Есть люди, которые были в моей жизни и ушли, оставив корявый царапанный след. А со временем царапины эти оказались бороздами, в которые, как семена в почву, упали моменты критики, обсуждений и споров. Упали, дали всходы и плоды – желание и готовность понять рассуждения другого человека, его мысль и его самого.
Павел Олегович был искусствовед.
Свои исследования писал шариковой ручкой, утверждая: «У меня очень разборчивый почерк!»
На самом деле, он боялся компьютера, нашёл себе стол, где агрегата не было, и там обосновался.
Секретарь Нина Владимировна терпеливо разбирала крупные каракули, набирая текст на клавиатуре, бурчала что-то под нос. Иногда звала автора, и он пояснял, всё более недовольно и возбуждённо. Секретарь сдавленно вздыхала и посматривала в мою сторону…
Я была новенькая, появилась недавно и сразу окунулась в застойное и тяжкое болото запущенных дел – на моём месте давно не было того, кто бы за него отвечал.
Поэтому на взгляды с мольбой я реагировать ещё не могла.
А Нина Владимировна уже не могла – не могла понять и привести в читабельный вид творения искусствоведа. Да, у него действительно был разборчивый почерк, но совершенно непонятный смысл написанного.
И секретарь нашла выход из положения – напечатала, как было написано, и положила передо мной текст: на проверку и для «одобрямс». Я начала читать, и тут прозвучало первое, неизбежное, роковое: «Павел Олегович, подойдите, пожалуйста, ко мне».
Невысокий, тихий, чуть сгорбленный пожилой человек привычно поставил стул рядом с тем, кто сейчас будет заводить его текст в компьютер. Сел и мягким голосом интеллигента и порядочного человека произнёс: «Слушаю Вас».
Любовь может быть открытой, не таясь от любимого – это доверчивость.
Любовь может быть безответной – это особая сила.
Но быть открытой и безответной – это унизительно.
Безответная любовь должна быть скрыта: за стеной молчания, в тени ресниц опущенных глаз и отстраненностью, которая как широкое поле, даже если рядом.
Открыто любить легко - это особое везение.
А нести её, безответную, сил хватает немногим.
И тогда любящее сердце идёт на дерзкий самообман: открывается и не видит, знать не желает, что любовь его – одиночка.
Окружает любимого, вьётся за ним, преследует.
Не осуждайте. Это трудно, это больно, это надо, чтоб растратить и успокоиться.
А о тех, кто молчит, мы не узнаем ничего. Только очень наблюдательные догадываются по мягким жестам, тёплым словам и добрым глазам, что за ними прячется, но не бездействует, любовь.
Безответная к одному, отдаваемая всем.
Закончила работу и стала обзванивать родственников и друзей-мужчин - поздравлять с Днём защитника Отечества.
Все рады и благодарны, если даже накануне ворчали, что непонятный какой-то праздник и кому это всё нужно.
Сетевые друзья тоже к этому Дню относятся по-разному: кто-то отвергает наотрез, кому-то он понятен, и поздравления принимаются как заслуженные.
А что женщинам с него? Суетятся, готовятся, готовят.
Всё просто, именно им и нужны защитники.
Они - то самое отечество, за их подолы держатся ребятишки, им ухаживать за больными и престарелыми, им нужна безопасность и надёжность.
Кто-то хмыкнет: «Уж это само собой. Что тут праздновать…»
Поздравляя мужчин, женщины напоминают, чего ждут от них.
Готовя праздник, показывают, что могут дать сами.
Пусть никто не обманет надежд.
Всех мужчин – поздравляю!
Я увидела подругу первая и помахала ей.
-Привет! – Привет. – Как дела? – Ну, как, да ну… - Что, опять работа? Лен, ты ж уволиться хотела. – Нет, ну вот скажи мне, как так можно? Я столько лет… А сил сколько положено… И ведь они хоть бы раз… Вечные придирки! – Придирки не могут быть вечными - их можно прекратить хлопком двери. – Ага, и тут же начнутся другие проблемы. Вечно проблемы… - Ну, что ты всё «вечное», «вечное»? Это же штрихи, фрагменты, эпизоды. Если уж говорить о вечном, то не об этом.
Мы встречаемся иногда в большом кафе, в центре города – так удобно обеим по дороге с работы. Здесь всегда многолюдно, в основном, туристы, и только завсегдатаи знают об удобном месте у окна, за стойкой заказов. Кафе занимает помещение одной из бывших квартир на втором этаже. Когда-то это была квартира царского чиновника в доходном доме, потом коммуналка со сложной и запутанной системой комнат, кухонь и коридоров. Хозяин кафе изменил планировку, убрав некоторые перегородки и расширив основной зал. Но убрать все внутренние стены зала было нельзя, и там остались незаметные со стороны входа закутки. В одном из таких мы и устроились с подругой.
- И правда, давай о вечном! Надо и о душе поговорить. - вид у Лены был очень усталый.
- Ну, почему сразу о душе? Нет, о душе говорить не корректно – никто её не видел, не знает, где находится и что из себя представляет. И вообще, это какой-то собирательный образ понятий, представлений и умозрительных образов. О ней можно рассуждать и верить, что она есть и вечна. - начала я умничать.
- А что у нас ещё есть вечное? Тогда, о смерти? Бррр… - Лена передёрнулась и засмеялась.
- А чего ты смеёшься? Таинственное действо и весьма любопытное, эта смерть, но к вечности отношения не имеет. Смерть – явление частное, фрагментарное и ограниченное по времени. Хотя, это тоже спорно.
- А что у нас ещё есть вечное? – спросила подруга, кладя в рот ложку мороженого.
- Вечна жизнь – ответила я, выпив кофе не маленькими глоточками, как гурман, а крупными глотками, по-нашему, по-кофемански.
И загляделась в окно, туда, где жизнь шла, постукивая каблуками людей, ехала рогатыми троллейбусами и машинами разного калибра, перемигивалась светофорами на той и этой сторонах улиц, да ещё начала сыпать снегом с потемневшего неба.
Потом жизнь, в виде молодой официантки-студентки, принесла ещё кофе для меня и кусок лимонного пирога для подруги. Сливки на кофе стояли горкой, сверху присыпанной корицей. Я поковыряла в них ложечкой, слизала корицу и посмотрела на Лену. Она сосредоточенно отрезала кусочки, отправляя в рот.
- Очень вредно не ходить на бал, когда ты этого заслуживаешь.
Золушке это сказала фея, а мне это сказала я.
Обычно, с утра: юбочка, кофточка и понеслась работать. Это при том, что коллеги, те, которые тоже в юбках, не забывают надеть бусы, колье, браслеты, изящные подвески и прочую красоту, подчёркивающую, что они дамы, женщины, леди и вообще, призваны украшать мир.
Я же не ношу никаких украшений, кроме цепочки, на которой крестик.
Но они у меня есть, и много, и красивые. И их нужно "выгуливать" - удобнее случая, чем корпоративная вечеринка, да ещё новогодняя, не придумать.
Сказали, что в зале, арендованном для нас, будет прохладно, поэтому выбрала платье с длинным рукавом. Оно из чёрного бархата и к нему подойдут любые украшения, но выбрала жемчужные.
[600x450]
[450x600]
У меня давно не было бала. Но завтра...
Помните, у Платона есть «Апология Сократа»?
Это он записал на память речь Сократа в суде над ним.
Сократ говорил своими словами, но так делали немногие.
Адвокатов (лат. приглашённый) в те времена не было, отбиваться в суде обвиняемому приходилось самому, а язык не у всех хорошо подвешен. Написать же речь мог кто угодно, но, чтоб получилось убедительно для судей, обращались к умелому человеку – логографу, чьи услуги стоили недёшево.
Заказчик получает свиток, разворачивает – вступление, красноречивый рассказ о случившемся и впечатляющий эпилог, каждая буква которого свидетельствует – невиновен, всё ложь и навет! Строки пышут огнём негодования, взывают к богам-свидетелям и достойным мужам, присутствующим в суде, речь полна веских доводов и аргументов. И всё это высоким стилем, в лицах – чисто театр. Заказчик доволен и щедро платит.
К такому же специалисту часто обращался и обвинитель, ему тоже нужна была убедительность, и тут уж экономить не следовало - судебные издержки несла проигравшая сторона.
В суде обе стороны встречаются с выученным наизусть текстом. Бросают друг на друга победные взгляды – ещё бы, такая речь «в кармане», сейчас противник уйдёт с позором, как побитая собака.
И действо начинается: звучат обвинения и оправдания, стороны стараются добавить страстей, голоса играют обертонами. Публика рукоплещет – говорю же, театр да и только.
Нередко оказывалось, что обе стороны обращались к одному и тому же логографу.
Получает такой умелец заказы от обеих сторон предстоящего суда и вдохновенно, непременно вдохновенно, пишет встречные речи.
И тут уж софистика, как она есть – такому логографу не нужна истина, нужна цель. У него есть инструмент – слово, которым он решает задачу. Обвинить или оправдать, ему всё равно. Он куёт оружие - стройную и убедительную речь.
Так кузнец выковывает клинок, и только он - его цель. Мастер любуется им, гордится, и не важно, кто потом победит.
Хорошую речь неизменно встречали аплодисменты, а популярность логографа росла. Слушатели в суде умело отделяли достоинства речи, независимо от того, каков результат суда. Произнести, а потом выдержать прения, тоже требовало мастерства, что и привело, в конце концов, к появлению профессиональных обвинителей и защитников.
... Сократ мастерски владел риторикой. Печальный конец – логичный результат жизни, а не провал апологии, которая была, по сути, не защитой, а последним поучением и наставлением развенчивать заблуждения, которые полны гнусности и коварства.
- Привет!
- Привет. Ну, как твои проблемы, решились?
Вот спросил, так спросил, что не знаешь, как и ответить. Уточнить, какие именно проблемы имеет в виду из недавно выплаканных ему? - пожалуй, сочтёт занудой. Бодро заверить, что да, все в порядке - решит, что просто истеричка или день тогда был трудный, и не стоит мои жалобы принимать всерьёз.
А я так хотела, чтоб посочувствовал и поддержал. Именно он, такой авторитетный для меня, такой рассудительный и не равнодушный ко мне, как думала тогда.
Только вот после такого дежурного, на бегу, вопроса повеяло холодком, и я растерялась.
- Проблемы решаются, спасибо за поддержку - ляпнула и постаралась улыбнуться, хотя, в чём та поддержка заключалась, ещё вопрос.
Ну, вот и ещё одна проблема - не с тем о больном говорила, кому доверить можно, а стем, кому хотелось, чтоб он был надёжным другом.
Мало ли, что хотела...
А проблемы что, они есть и будут нескончаемым шествием.
С поддержкой или без, мы разделываемся с ними, как с орехом - с трудом и последующим удовольствием.
Есть такие, что несём по жизни, как крест.
А иные развенчиваем до статуса простой задачки на "раз, два".
К некоторым применяем меру - не видеть в упор. И помогает, как ни странно.
Есть у них ещё и применение - на твой призыв о помощи откликнутся только по-настоящему близкие люди, как магнит притягивает только железо.
Не надо делать унизительные проверки, жизнь сама подстраивает эти "сюрпризы", как вот только что.
- Вот бы на дельтаплане полетать – размечталась в первом часу ночи – Только невысоко от земли, а то я боюсь – написала и нажала «отправить».
- И что, тебе не всё равно, с какого этажа падать, с 48-го или 10-го? – ответили с той стороны монитора.
- Ты это о чём? Я ж про летать, а не из окна вываливаться – решила уточнить.
- А для меня, что на дельтаплане, что из окна, одно дело – без страховки же!
- Не подумала как-то… тогда уж, лучше, рок-оперу пиши.
Такой вот разговор состоялся между подругами, обсуждавшими, как же им разнообразить жизнь, ставшую … ммм, скажем, пресноватой. Точнее, однообразной. А если уж правду, то скучной, никомуненужной и нуеёнафиг - до слёз.
Эти-то слёзы и «утирали» друг другу в переписке.
…. а горизонт далеко-далеко и ровной полосочкой. Вот на кромке проступили холмы, а внизу – степь. И кони: вороные, гнедые, серые в «яблоках» - скачут не быстро, играя, пофыркивая. Грывы, хвосты в разные стороны.
И вот, как ветром подуло – вихрем понеслись, ровно, вожак впереди. Топот музыкой, и ритм как пляска.
Лечу над ними, несусь куда-то, не знаю, куда, но надо так. И хорошо мне, и весело, и кони подо мной, словно тянут меня за крылья – быстрей, ещё быстрей. Вот сейчас!
На горизонте засветилось, кони припустили ещё шибче. И ударил свет – кони на дыбы, я - как на мягкую подушку.
Проснулась.
Действительно, я на подушке, солнце в окно.
- А почему бы нам не покататься на лошадках, а? Сегодня же напишу ей.
Утро серым туманом занавесило окна снаружи: ни раздёрнуть, как шторы, ни отогнать.
В ноздри вкрался и защекотал резкий запах – муж размешивал растворимый кофе в большой кружке, кофейную чашку он презирал за размеры.
- Садись, остынет – подвинул бутерброды ближе к её месту за столом.
- Сам пей эту бурду, я буду заварной – женщина огрызнулась, демонстрируя сердитость.
- А, так я щас, заварю, ешь пока – и быстро встал, уронив табуретку.
Лицо виновато-услужливое, и глаза как у бассета – так всегда смотрит «после вчерашнего».
- Пусть варит, пусть, а я потом скажу, что хочу чай, и сама заварю и затороплюсь на работу – некогда мне тут с ним разговаривать – мстительно подумала, глядя на дорожку под окном.
Туман осел, сделав асфальт мокрым, а там крупными белыми буквами «ЛЮБИМАЯ, ЭТО ТЕБЕ» и рядом из пяти кружков нечто в виде цветочка. В этом месте у художника закончилась краска и рисунок вышел бледный, словно тающий снег на чёрной земле.
- О, и до нас дошла мода асфальт расписывать – от удивления забыла, что надо мужа молчанкой наказывать.
- Где? – тут же оказался рядом и обхватил прижавшись, словно ему плохо видно.
- Везёт же некоторым – оттолкнула – от тебя такого не дождёшься.
- От меня? Не дождёшься? Да, если хочешь знать, это я написал! Тебе.
- А что цветочек такой хиленький?
- Знаешь, как трудно было после рабочего дня ползать!
- Особенно пьяным в хлам…
- Да, это я от радости, что такой удачный сюрприз тебе придумал, а ты за грязные штаны ругала громко, а я на коленях, по асфальту – добавил трагизма в голосе.
- Бедненький, умаялся, не дорисовал – стало смешно и язвить было всё труднее.
- Да, не дорисовал. Кисточка сломалась! Асфальт шершавый, очень – и умолк, наливая ей кофе.
Теперь оставалось ждать реакции: поверит – не поверит.
- А вдруг, правда, это он написал для меня. Глупость, конечно, да какой там изобретательности ждать от этого мужлана – подумала и машинально взяла протянутую чашку, забыв сердиться.
*****
Щелчок зажигалкой, снова – не горит.
- Барахло какое – длинноволосая девушка бросила зажигалку на пол, лихорадочно нашарила в сумке другую, прикурила.
- Гад, мерзавец – сдавленно шипела.
- Успокоиться, не дрожать. Ему от этого ни холодно, ни жарко, а себе весь фейс попортишь морщинами – прерывисто шептала себе, успокаивая.
Свет не включала, фонари за окном и те резали глаза, сейчас всё раздражает.
- Всё, последний раз, никогда больше. Никогда! Пусть катится, враль… - пышноволосая девушка жадно затягивалась, глотая дым, сжимая зубы.
Не собиралась сегодня возвращаться домой, но он, он опять обманул: не может, видите ли, поехать на выходные, как договорились. Жене его плохо, нельзя её оставить, и разводиться ещё не время: «Ты же сама видишь! Как её бросить в таком состоянии?».
- А моего состояния он не замечает - слёзы всё-таки потекли. Стала вытирать и заметила, что ключи от машины ещё в руках. Отшвырнула и их, не отрываясь от окна.
Ночная улица пуста, и только чья-то фигура на асфальте возится.
- Кто это там возле машины вертится? – проморгалась, открыла окно, чтоб крикнуть, но сдержалась – фигура ползала по дорожке рядом с авто, но машину не трогала.
Пригляделась - фигура отползла, оставив белое пятно, которое оказалось буквой.
- И тут эти дурики асфальт разрисовывают. Ополоумели от чуйств – зло подумал, продолжая наблюдать.
А буквы, тем временем, словно выползали из-под щуплой фигуры.
- Тощий какой-то ухажёр. Похоже, расписать асфальт, это всё, что он может – продолжала наблюдать уже заинтересованно.
Наконец, буквы сложились в фразу и на асфальте красовалось: «ЛЮБИМАЯ, ЭТО ТЕБЕ», а рядом цветик-пятицветик с кривыми лепесточками и недорисованной загогулькой, изображающей листок на стебельке.
Фигура поднялась, с трудом разгибаясь.
- Ага, свело худые ручки-ножки на романтичном подвиге – пышноволосая уже развеселилась.
И тут фигура повернулась, блеснули очки, под ними чётко виден длинный нос.
- Так это же соседка сверху. Вон, и кофта из-под куртки, ядовито-жёлтая, словно на спор с фонарями светит. Надо же, такая серая мышка, ходит-семенит с лицом землеройки, а туда же, любовные послания с цветочками – озадаченно размышляла, прикуривая сигарету от сигареты.
Слёзы уже высохли, а любопытство разбирало – кому могла такая невзрачная личность писать, и почему «любимая», а
(Прошу не придираться к точности фразы и её перевода; суть не в точности, а в смысле).
Как-то Сократа спросил молодой человек, стоит ли достойному мужу - в Элладе мужчин называли мужами– так вот, стоит ли мужу жениться, и какой в этом прок?
Мудрец, а судя по тому, что сам он ничего о себе не писал - все высказывания и жизнеописания дошли в записках его учеников, почитателей и просто любителей оставить след в истории путём писания – он был мудр, и ответил мужу вопрошавшему, ибо сомневался тот, останется избранница нежной и весёлой, когда станет женой, или станет хуже скипидару.
- А что тут думать? – Сократ отвечал – Женитьба, это шанс стать удачливым счастливчиком, если повезёт, или мудрецом, если наоборот.
Надо заметить, что везение и мудрость жители древней Эллады почитали наравне с доблестью спартанцев и победами олимпийцев. Статуй в виде бюстов на родине отличившегося не ставили, но уважение родственников, соседей и каждого встречного на дороге было гарантировано.
Да уж, мудро, так мудро. А мудрость с веками не ржавеет.
И решила я понаблюдать… женщины уже догадались, наверное. Да, решила понаблюдать, как женитьба повлияла на моего мужа, в плане, мудрым стал или, в чём не сомневалась, редкостным счастливчиком.
Вот ходит он, задумался, сел, и опять сосредоточен.
- Неужели помудрел? И насколько? – закралась тревога.
- Как ты думаешь, до Австралии можно долететь без посадки? – уж спросила, так спросила.
- Если в Австралии же взлететь, то без проблем – ответил без запинки.
- Умный какой - погрустнела, но сообразительность – ещё не мудрость.
Может, проверить его на веселость? Тут и проявится счастливчик?
- Посмотри, у меня новая кофточка – повертелась перед носом, принимая выгодные ракурсы, как для фото.
- Да. Хорошо – сказал задумчиво.
И с чего решила, что пустится в пляс от радости? Не удаются мне эксперименты. А спрошу ка я прямо, в лоб, что он сам-то думает с точки зрения Сократа.
- Вот скажи мне, как ты считаешь – женитьба на мне сделала тебя счастливым человеком или мудрым? – и замерла.
Наморщил лоб, брови вверх, посмотрел искоса да и зашелся в смехе.
Сократ, конечно, мудр, но я так и не поняла – хорошая моему мужу я-жена попалась, или так себе.
Новую кофточку снимать не стала, так, на всякий случай. Покрасуюсь ещё.
Из теплого Крыма, с древней дороги суровых римлян, волею прихотливой фантазии переношу рассказ на север, в Гиперборею.
Аполлон - ну кто же не знает про красавца, бога и предводителя многочисленных своенравных Муз (и как управляется?).
Златокудрый эллин, утонченный знаток удовольствий. Властный и жадный до поклонения, идеал мужской красоты, сияет в лучах славы.
Произносишь «Аполлон», и словно сладкой карамелью наполнен рот, мечтательный вздох и глаза в томном полуобмороке.
Но скажешь «Феб» - и ни следа от томного красавца!
Божество с таким именем носится по свету, на белом лебеде летая в Гиперборею. Влиятельный и авторитетный: «На первом месте сидит он меж богов всеблаженных» (Гомер, “К Гермесу”, 468). Вершитель судеб – дельфийский оракул вещает его словами. Врачеватель и карающий судья.
И всё это тот же Аполлон.
[310x504]
К тому же, совсем не греческий по происхождению, достаточно внимательно прочитать Гомера. Да и не только Гомер: древнегреческие авторы говорят об этом на каждом шагу. И дело не только в том, что мать его пришла из Гипербореи... Но, обо всём по порядку.
На белом лебеде летать по следам Аполлона мне не удалось, но кое-что разузнать - получилось.
Вопросов было много и, как это часто бывает, ответы на вопросы породили другие вопросы.
Закончить "расследование" никак не удаётся, поэтому рассказывать буду частями.
(Фото из сети)
Я боюсь потерь, особенно - друзей и любимых.
Терять деньги или вещи тоже не хочется, но это не ранит сердце. Оно не заноет и не заплачет.
Или вот, поменять работу или квартиру, где оставляешь добрые связи и привычные удобства, психологически трудно, но не тягостно. Как дорогая покупка: берёшь нужное - расстаёшься с деньгами, тоже нужными, но так надо. Всё уже взвешено и решено. Риск, что новое окажется хуже старого, небольшой есть и принимается как неизбежное зло. Для сердца это труд, но не горе.
Потеря дорогого...
В сердце рана, и пока боль стоит, ищешь свою ошибку, промахи, что не так сказала. Устав и запутавшись в терзаниях: "Да выбрось ты это из головы! Вырви из сердца. С корнем!" - и выбрасываешь, и вырываешь - всё одно, какую боль терпеть.
А они разные: терпеть, пока отболит и останется, или залечивать ампутацию.
Дорогие люди в жизни ещё будут. Свет и тепло новых чувств отвлекут от старой раны, и она замолчит. Когда и эти станут потерей, появятся другие, и так снова и снова. Жизнь длинна.
Но дорогих людей всё меньше, а сердце уже равнодушно. Можно так и не заметить, что уже никого не любишь именно потому, что нечем: раны, раны, и ни одного живого места. И даже не ужаснуться, что любящее когда-то сердце стало пустым решетом. Неправильно это.
С любимыми не расставайтесь.
Даже, если разлука развела, оставляйте их в сердце. Боль утихнет, если помнить только хорошее, и вместо одиноких дыр разноцветным калейдоскопом останутся самые приятные моменты. В этом уважение к себе и своему выбору.
А если вдруг вы нашли в сердце пепелище, от которого хотите избавиться, терпеливо сажайте туда цветы добрых воспоминаний. Память - запасливая дама, она всё хранит и всё предоставит.
Только бы не потерять.
Мастер-класс по вшиванию застёжки-молнии в вязаное изделие
Спасибо Bobignu за МК
Замечательный мастер-класс цветочков маленьких и пухленьких.Из них получаются чудные детские вещи,пледы,подставки под чашку и многое другое,на что только способна ваша фантазия.