[показать]
^{Александр Литвинов — Веня Д'ркин. Фото 1998 года.}

Пятнадцать лет назад умер главный поэт Донбасса Александр Литвинов, которого больше знали как Веню Д’ркина. Ему было двадцать девять, он прожил странную жизнь, разорванную нищетой, между районными центрами Луганской области и Москвой. Он был местной, приграничной, белгородско-донецкой звездой, а позже всероссийской знаменитостью из последнего поколения русского рока. В 90-е Литвинов остался неуслышанным, потому что свободы было много, а кушать все же хотелось. Людям тогда нужна была музыка для борьбы за выживание, а не фантазеры. И «День победы» с ударением на последний слог в Донецке был просто песней.





Д’ркин умер молодым, так что мы никогда не узнаем, кем он был — «ватником» или «укропом».

Мертвые становятся общим достоянием. А точнее предметом быстрого дележа в твиттере. Кто первый поднимет на флаги Виктора Цоя? Разумеется, нет никаких сомнений в том, что Цой был патриотом России. Значит, доживи он до наших дней, провалившись в этот колодец истории, пел бы сейчас бодрящие песни Гиркину. Вроде «Солнце мое, взгляни на меня». В этом силлогизме, конечно, пропущена сомнительная посылка: «Каждый истинный патриот должен поддержать проект «Новороссия». А с другой стороны, мы знаем наверняка, как Виктор Робертович (ему сейчас было бы за пятьдесят, так что интонации тут вполне могли бы оказаться вельможными) искренне ждал перемен. Так что Цой — это боевой клич Майдана.

Я ничего не смог остановить. Увы, я не ахти какая птица. Теперь мне больше нечего ловить — осталось вместе с вами расплатиться. Теперь уже на всех один финал, все обручами стянуты стальными, — и если кто-то что-то понимал, он отвечает вместе с остальными. Предчувствие, мне душу леденя, могло бы мучить более жестоко; не так, увы, травили вы меня, чтоб сделать полноценного пророка, — и вот теперь, мучитель мой родной (вас было сто, а надо было двести) мы в связке низвергаемся одной. В истории мы тоже будем вместе.

Я ничего не смог остановить. Похоже, это участь всех попыток? Утопий недостаток, может быть, антиутопий, может быть, избыток, — проклятие исполнится сполна. Казалось бы, все ясно, мысли здравы, — но замкнут круг. Написано «война» — грядет война. Написано «расправы» — грядут они. Читаем «произвол» — и нарасхват палаческие роли, хоть каждый по отдельности не зол и эту роль играет поневоле. Настолько ясно видя этот круг, я мог его порвать. Дрезина катит, еще никто не спас ее — а вдруг? У одного, положим, сил не хватит, но можно было как-то рассказать, открыть глаза… Ведь масса — это сила! Пускай ничто б не двинулось назад, — но, может, хоть слегка притормозило? Не вечно же страну карает Бог, гоня ее сквозь митинги и путчи. Я знаю, что никто еще не смог, но лично мне от этого не лучше.

И вот теперь, читая жизнь мою, что движется к старенью понемногу, в Отечестве, стоящем на краю и, кажется, уже занесшем ногу, — я думаю о тщетности трудов, бессилье слов — припомнить их неловко; хоть я от них отречься не готов, но склонен думать, что они — дешевка. Воистину, не стоило труда! Конечно, проку нет и в этом стоне: коль вся страна шагает в никуда, то что мой личный путь на этом фоне? Но как-то жаль, что наше шапито, где правит плохо выкрашенный идол, настолько обесценивает то, в чем я когда-то высший смысл увидел. Все тонет в луже, в плеске дождевом, в истерике, прослушке и войнушке. Все то, зачем мы, в сущности, живем, объявлено не стоящим понюшки. Осталось байки старые травить да с нанятым вруном бессильно спорить.

Я ничего не смог остановить.

Но, кажется, еще могу ускорить.

Дмитрий Быков
обозреватель «Новой»

ПУТИН ВВЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ ПАКЕТ САНКЦИЙ ПРОТИВ РОССИИ

Это не просто бред, а бред самоубийственный.

Вспоминается история, рассказанная мне Марковым еще лет пятнадцать назад, когда с ним еще было не очень стыдно общаться, про парагвайскую диктатуру Стресснера. Бригадные генералы, правившие страной, кормились с контрабанды машин. Нюанс в том, что страна сама машин не производила. Когда их бизнес начал тихо сжиматься, они ввели закон, запрещающий ввоз машин в страну.
Так вот, они просто шаловливые дети рядом с нашими.
Не просчитано, например, что огромное число продовольственных и потребительских товаров, продаваемых в России производится на ввозимом сырье. Пример - "наша" колбаса. Россия не производит мяса, которое годится для изготовления колбасы. Исчезнет и "наш" шоколад. Производство огромного числа продуктов зависит даже не от базового сырья, а от мелких инградиентов, также ввозимых, но без которых продукта не будет. Равным образом это касается и потребительских товаров.
Но еще хуже другое. Чтобы заместить большое число разнообразного ассортимента нужен свободный бизнес, малый и средний. Вы его в России последнее время видели? Исчезает, напуганный.
И еще хуже третье: санкции объявлены на год? А что будет через год? Вдруг Путин отменит санкции? Кто в таких условиях будет вкладываться в бизнес?
Конечно, нам пообещают, что государство создаст могучие корпорации, которые и будут кормить и одевать страну. Это уже полная жопа. СССР не смог. А эти не просто не смогут, но еще все разворуют.
Когда всевышний хочет покарать страну, он посылает ей Путина.