаже ещё кухня и архив. Когда начальник, чей кабинет на втором этаже, понял, насколько удобнее быть ближе к кухне, было уже поздно.

Работаю, музыка старается бодрит, кофеварка не отстаёт. Телефон почти спит, никто не заходит – райская обстановка.
Мне бы насторожиться, что всё так гладко неспроста.

Огромное окно, возле которого сижу, выходит во двор. Первый этаж позволяет всем мимопроходящим любоваться райским садом на подоконнике. Поэтому на мелькание и взгляды в окно я почти не обращаю внимания, привыкла.

Баховская фуга разливает музыкальный фимиам, а я чувствую на себе взгляд.

В окно смотрит кошачья мордочка, бело-чёрно-рыжая. Эта молодая кошечка во дворе не раз встречала меня игривыми прыжками. Сейчас - пристальный взгляд широко раскрытых глаз.
- Сфинкс – прошептала и поднялась в туалет, умыться.

- Что такое? Что я, кошек не видала? - спустилась вниз. Мордочка в окне исчезла.
- Это всё Бах. Надо что-нибудь попроще и веселее – нашла «Радиокафе» и включила кофеварку.
- А это ещё что такое? – наверху послышались шаги.
Выключила музыку, прислушалась. Тихо. Поднялась наверх, всё обошла, везде заглянула. Пусто.
В руках чашка кофе, за окном листопад. Музыка молчит, уже как-то не до неё. Сама себе не признаюсь, что прислушиваюсь к звукам.

Телефон. Разговор в пять фраз и снова молчание. За окном никого.

- Ну и нервы стали. Сегодня же куплю валерьянку – включаю музыку.
- Опять… - пол над головой заскрипел. В старом доме деревянные перекрытия и настил пола. Шаги над головой слышны очень отчетливо. Вот скрипнуло у самой лестницы вниз, ко мне.
- Ма-маааа – мысленно позвала и полезла под стол, тоже мысленно.

-Мяаааа – раздалось за окном.
- Скр, шр – наверху.
- Да что же это такое?! Сейчас найду, кто ходит и скажу ему в лицо громко «АААААА».
Пусть знает, как пугать – и решительно, на трясущихся ногах, пригнувшись стала подниматься со скоростью ступенька в минуту. Видимо, из благородства, давая злодею шанс смыться от возмездия.

Зазвенел телефон, и я почти кубарем вниз.
- Ааааалё, хорошо что позвонили. Мне тут, у меня, одним словом, посмотрите техническое задание. В почте, в отправленных для заказчика – никогда ещё так не радовалась звонку начальника.
- Посмотрю. А что у тебя с голосом? Что случилось?
- Ничего, просто морда в окне и шаги наверху – чуть не плача стала жаловаться.
- Что? Кто-то ходит наверху и мордой достает до окна первого этажа? Как хоть выглядит? Это не жираф, случайно?
Обида от насмешки перехватила горло.
- Ты что, плачешь? Я пошутил. Это доски перекрытия издают звуки. Здание старое, они на все движения в доме реагируют, а тебе шаги мерещатся. Включила бы музыку и не забивала себе голову. А задание посмотрю, жди замечаний – и отключился смеясь.

В окно мяукала бело-чёрно-рыжая мордочка, глядя на пакет молока, что стоял на подоконнике.

Каменные парапеты набережной разогрело солнце, дневное, жаркое.
Закат принёс прохладу, и камни остывают. Сидеть удобно, но холодно.

Я смотрю на воду и оживлённое движение судов. Всеобщий интерес вызывают аквабайки. Эти водные пахари днём, в жару, обдавали брызгами тех, кто на набережной, под визги и хохот гуляющей публики. Сейчас красуются, разгоняясь и закладывая виражи, срывают аплодисменты восторженных девчонок.

Речные трамвайчики вплывают в шум набережной мегафонами экскурсоводов.
- Справа за Летним садом мост, под которым пройдёт наше судно, и мы попадём на Фонтанку. Слева вы увидите здание бывшего Училища правоведения, где учился Чайковский - поигрывая молодым голосом артистично вещает девушка в шляпе.

В центре реки появился красавец катер. "Метеор", набрав скорость, поднялся на воздушной подушке, как на ногах. Ему почтительно уступают дорогу. А он, как фаворитка на балу, не снисходит до окружающих и движется строго по прямой.

- Воспитанники училища носили желто-зеленый мундир и треугольную шляпу, зимой — пыжиковую шапку, отчего получили прозвище «чижиков-пыжиков» - уставший мужской голос на следующем трамвайчике.
- Бедняга. Сезон, без выходных работает - сочувственно. Вспомнила друзей-экскурсоводов.
Рассказ о чижиках-пыжиках раздавался с каждой прогулочной палубы. Менялись голоса и варианты.

Вода играет бликами фонарей, но уже без лучиков-иголочек. Еле заметная дымка струится по поверхности.
- ..жёлто-зелёные мундиры, за что их называли… - очередная палуба с закутавшимися в пледы экскурсантами.
- Это туман? Смотри, как пар. Нева закипает – тихонько смеюсь и покрываюсь «гусиной кожей»
- … учился Чайковский. Сейчас в этом здании…- перед мостом уже пробка. Палубы вежливо пропускают друг друга.
- Уходить не хочется – зябко зевнула, закуталась в кофту.

На воде стало тише. Не слышны аквабайки.
Не видны огоньки трамвайчиков. Лишь с той стороны Невы пробивают пелену фонари на набережной.
Голоса утратили полутона, слышны только громкие звуки.
Туман установил «тихий час» на воде, и только большим судам позволено в нём передвигаться по своим «взрослым» делам.
Шум машин за спиной ровным гулом и шуршанием наполнил звуковое пространство.
А огни противоположного берега говорили, что главной здесь остаётся река. Большая, молчаливая, неспешно текущая по заведённому веками порядку.

Идём по набережной Фонтанки.
- Обратите внимание. Слева здание, где учились чижики-пыжики – заливаюсь смехом.
Прогулка продолжается, а туман тихо плетётся за нами.

- Бабушка, дедушка, завтра идёте на ледовый спектакль - дочь смотрит непреклонно и просительно одновременно.
- Я? На представление? За что? - все знают мою нелюбовь ко всякого рода шоу.
А раз "бабушка", то с идти с внуками. Это уже веселее.
Но почему я? И зачем моим внукам этот спорный, на мой взгляд, вид развлечения?
Привеели аргументы: все остальные в это время плотно заняты, а билеты свалились как снег на голову, то есть даром. И представление рядом, в Ледовом.

Денёк солнечный и безветренный, вот бы погулять. И судьба оказалась благосклонна.
Нам привезли детей, дали в руки билеты и умчались по делам. Идём. Возле Ледового безлюдно, и это насторожило. Придирчиво рассмотрев билеты, обрадовались.
- Ура, вы нас не туда отправили. Представление не в Ледовом дворце, а в Ледовом театре. Это в мюзик-холле, и мы уже опоздали. Чао! - протараторила в трубку телефона.

- Ну, что, на карусели? - спросила, заранее зная ответ.
- Да! - прокричали два ребёнка, а дед проверил наличие кошелька в кармане.
Идти недалеко Чтоб подальше от машин, пошли дворами. В первом же детская площадка поглотила и спрятала детей в переходах, лестницах, башенках и горках.
Поначалу пыталась их выследить и оберегать. Вскоре, рассмотрев конструкции на прочность это надоело, и, убедившись, что относительно безопасно всё равно не поймать, сама села на качели. Используя их по прямому назначению, наблюдала мелькание розового плащика и цветной курточки.

- Бабушка, смотри на меня - звенел голосок розового цветочка.
- Бабуля, смотри, где я - голос внука перекрывал гомон площадки.
Пошла любоваться.
- Тюша, повернись. Яся, замри - успевала фотографировать. Не просто же так мне за ними бегать.
[450x600]

- Бабуля, давай я тебя покатаю, садись - трёхлетняя Кристина остановила для меня карусель. И побежала, раскручивая. Разогналась настолько, что я за неё испугалась. Казалось, карусель подхватит и понесёт розовый плащик как флажок. Не думала, что в малышке столько силы.
[450x600]

Потом, дома, пили молочный коктейль с бананом и, на традиционный вопрос: "Как им понравилось?", наперебой рассказывали, рассказывали.

Бах-бах – раздалось за кулисами. Звук означал выстрелы. Не очень похоже, но в театре это никого не смущает.

- Почему??? Почему ты не упала???? Ну, вот почему опять капризы???? – орал худрук на молодую, но уже «маститую» актрису институтского театра. Он кричал, запрокинув голову, стиснув кулаки, и неистово ими размахивал, изображая маститого режиссёра.
- Насмотрелся фильмов – пробурчала Прима.
- Объясни, хотя бы! – продолжал вопить взлохмаченный там, где осталось, худрук.
- Не хочу опять умирать! У вас все героини мрут. Как мухи, массово – села к столу на сцене, налила из графина «водки», понюхала. Реквизит несвежий. Отставила.

В столовую за водой идти не хотелось, но переждать бурю как-то надо. Спустилась со сцены. Не обращая внимания на хорошо отрепетированные вопли сценического наставника, вышла в фойе.
- Надоело: трагедии, драмы – институтским коридором, на лестницу, и, вместо того, чтобы подняться в столовую, спустилась к выходу.
Вышла во двор, до проходной и на улицу. Осенний воздух прозрачен и холодит.
Внезапно остановилась, вспомнив о сумке, что осталась в седьмой мастерской.

Там, в одном из корпусов проектного института, работала с окончания вуза. Как посадили за кульман чертить лестницы, так и занимается ими уже который год. Проекты сменяют друг друга, и лестницы, ступенями и подступками, следом. Из проекта в проект, из проекта в проект.

Давно бы ушла, если б не сцена.
Театральное бытие скрашивало и расцвечивало и быт и проектное уныние. Пока не появился этот "деятель больших и малых театров", как за спиной называли в коллективе. Его тяга к бурям страстей и водопадам чувств с трагичными финалами была встречена по началу с энтузиазмом. Однако, вскоре актерам, в большинстве своём, молодым стало не хватать юмора и подвижных сцен. Хотелось сатиры, комедий.
Все предложения труппы худрук жестоко высмеивал и гнул своё. Руководство института не вмешивалось. Им «высокий штиль» репертуара казался выигрышным на фоне шумных постановок соседнего института. И зал во время спектаклей был полон. К чему вмешиваться?

Прима всё это время держалась в стороне от общих возмущений. Пока однажды не упала в обморок на сцене по-настоящему. Точнее упала на подготовленное ложе, но сознания лишилась в самом деле.
Никто тогда не заметил, а бледность списали на излишнее усердие грима.

- Драмы, трагедии, не могу больше – Прима шла, почти бежала. Навстречу из-за угла мальчишка с самокатом чуть не сбил с ног. Отскочив, плечом ударилась о рекламную тумбу.
- Понаставили тут – недовольно осмотрела препятствие. Плакат с названием нового фильма, которые видели уже все знакомые, светился улыбкой известного актёра.
- Пойду в кино – решила. Купила билет и отправилась в кафе кинотеатра, за столик под накренившуюся пальму.
Дерево выросло из кадушки, приподнялось на корнях и словно собралось перешагнуть, чтоб уйти.
- И тебе хочется сбежать? Как же мне всё тошно. А не уйти – лениво стуча ложкой загрустила.

Двери в зал открылись, приглашая. Первый звонок расшевелил ожидавших. Прима сидела и после второго. Сдвинулась в последний момент. На своё место уже протискивалась через недовольные коленки.
Задумчивость не отпускала. Фильм не трогал ни замыслом, ни игрой актёров.
В заключительной сцене герой протестующе кричал и звал за собой сочувствующих на какие-то баррикады. И тут все в кадре дружно запели, маршируя, улыбаясь и размахивая флажками и цветами. Под титры вся массовка и вовсе танцевала под зажигательную песню.

Прямо из кино Прима отправилась за сумкой в мастерскую. По пути свернула в репетиционную при актовом зале. Зашла, не рассчитывая кого-то застать. Хотелось среди декораций обдумать зародившийся план.

Худрук сидел, подперев щеку, возле стола с графином. На Приму не посмотрел. Та молча села рядом.
- Кто-то сломал доску, которой выстрелы изображали. Как топором разрубил, варвар – пробурчал не отпуская щеки.
- Ты решила совсем уйти? – помолчав.
- Не хочу больше обмороков и страстей – расстегнула пальто.

Через день в репетиционной собрались все. Предстояло знакомиться с новой постановкой. Некоторые шуршали бумажками, готовясь делать записи и пометки. Другие переговаривались, обсуждая новые нормативы. Институту предстоял проект целого жилгородка в чистом поле у реки. Есть где разгуляться.

Прима появилась последней, следом шёл уже взлохмаченный худрук.
- Прошу внимания – постоял у входа, вышел на середину.
В зал вошла пожилая женщина в шляпе и длинной юбке. Прошла к фортепиано, села и только потом представилась: «Изольда Петровна. Аккомпаниатор».

Хочу себе такой.
И покупаю даже, но тут же дарю детям всяким: своим и подвернувшимся. В последнее время напоминает этот флюгер мою жизнь.

[557x600]

Смейтесь сколько хотите, у самой улыбка с лица не сходит.

У меня есть персональный календарь, по которому живу. Необычный с точки зрения привычных взглядов.
На самом деле вполне себе индивидуальное приспособление, чтоб не запутаться в последовательности оттенков событий, настроения и душевных порывов.
Именно оттенков, ибо в них всё дело.

У каждого свой, индивидуальный Новый год. А дальше весна, лето и тому подобные перемены.

Так, посмотрим, что там за оттенки у меня по моему календарю?
Мой Новый год 3 мая. Там у меня были и метели, и гололёд. А сейчас, в аккурат, апогей моей персональной весны. Вот, и настроение соответствующее.

Тянет по всем блогам пройти, по сайтам любопытство подкармливать. Съездить, пока погода ясная, в очередную крепость. И связать все шесть свитеров и кофт, что родные и детишки заказали.

Минна вычислила, что уведомления о записях в блоге приходят только из блогов друзей. Проверила, у меня всё именно так. Поэтому круг друзей расширяю.
Френдлента мне не совсем подходит. Там наплыв сообщений из сообществ, от которых давно отписалась. Как-то не один час потратила, чтоб разобраться и почистить уже наконец. Удалось не всё, некоторые так и лезут. А я плохо переношу, когда мне так навязывают чужое мнение.

И ещё, меня очень выручают ссылки друзей на записи, которые им понравились.
С удовольствием просматриваю такие рекомендации.
Установить кнопочку
Можно воспользоваться этой ссылкой и установить себе кнопочку в браузер. Тогда "нравится" можно кликать даже на те записи, где кнопочки нет.

Чувствую себя сто пятнадцатой и уже связанной кофтой.
Не нужна, сто пятнадцатая уже. И связана, наконец, так что не лезь в руки.
Лежи себе в тёплом шкафу. Ни тебе сквозняков, ни иного беспокойства.
И правда, удобно, вальяжно.

Шевелится глубоко в душе какое-то беспокойство: как будто надо что-то где-то усовершенствовать перевязать, ответить на замечания к проекту поднять спущенную петлю, научиться печатать вслепую добавить узор, пройти ещё один курс усовершенствования по специальности удлинить ворот.

В шкафу пахнет лавандой и новой пряжей. Не тревожит свет, и звуки приглушены. Хорошо...

А, хозяйка. Берёт в руки. Ах, эти руки. Как соскучилась.
Распускает кофту, мотает нитки в клубок, снова набирает петли.
Что, юбка, шаль? Чем я буду? Скорей бы.

*******
Ну всё, доченька. Вот такой коврик получился.
Будет моей внучке не холодно на полу играть.

Хозяйка расстелила вязаное полотно на полу. На зелёном белые ромашки смотрелись совсем по-летнему. А то когда ещё тепло будет. Осень на дворе.

Светит месяц. Светит мне и звезде, что рядом на небе.
Звезда и я смотрим на него, друг на друга и снова на месяц.
Ночь разлилась тягучим индиго.
Не ожидание - привычный ход жизни.


Ветер усилился. Деревья бросают листья как откуп. Тот подхватывает, заметает к углам, в подворотни и новым порывом требует добавки.
Мне ветер, осенний задира, треплет юбку, грозит поднять подол.
Пусть. Юбок две, и вторая ему не по рывку.
Мужчинам тоже интересно. Разочарование на лицах смешит и куражит.
В наушниках бодрый рок. Нам с ветром по пути.


Серые барашки семенят по небу. Солнце меж ними как стыдливый должник, прячется, чуть выглянув. Совсем не греет.
Кутаюсь в шаль.
Узор – дырка на дырке. Душным летом петлю за петлей вязали сухие пальцы, стряхивали жар.
Дырка на дырке помнят тепло. Шаль на плечах, барашки на небе. Лето в душе.

Когда-то в истории был король Солнце.

Но это я так, по аналогии. Потому, что есть мужчина Солнце. Это, когда в жизнь женщины входит мужчина, и жизнь её становится солнечной.

[490x600]

Помнится, давно уже, подруга моя годика через три после наших свадеб спросила:
- Для тебя муж авторитет?
- Нууу – протянула задумчиво – в чём-то да, в чём-то нет. Я и сама себе авторитет – и это было правдой.
- А мой для меня авторитет – сказала тихо и убедительно.

Я тогда улыбнулась почти снисходительно. Конечно, она не могла, как я, одновременно учиться в вузе, работать, растить ребёнка и успевать всё по дому. Да так, чтоб быть лучшей, или одной из лучших везде.

Но теперь моя подруга до сих пор счастлива замужеством. А мой брак распался. Брак, который много лет все вокруг, и соседи, и друзья считали идеальным, как и всё, что я делала.
Но ещё долго после этого развода я приходила в себя от душевного истощения и пустоты.
В душе не было пасмурно, но не было и солнца. Или не было авторитета?

Не стану утверждать, что всем женщинам нужно такое солнце жизни. И обобщать не берусь.
Но как же тепло и спокойно на душе, когда мужчина становится не только опорой, но советчиком и учителем. А ещё каноном. Не образцом для подражания – надо ли женщине подражать мужчине – а путеводной звездой и вдохновителем.
И, конечно, предметом восхищения и обожания, обожания и восхищения.

Возможно, всё это спорно.
Но теперь уже не для меня))

Каждое время года философично и несёт некую канву, на которой размышления складываются в картину мира, своего, личного, персонального мира.

Особенность и пронзительность осени в плодоношении, завершении и гибели.
Это печалит и дурманит пряным ощущением: вот, сейчас, сейчас всё станет ясно - кто есть кто, и чего стоит.
- Memento mori! Помни о том, что неминуемо предстоит умереть!
То есть, всё, что у меня есть, что со мной происходит и сама я однажды прекратится и не станет.

- Я помню! – отвечаю и спешу по залитой солнцем улице.
Осень в городе ещё не чувствуется, но внутренний природный хронометр говорит: «Memento…»

- Я помню – и сегодняшние мысли перекликаются с давней записью Регины.
Там есть фраза: «Всегда есть вероятность, например, попасть под автобус. Только совсем другое дело знать, что этот автобус уже выехал из депо».

Что бы я делала, если б знала, что мне осталось совсем недолго жить?

Раньше в первую очередь думала, что можно сделать, чтоб подстраховать подрастающих детей? Может, я что-то упустила, и можно как-то «подстелить соломки» на этот случай?
Вспоминались невыполненные обещания и обязательства.
Был страх, что от моего исчезновения может кто-то пострадать, и это заставляло менять планы и поторапливаться выполнить.
Только вот, никогда не жалела, что не успела получить какое-то удовольствие или впечатление.

А сегодня поймала себя на мысли, что вопрос «автобуса» меня совсем не задевает.
Сейчас от меня никто не зависит.
Я по-прежнему не жалею о неполученных радостях.
И никуда не спешу.
Даже если буду знать, что час Х близок, утром встану и поеду на работу.
Вот так, без всяких метаний, заламываний рук и гамлетовских «быть-не быть».

Может, наконец, повзрослела?))

Сладкий сон прервал яркий свет. Солнце било в окно. Видимо, только что протиснулось из-за туч, которые распластались во всё небо. Щёлкнула пультом, нашла прогноз погоды.
- Дождя не будет – зевая, потянулась. Спать больше не хотелось.

На кухне из термоса нацедила витаминный настой, заготовленный с вечера. Отрезала ломтик персика, села к подоконнику и стала рассматривать двор.
Привычно сновали дворники. Пенсионерки уже тащили домой продуктовые сумки. Выгуливали малышей молодые мамаши, которым «повезло» с детьми-жаворонками.

Я не работаю. Вот уже второй год у меня свободный график жизни. Мужу нравится, что я не устаю, и дома всегда порядок. А я ещё не решила, чем хочу заняться.
Многое станет понятно, если скажу, что я – блондинка. Не в анекдотическом понимании этого – тупая на шпильках - но анекдоты на пустом месте тоже не появляются.
Да, вы сами сейчас всё поймёте.

Итак, день начался. Сегодня надо помочь тёте собрать документы на очередную льготу. Сама она этим никогда не занимается, пользуясь тем, что я свободна и ей не откажу.

Завтракаю и выхожу из дома.
На мне широкая длинная юбка, в пол. Её нужно присобирать и приподнимать при спуске и подъёме по лестнице. Особенно, при подъёме, иначе наступлю и упаду. Есть ещё вариант, наступить (нога согнута) и продолжать разгибать ногу. Тогда юбка неминуемо сползает. А там уж, как повезёт её подхватить… если повезёт.
Это означает, что одна рука всегда должна быть свободна.

Без автобусов и, особенно, трамваев сегодня не обойтись. А это подъёмы и спуски, спуски и подъёмы.
На плече сумка, в одной руке плеер, вторая дежурная.
Плеер в руках, потому что постоянно меняю музыку. Её много, и я часто щёлкаю переключателем. А ещё звук. Его хочется то громче, то тише, поэтому плейер в руке.

Подошёл трамвай. Ступеньки высотой для спортсменов-олимпийцев. Но дежурная рука наготове, и юбка не пострадала. Зато, пришлось на ходу выискивать в сумке кошелёк, мелочь, снова в сумку. Трамвай дёрнулся, каблук подвернулся. Успела схватиться за поручень, выронила плейер, наклонилась, наступила на юбку. Подхватили, усадили. Есть ещё добрые люди.

Да, на каблуках. Но я не тупая, как в анекдотах.
У меня в руках кроме адреса распечатка карты квартала, где нужное учреждение. Отмечен дом и вход. Только вот дома такого на улице нет. То есть дома есть, но не с таким номером. Захожу во двор, чистый такой, шлагбаум, забор. Обхожу вокруг, двор большой и везде забор. Ушла уже далеко вглубь и поняла, что это не здесь, но выйти за забор не могу. Проплутав минут пятнадцать, вышла к знакомому шлагбауму.
И что? Начинать сначала? Карта уже просверлена глазами, верчу её так и сяк, и вверх ногами, и сбоку смотрела.
Прохожие сочувственно смотрят и показывают различные направления. Ноги гудят, голова разболелась. Присела возле какой-то будки. Охранник вышел мне навстречу
- Вам помочь? Смотрю, вы уже с ног сбились, ищете.
- Да вот, дом пропал, только на карте и остался – уныло протянула листок.
- Так вы под нужной вывеской сидите. Это здесь.
- Дааа? Мелко написано – посмотрела на полметровые буквы и вошла.
Автомат выдавал посетителям номера, очередь состояла из трёх человек. Постепенно все разошлись по разным кабинетам, я осталась одна и заскучала. Одна из дверей открылась
- Вы кого-то ждёте?
- Вызова. Все куда-то разошлись.
- А номер взяли? Вам уже минут пять мигает вызов на бегущей строке – девушка снисходительно улыбается и почти заводит меня в кабинет. На всю процедуру с документами уходит семь минут.

Снова на остановке, подходит трамвай. Машины останавливаются, пропускают меня к нему. Тот тоже остановился, но двери не открыл. Решив, что ошиблась, и трамвай просто встал на светофоре, бегу обратно на тротуар. За спиной слышу характерный звук открывшихся дверей, снова бегу к трамваю. Краем глаза вижу зелёный на светофоре, но машины не трогаются. Ждут, пока я набегаюсь туда-сюда, даже не сигналят.
Ступени. В руках плеер и приготовленная мелочь. Юбка оказывается под ногой, отступаю назад, подхватываю юбку как могу рукой с мелочью, роняю мелочь, поднимаю мелочь, подхватываю юбку и поднимаюсь по лестнице, сажусь у окна.
Ещё какое-то время трамвай не трогается, видимо, на всякий случай – блондинка в салоне! – стоят и машины. Загорается красный свет, все стоят. Я разглядываю водителей, те разглядывают меня. Приятные всё лица. Зелёный. Поехали.

В метро, в момент закрытия дверей поезда, юбку подхватывает сквозняк, двери зажимают подол.
Дальше поезд едет, жизнерадостно помахивая, как флажком, краем моей юбки. В руках у меня нужные бумаги, в наушниках гремит любимая мелодия. День прошёл, как всегда, не зря и вполне удачно.

Намечался день как день, если бы не вчерашний телефонный звонок.
- Ваш запрос рассмотрен. Ознакомиться с решением и получить материалы сможете завтра по адресу бр-бр-бр, первый этаж, восьмой кабинет. Завтра, и только завтра с девяти до шести.

Вот и здание с указанным адресом, первый этаж, но до кабинета добраться не удаётся.
Коридор перекрыт какой-то манифестацией. Плотная толпа, шум, протискивание, выкрики "Кто последний в восьмой?"
- Как, восьмой? Кто в восьмой? Все в восьмой? И кто последний? Как я? Уже не я? А я за кем? За розовой с белым и сумкой? Да, я в белом и очках. Нет-нет, очки сниму. Теперь в белом и вот тут ещё бежевое. Не надо бежевого? Как хотите. Я и белое сниму. Почему оставить? Мне жарко. Узнавайте по бежевому. Это тоже белый? Как хотите. Да не сбегу я, не сбегу. Мне надо, очень. Не отойдёте от меня? Как хотите - надеваю наушники.
Бах, то, что надо.

Итак, утро началось с мучительного ожидания очереди в присутственном месте. Закурлыкал мой телефон.
- Ты где? Без тебя тут не разобраться. Как в архиве? И долго? А что им сказать? Приехали без предупреждения, но потом их опять не дождешься. Сама им скажи, что непунктуальность чревата ожиданием. Хорошо, сварим литр кофе и дадим батон, нарезной, с вареньем, твоим.

Снова наушники. Бах, это то, что надо.

Тем временем розово-белая с сумкой скрылась из вида. Пока ищу, за мной по пятам следуют двое, уже трое.
- Вы не меня ищете? - протараторили над ухом - Это я была розовая. Сняла, жарко. Вот моя сумочка – вздох облегчения не только у меня и троих, что за мной. Полкоридора радостно заулыбались.

Прошёл слух, что у них в час обед. Можем не успеть. Из здания всех выгонят, и чтоб не потерять очередь, надо записать номер на ладони.
Телефон опять закурлыкал, вкрадчивый голос спросил, не я ли у телефона?
- Да, это я – пытаясь освободить хоть одну ладонь.
- Я такой-то и оттуда. Мне рекомендовал СанВаныч из Департамента обратиться к Вам. У меня трудный участок, а мне бы хотелось… - ладонь нашлась, но ушла розовая, которой номер дать успели, а мой, пока искала ладонь, забыли. И теперь нужно найти её по сумочке, которую опознаю только я.
- Простите, я сейчас не на месте. Смогу перезвонить, когда освобожусь – последние слова прозвучали сдавленно. Розовая нашла меня сама, и в этот момент нас придавила толпа. Видимо, чтоб уже точно не сбежали.

В этот момент оказалось, что подошла очередь розовой, и она протиснулась в дверь. Вскоре и я была с нужными документами на руках.
Вышла на улицу. До обеда оставалось полчаса, ладонь не оттиралась.

Вот теперь, Бах, это то, что …
Впереди маячила вывеска «Царь-пышка».
- Вот то, что надо – сказал внутренний голос.
- А гастрит?! – предупредил Второй внутренний голос.
- Так стресс же! Его нужно снять в первую очередь. И тут все средства хороши – настаивал Первый.
- Ага, а потом уж и приступ снимать будем, успеем ещё – съязвил Второй.
Ноги тем временем перешагнули порог пышечной и подошли к пустующей стойке.
- Несколько лет пышковой крошки во рту не было – подумала и сглотнула слюну.
- Возьми пирожок – посоветовал Второй.
- От двух пышек ничего, кроме удовольствия не будет. И кофе со сливками – соблазнял Первый.
- Мне кофе со сливками и пышки, две – сделала заказ.
- И спроси, где поблизости аптека – не унимался Второй.
- Ты ещё столько же лет не зайдёшь в пышечную. Хоть сейчас поешь вволю – подначивал Первый.
- Нет, три пышки – поправила заказ и уселась за столиком поудобнее.
Да знаю, что третью пышку не осилить, но возможность.

Жирные румяные колёсики лежали под горкой сахарной пудры и соблазнительно пахли.
С первой пышкой справилась вмиг, вторую смаковала подольше. Кофе довершил блаженство. Внутренние спорщики умолкли. Я сыто улыбнулась и отряхнула пудру с юбки.

В руках давно искомые документы для нового объекта, в желудке мирно лежит запретное лакомство, а над головой высокое небо с несентябрьским щедрым солнцем.
Ещё вчера думала, что будет день, как день. А оказалось – подарочный.