Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Николай Гумилёв

На фрегатах паруса не поднимают —

Их спускают постепенно с длинных реев,

И корабль, почуяв ветер, оживает:

И дрожит, и рвётся в море он скорее...

А море — есть!

И качает в ладонях судно,

И чайки весть

О ветре хорошем несут нам.

И пускай троса, шершавые, как рашпиль

С непривычки новичкам дерут ладони!

Прогремит последний раз на баке брашпиль,

И корабль уйдёт за сказками в погоню...

А сказки — есть!

И звенит такелаж как нервы —

Их хватит на весь

Наш век и на двадцать первый.

Рассудительным речам ты верь не слишком:

Если ветер спит, то будет он разбужен.

Если снится белый парусник мальчишкам,

Значит, он ещё кому-то очень нужен.

Мальчишки — есть!