Иногда, если встать у окошка,
Совпадая с малиновой мглой
Предрассветной - увидишь, как кошка,
Отразив шкурки мёд с пастилой

Лукоморственным глазом, проходит
Не спеша через свежий снежок,
Её шаг ни к любви, ни к охоте
Не относится – ей хорошо.

И откуда она появилась?
Явно душу принять за весы,
Жизнь за веру, а чувство за милость,
Если видеть, что ушки, усы,

Лапки мягкие так беззащитны,
А спокойствия прочен покров,
Несмотря на контраст очевидный -
Истин зримых закон столь суров…

Йогурт сумерек тает фривольно,
Нет следов на искристом снегу,
Ангел шов горизонта продольный
Тянет вдаль, но на том берегу

Акведуком к кошачьей приваде
ЛЬётся млечных путей благодать,
Есть в нас что-то, как в кошкиной правде -
Быть не может купить иль отнять

Отрешённую в ласковом взоре
Радость сердца, в глуби, без причин,
И в зрачках - словно лес, словно море -
Свежих дев или старых мужчин

Одинакова. Что заставляет
Верить, что доброта дел и слов
Не напрасна? Глаз кошкин мерцает;
Ей известно… Ей виден покров.

 

Вечером, в ветреную и облачную погоду бывает так, что в высоких облаках возникают просветы, медленно меняющие форму и положение, а между ними и моими глазами низкий разреженный облачный покров мечется рваной паклей, суетно и торопливо стремясь к горизонту. И просвет в высоких облаках то виден ясно, то неясно, то скрывается на какое-то время, но я знаю, что он там есть, хотя и изменится, когда я увижу его вновь. Так и видения моей памяти – то застилаются событиями проходящих дней, то вдруг проявляются с неожиданной яркостью и остротой, то, кажется, пропадают совсем, однако мне точно известно, что они есть, и тут же смутно ощущается болезненный дискомфорт, природа которого поначалу была мне непонятна. Позже я понял, что запечатлённые памятью мгновения, храня самое содержание жизни моей в далёком и не очень прошлом, имеют для меня значение лишь как что-то, утраченное навсегда, если воспоминание хорошее, и как нечто, навсегда остающееся со мной – если они тягостны.      

 

Вспоминаю летний Новосибирск. Тихий Академгородок, транспорта немного, не жарко. Лёгкий ветерок с хорошо скрываемым любопытством колышет волосы девушек на автобусной остановке, приоткрывая их безмятежные или погружённые в себя взоры. Невесомые облачка в озоново-голубом небе. Короткие платья, светлые юбочки так подходят их упругим шагам – деловитым или горделиво-прямым. Говорят по мобильникам, покачивая в нежных пальчиках полупустые шопинговые пакетики. Дела, дела… Встречи, заботы, теплые омытые закатами и любовью вечера. Не было ничего. Только цветные искушающе-близкие сны. Почему я не умер в детстве? Я знаю точно, они будут ясно видны мне и перед самой смертью, такой реальный чужой мир…

Молчат гробницы,мумии и кости,
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь письмена.
И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный - речь.

Иван Бунин


Философ:

- Мой друг, не думай о словах,
В них свыше не ищи значения,
И на обветренных губах
Их вкус до умопомрачения

Не воспроизводи вотще,
Проникнуть силясь в тайну знаков,
Что служат времени праще
Снарядами. Неодинаков

Во мгле столетий и в твоём
Уме, слегка разгорячённом,
Текучим мыслям окоём,
В одежды слова облечённым.

В словах священному огню
Нет места, их зерно – измена,
Их люди, сотни раз на дню
Пережевав, как в жвачку сено,

Используют, перевернув
Их смысл, как им сейчас удобно,
И осы мельтешащих букв
В контексте лжи нас жалят злобно.

Слова – уже не инструмент
В руках учёного и мага,
Из них торгаш и инсургент
Своей отравы варят брагу,

Слова – отмычка и закон,
Они – разменная монета,
Они – больной и душный сон
В уме безумного поэта.

Поэт:

- Мой друг, подумай о словах,
Ищи в них высшее значение,
Они на страждущих губах
Не просто средство для общения;

Попробуй мысленно на вкус,
Кричи и пой, вложи в молитвы -
В них слышен вечности искус,
И стон любви, и грохот битвы,

В них есть вибрация основ,
И часто, всем нам в укоризне,
Гортанный хрип последних слов
Сильней деяний целой жизни.

Будь поталантливей бы, смог
Сквозь тьму веков прозреть и дым я
Слепящей истины исток:
Любое слово – это имя.

А имена есть суть вещей
В их человечьем понимании,
И ты, пустых наевшись щей,
Не говори мне об обмане:

Не ты ли остроту ума
Сковал доспехом дефиниций?
И огорчён теперь весьма,
Что не поймать, подобно птице,

Тебе в силки волшебных слов
В груди цветущие рассветы -
Вот так, мой друг-"болиголов",
Сухой философ стал поэтом.

Вы дерзко, Вы невероятно красивы;
Я думал, такого и быть-то не может...
Рассвет - и цветок распустившися сливы:
Смогу ли я стать и беспечней, и строже?

Едва ли Судьба мне сулит подношенье - 
Растаяли Вы, но рассвет так коварен...
Как лопнувших струн звонкий крик непрощенья -
Нет, я не согласен! Утрачен? Подарен...

Слушать этот музыкальный файл

Кажется, текст песни написал для Насти Юрий Юлианович. Песня - катарсис. Не знаю, кем надо быть, чтобы остаться равнодушным.

Ажурная ласкала глаз листва,
Ковром цветистым ссыпана под ноги,
Не дал коснуться тайны естества
Осенний бог – ревнивы нынче боги.

В воздушной влаге, в бахроме ракит
Чуть сизоватый свет небесной зыби
Небрежно и балОванно хранит
Загадку яви, морось тихо сыпет;

Мы призрачны, как сны и поезда,
Во времени завязшие, как в тесте -
Исчеркана в бессильи береста,
Всё сказано – и мы молчим не вместе.

Не оттого ль в неведомую даль
Стремятся души с криком журавлиным,
Что дней любви утраченный Грааль
Далёк, как ветер с шёпотом полынным…

***

Растерян лес, беспомощен и гол,
И солнце в нём не чистит больше перья,
И чёрных веток жалкий частокол
Напрасно молит в небе благоверья.

В прорехе тела саблей машет куст,
Сметая клочья грЕзи пасторальной:
Осенний бог врастает в небо… пуст,
Невоскрешаем взор его медальный.

Но знаки пламенеющей тоски
Мы сами выжгли на его колене,
Как счастливы мы были, как близки,
И всё возможно было... Как в Эдеме?

Не потому ль в пронизанном пальто,
Смеясь и стук зубов мешая с градом,
Пусть стало всё не так и всё не то -
Прощаем мы себя и всех, кто рядом.

Жемчуг утренней дрёмы,
Даль невыпавших встреч,
Кряжей горных изломы,
Случай – призрачный меч,
Плеск разреженных капель,
Жерла мёртвых мортир,
Лёт стремительных цапель,
Белых, словно пломбир,
Из холодных рассветов
В шум и золото дня
Плавят бремя ответов,
Нежность их полоня
Плавно-грустно-верблюжью…
Проявленье дуги
Твоей брови – как тушью
Росчерк твёрдой руки;
Иероглиф «бесценно»,
Знак «начало пути»,
Растворение пены
Слов бегучих – прости:
Нам касание тайны
Удержать, тишины
Голос остро-кристальный
Лишь мгновенья даны:
Вечность в люльке пространства
Улыбнётся, зевнёт –
Снова нет постоянства,
Снова страх, снова взлёт.

Ясперс скучает.
Ясперс зевает.
Ясперс почесался и стал куда-то всматриваться. Что-то поколебало неспешное течение его дум (кто бы знал, каких).
Ясперс втянул ноздрями – осторожно, чтобы растянуть момент обретения ощущений. Полуприкрыл веки. Кажется, разочаровался…
Ясперс как бы нехотя меняет позу – и вдруг стремительным и плавным движением исчезает из поля зрения.
Томительные мгновения ничего не происходит. Ветерок забывания о прикуривателях вяло колеблет колосья оголений в близлежащих коннотативных полях.
И тут свет меняет сторону следования – появляется Ясперс с добычей в изголуба-снежных клыках, и на вид даже не ждёт, чтобы его заметили. Добыча электричеки потрескивает. Я жду. Наконец Ясперс ложится как ему, сфинксу, и положено, осторожно держа трепыхающегося текстуала между передних лап.
- Если я превращусь в женщину, тебя это устроит? – ехидно-скучный с граммофонным шипением голос Ясперса пугающе несоответствует слишком живому (для Ясперса) лазерно-янтарному мерцанию глаз. Ну вот, опять начинается… Я осматриваю добычу. Ядерные связи пульсируют, не желаю ничего менять – сейчас о другом…
- Меня устроит, если ты доведёшь дело до конца – Ясперс немедля кобальтовым когтем слущивает чешую фонем со стиха, высасывает с нежным присвистом эмо-лимфу и, деловито урча, сжирает остаток. Хруст рифм и метра тошнотворен. Стих обрёл небытие в этом мире – и воплощение в ином.
- Мог бы сочинить что-то повкуснее – Ясперс делает вид, что неудовлетворён. Ясен пень – ему нужна не добыча, а охота. Он не хочет признать, что мне, мне-то нужен… нужна…
- Где ты, мой Персик? – глубокий и всепроникающий, её голос исходит откуда-то сверху. Ясперс радостно подбирается. Гранатовыё искры пробегают по усам. Он знает, что отвечать не нужно, но не может сдержаться и издаёт мощное мурлыканье.
Лиловая до черноты ладонь призрачной лодкой подхватывает Ясперса и возносит за горизонт – если грань между мыльной плёнкой поверхности и фиолетовым бархатом Звёздного Плаща можно так назвать.
- А у него есть подруга?
- Не будь идиотом. – Её голос обволакивает и не даёт сосредоточиться.
- Когда ты вернёшься?
- Я всегда с тобой, и думать иначе ты уже не захочешь, не так ли?..
Я не успеваю спросить – в мгновение ока Лилит исчезает. Этого не видно, но я чувствую: она не здесь. Мне опять надо без неё. Поскорее бы тогда заснуть и уйти вниз (ну или куда там) – там ждут. Там всегда ждут.
Всегда с тобой. Хорошенькое дело…

Слушать этот музыкальный файл

Файл загружен с целью служить фоном при открытии дневника.

Стемнело. Чёрен бор дремучий,
Свинец воды струит река.
По небу рьяно мчатся тучи,
Вздымая рваные бока.
*
Их бег стремителен. Их тени,
Накрыв ночные города,
Разбудят сонмы привидений
В преддверии Страшного суда.
*
В лесах корявых волки взвоют
На диск потерянной луны,
На кладбищах земля откроет
Тех, кто загублен без вины.
*
На море буря опрокинет
Судов военных череду,
И из глубин существ поднимет
Которым место лишь в Аду.
*
Табун ужасный не устанет
Безмолвных всадников нести:
Плащами чёрными сметают
Всё, что встаёт на их пути.
*
Их путь всё дальше, за пустыни
И горных перевалов лёд.
Там гнев и ярость их остынут,
И там настанет их черёд.
+
Там слон поднимет белый бивень,
Трубя над высохшей рекой.
И грянет гром. И хлынет ливень.
И станет прошлое строкой.

Ребрист, округло-жёлт, концы пиподняты,
Застыл своей кончины на пороге.
Уютной, плавной формою пироги
Нас радует. И, до конца не понятый,

Уже, твоей рукою жадной тронутый,
Теряет часть своей упругой тоги -
И обнажается, как ножки-недотроги;
Нежнейший цвет, как стан, к заре развёрнутый.

А вкус - его встречаешь сладким стоном ты -
Амброзия! И мы - Олимпа боги,
И между нами - наслажденья токи,
Тянусь поцеловать твой носик вздёрнутый...

И - носом в пол! Как больно! Я умру?
Увлёкся, наступил на ко...

Тяжёлых туч свинцовые мазки
Закат подкрасил страстью нежно-алой
Глаз ищет запустенья, будто мало
С железных крыш струящейся тоски.

Хоть никогда не будем мы близки,
Душа от счастья в небесах витала,
Когда любви богатства познавала
Коварной, как зыбучие пески.

Но беспощадно время: незаметно
Слабеет голос сердца безответный,
И чувствую – вот-вот порвётся нить,

И всё пройдёт. Единственною дамой
Останется бессонницей упрямой
Желание хоть что-то изменить.

Не может день не завершиться,
На месте пропуска в графе
Не в том полупустом кафе
Нежданной встрече не случиться,
Не мог не подгореть омлет,
Не может небо не курчавить
Тем облаком, что не оставить
Без взгляда, брошенного вслед,
Тот вечер, что немой прогулкой
Покойно к ночи близит путь:
Не может город не уснуть…
Уснуть не сможет город гулкий
В пещерах площадей, и звук
На мокрых улицах азартен,
Не слитно, в ноябре ли, в марте
Лишь ненадолго спящих рук
Нам видятся прикосновения -
Не могут не мечтать они
О жаре после полыньи
Того неверного мгновенья,
Когда, не веря, что пришло
Их время, встреча глаз не длится,
А той мгновенной единицей
Становится, что обожгло
Те руки. Навсегда, вне вёсен
И осеней останься, миг,
Немым ответом - счастья крик -
На все ненужные вопросы.

Не может день не завершиться,
И в прошлое его снесёт…
Но очень может это всё
Так никогда и не случиться.

Александр Шмеман - «О молитве Господней» [показать] [показать]
Астафьев, Виктор - «Царь-рыба» [показать] [показать]
Барт Ролан - «S/Z» [показать] [показать]
Барт Ролан - «Нулевая степень письма» [показать] [показать]
Гаспаров, М. Л. - «Очерк истории европейского стиха» [показать] [показать]
Григорьев, Олег - «Птица в клетке» [показать] [показать]
Деррида, Жак - «Письмо и значение» [показать] [показать]
Дэвис, Робертсон - «Пятый персонаж» [показать] [показать]
Кен Кизи - «Порою блажь великая...» [показать] [показать]
Мамардашвили М. К. - «Эстетика мышления» [показать] [показать]

еще 7 шт.

Он увидел её когда-то
Силуэтом в огне заката
И никак позабыть не мог.
Этот танец огнехожденья
Обещает перерожденье,
Но опасен его итог:

Манит тайнами мирозданья,
Разрушенья и созиданья
Столь желанный и тёмный лик.
Непосильное испытание;
К ней любовь - это лишь страданье,
Или истины тусклый блик?

Поцелуй... С ней почти сливался,
Но в последний миг испугался:
Я погибну в её плену!
Новой сути огни погасли,
Всё исчезло - страдай и кайся,
Что оставил её одну!

Он мечтал, открывая двери,
Он искал, он почти поверил
В их космичекую судьбу.
Где же ты, неземная Пери?
Не найдя, свыкся он с потерей,
Скинул древнюю ворожбу.

Встретил вскоре земную Еву,
Мать, служанку и королеву
И хозяйку в одном лице:
Кроткий образ Пречистой Девы.
Насмотревшись чужих пределов,
Возвратишься домой в конце.

После ужина с калачами
Просыпается он ночами
И со звёздами говорит.
Выбрал яблоко он в начале.
Никогда, ни в одной из далей
Он не встретит своей Лилит.

Очень редко, в бреду утраты,
Стонет сердце, бессильно смято;
Ловит он огоньки примет -
С краю ночи, в пылу заката
Манит властно, зовёт куда-то
Чей-то огненный силуэт.

На насекомо-спичечном бетоне
Неяркий полдень. Городской апрель
От скуки хочет в тёплую постель.
Снежинок перхоть в пегом небосклоне
Гоняет ветер. Хлопают дверьми
Дворы-старухи, скаредно песочниц
Лаская многоглазьем штукатурки
Пустые берега. Плати, корми,
Но демоны внутри, с усмешкой сводниц
Толкая в глаз газеты и окурки,
Всё искушают бахромой общенья
В вечерних разуюченных кафе.
Окраин Каин в дымном галифе
Шагает с безответностью служенья
В небытие гламурных пустырей
И глиняных иных напластований,
Где скопищь теней злей и окаянней -
Всё жалобней, всё ярче, всё быстрей
Мы крылышками машем. Для крещенья
Довольствуемся фирменным ситро -
В нём стеклоокий выползень метро
Облизываясь, ждёт нравоученья.
Час-пик нескоро. Дворник-апельсин
Идёт за пивом. Музыкой сполоснут
Какой-то лёгкой, крокодил витрин
Позёвывая, дремлет. Плюс один;
Ещё бы побродил, да уши мёрзнут.

Африканские маски. Оглушает немоты глубина.
Гладкое дерево, кость. Дублёная кожа.
Белый цвет - это смерть. Чёрный - это война.
Ну а красный, а красный-то что же?
*
Прадо, мантия или мундир, нагота лишь одна -
Всё личины: солдаты, лакеи, поэты, вельможи...
Желтый цвет - это солнце. Зелёный - весна.
Ну а красный - а красный-то что же?
*
А какая из них у тебя? Жизни слепок она.
Она красного цвета, я знаю, мы в этом похожи.
Небо - синь. Фиолетовый - зеркало сна.
Красный... {каждый ответит, как сможет}.

Литературное хобби становится всё более ощущаемой потребностью постепенно. И теперь уже выходит далеко за рамки понятия "хобби" (впрочем, и хоббит тоже оказался полон загадок). Что же касается общения... Всё зависит от собеседника. Есть всё же желание преодолеть ситуацию, когда интересным ты неинтересен, а неинтересные навязывают и всё хотят и требуют чего-то.