Канада. На пути от Северного участка
Канада. Станция Коуэн. В бордингаузе.
----------
ПЕРВЫЕ ДНИ В КАНАДЕ
Средиземное море.
Батум.
Сулержицкий Леопольд Антонович
В Америку с духоборами
Lib.ru/Классика:
--------------------------------------------------------------------------------
Сулержицкий Леопольд Антонович (yes@lib.ru)
Год: 1905
Обновлено: 27/01/2009
Книга очерков: Мемуары, Публицистика Публицистика
Аннотация:
(Из записной книжки).
Фрагменты из книги
--------------------------------------------------------------------------------
Леопольд Антонович Сулержицкий
В Америку с духоборами
(Фрагменты из книги)
Date: 22 января 2009
Изд: Сулержицкий Л. А. Повести и рассказы. Статьи и заметки о театре. Переписка. Воспоминания о Сулержицком. М., "Искусство", 1970.
OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)
В АМЕРИКУ С ДУХОБОРАМИ
(Из записной книжки)
В БАТУМЕ
Батум.
25 ноября 1898 г.
...21 ноября 1898 года "Lake Hurone"1 вышел из Ливерпуля в Батум.
Нужно было, чтобы к его приходу все едущие с ним были уже в Батуме.
Возник вопрос, куда поместить 2140 человек духоборов на те несколько дней, которые им придется просидеть в Батуме, ожидая пароход. Местные "духанщики"* отказались принять духоборов, находя их невыгодными постояльцами, так как пищу они едят свою и ни мяса, ни водки, ни табаку не употребляют.
* Трактирщики.
Из этого затруднения вывел нас некто г-н Рихнер, любезно предложив в распоряжение духоборов все здания своего неработающего керосинового завода. Двор этого завода застроен огромными амбарами, и хотя амбары эти с одной стороны открыты, но все же под защитою крыши и трех каменных стен можно укрыться от дождя и ветра. Тут же стоят большие навесы, под которыми было бы удобно сложить багаж и провизию. Г-н Рихнер не потребовал никакой платы за постой, взяв только обещание, что перед отъездом мы очистим двор и мусорные ямы за свой счет.
Осмотрев здания завода, мы убедились, что в них может поместиться более двух тысяч человек.
Остановиться на этом заводе было выгодно еще в том отношении, что он расположен не далее как в полуверсте от гавани. Кроме того, к нему был проведен подъездной путь от Закавказской железной дороги, так что духоборам не нужно будет нанимать подвод для перевозки багажа с вокзала на завод.
Вчера в Батум пришел первый поезд с 560-ю духоборами.
Сергей Львович2, я и английский консул г-н Стивенс пошли встречать их.
Еще издалека, сквозь шум и свистки окружающих заводов донеслись к нам протяжные, заунывные звуки пения подъезжающих духоборов. Из-за поворота показался черный громоздкий паровоз, и мимо нас, подрагивая на ходу, медленно, вагон за вагоном, потянулся длинный поезд. В открытых дверях вагонов стояли рослые духоборы в синих казакинах, молча кланяясь на наши приветствия.
Нерешительно двинувшись несколько раз то взад, то вперед, звякнув буферами и цепями, поезд, подойдя вплотную к самому заводу, остановился. С визгом откатываются тяжелые двери вагонов, оттуда выпрыгивают мужчины, приставляют к вагонам деревянные лестницы, имеющиеся при каждом вагоне, и по ним слезают на землю женщины, дети, старики.
Вон молодая баба, стоя в дверях вагона, передает ребенка на руки стоящего уже внизу отца. Ребенок косится на открывающуюся под ним пропасть, извивается всем телом, собираясь заорать во всю мочь, но его уже держат знакомые руки, и рев откладывается до более удобного случая, тем более что теперь вряд ли удалось бы обратить на себя этим путем особое внимание. Не до того. Нужно еще помочь сойти старику, старухе, вытащить свой скарб, состоящий из огромных тюков постели, одежды, разных кадок, корыта, ведер, ухватов и т. д. Надо разведать, где расположатся односельчане, как будут варить обед и нельзя ли отыскать, какой-нибудь укромный уголок, где можно было бы выкупать своего мальчика.
Скоро все население вагонов уже на насыпи, и из широких дверей теперь выкатываются на землю тяжелым дождем пузатые тюки с постелями. Мягко упав на насыпь, они скатываются по ней далеко вниз, неуклюже, точно нехотя переворачиваясь с боку на бок и мелькая черными буквами, обозначающими имя хозяина. Вслед за тюками осторожно выгружаются сундуки, корыта, кадки, ведра. Возле сундуков хлопотливо увиваются женщины, поправляя на них покрышки, сшитые из грубого холста.
Насыпь ожила. Пестреют на ярком солнце цветные уборы духоборок, а мелкий, частый говор
Григорий. Долго ли вам спорить? Возвратимся к нашему разговору.
Ермолай. О чем разговор?
Яков. О том, в чем состоит счастье.
Григорий. Премилосерднейшая мать наша натура и отец всякой утехи всякому без разбору дыханию открыл путь к счастью.
Яков. Доволен ли ты сим мнением?
Афанасий. Теперь доволен.
Григорий. Но то беда, что не ищем знать, в чем оно точно имеет свое поселение. Хватаемся и боремся за то, как за твердое наше основание, что одним только хорошим прикрылось видом. Источником несчастья есть нам наша бессовестность: она-то нас пленяет, представляя горькое сладким, а сладкое горьким. Но сего б не было, если бы мы сами с собой посоветовались. Порассудим, друзья мои, и справимся, к доброму делу никогда не поздно. Поищем, в чем твердость наша? Подумай, такова дума есть и сладчайшая Богу молитва. Скажите мне, что такое для вас лучше всего? Если то отыщется, тогда и найдется и счастье точное; в то время до него и добраться можно.
Ермолай. Для меня кажется лучше всего то, если быть всем довольным.
Григорий. Скажи яснее!
Ермолай. На деньги, на землю, на здоровье, на людей и на все, что только ни есть в свете.
Яков. Чего ты засмеялся?
Афанасий. От радости, что случился дурачеству моему товарищ. Сей так же быть желает: горбатым, как верблюд; брюхатым, как кит, носатым, как крокодил; пригожим, как хорт, аппетитным, как кабан, и прочее.
Григорий. Богословские уста, а не богословское сердце. Хорошо ты говоришь о Боге, а желаешь нелепого. Не прогневайся, друг мой, на мое чистосердечие. Представив себе бесчисленное число тех, коим никогда не видеть изобилия: в образе больных и престарелых приведи на память всех нескладных телом рожденных. Неужели ты думаешь, что премилосердная и попечительная мать наша натура затворила им двери к счастью, сделавшись их мачехой? Ах, пожалуй, не стесняй мне премудрого его промысла в узкие пределы, не клевещи на всемогущее ее милосердие. Она для всякого дыхания добра, не для некоторых выборных из одного только человеческого рода; она расточительнейшим своим промыслом все то изготовила, без чего не можешь совершить последнего червяка счастье, а если чего недостает, то, конечно, лишнего. Очей не имеет крот, но что ж ему? Птицы не знают корабельного строения — не надобно, а кому надобно — знает. Лилия же не знает фабрик, она и без них красна. Оставь же, друг мой, это клеветническое на родную мать нашу прошение.
Ермолай. Я не клевещу и не подаю на нее прошение.
Григорий. Ты клевещешь на ее милосердие.
Ермолай. Сохрани меня Бог, я на Бога не клевещу.
Григорий. Как не клевещешь? Сколько тысяч людей, лишенных того, чего ты желаешь?
Ермолай. Без числа, так что же?
Григорий. Удивительный человек! Так Бог, по твоему определению, есть не милосердный?
Ермолай. Для чего?
Григорий. Для того, что затворил им путь к сему, чего ты желаешь так, как надежной твари счастья?
Ермолай. Так до чего ж мы с тобой договорились?
Григорий. До того, что или ты с твоим желанием глуп, или Господь не милосердный.
Ермолай. Не дай Бог сего сотворить.
Григорий. Почем знаешь, что получение твоего желания тебя осчастливит? Справься, сколько
тысяч людей оное погубило? До каких пороков не приводит здравие с изобилием? Целые республики из-за этого пропали. Как же ты изобилия желаешь, как счастья? Счастье несчастливым не делает. Не видишь ли и теперь, сколь многих изобилие, как наводнение всемирного потопа, пожрало, я души их чрезмерными затеями, как мельничные камни, сами себя съедая, без зерна крутятся? Божье милосердие, конечно бы, осыпало тебя изобилием, если б оно было тебе надобно; а теперь выброси из души это желание, оно совсем разит родным световым квасом.
Григорий Сковорода.
РАЗГОВОР пяти путников ОБ ИСТИННОМ СЧАСТЬЕ В ЖИЗНИ.
Хотя Новый Завет практически целиком и полностью посвящен Христу, о его питании известно мало. Тем не менее, многие ранние христиане и летописцы христианской истории недвусмысленно поддерживали вегетарианство; достаточно назвать такие знаменитые имена, как св. Иероним, Тертуллиан, св. Иоанн Златоуст, св. Бенедикт, Папа Климент, Эвзебий, Плиний, Папий, Киприан, Пантенус и Джон Уэсли, Франциск Ассизский, Серафим Саровский. Так же, как Христос и библейские пророки, они словом и делом доказали, что милость и сострадание должны распространяться на всех существ гораздо шире, чем считают нынешние христиане. Лучше всего начать изучение вегетарианства в христианской традиции с Библии, включая сюда и Ветхий Завет, так как христианство корнями уходит в иудаизм. Ветхий Завет главным образом посвящен законам, данным иудеям от Господа, и наказанию, которое иудеи понесли за нарушение этих законов. Новый Завет говорит о том, что Иисус дарует прощение искренним раскаявшимся, подчеркивая, что первый и главнейший долг человека состоит в том, чтобы возлюбить Господа умом, сердцем и духом.
Однако история показывает, что этот долг исполняется редко, а Ветхий Завет говорит, что Господь часто идет на уступки и смягчает некоторые законы в надежде, что нарушители станут хотябы частично следовать Его заповедям и постепенно разовьют в себе любовь к Нему. Но изначальный закон о пище раскрывает волю Божию:
«И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя, – вам сие будет в пищу…и увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт 1:29, 31)
В английском переводе Библии последние слова звучат примерно так: “…вам это будет вместо мяса”. Бытие также прямо запрещает мясоедение:
“Только плоти с душою ее, с кровью ее, не ешьте. Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша».
В поздних книгах Библии главные пророки также осуждают мясоедение.
Так, Исайя указывает: “К чему мне множество жертв ваших? – говорит
Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов, и туком откормленного скота;
крови тельцов и агнцев не хочу я.” “И когда вы простираете руки ваши,
я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, я не
слышу; ваши руки полны крови”. Наиболее отвратительно убийство коров:
“Закалывающий вола – то же самое, что убивающий человека”. (Исайа
66.3).
Библия рассказывает историю Даниила, который, находясь в
вавилонской тюрьме, отказался есть мясо, предпочитая ему простую
вегетарианскую пищу. Главный аргумент многих христиан в пользу
потребления мяса – многочисленные указания в Новом Завете на то, что
Христос ел мясо. Однако углубленное изучение греческих рукописей
показывает, что в подавляющем большинстве своем слова, переведенные
как “мясо” – “трофе”, “броме” и другие, означают “пища” и “еда”. Так в
Евангелии от Луки (8.55) мы читаем о том, что Христос, вернув к жизни
мертвую девушку, велел дать ей мяса (так в английском переводе Библии,
в русском синодальном же “…велел дал ей есть”).
В греческом оригинальном дается слово “фаго”, его точный
перевод не “мясо”, а всего лишь “есть”. Поэтому, правильно было бы
перевести слова Христа “Дайте ей поесть”. По-гречески мясо и плоть -
“креас”. Это слово нигде не поминается в повествовании о Христе. В
Новом Завете нет непосредственных указаний на то, что Иисус ел мясо.
Неизменно рекомендует вегетарианство для своей паствы ЦЕРКОВЬ
Адвентистов Седьмого Дня. Широкой публике мало известно, что мощная
американская индустрия “хлебных завтраков” появилась на одном из
адвентистских оздоровительных курортов и была опробована доктором
Джоном Х.Келлогом. Он постоянно изобретал все новые виды
вегетарианских завтраков для богатых пациентов санатория в Бэтл Крик.
Одним из его изобретений были кукурузные хлопья, которые впоследствии
стали популярны во всем мире.
Больше всего вегетарианство проживает в Индии, на родине
буддизма и индуизма. Буддизм возник как реакция на повсеместное
распространение убоя животных, которое совершалось из-за неправильного
толкования религиозных ритуалов. Будда положил конец этой практике,
провозгласив свою доктрину ахимсы, т.е. ненасилия.
Ведические писания Индии, предшествовавшие буддизму, также
подчеркивают важность ненасилия как этической основы вегетарианства. В
“Маху-самхите”, древнеиндийском своде законов, говориться: “Невозможно
получить мясо, не причинив страдания животному, а вред, приносимый
способным чувствовать живым существам не дает обрести небесное
блаженство, поэтому следует остерегаться употреблять в пищу мясо”. В
другом месте “Ману-самхиты” говориться: “Хорошо обдумав, каким
отвратительным способом получают мясо и как жестоко связывать и
забивать животных, человек должен навсегда
отказаться от
Я поблагодарил и поехал к этому дому. Постучал в дверь; на стук вышел хозяин.
-- Это земская? -- спросил я его.
-- Эта.
-- Можно переночевать?
-- Можно, отчего ж не можно милый человек, заходи скорей, а то морозно.
Я слез с саней; вещи мои внесли за мной в комнату. Комната была хорошая, чистая, теплая. Пришла хозяйка. Я стал снимать верхнюю одежду. Она мне помогает, раздевает, а сама приговаривает:
-- О, батюшка, мой свет, ну и замерз, совсем замерз. Вот на дворе мороз-то, терпеть нельзя. У меня чай готовый есть; выпейте, согреетесь.
Пока у нас шел этот любезный разговор, вошел полицейский десятник и спрашивает меня:
-- Вы откудова почтенный?
-- С Карской области, -- ответил я ему.
-- Приехали сюда к нам и дальше будете куда ехать?
-- Да, буду ехать в Обдорск.
Не кончился еще и этот разговор, смотрю, входит другой десятский.
Они начали промеж себя говорить, а потом спрашивают у меня билет. Нужно, -- говорят, -- его в полицию прописать. Я достал билет и отдал им. Один из них унес его в полицию, а другой остался при мне. Хозяйка принесла чай, я пригласил десятского выпить стаканчик, а сам отказался, потому что чаю я не пил. Десятский выпил и обещался сейчас же принести паспорт, вышел из хаты да больше и не пришел до утра.
Утром я пошел сам в полицию спросить паспорт.
-- Еще ваш паспорт не прописан, вам его принесут на квартиру, -- ответили мне.
Я вышел из полиции, пошел по улице и стал расспрашивать нет ли попутчиков в Обдорск. Мне указали одного купца; я зашел к нему и вместе с ним сговорились с оленьщиком ехать на другой день в Обдорск. Я пошел домой; только что пришел на квариру, как входит десятский и говорит мне:
-- Вас просят в полицию.
-- Хорошо, пойдем.
-- Это вы Андросов? -- спрашивает у меня уездный исправник.
-- Да, я самый Андросов.
-- Вы едете в Обдорск к Веригину, мы вас туда не пустим.
-- Почему?
-- А вот потому, что у нас есть от губернатора предписание, чтобы соучастников Веригина не допускать до него. Он тут же нашел приказ от губернатора и прочел мне его.
-- Я проехал несколько тысяч верст и сделал большие расходы; теперь осталось всего пятьсот верст, -- нет я не могу, я не вернусь назад, я поеду в Обдорск, -- сказал я исправнику.
-- Я вам советую вернуться в Тобольск и попросить у губернатора. Он вам наверное разрешит, или же отсюда напишите прошение, а пока вы здесь у нас ноживете, -- советует мне исправник.
-- Нет, это мне не подходяще, мне надо ехать. Я буду просить вас меня не задерживать, -- ответил я ему.
Я начал лично просить исправника. Я его прошу о поездке, а он меня просит, чтобы не ездил. Так мы с ним тягались больше часу. Потом он меня попросил уйти. Я ушел, но паспорта мне не дали.
Иду по улице; встречается мне русский человек и говорит:
-- Я -- Николай Трофимович Изюмченко, знаком с Веригиным по переписке. Если желаете, пойдем ко мне, я вам покажу их письма.
Этим меня он очень обрадовал. Я сейчас же отправился с ним на его квартиру. Вошли в маленький домик с двумя помещеньями. Смотрю, сидит старичек.
-- А вот мой товарищ В. И., -- сказал Изюмченко, -- был офицером, да засудился с великим князем Михаилом. За это его разжаловали и сюда на три года сослали; а меня за отказ от военной службы на пять лет. Вот мы вдвоем тут и живем. Расскажите вы, как и зачем сюда попали?
-- Я рассказал, что еду навестить Петра Васильевича Веригина, да вот задержали, отобрали паспорт, не дают и не позволяют ехать и рассказал все, что говорил исправник.
Мы тут довольно долго проговорили. На другое утро я собрался и пошел в полицию. Прихожу и так нарочно строго спрашиваю писаря:
-- Что-ж это вы со мной думаете делать? Взяли паспорт прописать, да двое суток держите.
-- Разве вам до сего времени еще не передали вашего паспорта? -- с удивлением спросил меня писарь и сейчас же побежал и принес мне его. Я посмотрел -- прописан, поблагодарил и скорее ушел. Сделалось у меня легко на сердце; думаю: теперь я свободен и могу ехать в Обдорск, лишь бы оленей скорей пригнали. Сейчас же пошел к моим друзьям и рассказал им как все было и стал готовиться в путь. Пошел было на квартиру; только подхожу, смотрю бежит десятский.
-- Вас просят в полицию.
Я вернулся.
-- Андросов, вы получили паспорт? -- спрашивает исправник.
-- Да, получил.
-- А вот я вас позвал, чтобы
ПУТЕШЕСТВИЕ К П. В. ВЕРИГИНУ 158)
Рассказ духоборца И. П. Обросимова. 159)
Жившим в ссылке с 5 июля 1895 г., расселенным по горам кавказским, нашим братьям, вздумалось навестить своих братий, сосланных в Сибири. В Тобольской губернии, Березовского округа, в селении Обдорск находится Петр Васильевич Веригин. Порешили поехать Ивану Парамоновичу Обросимову.
Взял Обросимов с собой денег двести пятьдесят рублей, из которых должно было взять за уплату дороги, а остальные деньги желали бы передать Веригину для помощи ему. Я поехал в 1896 г. 24 мая. Проехал я Россию благополучно, наконец, проезжаю и Тобольск. Пятьсот верст от города Тобольска остановился в селении Самарове Березовского округа; нужно было мне поворотить на Березов, и я ехал по реке Иртышу, который впадает в реку Обь. В Самарове я дожидал два дня какого-нибудь парохода, идущего в Березов. Жители Самарова говорят, что в Березов пароходы не пойдут ближе 1-го сентября. Я нанял себе маленькую лодку, на которой бы поместились 6 человек. Плыть нужно было еще 1000 верст до Обдорска. Были уже в готовности отправиться. Вдруг приходят два парохода на пристань. Я побежал спросить, может быть идут по моему пути. Спросил у матроса:
-- Куда путь держите?
Он ответил:
-- В Томск.
Я воротился назад. Вдруг догнал меня офицер с маленьким парнем; поздоровались и пошли вместе; разговаривали кое о чем. На расставаньи он спросил меня:
-- Ты, кажется, дальний?
Я ответил:
-- Да, дальний, с Кавказа.
Более ничего не сказал, пошел от меня. Я прихожу на свою квартиру, меня спрашивают мои лодочники, которые будут везти:
-- Что едем или нет?
Я говорю:
-- Да, едем теперь.
Зашел в комнату и сел закусить, пока управляются с лодкой, и потом ехать. Вдруг входит десятник, зовет меня в правления. Тогда я сказал:
-- Ну, теперь осталась наша езда.
Они вскрикнули:
-- Как, почему?
Я уверяю их, что дальше не поедем. Вхожу я в управление и вижу того самого офицера, с которым шел с пристани. Он сказал:
-- Вот уже знакомый человек, и я призвал тебя спросить ваши виды, кто вы такие и откуда приехали и куда едете?
Я ответил:
-- У меня вида никакого нет.
Он соскочил со стула и крикнул:
-- Как это нету никакого вида?
Я говорю ему:
-- Потому никакого вида нету, что нам их не дают.
Он как бы в испуге крикнул на меня:
-- Я вас арестую!
Я сказал:
-- Дело ваше арестовать, только я ничего не сделал подобного аресту. Я желал бы, чтобы вы меня пустили, я не желаю, чтобы беспокоить напрасно людей хлопотать за меня.
Он ответил:
-- Теперь я не могу отпустить тебя, я предоставлю вас в Тобол.
Начал писать мои показания в протокол. Потом отобрал у меня деньги 213 р. и 21 коп., меня посадил в кутузку. Дело было вечером 13 июня. Я ночевал всю ночь на ногах, потому что было очень много клопов: как муравьев в кочке муравейной. Показалась мне эта ночь очень длинной. На утро отправляют меня в обратный путь. Я попросил заседателя, чтобы дал мне денег 5 руб. Хороший был человек, выделил из моих денег и дал мне на руки, и казенных порционных -- 4 копейки в сутки на 6 дней; а до Тобола нужно плыть 11 дней. И я молю Бога за этого человека, доброго душой, пошли ему, Господи, доброго здоровья; пришлось бы мне побыть несколько суток голодному.
Плыли мы по реке Иртышу 11 дней. На каждой станции сменялся только народ, который везет меня, и каюк, на котором плывем, а я все один, день и ночь на воде; сильные комары и оводы не дают покоя, а более еще боюсь спать: -- как бы не бросили в реку, и скажут -- сгинул. И так беспокоился все 11 дней.
Привезли меня в тобольскую тюрьму. Я был очень рад такому месту отдохнуть, я думал, что денька два или три, а потом отдыхал я аккурат восемь месяцев. Справки мои ходили на Кавказ.
Как мне было страшно привыкать с таким народом: половина головы бритая, кандалами гремят.
Думаю себе: "Господи, за что страдают здесь столько людей, истомленных, истощенных, телом на вид как желтая дыня". Очень мне было жалко смотреть на них, но все-таки я познакомился скоро с своими седоками. Меня не выпускали из тюрьмы; 5Ґ месяцев я не видал земли, сидел в камере. Пища у меня была -- ржаной, сырой хлеб и вода, больше ничего. Просидевши эти месяцы, стали меня пущать на двор. Первый раз, когда я вышел на свет, я глотал много воздуха: так он был мне приятен, как сотовый мед. Я в то время познакомился с
ИЗ ТЮРЬМЫ. 147)
Помещаемый ниже дневник написан человеком, заключенным в Московской центральной пересыльной тюрьме, по поводу его знакомства с П. В. Веригиным, -- выдающеюся личностью из секты духоборцев.
Эта секта основалась еще в прошлом столетии. Ее приверженцы, исповедуя единого Бога, не признают никаких обрядов, никакого внешнего богопочитания. Все их вероучение заключается в стихах и псалмах, которые они знают наизусть и поют в своих собраниях. Они признают дух Божий в каждом человеке и, выражая свое уважение к нему, кланяются при встрече с каждым человеком, и потому же считают всех людей равными и не делают различия по народностям, сословиям и состоянию. Войну, казнь, суд и вообще всякое насилие они считают страшным грехом и потому более сильные из них отказываются от военной службы, и потому секта их всегда признавалась опасной в государственном отношении и подвергалась преследованиям. Многие из них сосланы в Сибирь. При Александре І-м духоборцы из разных мест России были переселены в Таврическую губернию, в селение Молочные Воды (близ Крыма). Затем в 40-вых годах, при Николае І-м, часть из них нереселили в Закавказье, в Елизаветпольскую губернию. Наконец, после окончания Турецкой компании (в 1878 г.) часть их перевели во вновь приобретенную Карскую область, где они живут и сейчас. Место для жительства было отведено им такое гористое и холодное, что там не могут расти даже яблоки. Сектанты эти занимаются исключительно земледелием, скотоводством и ремеслами, так как другие средства к существованию они не признают законными. Но несмотря на это они имеют достаток и поддерживают друг друга во всякой неудаче, что исключает всякую конкуренцию, которая так губит братскую жизнь во всяких других обществах.
Последние года руководство этой общиной принадлежало одной пожилой женщине, (это не редкий случай в русских сектах). У этой женщины всегда был помощник из мущин, который исполнял ее распоряжения относительно управления общиной. Когда ее помощник умер, то община выбрала нового -- Петра Васильевича Веригина148). Это молодой человек (ему теперь 32 года) 149), -- умный, даровитый, довольно образованный и энергичный. Он приобрел сильное влияние на общину и после смерти Лукерьи Васильевны должен был занять ее место, как руководитель общины. Не удовлетворяясь той формой, в которую вылилась жизнь обищины, он стал предлагать нововведения, согласные с более строгими требованиями христианства. Так он предложил, чтобы у братьев, (членов общины), не было собственности, а чтобы все имущество, как у древних христиан, было общее. Большинство братьев согласились и приступили к осуществлению его предложения, но остальная часть членов общины (около одной четверти), уже успевшие обогатиться, не согласились на это и протестовали. Так как протест их не имел успеха, то они обратились к православным священникам и при помощи их составили обвинение на Веригина в зловредном влиянии его на общину, что и было причиной его высылки в Архангельскую губернию. Но так как влияние Веригина не прекратилось с его выселением, то недовольные, около 5,000, отделились от остальных и стали жить своею собственною жизнью.
Вот подлинный дневник:
Воскресенье, 4 декабря 150). В 10 часов вечера, после вечерней поверки, старший надзиратель привел в нашу камеру человека, пришедшего с партией по Ярославскому тракту. Мой новый сосед пересылается из Архангельской губернии, города Шенкурска -- в Тобольскую губернию, в город Березов 151). Пока я узнал только, что фамилия его Веригин, принадлежит к секте духоборцев. Я очень заинтересовался им, хочется узнать, каких убеждений придерживаются люди этой секты. Я не расспрашивал подробностей совершенного им преступления, за которое его ссылают из ссылки в Сибирь, потому что после звонка все должны спать, да и он, повидимому, устал с дороги и хочет отдохнуть, а завтра я постараюсь поговорить с ним. По наружности заключаю, что это один из мучеников за правду; дай Бог не ошибиться.
Понедельник, 5 декабря. День начался для всех обыкновенно, а для меня не так, как все прошлые. Я проснулся по звонку, сосед мой (Веригин) -- уже встал и умылся. Я заварил чай и приглашаю его попить с нами. Веригин отказался, говоря, что давно не пьет его, считая вредным. "Я, -- говорит, -- лучше пойду похожу по корридору, это гораздо лучше". -- Пользуясь тем, что могу поговорить без свидетелей с Петром Васильевичем -- (имя и отчество Веригина) -- я бросил пить чай и пошел тоже по корридору. Я попросил рассказать мне о секте, к которой он принадлежит. Сначала он недоверчиво отнесся ко мне, но все-таки согласился удовлетворить мое, как он сказал, "любопытство".
"Духоборцами нас зовут потому, что в принцине каждого из наших братьев -- (братьями они называют всех, борющихся со злом) -- бороться духом с плотью; по убеждениям нашим мы не признаем ничего вещественного за святое, чему
Воспоминания П. И. Бирюкова
До личного знакомства моего с духоборцами, я слыхал о них сначала только как об одной из сект, о которых говорится в учебниках церковной истории, и именно как об одной из наиболее суеверных, грубых и вредных. Более интересные и точные сведения я почерпнул из истории церкви Ф. Терновского*), сочинения, за которое честный автор его был лишен кафедры и в котором он признает духоборцев за приемников павликианства. Еще более интересные сведения о духоборцах я получил от Дмитрия Александровича Хилкова, звавшего их лично во время своей службы на Кавказе и написавшего "Учение духовных христиан", сочинение, во многом напоминающее духоборчество. В связи с более выяснивишимся направлением моих взглядов к этому времени, то есть к средине восьмидесятых годов, интерес мой к духоборцам возрастал все более и более, но случай личного знакомства с ними еще не представлялся.
В начале девяностых годов в газете "Неделя" появилось известие, перепечатанное из кавказских газет о том, что среди местных духоборцев произошло серьезное коммунистическое движение, вызвавшее со стороны правительства арест и ссылку их руководителя П. В. Веригина и некоторых других видных членов их общины в Архангельскую губернию. Это известие привлекло еще большее внимание нашего кружка к духоборцам, но личных сношений с ними у нас еще не было, хотя один из друзей наших, Дм. Ал. Хилков, снова жил на Кавказе и уже не на службе, а в ссылке и был с духоборцами в более или менее близких отношениях.
----------
*) Ф. Терновский, профессор церковной истории в Киевской духовной академии и Киевском университете, -- был замечателен тем, что по мере изучения своего предмета, он отпал от православия и, продолжая читать в этом духе свои лекции, обратил на себя внимание начальства, был лишен кафедры и умер в большой бедности. Сочинения его составляют теперь библиографическую редкость.
Прим. П. И. Бирюкова.
Зимой 1894--95 года, в Московской пересыльной тюрьме содержался наш знакомый Изюмченко, приговоренный к ссылке в Сибирь за отказ от воинской повинности и поджидавший в Московской пересыльной тюрьме весеннего этапа. Мы ходили навещать его по четвергам и воскресениям, то есть в приемные дни. Сначала виделись с ним через решетку, а потом, когда Изюмченко перевели в башню к политическим, продолжали наши свидания с уголовным арестантом Д., который подружился с Изюмченко в тюрьме и испытал на себе его благотворное влияние.
В один из приемных дней, в тюрьму пошел на свидание с Д. -- Евг. Ив. Попов. Придя домой, он рассказал, что видел в тюрьме П. В. Веригина за решеткой с арестантами, а перед решеткой, в числе пришедших на свидание, видел других трех духоборцев, с которыми и познакомился.
Конечно, мы все решили в следующий приемный день итти в тюрьму на свидание, но Евгений Иванович объявил, что духоборцы, приехавшие на свидание с Веригиным, сказали ему, что Веригина на другой же день вечером отправляют особым этапом в Сибирь, так что видеть его больше нельзя. Оставалась только возможность повидать друзей Веригина, что мы и исполнили. Вечером того же дня, часа в 3--4, мы отправились в гостинницу "Петербург" к Красным воротам. С нами пошел и Л. Н. Толстой, который также мало знал о духоборцах, но интересовался ими, потому что слыхал о новом религиозном движении, начавшемся в их среде.
Мы вошли в большой, просторный номер гостинницы и увидали трех рослых мужчин в особых, красивых, полукрестьянских, полуказацких одеждах, приветливо с некоторою торжественностью, поздоровавшихся с нами, Это были духоборцы: брат Петра Веригина -- Василий Васильевич Веригин 143), Василий Гаврилович Верещагин144). умерший на пути в Сибирь, и Василий Иванович Объедков145). Всех нас поразил скромный, но достойный вид этих людей, представлявший не то что местную, но как будто расовую или, по крайней мере, национальную особенность, никому из нас ни раньше, ни после -- не приходилось встречать подобных людей вне духоборческой среды. Мы, а по преимуществу Л. Н Толстой, стали распрашивать их о их жизни и взглядах. Короткое время свидания и малое знакомство с их прошлым не позволило нам вдаваться в подробности и мы могли обменяться только общими положениями. На большую часть вопросов Льва Николаевича по поводу насилия, собственности, церкви, вегетарианства, они отвечали согласием с его взглядами, а на вопрос о том, как же они все это прилагают к жизни, они отвечали с какою-то таинственностью, что все это у них только начинается, что теперь кое-кто так думает и живет, а скоро все открыто присоединятся к ним.
От них мы получили некоторые сведения о П. В. Веригине; узнали, что он уже седьмой год в ссылке, что пребывание его в Шенкурске нашли опасным и теперь пересылают на житье в Сибирь. (П. В. Веригин
ПИСЬМО ПЕРВОЕ 170)
Дорогой брат!
И. М. Трегубов переслал мне ваше письмо к нему и я очень радовался, читая его, радовался тому, что узнал про вас и как будто услыхал ваш голос, понял, о чем вы думаете, как думаете и чем живете.
----------
170) Это письмо было уже напечатано в "Свободной Мысли" N 11 (ноябрь) 1900 г. Женева.
Прим. В. Б. Б.
---------
Вижу из письма вашего, что вы живете в духовном мире и заняты духовными вопросами. А для блага человека это главное, потому что только в духе человек свободен и только духом творится дело Божие и только в духе человек чувствует себя в единении с Богом, так как "Бог есть дух". Мысли, высказываемые вами в письме о преимуществах живого общения над мертвой книгой, мне очень понравились и я разделяю их. Я пишу книги и потому знаю весь тот вред, который они производят, знаю, как люди не желающие принять истину умеют не читать или не понимать того, что им против шерсти и обличает их, как перетолковывают и извращают, как они перетолковали Евангелие. Все это я знаю, но все-таки считаю в наше время книгу неизбежною. Я говорю: в наше время, в противоположность временам евангельским, когда не было книгопечатания, не было книг, и средство распространения мыслей было только устное. Тогда можно было обходиться без книги, потому что и у врагов истины не было книги; теперь же нельзя предоставлять одним врагам это могущественное орудие для обмана и не пользоваться им для истины. Не пользоваться книгой или письмом для передачи своих мыслей или восприятия мыслей других людей все равно, что не пользоваться силой своего голоса для передачи сразу многим людям того, что имеешь сказать, и своим слухом для того, чтобы понять то, что громко говорит другой человек, а признавать возможность передачи и восприятия мыслей только один на один или шепотом. Письмо и печать только увеличили в тысячи, сотни тысяч раз число людей, которым может быть слышен выражающий свои мысли, но отношение между выражающим и воспринимающим остается то же: как в устной беседе слушающий может вникнуть и понимать или может точно также пропускать мимо ушей то, что ему говорится, то же и в печати; как может читающий книгу вкривь и вкось перетолковывать ее, также и слушающий ушами; как в книгах можно -- как мы это и видим -- много писать лишнего и пустого, так точно можно и говорить. Разница есть, но разница иногда в пользу устного, иногда в пользу печатного общения. Выгода устной передачи та, что слушатель чувствует душу говорящего, но тут же и невыгода та, что очень часто пустые говоруны, как напр. адвокаты, одаренные даром слова, увлекают людей не разумностью речи, а мастерством ораторского искусства, чего нет при книге; выгода другая устной передачи та, что непонявший может переспросить, зато невыгода та, что непонимающие, часто нарочно непонимающие, люди могут спрашивать то, что не нужно, и перебивать ход мысли, чего тоже нет при книге. Невыгоды книги те, что во 1-х бумага все терпит и можно печатать всякий вздор, стоющий таких огромных трудов рабочих, бумаги и типографщиков, чего нельзя делать при устной передаче. потому что вздор не станут слушать; во 2-х те, что они (книги) разрастаются в огромном количестве и хорошие теряются в море глупых, пустых и вредных книг. Но зато выгоды печати тоже очень велики и состоят главное в том, что круг слушателей раздвигается в сотни, тысячи раз против слушателей устной речи. И это увеличение круга читателей важно не потому, что их становится много, а потому, что среди миллионов людей разнообразных народов и положений, которым доступна книга, отбираются сами собой единомышленники, и благодаря книге, находясь за десятки тысяч верст друг от друга, не зная друг друга, соединяются в одно и живут единой душой и получают духовную радость и бодрость сознания того, что они не одиноки. Такое общение теперь я имею с вами и с многими и многими людьми других наций, никогда не видавших меня, но которые мне близки больше моих сыновей и братьев по крови. Главное же соображение в пользу книги то, что при известной степени развития внешних условий жизни, книга, печать вообще сделалась средством общения людей между собой и потому нельзя пренебрегать этим средством. Столько вредных книг написано и распространено, что противодействовать этому вреду можно только книгой же. Клин выбивать клином. Христос сказал: "что я говорю вам на ухо, то будете говорить с крыш". Это самое провозглашение с крыш и есть печатное слово. Печатное слово есть тот же язык, только хватающий очень далеко, и потому к печатному слову относится и все то, что сказано об языке: им же благословляем Бога и им же проклинаем человеков, сотворенных по подобию Божию; и потому нельзя не быть достаточно внимательным к тому, что говоришь и слушаешь, также как и к тому, что печатаешь и читаешь. Пишу все это не потому, чтобы думать, что вы иначе думаете (из вашего письма вижу, что вы так и
ВЫДЕРЖКА ИЗ ПИСЬМА Н. Т. ИЗЮМЧЕНКО ИЗ СИБИРИ. 169)
1 августа 1898 г.
...Прежде всего опишу вам П. В. Веригина. Наружность его меня поразила, так он красиво сложен и так он умело ею (наружностью) управляет! В красоте этой есть еще масса симпатичного, так что долго, долго сидел бы и смотрел на него. Одевается он чисто, -- в свободное время от работы -- по-барски, а постоянная его одежда -- черная блуза, недорогой материи, штаны и всегда подбрючные сапоги или щиблеты. Говорит тихо, с расстановкой, как бы обдумывая то, что ему нужно сказать вперед.
----------
169) Эта "выдержка" была напечатана в "Листках Свободного Слова" N 1 стр. 17. Повременное издание под редакцией В. Черткова. 1898 г.
----------
Держит себя с достоинством авторитетного человека -- с не друзьями, с друзьями же -- по-дружески. Постоянно находится в размышлении и любит поговорить о том, на чем остановился. Главная суть его учения состоит в том, чтобы отыскать Бога, которого он (Петр Васильевич) отыскал где-то в своем сердце. Кушает пищу не убойную, но хорошего продукта и приготовления. Мой вывод о нем таков: человек с глубокими мыслями, с добрым отзывчивым сердцем, непреклонной любви к Богу и своему делу, -- только не вполне делом личной жизни, а пропагандой и старается и сам так жить. Короче всего -- нельзя его только ангелом назвать, а человеком очень даже хорошим. Увидеться мне с ним пришлось, благодаря его болезни, ради которой он приехал в Березов полечиться; ну полечился он у меня денька 4 так славно, что за разговором я даже забыл, что и спать и есть надо. После его отъезда у нас была серьезная переписка, которая показалась губернатору предосудительной, и он, Его Превосходительство, сделал распоряжение не выдавать никаких писем от меня Веригину и от Веригина мне, и вот уже с год, как мы не знаем ничего друг о друге.
Примечания Владимира Бонч-Бруевича.
ВЗЯТО ИЗ КНИГИ
"Материалы к истории и изучению русского сектантства, выпуск 1-й. Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина".
Под редакцией, вступительная статья и примечания Владимира Бонч-Бруевича, предисловие Владимира и Анны Чертковых.
Издание "Свободного слова", No 47. Christchurch, Hants, England, 1901.
Lib.ru/Классика
ПРИЛОЖЕНИЕ К КНИГЕ "Материалы к истории и изучению русского сектантства, выпуск 1-й. Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина".
Под редакцией, вступительная статья и примечания Владимира Бонч-Бруевича. Издание "Свободного слова", No 47. Christchurch, Hants, England, 1901. 133)
Отрывок из воспоминаний Н. И. Дудченко. 134)
В 1893 году, в конце октября или в начале ноября, в духоборческое селение Башкичет приехали три духоборца Иван Ивин, 135) Василий Объедков 136) и третий, фамилии которого не помню. Два последние только что возвратились от П. В. Веригина из Архангельской губернин и, конечно, это было событием большой важности для духоборцев большой партии вообще и для Башкичетских 137) в частности. Были приглашены старички большой партии и они собрались того же дня вечером в дом к А., чтобы узнать, как живет их брат и руководитель в изгнании и какие вести он шлет им через приехавших.
Будучи знаком с хозяином того дома, в котором собрались духоборцы приветствовать своих братьев, приехавших из далекой стороны, да и вообще со всеми Башкичетскими духоборцами, я был приглашен тоже.
После обычных приветствий, передачи поклонов и расспросов о здоровьи, приехавшие стали рассказывать о жизни П. В. Веригина и передавать его советы, посылаемые всем братьям-духоборцам и его мнение о том, что более и что менее важно для духоборца исполнять.
Приехавшие передали приблизительно следующее:
Петр Васильевич, размышляя о том, что делается теперь в духоборьи и на что духоборцы полагают много сил своих и устремили все свое внимание, а именно: заботы о возвращении присвоенного малой партией имущества, 138) постоянная вражда с нею из-за этого имущества, разъезды по городам, да по начальствам, частые поездки к нему и тому подобное, -- думает, что не так все это важно и даже может совсем не нужно делать людям, называющим себя "духоборцами". И вот он просит очень всех братьев и сестер подумать об этом, больше всего о том, что нужно делать духоборцу и что в псалмах духоборческих, -- которые они читают каждый день, -- сказано.
А сказано в псалмах, что не может духоборец итти на военную службу и учиться там убивать людей на войне и притеснять их в другое время по приказанию людей, которые называют себя "начальством".
Не одобряет также духоборческое учение и погони за наживою, желания приобрести себе и своему семейству как можно более и обеспечить себя надолго.
Нет в духоборческом учении, да и на деле прежде не делалось, чтобы брак, рождение или смерть сопровождались пьянством и обжорством, как это делается теперь и чтобы за невесту выкуп платили, как за скотину какую.
Почти все духоборцы, старые и молодые, мущины и женщины и даже дети, -- курят. Не очень это полезно для души, а для тела и совсем вредно.
Все духоборцы едят мясо и рыбу. А чтобы есть мясо или рыбу, нужно убить живое существо -- лишить его жизни, а животному его жизнь также дорога, как человеку своя. И многое другое есть в жизни духоборческой, что не соответствует их учению.
Так вот Петр Васильевич просит очень всех братьев и сестер подумать обо всем этом и о жизни своей, как она теперь проходит; может можно что изменить в ней, а что и совсем оставить, а на место оставленного, принять другое, более подобающее для человека, "духоборцем" именующегося.
У каждого силы разные и недостатки разные. И каждый, подумавши, быть может, захочет и сможет изменить в своей жизни что-либо к лучшему, чтобы приблизиться к учению духоборческому и быть достойному именоваться так. А то многие теперь считают себя духоборцами только потому лишь, что носят синий картуз.
Отрадно мне было слышать эту речь от простых, даже неграмотных людей, обращенную к своим друзьям и братьям, таким же простым и неграмотным, и призывавшую их к сознательному, разумному переустройству жизни на братских началах. Но слушая все это, я не мог бы допустить, при самом пылком воображении, всего того, началом чего был этот вечер, этот тихий разговор, -- хотя в комнате было человек около двадцати, -- без прений, без яростных опровержений противника, шума и гама, какие бывают обыкновенно на собраниях, где решаются вопросы якобы большой важности.
На следующий день, Василий Объедков и два его товарища уехали на Бугдаши139) в духоборческие селения, чтобы передать привет Петра Васильевича всем тамошним духоборцам и его просьбу поискать каждому в самом себе недостатки, чтобы исправить их и упорядочить жизнь непосредственно их окружающую.
Прошло несколько дней, после описанного выше вечера, и я стал замечать, к удивлению своему, что Башкичетские духоборцы, почти все курившие раньше, -- не курят. Меня это очень поразило и заинтересовало
Духоборы
Lib.ru/Классика:
|
|
| |
КАНАДСКИЕ ДУХОБОРЫ КАК МИРОТВОРЦЫ
Кузьма Тарасов
Семь тысяч пятьсот русских духоборов, эмигрировавших в Канаду в начале 1899 г., перенесли в Северную Америку свои радикальные традиции. Их философия и образ жизни, как и у квакеров, основывались на убеждении, что дух Божий пребывает в каждом человеке -- т. е. на вере, что внутренний голос направляет действия личности. Этот голос, как они говорили, преобладал в историческом Иисусе и продолжает преобладать в людях, живущих сегодня. И поскольку все мужчины и женщины являются сосудами с божественным содержимым, люди эти считали неприемлемым убивать других людей, даже во время войны; отсюда проистекает пацифизм, одна из наиболее характерных и широко распространенных черт духоборов1.
В период "холодной войны" и позднее духоборы продолжали свою разнообразную миротворческую деятельность и поддерживали неполитизированную дружбу с народами других стран с позиций народной дипломатии. Тем самым они умножали свои ряды, сотрудничая с близкими им духовно меннонитами и квакерами, а также и с молоканами (родственная духоборам группа, которая эмигрировала из России в Калифорнию в начале 1900-х годов, также по соображениям совести) и членами различных миротворческих организаций, таких, как Братство Примирения, Совесть Канады, Междуна-
Духоборы
Декларация братской жизни
|
|
|
| |
Декларация братской жизни
Источник текста: Балакирев А. "Кризис православной империи и истоки рабочей технической утопии." //Философия бессмертия и воскрешения. По материалам VII Федоровских чтений 8-10 декабря 1995. Вып. 2. - М.: Наследие. 1996. - с. 108-138.
Лев Толстой
Г.С. СКОВОРОДА
Без малого 200 лет тому назад родился в Полтавской губернии в селе Чернухах у казака Савелия Сковороды сын Григорий. Григорий Сковорода этот прожил 72 года и оставил по себе [и] своей жизни и добрую память в народе и мудрое учение о том, как не надо жить и как надо жить для того, чтобы получить истинное благо.
Учение его такое.
Для того, чтобы человеку найти благо, ему надо познать Бога. Бога же познать человек может только в самом себе. Когда же человек познает Бога в самом себе , он увидит то, что истинное благо его в том, чтобы исполнять волю этого духа. А воля этого духа всегда согласна с волею Бога. И потому духовные желания человека всегда исполняются. И человек, живущий духовной жизнью, всегда счастлив и спокоен. Такой человек сливает свою волю с волей Бога и считает, что жизнь его принадлежит не ему, а Богу и во всем, что с ним случается, видит волю Бога.
Для того чтобы не ошибаться в том, что есть воля божия, каждый человек должен слушаться своего внутреннего голоса, который указывает ему, что добро и что зло. Человек должен жить не по своим прихотям и не по советам других людей, а по требованиям этого голоса духа божьего.
Дух божий призывает людей к общей для всех и радостной работе: установлению царства божия на земле.
Работником для водворения царства божия на земле может быть только тот, кто верит в Бога.
Верить в Бога — не значит верить в то, что он существует, а значит — положиться на него и жить по его закону.
Весь закон его выражается в одном: люби ближнего.
Тот, кто много знает, но не верит в закон Бога — любить ближнего, тот все знания свои употребляет ко вреду людей. Чтобы любить людей, человек должен прежде отречься от любви к себе.
Только жизнь, в основу которой положена любовь к Богу и ближнему, имеет разумный смысл. Жизнь, состоящая в удовлетворении похотей тела, не может иметь разумного смысла, потому что тело наше должно неизбежно и очень скоро разложиться.
Тело человека разлагается, но дух божий в человеке вечен. И потому, если человек живет жизнью духа, то он имеет жизнь вечную. То, что люди называют смертью, есть не уничтожение жизни, а только перемена формы жизни, переход в новую жизнь.
Жизнь Григорья Сковороды была такая.
Отец, заметив в нем охоту к ученью, отдал его в Киевскую духовную академию. Ученики этой академии выходили в священники.
Отец Сковороды надеялся, что сын выйдет батюшкой, но вышло по-другому. У молодого Сковороды был хороший голос, и он любил петь. В то время была царицей дочь Петра Первого Елизавета. И у ней был любимец певчий Завадовский. Вот этот-то любимец велел выслать в Петербург в царский хор молодцов с хорошими голосами, и вот Гр. Сковороду, когда ему было 18 лет, выслали из академии в царский хор.
После своей деревенской жизни Сковорода, должно быть, много на видал диковинного в Петербурге среди придворных.
Он пробыл в Петербурге 2 года и 20-летним юношей вернулся в Киев доучиваться. Но после Петербурга Сковорода уже иначе смотрел на поповство и не хотел выходить в священники. Ему хотелось теперь узнать, так ли живут в других землях, как живут у нас в России. И ему удалось исполнить это желание. Он поступил в дьячки в русскую церковь в Венгрии. Пробыв несколько лет за границей, Сковорода все больше и больше вникал в жизнь людскую и все больше и больше задумывался.
Вернувшись в Россию, Гр. Сковорода сначала занимал разные места — то учителя стихотворства, то был учителем при детях у богатых помещиков, то опять учителем в семинарии, то жил у товарища в деревне.
Живя в деревне у приятеля, когда ему было близко к 40 годам, мысли Сковороды уже совсем установились, и он так писал про жизнь человеческую:
"Блажен тот, кто с колыбели посвятил себя Христу, взял иго благое и бремя легкое и привык к нему. Свята такая жизнь. Ни нищета, ни несчастия не будут тяжелы ему; ни огонь, ни меч не разлучат его со Христом. Христос, жизнь моя, умерший за меня! Я должен был посвятить тебе всю жизнь мою — я посвящаю тебе остаток дней моих. Уничтожь черствость моего сердца, зажги в нем твой огонь, чтобы во мне умерли страсти и злые желания и чтобы я жил для тебя, свет мой!"
В другом месте он пишет так:
"Все люди заботятся только о плотском благе. Купцы обманывают покупателей, чтобы нажить побольше денег; помещики покупают новые имения и разводят лошадей заграничных пород; чиновники льстят своим начальникам, чтобы получить повышение; адвокаты истолковывают законы в своих выгодах; стихотворцы из-за наград пишут льстивые стихотворения вельможам; у студентов болят головы от усиленных умственных занятий. Один озабочен тем, чтобы построить себе дом по новому способу; другой занят охотой, третий каждый день сзывает к себе гостей, четвертый страдает от любви. А у меня одна только дума, одно только не выходит у меня из головы, как бы мне разумно прожить жизнь
(Записки политического ссыльного). 165)
Карты, вино и сплетни являются почти единственным развлечением жителей захолустных русских сел и городков, а в особенности сибирских. Гнетущая тоска и скука достигают там кульминационного пункта в дни весенней и осенней распутицы, когда к обычным условиям таких мест, производящих хандру и скуку, присоединяются еще: полная бездеятельность и невозможность иметь какое-бы то ни было общение с остальным миром. В продолжение нескольких месяцев, -- 2-х, а то и 3-х -- обыватель такого захолустья чувствует себя совершенно оторванным от жизни и жажда какого нибудь внешнего впечатления, чего-нибудь нового, чего-нибудь такого, что могло хотя на минуту всколыхнуть человека, пробудить от долгой спячки, в такие моменты достигает у него крайней степени напряжения.
----------
165) Эти краткие "записки" написаны политическим ссыльным, живущим теперь в далекой Восточной Сибири. Когда он еще был на свободе ему пришлось жить в Обдорске и благодаря этому обстоятельству, мы и могли в настоящее время, получить от И. Р. это ценное для нас сообщение.
Прим. В. Б. Б.
--------------
Поэтому, когда установляются дороги и возобновляется сообщение, то всякий первый экипаж, или первое судно, -- смотря по времени года, -- встречаются чуть ли не поголовно всем населением, заброшенного на самый край планеты местечка, а весть о вновь прибывших разносится по всему селу с быстротой электрической искры. Самые трудолюбивые и домовитые хозяйки в таких экстраординарных случаях бросают самые неотложные дела свои и бегут к соседке поделиться свежей новостью. Так же точно случилось и в октябрьский вечер 1894 года, когда в Обдорск приехал Петр Васильевич Веригин со своим товарищем, фамилию которого я теперь не могу припомнить, -- (начиналась она на О) 166). Весть о вновь прибывших "политических" с головокружительной быстротой разнеслась по селу. При этом передавалось, что прибывшие -- люди богатые, так как они по дороге "сорили" деньгами, давая остячишкам по рублю и даже больше на водку. Помнится, я сидел дома и читал какую-то книжку, когда ко мне запыхавшись прибежал один мой приятель из местных обывателей и сообщил эту новость. Новость эта меня сразу как-то всколыхнула и взволновала. Политических к нам давно уже перестали посылать. Последний из них приехал в Обдорск года за два перед этим и теперь доживал уже последние дни срока своей ссылки. Ходили слухи, что политических в наши края больше посЫлать уже не будут и действительно, Петр Васильевич был последний из административных, посланный к нам для охлаждения революционного пыла при наших 60 градусных морозах. Мне положительно не сиделось дома и хотелось сейчас же увидеть новых людей, новых невольных обывателей нашего убогого селения.
----------
166) Это был духоборец В. И. Объедков.
Прим. В. Б. Б.
----------
Здесь говорило, конечно, не одно только праздное любопытство, хотя и на него у меня, как у каждого обдорянина, -- временного или постоянного, -- были вполне законные основания. Возможность увидеть нового интеллигентного человека, поговорить с ним, услышать от него разные новости, касающиеся нашего общественного и политического движения, проникавшие к нам очень скупо и редко, -- все это положительно не позволяло мне оставаться дома. После минутного колебания, я решил пойти к бывшему тогда у нас, уже упомянутому выше политическому ссыльному Б., вполне основательно предполагая, что вновь приехавшие остановились у товарища. Хотя это соображение и не оправдалось, но я тем не менее застал Петра Васильевича у Б. Оказалось, что он со своим спутником остановился у одного зырянина, содержавшего, кажется, земскую квартиру, но сейчас же розыскал квартиру Б. и пришел к нему; спутник же остался на квартире. Когда я пришел, то застал спор уже в полном разгаре. Высокий, сухой, на длинных тощих ногах, одетых в пимы из оленьих лап, Б., нервно, как маятник, метался взад и вперед по комнате, размахивая руками и дымя папиросой, а налево, у стола заваленного книгами и всякой дрянью, на простом деревянном стуле со спинкой, спокойно вытянувши ноги, облокотясь на край стола, сидел очень плотный и солидный мужчина, которому на вид можно было дать около тридцати и самое большее тридцать лет. С головы его, на лоб и на затылок падали еще не очень отросшие, прямые и совершенно черные волосы, разделявшиеся прямым пробором на две равные части. Крупное, мускулистое, несколько продолговатое лицо с довольно правильными, но грубоватыми чертами, было обрамлено небольшой черной бородкой. Тип его нельзя было бы назвать чисто славянским. Узкий разрез глаз и несколько более обыкновенного развитые скулы указывали на некоторую примесь какой-нибудь другой рассы. На метавшегося по комнате Б. насмешливо смотрели проницательные карие глаза, окаймленные длинными черными же ресницами.