А у вас так бывает: читаешь книгу, герои которой активны и деятельны. Не всегда рассудительны и в поступках бывают поспешны и опрометчивы. Часто искренни и бескорыстны, умеют дружить и уже познали бремя и сладость благородных деяний.
Автор, инженер душ человеческих, тебя, читателя уже убедил, что они живые и всамделишные. И ты успел к ним привыкнуть, участливо наблюдаешь за ними и даже полюбил, когда автор, словно рок, насылает на героев беду за бедой.
Они ещё справляются, но всё плотнее кольцо несчастий, всё неминуема гибель героев.
Тогда ты откладываешь книгу. Нет, не потому, что стало неинтересно.
Ты не решаешься, словно оттягиваешь момент их гибели. Для тебя теперь каждая прочитанная строка приближает трагическую развязку, и ты медлишь.
Продолжая чтение, ты чувствуешь себя соучастником убийства...
Думают ли об этом авторы, когда ведут своих героев на эшафот?
- Не хочу, не пойду туда больше. Пусть без меня, как хотят. И он, пусть теперь целуется с этой... – руки торопливо выводили кривыми стежками шов на блузке.
В комнате быстро темнело, вставать к выключателю не хотелось. Шить осталось чуть-чуть.
- И так увижу.
Гроза. Вспышка и грохот.
Вздрогнув, уколола палец иголкой.
- И ты туда же –слабо опустила шитьё, закапав слезами.
*****
День был жаркий и душный. Лениво дремотное настроение.
Не пошла гулять с подружкой, та обиделась, сказала, что больше не придёт.
Гроза началась как-будто разом и внезапно: полетели крупные капли, кривая молния по небу, и гром, сначала трескотно, потом раскатисто оглушил, растаял в шуме ливня.
Радость, безотчётная и шальная, как всегда в грозу, охватила, закружила пританцовкой по дому, из комнаты в кухню, и в спальню. Повалила на пружинистую кровать, подначила прыгать как на батуте.
- Ой – спохватилась, поправила сползший матрац, подушку. Кое как застелила и шмыг на крыльцо – слушать грозу.
Шум дождя напором походил на движение поезда, а гром будоражил и щекотал что-то там, в груди, в животе, и даже в пятках.
Скоро щекотка и азарт прошли и захотелось есть, прямо тут, на ступеньках.
Выскочила, в два прыжка к грядке с луком, дёрнула пучок. Прыжок обратно, поболтала в бочке, пенящейся от ручья с крыши. Ещё прыжок и под навесом. Из кухни хлеб, солонку, и вот уже лук хрустит и чуть щиплет. Мягкий хлеб с солью догоняют его, жадно глотаются, сытой тяжестью в желудке уравновешивают юную прыть.
За спиной нагретая древесина крыльца, гроза уже не будоражит – я спокойна и задумчива.
Это будет всегда: гроза как долгожданный гость, что приносит радость, покой от тяжких дум и силы.
*****
Шитьё с иголкой на стол, шаль с кресла и, кутаясь, на балкон.
- Сверкает, а не гремит. Где же она?
Ветер рывком дождевой пригоршней в лицо, и снова. Капли потекли, смывая слёзы.
Молния.
- Раз, два, три... восемь - далековато тучка.
Ещё одна, и ещё.
- Раз... – не успела сосчитать, земля дрогнула, пол балкона словно ушёл. Заложило уши, мороз по коже.
Дождь стеной, ровно, как по струнке. Вспышки и грохот слились , небо словно рухнуло.
Да нет, не рухнуло - отгородило, тормошит, отвлекает.
И радость, привычная, грозовая, смелая и шальная.
Уже продрогнув, вернулась в комнату.
Не сразу вспомнила, зачем тут это блуза лежит, и иголка? И кто так обидел, и какое ей теперь до них дело?
Это цитата сообщения страдостея Оригинальное сообщение
Лист для цветка на леске.
Я долго искала схему или мастер-класс для изготовления листа для цветка (розы). Техника плетения: плотное мозаичное плетение. И решила сделать одноимённый мастер-класс.
Рис. 1
[250x200]
Я думаю, что схема понятна всем. Если нет, то объясняю: Набираем первый ряд бисера – 21 шт. Делаем поворот леской поддевая через 20 бисеринку. Берём одну бисеринку и продеваем в 19 бисеринку. Заканчивая первый ряд поворачиваем на третий ряд и продолжаем выплетать лист. Пока в последнем ряду не останется набрать 4 бисеринки (рис. 2).
Рис. 2
[показать]
Предлагаю на Ваш выбор варианты листа в техническом решении (рис. 3).
Рис. 3 [показать]
Это цитата сообщения Женечка_Мирная Оригинальное сообщение
МК. Квадратный жгут
Для изготовления квадратного жгута понадобится бисер одного размера (любого желаемого), леска или нить и игла.
В данном примере использовалась леска, хотя, на мой взгляд, иголкой с ниткой плести легче.
1) Набираем на леску 4 бисерины и делаем из них крестик. Бисерину, из которой сейчас выходят концы лески, назовем номер 1. Один конец лески закрепляем, а вторым (длинным) продолжаем плести.
Это цитата сообщения Alarinda Оригинальное сообщение
МК по "американскому" жгуту
На землю легли тени от фонарей.
За окном раздалось царапание, стук, одна створка скрипуче подалась, потом резко распахнулись обе, и в окно просунулась толстая ветка.
- Тяни! Это тебе – ветка пролезала, подталкиваемая снаружи обладателем знакомого голоса.
- Ой, что это? Аа, зачем? – попятилась.
Ветка всё лезла.
- Да тут полдерева! Что ты притащил?
- Вооот, тебе. Черёмуха, спелая – разулыбался, радуясь произведённым эффектом.
Ну, как же, завтра вся улица будет говорить, что он Таньке черёмухи принёс не в ладошке, как некоторые, а веткой на полверанды.
- На танцы же собирались - пробормотала, не зная, сердиться или гордиться таким вниманием.
- А, то-то ты нарядилась. Мы мотик чинили, потом проверяли, сгоняли к пруду. Там такая черёмуха! Вот, тебе вёз – и замолчал, ждал: рассердится, или как.
В нарядных туфлях на замусоренном листьями полу смущённая девчонка рассеянно, одну за другой, ела спелые ягоды. Рядом парень, уже с серьёзным лицом, делал то же самое. Оба сплёвывали косточки в перепачканную мазутом широкую ладонь.
Что есть Дамба - это несколько дамб, туннель, мосты, и всё соединено насыпями.
Кронштадт. Собор.
Купол с золотым орнаментом по серебру виден издали - над крышами домов. И неудивительно, собор огромен. При постройке была задача сделать верхушку путеводной метой для моряков, вот и тянули ввысь, на что потребовалось соответствующее основание.
Массивное здание с безупречными пропорциями цвета белёсого неба - возможно, поэтому не выглядит ни громоздким, ни довлеющим.
Вокруг сквер, а передним собором - Якорная площадь, стоя на краю которой подумала, что вид очень напоминает волшебное величие Тадж-Махала. Морской собор тоже искренняя и благодарная память - доблести павших моряков и уважение здравствующим.
Преувеличиваю? Ничего подобного.
Кто был внутри, видел, что интерьер неожиданно не храмового характера, хоть и имеет все необходимые атрибуты.
Я его не рассматривала детально, принимала как цельную картину.
Впечатление, что попала в здание Морского Собрания: на стенах чёрные мраморные доски с именами погибших моряков - золотом. Их так много, что внимание фокусируется именно на них, а не на ликах святых, которые гораздо скромнее выглядят.
Алтарь оформлен иконами, по размеру уступающими доскам. От этого он не теряется, но такое уважение памяти погибших придаёт особое достоинство церковному чину.
Центральный светильник - паникадило - огромного размера. Лампы не в виде свечей, а лампадками висят колесе, как на штурвале. Нет хрусталя, неуместен он там. Всё убранство выглядит дорого, основательно, без кокетства и самолюбования.
Не звучат ноты трагизма, печали, страданий, боль утраты. Это Дом памяти, стойкости, самоотверженности, верности, достоинства. Никогда в храме подобных чувств не испытывала.
Центральный вход снаружи устроен так, что служит часовней.
Фактура фасадной отделки выполнена редким и трудоёмким, но надёжным способом – декор лекальным кирпичом.
Это, когда архитектор рисует профиль каждого кирпича и указвает, где и как он ляжет - адски кропотливая работа. По чертежам в натуральную величину – лекалам – делают формы и кирпичики. А потом так же кропотливо, следуя схемам раскладки, формируют рисунок на фасаде. Такой декор не осыпается, эти кирпичи участвуют в кладке, только края у них фигурные. Выглядит потрясающе красиво – что-то общее с инкрустацией и витражами. Потом фасад покрывают, словно красят, известковым молочком – жидко разведенной известью – и он приобретает этот нежный цвет. К тому же, защищен от сырости.
Во всех деталях морская тематика.
Был выходной, чудесная погода и толпы, толпы позировали и позировали. Дождаться секундочки без очередной фотомодели в неотразимой позе – иметь выдержку снайпера. Некоторые кадры так и не удалось переснять , уже валилась с ног.
В большое окно падает свет cолнечным ковром идеальной формы. Штор нет, пустой подоконник – ничто не даёт тени, не искажает границ.
Случайная геометрия: ровные линии, прямые углы – правильная форма.
Линии вытянулись и замерли. Солнце остановилось, день завис жужжащей мухой - нудной и тошной. Пуста комната, а на полу яркий провал в солнечную геенну.
И я шагаю в него.
*****
Не люблю путешествовать с самолёте, в нем скучно. То ли дело автобус – приятно покачивает и картинки за окном. А в самолёте как в зале ожидания, только пространство ещё ограниченней и редкие картинки счастливчикам, кто у иллюминатора.
Закрываю глаза и представляю облака: они сплошным туманом, а вот глыбами плывут рядом, потом расступаются и внизу, за ними земля...
*****
- Давно-давно были времена, которые называют античностью. Люди тогда были красивы, как боги...
За окном разворачивалось утро: пошумливало миникультиватором, поскрипывало проехавшим старым фургончиком, подкрадывалось запахом свежесрезанных веток у заборчика.
- ... смелы, как герои и мудры. Назывались они эллины – дети слушают.
Большая комната и десять малышей внимательно молчат. У белёсого мальчика даже рот приоткрыт, а девочка за ним задумчиво вертит палец в носу.
Солнце поднялось над садом и свет через широкие окна пополз по стенам, зайчиками заиграл на личиках – личики зажмурились, завертели головами и потеряли всякую серьёзность.
- Эллины много путешествовали по морю и по горам. Когда встречались на дороге с другими путниками, гворили им «хэрэтэ» - здравствуйте, потому, что были очень вежливы. Мы сегодня тоже будем очень вежливы и на прогулке со всеми будем здороваться по-гречески. А чтобы нас поняли, скажем ещё и «здравствуйте».
- А-а-а-а – закричали вежливые и побежали надевать ботинки.
В этой стране я уже год. Преподаю русский и греческий. Учу взрослых и малышей.
И учусь сама – учусь жить как-то иначе, чем прежде. Наблюдаю, как раскрываются во мне незнакомые таланты, желания, интересы. Уже не удивляюсь, что их так много.
А когда-то думала, что жизнь уже кончена, раз ничего не хочется и всё не в моготу.
- Хэрэтэ – здравствуйте – смешливый хор приветствует молодую женщину на велосипеде.
Мы пройдём по нашей деревне, как местные называют этот пригород, дойдём до ограды поля. Когда будем возвращаться, настанет полдень.
- Ну вот, а теперь мы всем встречным будем говорить «калимэра» - добрый день.
- Калимэра, калимэра – загалдели, не дожидаясь редких встречных, и пошли обратно – на обед нам обещали что-то вкусненькое.
Вдали, у кромки поля, показался кенгуру. Передние лапки трогательно на груди. Попрыгал вдоль ограды, потом его что-то привлекло, и одним прыжком скрылся за поворотом.
- Калимэра – неслось ему вслед.
*****
Облака действительно расступились и в иллюминаторы ударило солнце. Некоторые тут же задёрнули шторки, и солнце осталось за ними, и облака, и земля.
Новая земля, новые облака и прежнее солнце - дерзкое, щедрое.
Выборг - город в Ленинградской области, но совсем не петербургский и не ленинградский какой-то.
И не в давней исторической принадлежности дело. От финских построек мало, что осталось. Тон в новую архитектуру они вносят незначительный: в виде стилизаций, которые удаются только редким архитекторам.
Основной тон задаёт рельеф и основание. Дело в камне. Город стоит на скалах.
Кто не помнит, геологи эту территорию называют Балтийский щит. На их же языке, это такой выступ докембрийского фундамента на северо-западе Восточно-Европейской платформы (из горной энциклопедии).
Проще говоря, земная кора состоит из платформ, у каждой несколько слоёв, которые чем ниже, тем древнее. Докембрийский слой покрыт более молодыми, осадочными слоями, которые как чехол на нём. В месте Балтийского щита произошло выпирание, и молодые слои осадочного чехла сползли. Наружу вышли граниты и, ещё более древние, сланцы.
На гранитах стоит Выборг, в месте добычи сланцев - город, который так и назвали, Сланцы.
Местный гранит принадлежит группе гранитов-рапакиви, в переводе - гнилой камень. Он сравнительно легко (по меркам камней) разрушается, вот и прозвали так, до обидного несправедливо. Это ничуть не мешает Питеру красоваться в гранитном фраке, и совсем не сказывается на очаровании Выборга.
Ему вообще нет дела до сиюминутного, суетливого. Ещё бы, с такой опорой – скалами.
Монрепо, «мой покой» – красивое название.
Пейзажный скальный парк, в разработке которого поучаствовали Монферран, Тома де Томон и Штакеншнейдер. Есть предположение (косвенные источники и ссылки), что часть разработок принадлежит Пьетро Гонзага, который создавал пейзажи парка в Павловске.
Сейчас, гуляя по Монрепо, трудно в это поверить – утеряны детали, обозначающие замыслы художников. Лишь один художник в своих творениях не пострадал – природа.
Сохранились, точнее, реконструированы беседка, домик отшельника, часть строения на Острове мертвых, где усыпальница семьи владельца и устроителя Монрепо. Некоторые мостики, дорожки.
Но не за ними ехали.
Павловск, Петродворец, Гатчина, Ораниенбаум или Пушкин были ближе и доступнее.
Но, не Монрепо они, не Монрепо...
[700x525]
[525x700]
[525x700]
[525x700]
[656x700]
[552x700]
Выборг - город в Ленинградской области, но совсем не петербургский и не ленинградский какой-то.
И не в давней исторической принадлежности дело. От финских построек мало, что осталось. Тон в новую архитектуру они вносят незначительный: в виде стилизаций, которые удаются только редким архитекторам.
Основной тон задаёт рельеф и основание. Дело в камне. Город стоит на скалах.
Кто не помнит, геологи эту территорию называют Балтийский щит. На их же языке, это такой выступ докембрийского фундамента на северо-западе Восточно-Европейской платформы (из горной энциклопедии).
Проще говоря, земная кора состоит из платформ, у каждой несколько слоёв, которые чем ниже, тем древнее. Докембрийский слой покрыт более молодыми, осадочными слоями, которые как чехол на нём. В месте Балтийского щита произошло выпирание, и молодые слои осадочного чехла сползли. Наружу вышли граниты и, ещё более древние, сланцы.
На гранитах стоит Выборг, в месте добычи сланцев - город, который так и назвали, Сланцы.
Местный гранит принадлежит группе гранитов-рапакиви, в переводе - гнилой камень. Он сравнительно легко (по меркам камней) разрушается, вот и прозвали так, до обидного несправедливо. Это ничуть не мешает Питеру красоваться в гранитном фраке, и совсем не сказывается на очаровании Выборга.
Ему вообще нет дела до сиюминутного, суетливого. Ещё бы, с такой опорой – скалами.
Монрепо, «мой покой» – красивое название.
Пейзажный скальный парк, в разработке которого поучаствовали Монферран, Тома де Томон и Штакеншнейдер. Есть предположение (косвенные источники и ссылки), что часть разработок принадлежит Пьетро Гонзага, который создавал пейзажи парка в Павловске.
Сейчас, гуляя по Монрепо, трудно в это поверить – утеряны детали, обозначающие замыслы художников. Лишь один художник в своих творениях не пострадал – природа.
Сохранились, точнее, реконструированы беседка, домик отшельника, часть строения на Острове мертвых, где усыпальница семьи владельца и устроителя Монрепо. Некоторые мостики, дорожки.
Но не за ними ехали.
Павловск, Петродворец, Гатчина, Ораниенбаум или Пушкин были ближе и доступнее.
Но, не Монрепо они, не Монрепо...
[700x525]
[525x700]
[525x700]
[525x700]
[656x700]
[552x700]
«Жизнь как дорога с верстовыми столбами, поворотами и развилками...»
- Фу, как банально – привередливый читатель морщит нос, но продолжает читать.
«...Или линия, неровная, поделённая на отрезки точками, подписанными неразборчиво, возможно, датами».
- Календаря только не хватает. Или калейдоскопа. Ещё бы сериал вспомнила – привередливый уже помогает фантазировать и читает дальше.
«... или сериал. Даже, череду разных фильмов. Героиня одна и та же, только в исполнении разных женщин.
Ковер ли, твоя жизнь, иль лоскутное одеяло, пестрая шаль цыганки с туго затянутым узлом в самом начале. Подбери любое сравнение, и оно не будет ровным листом, однотонным фоном.
Перемены в судьбе иногда так значительны, что будто живу не одну жизнь, а уже несколько. Позади много уроков, и я - другая.
Поворотная точка, верстовой мой столб.
Ленточку бы повязать, закружиться вокруг под новый напев. Выпить бокал, и вдребезги на счастье.
И обряд, и жертва.
Так принято, так замечено, чтоб каждой клеточкой
прочувствовать – поворотный момент, конец прошлому, концы его в воду»
- На словах все бойкие – привередливый перелистнул страничку – Болтуны. Всё пустое.
Подошёл к холодильнику, коробочку с пирожными на стол. Откусил воздушно-кремового удовольствия и нажал "Delete».
-
Реал стал активен до нахальства.
Его бесцеремонность лишает меня наслаждения уютным молумраком деликатного вирта: необязательностью реплик и уходим от парирования, неафишированием обид и наслаждением болтовнёй с подругами, взахлёб и дружелюбно.
Пешие прогулки по городу не стали реже, но озадаченное выражение во всё лицо застилает взгляд на курьёзные и забавные явления. А ведь фотик в телефончике (да-да, всё ещё телефончике) всегда под рукой.
Если б не эта телега, ходить бы мне ещё долго мимо весёлых выходок горожан, словно слепая.
И подумалось: а что движет теми, кто мимоходом, шутя поднимает настроение окружающим, всем без разбора и задаром?
И сочинилось.
******
ЧЮ. Классификация.
(Классификация авторская, неофициальная, неаргументированная и бездоказательная.
Всех несогласных автор благодарит за участие в создании беспрецидентной отсебятины).
ЧЮ бывает экстравертным и собственническим, активным и потребительским.
Собственник-потребитель эгоистично заметит курьёзное, оценит, поднимет себе настроение, иногда выдаваемое звуками «хи-хи» «ха-ха», и ни с кем не поделится.
Экстраверт-потребитель остановится, громкими звуками «ого-го», «эге-ге» и «ну и ржач» оповестит окружающих о находке и долго ещё будет рассказывать всем, кто не успел убежать: «Слышь, такой прикол...».
Активные собственники ЧЮ в природе в чистом виде не встречаются.
Активные экстраверты встречаются редко, но следы их
Анечка Потапова рассказывала (чайник ссылку дать не может) про отважный игру греческой футбольной команды.
А я поделюсь замечательным эпизодом все про тех же греков:
За окном сквозь узоры виноградных листьев проглядывал месяц, слышался странный, размеренный крик сов.
Кофе и вино вышли пить на балкон, увитый виноградом. Ларри бренчал на гитаре и пел елизаветинский марш. Это заставило Теодора вспомнить одну из его фантастических, но правдивых историй о Корфу, которую он рассказал с веселым задором. — Вы понимаете, тут, на Корфу, ничто не делается как у людей. Намерения бывают самые хорошие, но потом непременно что-то случается. Когда несколько лет назад греческий король посетил остров, его визит должен был завершиться… э… представлением… спектаклем. Кульминацией драмы была битва при Фермопилах. Когда падал занавес, греческой армии полагалось победно гнать персов за… как это их называют? Ах, да, за кулисы. Ну, а людям, игравшим персов, видно, не захотелось отступать в присутствии короля, и то, что они должны были играть персов, тоже, знаете, оскорбляло их. Сущий пустяк мог испортить все дело. И тут во время батальной сцены греческий полководец… гм… не рассчитал расстояния и хватил с размаху персидского полководца деревянным мечом. Это, конечно, произошло случайно. Я хочу сказать, что бедный парень сделал все неумышленно. Однако этого было достаточно, чтобы… э… возбудить персидскую армию до такой степени, что вместо… э… отступления они стали наступать. Теперь посередине сцены крутился хоровод воинов в шлемах, схвативших-ся в смертельной борьбе. Прежде чем кто-то догадался закрыть занавес, двое из них были сброшены в оркестр. Король потом рассказывал, какое сильное впечатление произвел на него… гм… реализм этой батальной сцены.
Взрыв хохота распугал бледных геккончиков, умчавшихся вверх по стене.
Дж. Даррелл.
всем хорошего настроения!
Жизнь - шутница, да ещё проказница. Что ей наши планы - скука и рутина. У неё есть идеи повеселее...
- Тааак. Доколе? – руки в боки и взгляд на крошки, засохшее масло и прочие «прелести» в узком зазоре между столом и газовой плитой.
Такими, или примерно такими словами начинается редкая, но беспощадная борьба с залежами в труднодоступных местах обеденного святилища. Маленькая кухня «сплотила» мебель и технику, что делает генеральную уборку похожей на великое переселение народов и вавилонское столпотворение одновременно - один из столов выдвигается на середину, последовательно передвигается вся мебель так, чтобы помыть со всех сторон и её, и пол, и стены.
На этот раз программу переселения и столпотворения расширил потоп.
Вы правильно догадались: стиральную машину, что мирно стояла в углу, тоже решила помыть, а, главное, угол за ней.
Грязи там оказалось предостаточно. Но кто же знал, что моя верная помощница, стиралка, и тут меня поддержит – вырвался шланг, и вода под напором смыла и грязь в углу, и с потолка. Стены тоже приобрели свежий вид, а я, поймав развесёлого поливальщика - шланг, не нашла ничего лучшего, как направить себе под ноги, пока домочадцы перекрывали воду. Почему при этом оказались мокрыми волосы, лицо и платье, осталось загадкой.
Шланг не просто вырвался, сломалась пимпочка, что крепила его к штуковине сзади машины. Благодаря рыночной экономике, нет недостатка в магазинах с разнообразными товарами, и пимпочками на шлангах в том числе.
Когда новенький водоподатчик красовался на месте, вся семья собралась на сеанс испытаний - закинули пару полотенец и задали отжим.
Машине, видимо, понравилась работа убиралки и ажиотаж по этому поводу. Получив команду из старого набора, она удивлённо замигала всеми лампочками и стала бешено вращать ручку переключения программ. Не менее удивлённо мы наблюдали за ней минуты две. А та, не дождавшись аплодисментов, издала громкий «пуфф». Всё стихло, и запахло «жареным».
Учитывая солидный стаж и два ремонта болезной, решили отпустить её с миром на помойку.
Остаток дня носились по магазинам, впихивали новенькую на заднее сидение машины, выпихивали, подключали и включали. Но разбудить не могли. Приунывшие, листали и перечитывали руководство, а лампочки не желали мигать - новенькая отказывалась сотрудничать.
Девочки нашего класса собирали открытки с фотографиями артистов. Особенно ценились фото очень известных, будь то артист, или артистка.
Увлечение было повальным, и я в нём тоже участвовала, но как-то без азарта. Мне нравились только фото красивых женщин, а знаменитые они или нет - не важно.
Мужские фото не интересовали совсем, и ахи подружек: «Ты что, смотри какой красивый. Моя мечта!» - для меня звучали, примерно, как рассуждения математика для ботаника, увлечённо наблюдающего за рыбками.
Мужчин я любила читать, по детской простоте ценя красоту - в женщинах, а в мужчинах – ум.
Моя мама работала на почте, и я каждый вечер проводила там. Школа была поблизости, и после группы продлённого дня я шла к маме - ждать, чтобы вместе идти домой.
Усидеть на месте было трудно, поэтому ждала везде: все помещения и отделы были мне доступны, кроме кабинетов начальника и маминого. Везде были рады и разрешали помогать: сортировала письма, грела сургуч, печатала на машинке, исправляла ошибки в уже напечатанном и раскладывала открытки на витрине. Вот это последнее и давало мне доступ к только что поступившим вожделенным фото, которые не всем доставались по причине дефицитности – увлечение было не только всеклассное – всегородское.
Моя коллекция быстро пополнялась и так же быстро снова «худела» - подруги легко выпрашивали у меня то, что нужно.
Они жаждали смотреть на своих кумиров, восхвалять их, говорить о них могли часами.
В сущности, это была любовь. Такой вот зародыш огромного и могучего чувства. Он учился ориентации, переходя с одного актера на другого. У него формировался вкус и предпочтения. Он набирал силу и, наконец, стал требовать ответа. Тогда влюбляться стали в одноклассников и мальчиков из параллельных классов.
Но этот начальный период - безответного обожания, нетребовательной самоотдачи – как он был важен!
Первое, чему научились девочки, влюбленные в артистов, оказалось самым главным – любить радостно, независимо от взаимности. Любить легко, как дышать, и жадно, утоляя голод в насущном.
Какую неоценимую услугу авторы открыток оказали нашим девчонкам.
- Море позовёт и мне пропоёт свой заветный мотив – пою и мечтаю набить чемодан разноцветными легкомысленными вещичками.
А пока море меня никуда не позвало, слушаю впечатления коллег, уже позватых и отдохнутых до румянца, облезания кожи и невлезания в платья.
Одной из баек не могу не поделиться.
Хозяйка, бабка моей отдохнутой коллеги, настаивала напиток на вишне. Полученную хмельную отраду процедила и разлила по кувшинам, а вишню выбросила на задний двор. К "угощению" потянулись утки, а к вечеру их не могли дозваться в загон.
- Да вон они, за свиньями – указал дед охающей бабке.
И точно, за свиным раем, где лежали свиньи буквально в яблоках, лежали и утки, точнее, валялись в разнообразных неестественных позах.
- Сдохли, окаянные – решила бабка, заохала с новой силой и подняла первую попавшуюся.
Та была ещё тёплой, и хозяйственной рукой – не пропадать же добру – подверглась немедленному ощипанию.
Потрошить тушку уставшая хозяйка не стала, а выпила для успокоения вишневки и отправилась почивать под бурчание телевизора.
Наутро во дворе раздались визгливые звуки, похожие на утиные - среди кур бродили похмельные утки, одна из которых, совершенно голышом, отогнав кур, жадно пила.
Бабка ошарашено смотрела-смотрела, вытерла руки о фартук.
- Так тебе и надо, пьянчуга окаянная – и пошла в дом, кашу варить.
Я не понимаю фразы «хочешь изменить мир – начни с себя».
Все слова в отдельности знакомы и хорошо узнаваемы.
Но что они делают вместе? Какой смысл прячут за собой, и почему он ускользает от меня как вода в решете?
Кода задумываюсь над «менять мир», первым делом хочется посмотреть инструкцию или, хотя бы, схему сборки.
Как он устроен? Что в нём барахлит?
Странно будет выглядеть, если соседка баба Зося с веником в руках, фонариком и компьютерной мышью (на всякий случай), залезет в недра коллайдера с целью изменить и улучшить.
Пусть сначала разберётся, что к чему, получит допуск на проведение работ и, тогда уж, да повезёт коллайдеру.
А мир?
Кто введёт в курс дела, даст понимание взаимодействия и связей? Кто объяснит его назначение, в конце концов?
Возможно, мы его неправильно эксплуатируем?
Но автора-изобретателя этого грандиозного замысла установить до сих пор не удалось.
Нет проектных решений на стадии разработки. Нет журнала ведения работ при монтаже и пусконаладке. Нет даже журнала авторского надзора за процессом.
Никакой документации, кроме разбросанных по всему свету разрозненных описаний в виде мифов, легенд и сказаний. И те являются пересказом или воспоминаниями воспоминаний очевидцев. Ни одного участника сотворения нам не известно, как и руководителя или ответственного лица.
А, поскольку, нам не оставлены никакие инструкции, вправе ли мы, нарушая авторское право...