И улыбка, без сомненья,
Вдруг коснётся ваших глаз.
И хорошее настроение
Не покинет больше вас.

- Вера, а кто твой врач? Не этот, чёрный такой, с бровищами?

Вера подняла глаза от кроссворда, а меня вопрос весьма удивил.
- Она что, рассчитывает на ответ? Не видит, что ли? – подумала и посмотрела на спросившую. 
И сразу – на Веру: раздалось булькание, хрипы и, наконец, голосовые звуки. 
Разобрать слова можно, ей даже не больно говорить, а только трудно – в один из бронхов вставлена трубка, и аккуратный кончик торчит наружу.

Вере около сорока. Тридцатого марта она умерла – остановилось сердце. Без видимых причин. Запустить «мотор» снова – удалось, но переход получился только в кому. Ожила через месяц. Теперь осложнение, и уже третья больница, и несчесть операций прошедших и предстоящих.

Мы подружились с первого взгляда, ещё не сказав и слова. Я тогда не знала, что она может разговаривать. Обменивались короткими взглядами: точка-тире – улыбка.

Но и потом говорила, в основном, я, а она то радостно закавает в поддержку, то заулыбается отрешенно, словно поняла ход мысли и додумывет уже по-своему.
Иногда захрипит-забулькает, одной-двумя фразами меняя ход беседы, и опять, сидя по-турецки, подавшись в мою сторону, участвует широкоглазо слушая, кивая, беззвучно смеясь. Всем видом говорит, что словно о ней говорю, иду той же стороной жизни.

Мысль, что «грех мне жаловаться на жизнь, когда другим во сто раз больнее, а они умеют радоваться», не пришла мне тогда - она давно уж рядом ходит. 
Да и никакие особые мысли, кроме разговорных, не осеняли.
Просто, так появился ещё один хороший человек в моей жизни.

И никаких

"Местная администрация посёлка П…ска уведомляет…"

На стене под вывеской «Продукты» белым в клеточку объявление.
- Опять водыыыы три дня не бууууудет – досадно потянула –Тьфу!
Оглядела улицу от полуденной жары одинокую, словно вымершую.

На дороге лежала собака. В пыли, на солнцепёке. 
- Дохлая, что ли – подошла, не поленилась. 
Носком голубой туфли, не первой уж молодости, дотянулась до хвоста. Отдёрнула.
- Кусит ещё. 

Собака приподняла голову, приоткрыв глаз, снова уронила от ленивого измождения. 
И опять, как опомнившись – сумка в руках – подняла, повела носом в сторону котомки. Запахи были, но неясные – давно не стиранная болоньевая сумка источала весь гастрономический ряд флюидов за исключением деликатесной группы. 

Мираж, знакомый опытному бродяжьему носу. Но, раз уж разбудили, стоит поклянчить. 
- Сумку несёт, значит, в магазин. Пойду, провожу. По дороге, если повезёт, ввяжусь в драку, будто защищаю – потрусила вслед за голубыми поношенными. 
Те прошлёпали по ступенькам за коричневую дверь продуктового. 

Собака села у крыльца, прижав, сохранить от башмаков, хвост. Ждать. 
Её сморило, ленивая дрёма навалила на стену. Только нос, оставаясь на страже, вздрагивал – не пропустить бы.

[640x489]

Для того, чтобы получить плотный валик в ирландском кружеве, используется бурдон, одна толстая или несколько тонких нитей, которые проходят внутри вязания и являются основой для столбиков без накида. Его то закладывают внутрь вязания для утолщения полотна, то наоборот откладывают в сторону - для более тонкого вязания.

Предлагаю вам ознакомиться с основными приемами вязания на бурдоне.

Если тебе когда-нибудь захочется найти такого человека, который сможет одолеть любую, даже самую тяжелую беду и сделать тебя счастливым, когда этого не может больше никто: ты просто посмотри в зеркало.
Приписывают Ричарду Баху

Это не значит, что в целом свете нет такого надёжного и верного друга. 
А значит, что лучше меня самой никто не знает, что мне нужнее нужного, и не может знать, и не должен. 
И нечего сваливать на окружающих, друзей и родных ответственность. 

Но и сама, как оказалось, тоже не в курсе.
Посмотрела в зеркало: отражение глядит на меня сочувственно, а в глазах решимость - спрятаться за рамку. 
Тоже не хочет ответственности.
Придётся самой. А так хочется дружеской верной руки, умной головы и совета, ещё лучше, разработанной программы по осчастливливанию меня. 

Почему же так трудно поймать птицу-радость жизни? 
И маются умные, умудренные жизнью люди, не видя манящей цели. И не такой, чтоб вот: сегодня вторник, а скоро пятница, выходные и будет хорошо. 
Или - в отпуск бы, в отпуск. А что дальше? Да опять, день за днём...

Есть же люди: с блеском в глазах, успевают перемещаться из точки в точку с такой энергией, что попутный вихрь втягивает окружающих, и вот уже, как спутники на его орбите, вместе с ним друзья, родня и прочие увлечённые.

А я? А меня? 
Я тоже хочу вот так, не считая дней, нестись по своей орбите, и чтоб дух захватывало от скорости и впечатлений.
Где те желания, что подхватят, станут мотором, топливом и попутным ветром моей жизни?
Как найти? Почему не вижу?

Называют меня некрасивою
Так зачем же он ходит за мной?
И в осеннюю пору дождливую
Провожает с работы домой.
из песни

- Любит? Не любит... За что меня любить, некрасивую? А говорит, что любит, и делает так, будто любит. Но не правда это, врёт он всё. Я некрасивая! – и разревелась какими-то странными слезами: и солёные, и по щекам текут, и по губам, а губы вот-вот готовы улыбнуться от счастья, что поселилось светлячком в душе.

Сомнения.
Это такие мнения, которые где-то рядом толкутся, прилепляются сбоку, покусывают и червоточат основное мнение.
А основное тут – любит.
Только что же делать с общепринятым – любят красивых?
А ничего - мало ли, что «пишут на заборах».
И самой себя не оценивать – любящему виднее. Ему и верить, а не зеркалу. 

А в зеркало смотреть, чтоб прическу поправить и юбку удачно подобрать. 
Ну да, конечно, чтоб красоту оттеняла, когда будет с работы провожать))

Хорошего дня!

- … и жили они долго и счастливо, и гребень у Дракоши больше не облезал – Лиза закрыла книжку и посмотрела на Льва. Тот открыл глаза, похлопал ими, стряхивая дрёму.

- И всё? А про Принца?
- Ты слушал невнимательно. Про Принца уже было, он заблудившегося и оцарапанного Дракошу привёл домой.
- Зачем? А битва, меч двуручный?
- Да ты всё проспал – Лиза прищурилась, и насмешка уже готова была слететь с языка, когда за дверью раздались звуки, похожие на царапание, поскуливание и ухание большого насоса одновременно.

Лев приосанился, принял величественный вид и сказал:
- Войдите – голос прозвучал торжественно, как приглашение в бальную залу.
Лиза напустила серьёзность на лицо, но увидев смущенно сморщенный нос, первым показавшийся из-за двери, не выдержала и, как всегда, разулыбалась. Маленькие глазки над носом тут же уловили настроение хозяйки и вместе с носом скрылись за дверью.

- Ну вот, теперь придётся идти с ним на речку – Лев вздохнул.
Лиза протянула ему полотенце и резиновую шапочку.
- Какой пирог испечь? С мясом или яблоками? Капусту ещё на той неделе доели, а привезти некому – не упустила случая упрекнуть.

Льву такое напоминание не понравилось, а пирога хотелось.
- Дай какой-нибудь мешок. После купания заедем к повару Принцессы, он поделится до следующего урожая – обещание прозвучало не очень уверенно – Дракоша побаивался принцевых сыновей, и уговорить его на поездку было непросто.

- Ничего, как пироги есть и купаться, это он любит. Пусть потерпит пару спаррингов с принцевыми отпрысками – надо же им с кем-то тренироваться.

- Доброе утро, Лев Царьзвереевич – вежливо поздоровался Дракоша, когда Лев вышел за дверь.
Этот увалень размером с сарай был тепло привязан ко всему семейству Льва, но глава семейства был особенно уважаем за способность выдерживать скачки и плавания с ныряньями. Это было похоже на схватки и погони, коих в жизни потомка воинственных драконов совсем не было, а гены просят. Что поделать – наследственность.

Лизу же Дракоша был готов катать на своей спине над любыми горами и морями, но та не переносила его запах. Драконы, как известно, пахнут дымом и серой. Этих ароматов Лизе хватило с лихвой, пока лечила гребень найденному в горах, в ущелье драконьему малышу, упавшему из гнезда и чуть не погибшему от неизвестной инфекции.

Племя драконов устояло перед натиском двуручных мечей принцев, но пострадало от принесённых заморских инфекций. Прививки, спасавшие новорожденных дракончиков, начисто лишали их воинственности. И драконье племя оказалось перед нелёгким выбором, как жить дальше – ничего другого, как красть принцесс, брать за них выкупы и сражаться с принцами они не умели.

Мирная жизнь ещё не успела предусмотреть никаких занятий для этих габаритных существ, подростки которых легко заглядывали в окна второго этажа, где спальни принцесс, а хвосты то и дело цеплялись за припаркованные машины и сталкивали их на противоположную сторону улицы - так трудно было им разместиться в тесноте между людских жилищ.

Проводив взглядом мужа, устроившегося в гребне Дракоши и уверенно скачущего, Лиза достала муку и замесила тесто.

- Ну, надеюсь этой бочки хватит – удовлетворенно оглядела работу.

Вспомнила размеры и аппетит молодого растущего организма и приготовила еще большой таз.

- А начинку приготовим вместе, одна я точно не справлюсь – налила чай и села к окну, ждать.

- Придут, нашумят, серой напахнут – мечтательно улыбалась, а взгляд не отрывался от дорожки к реке, где скоро покажется муж верхом на чудовище, стеснительном увальне, ставшем почти родным.

Вот бы, случилась беда, а ты пришёл и спас меня. 
Небольшая такая беда и не страшная. 
Как порыв ветра из-за угла, а ты бы подхватил и не дал упасть. 
Или, гром средь ясна неба, а ты обнял и сказал: «Не бойся».

Но, то ли ты с моими бедами по разным дорожкам, то ли бедами их не считаешь и спасать не кидаешься.
Обиделась, как девочка? Глупо и несерьёзно?

Тогда так.
Вот случилась, не беда, нет - проблема, и даже задача просто. Но сложная, и решать только мне. Не страшно, но как порыв того самого ветра.
И знаю, что устою, а глаза ищут: «Где же он?»
И рука его, чтоб опереться - где?
И участливый взгляд или слова. 
Неважно, какие: «У тебя всё получится», или «Даже если ошибаешься, я с тобой». 
Пусть, просто слова, без руки и взгляда. 

И слова были. Каждый день. Но, не твои.
Не ты - поддержал. 
Тёплым словом с утра – не ты. 
Втянул в водоворот весёлой кутерьмы, заставил отбросить тревогу. 
Не ты. 

Как ребёнок, сначала высунув ножку из-под одеяла, солнце выпустило из-за тучки толстый луч. 
Край солнечного одеяла засветился, полыхнул ярким золотом. Как волна из плотины, ударил свет. 

Зажмурилась, отвернулась к плите. На кофе по краю джезвы появились пузырьки – закипает. Кофейный аромат оказался деликатнее дерзкого солнца, и обволакивал постепенно.

До сонного сознания доходило пробуждение, мышцы захотели потянуться, голос намурлыкивал «Moon river». 
Утро стало добрым и побежало в день, как ребёнок бежит на улицу звать друзей играть и оглашать двор топотом и криками. А мама всед: «Ты умыться не забыла?»

Ой, ну ничего не меняется. Мы взрослые тоже бежим на работу, зовём туда коллег и начинается беготня и крики по телефону.
Не забыть бы причесаться.

''Безотрывное  вязание крючком''. Японский журнал по вязанию.

Безотрывное вязание- это когда полотно вяжется одной полосой, не делясь на отдельные мотивы. Применять такую вязку можно по разному - например для создания покрывал или пледов, шарфов или палантинов, накидки и т.д. Подробные схемы помогут разобраться с любым рисунком .

1.
[576x700]

Письмена.
Обрывки чьих-то мыслей? Истории жизни? 
Или рецепт сытной каши, отвара трав, чтоб залечить рану? 
Рулетка для лингвиста.

******
Дождь штрихами по фону соседнего дома и кустарников возле него.
Штриховка не оставляет следа, фон не меняется.
Они сами по себе - дом и дождь, и кусты.

******
Хлопком открылся зонт.
Над головой шатром тонкая ткань. Прозрачный шёлк в качестве крыши. 
Иллюзорность.

Я верю, что зонт защитит. Он придаёт уверенность - дождь уже не помеха, и бодро шагаю в промокших туфлях по ручьям от водостоков. 

******
Вера. Иных она поддерживает надёжнее, чем крепкий локоть рядом. Таково свойство некоторых людей – то, во что верят, их защищает и помогает основательнее существующего воочию. 
Что происходит, когда верю, даже - верую? Создаю ли пространство со свойствами и законами, необходимыми именно мне, и здесь, и сейчас? 
Или дело не в пространстве, а во мне самой? Вера меняет меня, даёт мне силу и свойства, необходимые сегодня? И мне не надо обдумывать и вычислять эту силу, не надо запрашивать знание. Всё приходит само. Во что верю, то и приходит.

За невлюбленными людьми
Любовь идет, как привиденье.
Сражаться с призраком любви,
Брать от любви освобожденье –
Какое заблужденье!
Юнна Мориц

Очень красивая песня Сергея Никитина на эти стихи звучит в фильме «Почти смешная история». Недавно пересматривала и часто напеваю про «соль всех морей, боль всех разлук... крыльев прозрачных свет и звук».

- Это всё твоя восторженная романтичность – говорит подруга.
Со мной всё понятно, «горбатого», как говорится...
Но с Юнной Мориц, Никитиными и ещё многими другими – та же история, вот ведь как. И не только с ними.

Зовут её, скажем, Ирина. 
Мягкий голос, ласковая манера говорить. На первый взгляд может даже показаться, что сюсюкает. Но после первого же взрыва громогласного хохота обманчивое впечатление улетучивается: перед вами женщина ростом выше среднего, за сто килограмм весом, чуть переваливающейся походкой, небольшой одышкой и ангельским голосом, когда он не громыхает на повышенных тонах))
Но это не часто, только при всплеске эмоциональности, которая ей, впрочем, не свойственна. 

Ни капли жеманства, такая, как есть: мягкая и уступчивая, пока дело не касается принципов. Тогда в голосе лязг оружия, а во взгляде огонь напалма. Кривить душой или спасаться бегством бесполезно – догонит и победит. Можно только честно принять бой и быстренько сдаться – чего время-то терять?

Весенним месяцем этого года она могла бы задуть шестьдесят свечей на именинном пироге. Могла бы, если б была сентиментальна. 
В действительности, дружный коллектив выпил бутылку французского вина, после чего Ирина отправилась праздновать дальше, прямиком до городу Парижу – любимого, обожпаемого, восхваляемого. 

Когда путешественница, заехав по пути в Вену, вернулась, я до ломоты в пояснице, из-за плеча, склонившись, и совсем уже навалившись на неё, рассматривала гигабайты фото под пространные, подробные, увлекательные и остроумные пояснения.
Ни на одном из них сама она не позировала, не тот менталитет.

А сейчас в комнате мягкий полумрак и редкая возможность поговорить. И она рассказывает свою жизнь.
Излиянию не нужен собеседник, и я слушаю, не перебивая.

Неординарная девочка из семьи, где, как самоцветы, брошенные щедрой рукой, цвели разнообразные таланты: художники, певцы, писатели.
- А сын мой режиссёр и знаток искусства. Снимает передачи, ездит по миру с лекциями. Последний цикл я тебе на флешку скинула, посмотришь дома.
- С удовольствием - улыбаюсь в ответ на чистосердечную гордость.
- Только я оказалась совсем бесталанной – даже лукавит симпатично, как-то не напрашиваясь.

Ирина математик, но это только видимая часть дара понимания и постижения сущего – дара аналитика. Не стану перечислять проявления, не об этом речь.

Как все таланты, которым с детства многое легко удаётся, дерзкая к жизни. 
И та удалась в плане разнообразия трудностей и удач.
Это счастье и крест – любить душевным порывом, не рассуждая. Работать с азартом, не считаясь. Растить сына для радости и великих дел, и гордиться им, гордиться до сёз и торопливого хлопанья дверью, убегая на его лекцию, пока он читает в Питере.

Слушаю, и люблю её искренность и наивность, уверенность и напористость, девичью ласковость и кокетство. Забываю, сколько ей лет и трепещу от ощутимой, вибрирующей скоротечности жизни. Уважаю и сочувствую.
Совсем стемнело, пора уходить.

И вот... Я предчувствовала это:
- Знаешь, я так устала, что уже ничего не хочу. И вообще в жизни уже не осталось желаний, почти. 

- Ты собиралась в Черногорию съездить. Уже не хочешь?
- Ну почему? Хочу.
Минуту помолчав, повернулась ко мне. Знакомый взгляд, по-детски уверенный.
- Я влюбиться хочу. Может, ещё повезёт.

Знаю, что если повезёт, то не скажет, но я догадаюсь по озорным ноткам и порывистости движений.

Или не догадаюсь, да это и не важно. 

Нет врага у человека вреднее, чем он сам. 

Нужно было вовремя остановиться, просто перестать думать об этом, тем более, в сотый раз пытать себя: «Нет ли моей вины? Может, упустила возможность что-то изменить?». 

День испорчен с самого начала. Даже кофе горький, а не горчит, и холодная вода впивается в лицо иголками, а не бодрит первобытным восторгом: «Ёй!»

Зачем, зачем? 
Ну вот, осталось заругать себя до обиды на весь мир, и день пропадёт окончательно.
Кто ж меня пожалеет, если не сама? Да ещё в такой щекотливой ситуации – испортила себе настроение. Срочно нужен эмоциональный домкрат.

И не говорите мне, что лучший лекарь для настроения, это зеркало в примерочной. Меня этот монстр пугает, и что обидно, мною же. 

Разве, что покупать сумочку. Но тут вмешается моя привередливость, и результатом шопинга может стать усталость и разочарование. Оно мне надо сегодня?

Есть, есть у меня безотказное средство: перебрать вещи в шкафу или кладовке. Если при этом удастся выкинуть пакет признанного ненужным барахла, тем более – два пакета, терапия удалась.

Есть ещё способ – приготовить что-нибудь вкусненькое. Но результат, обычно, двояковыпуклый – после упоительной трапезы подступают муки совести. 
Но это уже другая история, и в ней, кроме бодрых музыкальных ритмов, участвуют две хорошенькие гантельки, оранжевый коврик и тренажёр.

Такие у меня домкратики.

- Пора уже сесть и написать – совесть писклявым голоском увещевала – хоть эти обрывки сохрани.
Помолчали.
- Стыдно должно быть.
- Мне стыдно.
- Нужно приложить усилия, применить силу воли. Сколько можно учить!?
 

Рыжее солнево хлитилось к прикату. Зюмкие блюмкады начали птюхать: сначала шаво, затем дрыдче и гвадче. Наконец, вся округа слюнькала им и дрепыхалась.

- Ну, на, читай.
- Это что? Об этом ты мне вчера, в сумерках, у окна? А как дождь зашелестел, и ты расплакалась... А это что, от такого вот вдохновения?
- Не придирайся. Нельзя же всё о наболевшем, сокровенном, как наизнанку.
- А вчера, какой был закат! Ты ещё слова такие подобрала, как будто ребёнок, дочь твоя перед сном всех обходит и ручками детскими щедро обнимает крепкие взрослые шеи, и целует каждого много раз, только бы оттянуть укладывание. А всем того и надо, потому что никто и никогда не дарит нежность так по-честному, как дитя, хоть и в хитрости. И потому, что лукавство детское чище любой правды человека, хлебнувшего...
- Будет. Будет, говорю. Не то сейчас настроение – и стало тихо в комнате пустой.

А солнево хлитилось, и блюмкады заптюхали. Негромко, словно прислушиваясь, не протопают ли детские ножки "споки ноки" пожелать. И снова обовьют шею ручками, и зашепчут, зашепчут...

Мысли порхают невесомо и бесшумно. Самое удивительное, что бесшумно. Лёгкость тоже им не свойственна, но молчание совсем уж озадачивает.
Как могут мысли не галдеть? 
Подозреваю, что это такой заговор. 
Нет, как вам это нравится: заговор молчания в женской голове.

Молчание. 
За ним или пустота, или невыразимость. 
Молчание или внимает, или игнорирует.
В молчании напряженный труд или созерцание.
И ещё, и ещё... 

Только однажды, словно перст на уста, как завет и приказ, как вериги – молчи.
Ни ослушаться, ни возразить.
Немой вопрос. Беззвучные слёзы. И время тянет эту нить: куда, зачем и долго ли ещё?
Молчанье-золото не в том лишь, чтоб уберечь от опрометчивого слова. 
Молчание, как уважение. Чтоб ни камень слова, ни песчинка не вмешались, пока другой делает свой выбор. Безмолвствовать, чтоб сторонним мнением не мешать ему прислушаться к себе и услышать. 
Пока чуткие весы решают «за» и «против».
Тссс. 
Так одна свобода воли приветствует другую – молчанием.

Беседа

Отмечали мы Дни рождения и в боулинге, и в аквапарке, на этот раз дети предложили джампинг. Это такое место, где на батутах прыгают не только счастливчики-дети, но и взрослые. При этом можно позвать гостей, заняв небольшое помещение со столом, стульями и диваном. Стол даже можно накрыть, заказав всё тут же, в кафе.

Дни рождения, мой и внучки, на одной неделе, соответственно, отмечаем вместе. Гостей было много, но я даже помню не всех - поробуй угляди, если они постоянно прыгают, ездят на самокатах-велосипдах и вообще, перевоплощаются.
[600x450]
[451x600]
[450x600]
[450x600]

Снимала мало. Трудно это - снимать и прыгать, прыгать и снимать, и снова прыгать.
А дома: цветы по вазам и лежать.
Только ногам вспоминается: "Ах, этот упругий батут".
А желудку: "Ой, опять этот батут".
День рождения, он такой, противоречивый))

"Женский народный костюм"
Какие ассоциации вызывает у вас эта фраза? Сарафаны и кокошники, вышивка и бусы.
Всё правильно. Но это только часть выставочного замысла - с названием устроители промахнулись. Костюм показан не народный, а национальный.
Следуя надуманной и бессмысленной в этом случае толерантности, подменили понятия. Какое отношение к народу имеют костюмы из парчи с золотым шитьём и каменьями? Эти платья там есть.
А вот национальная гордость в залах представлена очень достойно и в полном соответствии с высоким статусом Русского музея.

Однако, музей позаботился и о физической форме посетителей, не только о просвещении. Информационные таблички с названиями и прочими пояснениями стояли на полу. Моя непросвещенность в том, из какой области костюм, и как называются детали одежды рождали массу вопросов: шугай, рогатая кичка, понева. А ответы - на полу. Биноклей на входе не давали, так что, вприсядку я там наупражнялась. Приятно осознавать такую продвинутость в музейной работе - воспитание всесторонне развитых личностей))) Хотя, больше никого, лихо исполняющего присядку, я не заметила. Они, наверное, тоже меня не видели, уткнувшись носами в стекло витрины.
Ну, это так, ирония и самоирония.

Шла в музей специально на эту экспозицию, выделив час из напряженного дня. Больше ничего не смотрела.
Выставка получилась насыщенной. Очень много посетителей, у некоторых витрин приходилось пережидать группы с экскурсоводом. Экскурсанты чинно стояли кружком у стекла и внимали. Что они там видели? Шитьё, тесьма, пуговки и бисер такие мелкие, а узоры так прихотливы.
Другие, как и я, рассматривали почти уткнувшись носом в стекло. При этом горячо обсуждали, как дети, рассматривающие картинки в мамином журнале: шепотом и торопливо.

Снимков не делала, и теперь думаю, что зря. На сайте музея нет фото костюмов царского достоинства. Нет-нет, не тех, что в Эрмитажных залах.
Сразу при входе на выставку витрины с костюмами редкой красоты: роскошь и тонкий вкус, яркий национальный стиль - полное стилистическое единство с народными костюмами. Выходя с экспозиции сделала вывод, что это основная заслуга устроителей. На примере костюма они продемонстрировали единство нации, логичное и понятное.
Европейское царское платье в этой коллекции смотрелось бы неуместно, чужеродно и легкомысленно. Выставку оно бы раскололо и лишило сути. Что-то подобное произошло и с государством.

Потом, после выставки, глядя на прохожих и своё отражение, думала: "Как же бедно мы одеты. Как не нарядно и безрадостно. Гладко, однотонно и уныло".
Ещё в музее подметила некоторые детали и приёмы вышивки и комбинирования, которые вполне можно выполнить самой и "оживить" одежду.
Только бы лень не победила!

Вот тут, у Наташи описание выставки с точки зрения знатока.

Мерлута снимала и носила дёрн из дальнего угла лужайки к Прилетевшему. Раскладывала вокруг вплотную, поправляла и шла за следующим куском.
- Вот так - приговаривала, утаптывая - вот так-то лучше.

Как-то утром, выйдя на крыльцо, напевала свою любимую:
- Я люблю гляде-е-е-еть в глаза твои ясные – выводила с душой, задумчиво.
А Прилетевший подхватил мотив и, срываясь на булькание, подпел неожиданно тонким голосом. Замолчал, смутившись, а Мерлута продолжила мотив простым ля-ля, надеясь, что снова подпоёт. И он подхватил, да так широко, что за забором послышалось шевеление, а там и нос соседки. Он у неё длинный, и всегда вперёд лица появляется.
- Это кто ж так подпевает? Этот, что ли? – и засмеялась так противненько.
Всегда приветливая, на этот раз Мерлута не ответила. Ушла за очередным дёрном и долго не появлялась, пока соседка не загремела в своём сарае какими-то вёдрами.

Прилетевший, которого соседка прозвала Звезданутым, словно поняв мерлутино недовольство, задеревенел и выпустил ветки.
Каждый день Мерлута замечала в нём новое. Он мог стать мягким или твердым, словно камень, или гладким и холодным как лёд. Однажды стал подражать птичьему пению, и теперь каждое утро встречал её, вышедшую на крыльцо, соловьиными трелями.
Теперь вот песня. Ах, как же Мерлуте хотелось сидеть вот так рядышком и петь.
- Ничего, вечером Длинноносик уедет в город, и мы с Пришей попробуем петь дуэтом – подумала и повеселела.

В сумерках, в мягком лиловом свете от Прилетевшего два голоса выводили:

Сбивались и пели снова, и снова.
Приша, как назвала его Мерлута, быстро выучил мотив, изображая звуки различных инструментов, тех, что слышал из колонок – словно человек-оркестр, при этом подпевал тоненьким голоском. Пел он немного жалобнее, чем нужно, Мерлуту это смешило, а он старался ещё.
Когда наутро Мерлута появилась на крыльце, привычных трелей не было.
- Приша? - удивилась и надула губы.
Тот откашлялся, и на всю округу грянуло: «Я люблю глядеть в глаза твои…»

Вороны на ближайшем дереве озадаченно замолкли.

Поздним летним вечером Мерлута сидела на крыльце и ждала с неба звезду.
- Вон их сколько. Хоть одну мне пошли. У меня уж и желание заготовлено.
Небо молча смотрело на женщину, звёзды перемигивались. У Мерлуты затекла шея, но опустить голову не решалась – а вдруг как раз в этот момент?

Не старая и не молодая, не красавица и не дурнушка, не одинокая, хоть и жила одна. Весёлого нрава, с уступчивым характером Мерлута отличалась той жизненной мудростью, что иные принимали за ум. Но думать долго о чём-нибудь она уставала, и проблемы посложнее ей помогали решать умные из близких. Это зачитывалось ей как тонкое понимание человеческой психики – дать возможность окружающим продемонстрировать свои достоинства.
Мерлута не возражала. Она стеснялась себя объяснять, и никому не говорила, что ждёт, очень ждёт кого-то единственного, кто перевернёт всю её жизнь. И из мудро-тоноко-умной она превратится в просто любимую и драгоценную женщину.

И вот, эта Мерлута сидит под ночным уже небом и боится пропустить звезду. Но шея затекла так, что в глазах темнеет. Почти подпрыгнув, женщина бежит в дом и через пару секунд появляется с одеялом, расстилает его и ложится.
- Теперь не пропущу.
Чтоб не терять время, перебирает слова, которые надо успеть произнести, пока звезда будет лететь и принимать желание.
Слов набиралось много.
- Не успею, надо кратко: «Пусть придёт», «Дай мне любимого», «Дай любящего», «Дай любящего меня и любимого мной».
Последней формулировкой осталась довольна и стала репетировать на скорость. Под неразборчивое "да-люб-и-ме-любщ" и однообразное пение цикад утомлённые веки захлопнулись. Но Мерлута продолжала видеть звёзды, которые теперь уже снились. Эти не перемигивались, а разговаривали, даже бормотали, потом передразнивали ночные звуки и неожиданно: «Лови!».
Мерлута села, вытаращив глаза, в которых отразилась вспышка, огненный след, и что-то бухнуло в землю перед крыльцом.
- Это что? Это звезда такая? Крупная. А что она тут? А как же желание?
И тут Мерлута вскрикнула:
- Так я же не произнесла! – потом, подумав – И ты прилетела, чтоб у меня было время всё тебе объяснить?

Звезда молчала, и вообще, на звезду совсем не похоже. Предмет был не круглым и не квадратным. Крупнее человека, немного светился и временами звучал.
- Неопознанный прилетевший объект – прошептала.
Тот в ответ булькнул и послал синий лучик. Мерлуте стало весело и она осторожно подошла, протянула руку и тут же отдёрнула.
- Ой, ты током бить? А чего холодный?
Послышалось лёгкое шипение, в небо поднялось облачко пара и предмет стал раздуваться.
- Ты чего это? Не лопнешь? – отошла на шаг, но белые, жёлтые лучики забегали по телу, защекотали, отогнали комаров и успокоили.
Потрогала ещё раз: шершавый и мягкий, тёплый прилетевший слегка втянул её руку и пожал.
- Чудеса.
Мерлута почувствовала симпатию и какую-то грусть.
- Это ты грустишь? Или это меня ты понял?

Небо на востоке посветлело, и цикад сменили птицы.
Мерлута сидела на одеяле возле неопознанного, прижавшись к нему спиной. Тот грел её, отгоняя лучиками комаров, курлыкал булькая, и Мерлута слушала рассказ, не понимая, но чувствуя, что он о трудной жизни и любви. О смелом сердце, что решилось в путь за своим счастьем. Иногда он делал паузы, и Мерлута начинала говорить о себе. Внутри прилетевшего поскрипывало и вздрагивало в самые грустные моменты, а когда Мерлута смеялась, он издавал шипение, похожее на «ши-ши», и что-то в нём колыхалось.

Вечное Солнце шло по небу, под которым двое сидели рядышком и вели разговор, знакомый Вечному тысячи лет, звучавший у всех по-разному, и всегда об одном.
Оно спокойно катилось, иногда прикрываясь пробегавшими мимо облачками, чтоб те двое внизу не обгорели на солнцепёке.