…Мы можем дать реальное истолкование для неевклидовой геометрии, можем найти в нашем евклидовом пространстве образования, геометрия которых будет неевклидовой. Так, геометрия на шаре, на поверхности с постоянной положительной кривизной, сферическая геометрия будет реальным истолкованием геометрии Римана. Реальным истолкованием геометрии Лобачевского будет геометрия на поверхности с постоянной отрицательной кривизной, на так называемой псевдосфере[i], как это показал итальянский математик Бельтрами. Так точно можно найти в нашем мире образования, логика которых будет аналогична воображаемой. Я говорю о понятиях. Если бы мы стали строить чистую логику понятий, то мы бы увидели, что она различна от логики вещей. Только к восприятиям и представлениям, только к вещам и фактам применим закон исключённого третьего. Лампа горит или не горит; третьей возможности нет. Если мы субъектом суждения возьмём вещь, факт, восприятие, представление и т. д., то любой предикат составит с этим субъектом либо отрицательное, либо утвердительное суждение. Напротив того, к понятиям закон исключённого третьего неприменим, а к ним применим закон исключённого четвертого. В самом деле, если мы субъектом суждения возьмём понятие, то любой предикат относится к нему или так: 1) данный предикат необходим для данного понятия (напр., для треугольника — его замкнутость), и это мы выражаем в утвердительном суждении о понятии (общеутвердительном классической логики), или так: 2) данный предикат невозможен для данного понятия (напр., для треугольника — добродетель), и это мы выражаем в отрицательном суждении о понятии (общеотрицательном суждении классической логики), или так: 3) данный предикат совместим с данным понятием (напр., для треугольника — равносторонность). Этот третий случай мы должны выражать в особом акцидентальном суждении о понятии. Понятие S совместимо с предикатом Р; S может быть Р. Треугольник может быть равносторонним. Это суждение обладает своей особой связкой, отличной от связки утвердительного и отрицательного суждения. Кроме этих 3 суждений, действительно не может быть четвёртого, и одно из них истинно в каждом данном случае. Это и есть закон исключённого четвертого. Таким образом, для вещей и представлений истинно одно из двух: или утвердительное, или отрицательное суждение. Для понятий истинно одно из трёх суждений: либо утвердительное, либо отрицательное, либо акцидентальное. Закон исключённого четвёртого, закон воображаемой логики есть в то же время и закон нашей земной логики понятия. Индифферентное суждение воображаемой логики находит своё соответствие в акцидентальном суждении о понятии: «S может быть Р». Это последнее можно рассматривать, как своеобразный синтез утверждения и отрицания. В самом деле, акцидентальное суждение — «S может быть Р» — «треугольник может быть равносторонним» — эквивалентно такой форме: «некоторые S суть Р, некоторые S не суть Р». «Некоторые треугольники равносторонни, некоторые нет».
Вот поэтому-то и можно сказать, что логика понятия аналогична воображаемой логике[ii].
Источник: http://amklib113.ru/bbl/vlog/nvs-2-3.html
[i] Эта поверхность представляет из себя определённую седлообразную поверхность, модели которой могут быть приготовлены и репродукции которой обычно помещаются в книжках по неевклидовой геометрии.
[ii] Подробнее это развито в моей статье «О частных суждениях». Для большей ясности приведу оттуда главные выводы. I.
А. И. СОЛЖЕНИЦЫН («Вестник РХД», № 139) опубликовал гневную, обличительную главу о русских «плюралистах» из своей новой книги «Очерки литературной жизни» (том 2-й). Пафос этой работы в разносе диссидентских авторов, которые высказывали мысли, не совпадавшие с точкой зрения Солженицына, или позволяли себе критические замечания по его адресу, чаще всего по поводу его публицистики последних десяти лет. Всю эту, с позволения сказать, сволочь Солженицын собрал в одну кучу и дал ей презрительную, ядовитую кличку — «плюралисты». Сами себя, вероятно, эти авторы «плюралистами» не называют, хотя большинство из них, наверное, придерживается обыкновенного взгляда, что бывают и могут быть разные у людей мнения о каких-то вещах. У Солженицына — иная схема, по которой он и строит свою полемику: истина одна, эта истина принадлежит Солженицыну и людям, которые полностью разделяют его взгляды, всё же прочее — ложь. Более того, «плюралисты» лгут сознательно и планомерно — «вкруговую знают, что лгут, — и лгут!». При этом Солженицын умалчивает, что многие из авторов, на которых он ополчился, по многим принципиальным вопросам были когда-то с ним солидарны, высоко оценивали его произведения и, случалось, защищали его и помогали ему. Да кто и сейчас в России с большим для себя риском распространяет его «Архипелаг ГУЛаг»? Только ли одни «патриоты», как он аттестует себя и своих нынешних единомышленников? А может быть, среди этих людей и «плюралисты» попадаются? Я, например, зачисленный в «плюралисты», высоко ценю эту книгу Солженицына, чего не могу сказать о его творчестве последних лет, о его позиции сурового моралиста-прокурора по отношению к Западу и к российской интеллигенции. Ну и достаётся же теперь этой интеллигенции! «И когда я в окружающей советской немоте 50-х годов готовил свой первый прорыв через стену Лжи — то именно через них прорыв, через их ложь — и ни от кого из них нельзя было ждать поддержки». А кто же вскоре, вместе с «прорывом», восхищался «Одним днём Ивана Денисовича» и горячо поддерживал эту замечательную повесть?
Все так называемые плюралисты для Солженицына — на одно лицо, что Зиновьев, что М. Михайлов, что Краснов-Левитин, что покойный Амальрик, и это вполне естественно. Счастливому и фанатичному обладателю одной истины весь остальной мир, за чертою его собственных идей и представлений, покрыт одинаково тёмным налётом лжи, в оттенках которой не стоит разбираться. Так бывало не раз в истории, когда в сознании человека, а то и целой нации, системы, эпохи появлялось чёрное понятие «врага народа», в которое зачислялись все инакомыслящие. Подобные фантомы преследуют иногда и писателей. Такое случалось, например, с М. Горьким. А один советский писатель сказал в 1949 году, выражая тогда самую похвальную точку зрения на развитие мысли и культуры в мировой истории: «Россия пошла по своему пути — всеобщего единомыслия. И мы, советские люди, впервые договорились между собой, говорим на одном, понятном для всех нас языке, мыслим одинаково о главном в жизни. И этим единомыслием мы сильны, и в нём наше преимущество перед всеми людьми мира, разорванными, разобщёнными разномыслием...» (В. Ильенков, «Большая дорога», роман удостоен Сталинской премии).
прочитал, уважаемые отцы, в писаниях арабов, что, когда спросили Абдаллу Сарацина, что кажется ему самым удивительным в мире, он ответил: ничего нет более замечательного, чем человек. Этой мысли соответствуют и слова Меркурия: «О Асклепий, великое чудо есть человек!»[1] Когда я размышлял о значении этих изречений, меня не удовлетворяли многочисленные аргументы, приводимые многими в пользу превосходства человеческой природы: человек есть посредник между всеми созданиями, близкий к высшим и господин над низшими, истолкователь природы в силу проницательности ума, ясности мышления и пытливости интеллекта, промежуток между неизменной вечностью и текущим временем, узы мира, как говорят персы, Гименей, стоящий немного ниже ангелов, по свидетельству Давида[2].
Всё это значительно, но не то главное, что заслуживает наибольшего восхищения. Почему же мы не восхищаемся в большей степени ангелами и прекрасными небесными хорами? В конце концов, мне показалось, я понял, почему человек самый счастливый из всех живых существ и достойный всеобщего восхищения и какой жребий был уготован ему среди прочих судеб, завидный не только для животных, но и для звёзд и потусторонних душ. Невероятно и удивительно! А как же иначе? Ведь именно поэтому человека по праву называют и считают великим чудом, живым существом, действительно достойным восхищения. Но что бы там ни было, выслушайте, отцы, и снисходительно простите мне эту речь.
[242x337]Уже всевышний отец, бог-творец создал по законам мудрости мировое обиталище, которое нам кажется августейшим храмом божества. Наднебесную сферу украсил разумом, небесные тела оживил вечными душами. Грязные, загаженные части нижнего мира наполнил разнородной массой животных. Но, закончив творение, пожелал мастер, чтобы был кто-то, кто оценил бы смысл такой большой работы, любил бы её красоту, восхищался её размахом. Поэтому, завершив все дела, как свидетельствуют Моисей[3] и Тимей[4], задумал наконец сотворить человека. Но не было ничего ни в прообразах, откуда творец произвёл бы новое потомство, ни в хранилищах, что подарил бы в наследство новому сыну, ни на скамьях небосвода, где восседал сам созерцатель вселенной. Уже всё было завершено; всё было распределено по высшим, средним и низшим сферам. Но не пристало отцовской мощи отсутствовать в последнем потомстве, как будто она истощена, не подобало колебаться его мудрости в необходимом деле из-за отсутствия совета, не приличествовало его благодетельной любви, чтобы тот, кто в других должен был восхвалять божескую щедрость, осуждал бы её в самом себе. И установил наконец лучший творец, чтобы тот, кому он не смог дать ничего собственного, имел общим с другими всё, что было свойственно отдельным творениям. Тогда согласился бог с тем, что человек — творение неопределённого образа, и, поставив его в центре мира, сказал: «Не даём мы тебе, о Адам, ни своего места, ни определённого образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно своей воле и своему решению. Образ прочих творений определён в пределах установленных нами законов. Ты же, не стеснённый никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать всё, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтёшь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные». О, высшая щедрость бога-отца! О, высшее и восхитительное счастье человека, которому дано владеть тем, чем пожелает, и быть тем, кем хочет! Звери при рождении получают от материнской утробы всё то, чем будут владеть потом, как говорит Луцилий[5]. Высшие духи либо сразу, либо чуть позже становятся тем, чем будут в вечном бессмертии. В рождающихся людей отец вложил семена и зародыши разнородной жизни, и соответственно тому, как каждый их возделает, они вырастут и дадут в нём свои плоды. Возделает растительные, — будет растением, чувственные, — станет животным, рациональные, — сделается небесным существом, интеллектуальные, — станет ангелом и сыном бога. А
Те индивидуумы в нашем современном обществе, которые оказываются неспособны развить стабильное и устойчивое чувство «я», считаются умственно нездоровыми. Эти люди, страдающие шизофренией, не являются ментально больными, они просто застряли между подобным сну не-эготическим состоянием наших предков и автономным, полностью интегрированным эго современного общества развитого мира.
Джулиан Джейнс, блестящий канадский психолог и автор «Происхождения сознания в процессе краха бикамерального разума» (Consciousness in the Breakdown of the Bicameral Mind), утверждает, что шизофрения, или бикамеральность, в действительности представляет собой переходное состояние, которое переживалось коллективно во времена исторического возникновения человеческого эго.
В определённый момент истории наши предки, как и современные шизофреники, слышали голоса в голове, которые считали голосами своих богов, и эти боги руководили и направляли их. Некоторое время шизофрения была нормальным состоянием разума для коллективного человечества.
Если бы три тысячи лет назад в Месопотамии какой-нибудь человек заявил, что богов не существует, а голоса, которые люди слышат в своей голове, на самом деле являются их собственными мыслями, его сочли бы сумасшедшим или проклятым, потому что присутствие бога было самоочевидным фактом для каждого.
Сегодня большинство из нас идентифицирует разнообразные части тела и голос, который мы слышим в голове, как наши собственные; но так было не всегда. Структура древних языков указывает на то, что люди не всегда рассматривали тело или его придатки как свою безраздельную собственность.
Всякая тираническая власть, всякая деспотия всегда против модернизма, всегда. Так было, уверен, и в Древнем Риме, и в Египте при фараонах. Модернизм нарушает существующий порядок. Он прежде всего свидетельствует о свободе человека, в данном случае — композитора, а свобода заразительна. Напоминать человеку о том, какое он сложное явление, всегда значит выступать против власти. Писать такие аккорды, как писал Шостакович, это был вызов, и я вас уверяю, он прекрасно это понимал. Он никогда не был официальным композитором, даже когда под пытками, не преувеличиваю, под моральными пытками, писал симфонию про Великий Октябрь и Ленина. Его музыка выражает страдание и разорванность души, так страдают при любой тирании, во все времена и где угодно, так вообще страдает человек, поэтому музыка Шостаковича универсальна. Его аккорды непонятны уху испуганному, холопскому, оглушённому, а живому человеку прекрасно понятны.
Говорили: «Надо писать музыку, которая понятна народу». Что эти люди знали о народе или хотя бы о публике? В СССР была прекрасная публика, чуткая, серьёзная, благодарная. А хотите знать, что думал об этом Бах, не только величайший, но и популярнейший композитор? Однажды его сын — тоже композитор, как и все сыновья Баха, — пришёл домой очень довольный: он давал концерт и имел колоссальный успех. А наутро отец ему сказал: «Ты имел вчера большой успех у толпы — значит, ты плох. Надо сочинять не для масс, а для знатоков. Если у знатоков будешь иметь успех, тогда станешь великим композитором». Это, прямо скажем, идёт вразрез с большевистской моралью и понятиями о воспитании трудящихся масс. Для деспотии опасно искусство, которое воспитывает не массы, а человека.
Музыка: Елена Фролова
Стихи: Анна Баркова
Размахнись-ка вечерком
Пламенеющим платком
И пройдись-ка ты легко,
Русская азиатка.
Жёлтым личиком дерзка,
И раскоса, и легка,
Пропляши-ка трепака,
Русская азиатка.
Ты задорна и смела,
И жестоко весела,
Ты с ума меня свела,
Русская азиатка.
Кровь одна в тебе и мне:
Нам в одном гореть огне,
В плясовом хмелеть вине,
Русская азиатка.
В круги рук своих замкни,
В сердце полымем дохни,
Душу настежь распахни,
Русская азиатка.
Этим красным вечерком
Размахнёмся мы платком
И упляшем далеко,
Русская азиатка.
  |
Традиция сопоставления психотерапии и религии имеет давнюю историю. Вероятно, одним из первых это сделал Юнг, указав на общность функций психотерапевта и священника. Рождение практики психологической помощи совпало по времени с массовым отходом людей Запада от Церкви; к тому же и религия, и психотерапия имеют дело с душой человека, помогают ему осмыслить свою жизнь и справиться с трудными ситуациями – все эти соображения лежат в основе представления о том, что психотерапия заместила собой религию, взяв на себя её функции по отношению к неверующему человеку. Также почти с первых шагов своего развития в психологии начали предприниматься попытки заимствования религиозных методов работы – по преимуществу восточных (Шульц, Ассаджоли и др.).
Таким образом, несомненно некоторое родство и тяготение друг к другу психологии и религии. Тем не менее схожесть функций и возможность заимствования ещё не означает их единую сущность. Психотерапия, обогащённая религиозными методами и даже целиком построенная на них (например, направление «трансцендентальная медитация»), не становится одним из видов религии, а сохраняет свою специфику. Процедуры, перенесённые из одной системы в другую, меняют свой «дух». На мой взгляд, это говорит о принципиальной разнице оснований религии и психотерапии, делающей невозможным существование кентавров – в результате слияния получается либо психотерапия, либо новый вид религии, не похожие на ожидаемое «синтетическое чудо».
Сиамские близнецы демократии и фашизма хотят уничтожить друг друга во сне. Им противно и страшно смотреть, не нужно даже зеркала. Они срослись черепами, у них один огромный желудок-мешок на двоих.
Иногда один всё-таки умудряется придушить другого или сломать ему пару конечностей, и тот волочится мёртвым грузом. В этот период убийца говорит перед озадаченной публикой за двоих, стыдливо прикрыв флагом главную улику. Боясь, однако, общей гибели и страдая от недостатка свободы передвижения, убийца возвращает к жизни своего озлобленного собрата. Убийца и жертва меняются местами, история повторяется. Врач-шарлатан, заявляющий о своём нейтралитете, здесь бессилен.
Но там, где бессилен врач, наступает время палача. Облачённый в красное и не служащий более никому, кроме своей профессиональной и политической организации, палач не будет строить проекты наименее болезненного разделения. Он умеет рубить головы, и он будет рубить головы. Обоим. Одну за другой. Сначала тому, кто жив и здравствует, а затем мнимому мертвецу.
Мир не будет ни цветным, ни коричневым. Мир будет красным.
На фото: Демократия и фашизм готовятся ужалить.
На дворе холодный ливень хочет, чтоб я заболел.
Мрачно точит злобный бивень морж, чтобы я его не съел.
А над нами вьются мухи – ждут, пока мы все умрём:
Если мы помрём втроём, будем съедены втроём.
П р и п е в:
А ты так прекрасна в наших глазах, маленькая Люся!
Куся-куся-куся-куся, как ты хороша!
И хоть горит звезда счастья на небесах, маленькая Люся,
Куся-куся-куся, ха-ха, у нас не выйдет ни шиша.
На скамеечка старушка хочет палкой нас убить –
Видно, есть на то причины нас, мальчишек, не любить.
Вот приехал пьяный врач очень скорой помощи,
Дал рецепт: под водку сало, а под чачу овощи.
П р и п е в.
Молодёжь пошла такая – ни проехать ни пройти,
А старпёры так и ищут коммунизиму пути.
За любым хорошим делом наблюдают бандюки,
Наркоманы по подъездам забивают косяки.
П р и п е в.
| |
– Поживеш поки що в мене, – говорила Тамара. – В мене вони напевне шукати не будуть.
– Краще додому повернусь, – не погоджувався я. – Ну що вони мені зроблять? Принаймні дізнаюсь, у чому проблема.
– Не говори дурниць, – заперечувала Тамара. – Для чого підставлятись? Пересидиш пару днів, тоді повернешся. Шуру я попередила, він не проти.
– Ну, головне – Шура не проти.
– А через пару днів повернешся. Добре?
– Добре, – погодився я. – Тамаро, – запитав, – чому ти звідси не поїхала?
– Куди? – не зрозуміла вона.
– Куди-небудь. За кордон. Чому ти залишилась?
Вона скинула окуляри. Відразу ж стало помітно, що їй давно вже купа років, що вона не така молода й безтурботна, як може здатись у сутінках легковика після двох днів веселого святкування. Обличчя її було бліде, погляд неспокійний та невпевнений. Сигарета ледь помітно тремтіла в пальцях, якраз поміж двох великих, срібно-чорних перснів.
– Ти ж, мабуть, хотіла поїхати? Що тебе тут може тримати?
– Ну як що? – відповіла вона подумавши. – Завжди є речі, котрі нас тримають.
– Ну послухай, тримає, як правило, впевненість у завтрашньому дні. В тебе є впевненість у завтрашньому дні?
– Ні, – призналась вона, – немає. Але в мене є впевненість у дні вчорашньому. Іноді вона теж тримає.
– Як це?
– Мені важко пояснити, – призналась Тамара, – краще поїхали додому.
Цит. по: Жадан С. В. Ворошиловград: роман /
С. В. Жадан; худож.-оформлювач О. М. Артеменко.
– Харків: Фоліо, 2012. – 442 с. – (Графіті). (С. 327-328.)
Конец гражданской войны, начало нэпа не случайно по времени совпали с возникновением оппозиции разных наименований внутри ВКП(б): «Рабочая правда», «Рабочая оппозиция», «Демократический централизм», «Военная оппозиция». Общее у всех было одно – дайте свободу. Это была реакция на ущемление демократических начал во время военного коммунизма. Все эти оппозиции подверглись жестокой критике, но тем не менее Десятому съезду ВКП(б) пришлось декретировать ряд требований оппозиции. Съезд разъехался, а Политбюро осталось. Но организационная структура партии была такова, что власть «аппаратчиков» усиливалась и росла. Советы и профсоюзы становились какими-то придатками, отделами партийной организации. Внутрипартийное брожение, недовольство «аппаратчиками» тоже росло.
«Заявление 48-ми» в 1923 году шло не дальше требований тех же демократических начал, принятых постановлением Десятого съезда. Мне думается, что Ленин имел больше смелости, чем нарастающая оппозиция, когда ставил вопрос о необходимости создания какого-то надпартийного контроля в лице ЦКК и РКИ для советского аппарата для борьбы с «бюрократическим перерождением». По этому проекту ЦКК и РКИ имели бы более широкие права, чем ЦК ВКП(б) и ЦИК СССР. На практике их деятельность ограничилась рамками контроля «маленьких недостатков большого механизма». ЦКК осталась мертворождённой: не ЦКК контролировала или смещала членов Политбюро, а Политбюро командовало.
Девочки за 40 – они такие девочки! Они ранимы и даже беззащитны. Они наивны и доверчивы, почти как в тринадцать.
Они давно забыли грубоватую романтику 15-летних, активный задор 25-летних и рациональный напор тех, кому за 30.
Они много видели.
Потом зажмурились.
Потом открыли глаза.
И увидели новый мир, новых себя, новую жизнь.
Они снова верят в лучшее, потому что худшее, как правило, с ними уже случилось. И они выжили – именно для того, чтобы снова верить в лучшее. Они получают лучшее, потому что способны его разглядеть даже там, где прочие ничегошеньки не замечают. У них отточенный взгляд, чуткий слух и нежные руки. Поэтому оно, это самое лучшее, к ним так и льнёт, так и льнёт...
Они красивы. Нет, что вы – они не симпатичны. Они удивительно красивы, потому что признали, что у них именно вот такие попы, именно вот такие груди, такие носы и такие ноги. Они научились любить эти попы-груди-носы-ноги так, что теперь кто угодно в них влюбится. Например, запросто влюбится вот то самое лучшее...
Они знают тайну, эти девочки за 40. Они уже переели этих приколов про «миллионы», «карьеры», «успешность» и «социальный статус». Они теперь точно знают, что самое главное – совсем не то, что показывают по телику, пишут в интернете, постят в соцсетях и рассказывают на тренингах. Они про это самое главное знают и помалкивают. Про то, что главное в жизни – сама жизнь: её вкус, цвет, ритм, запах, умение наслаждаться и радоваться каждому дню.
У них давно нет отточенных фраз, заготовленных приёмов соблазнения и дежурных нарядов на выход. Они перестали быть «в активном поиске». Они нашли того, кто им так нужен был все эти годы – себя, настоящих. И оказалось, что такие, настоящие, они очень и очень интересны всем окружающим. Ну, практически всем, и достойным мужчинам – тем более.
Они снова умеют плакать навзрыд и хохотать взахлёб. Они уже отходили своё в бронежилете социальных приличий, требований, запретов и разрешений. Они ненавидят то время, когда нужно было ровно держать спинку, что бы ни случилось, улыбаться, даже если хочется рыдать, и кивать, когда надо бы треснуть посильнее. Им надоело держать в себя в руках, они руки разжали – и на свободу вышла живая, чувственная, настоящая...
Они живут как дышат: то бурно, то тихонько, то нежно и чуть слышно, то торопливо и азартно... Дышат в ритме жизни, живут в ритме дыхания. Наконец-то, после 40, у них это начало получаться: жить в одно время с жизнью.
Девочки за 40 ужасно любопытны. Как-то так получилось, что после: «Да я сама всё знаю!», – начинается: «Ой, девчонки, сколько всего клёвого вокруг!» И танцы, и йога, и программирование, путешествия и кулинария... Они творят жизнь, нанизывают бусинки своих новых, открывшихся как дыхание талантов, они пишут картины, разрисовывают тарелки и покоряют горы. И у них всё получается.
Девочки за 40 совсем не тётки. Они носят длинные юбки, потому что это очень красиво. И короткие тоже носят, и джинсы. И бижутерию разную, от отечественной до индийской, забросив в шкатулки дорогие «фирменные» украшения. Им же не надо больше доказывать, что «и у меня есть бриллианты». Им важно, чтобы им нравилось. Они не хотят ничего знать про «модно», «тренд» и «в этом сезоне». Им надо, чтоб лично им – красиво. И в этом «красиво» очень много женского, тёплого и неторопливого.
Девочки за 40 перестают считать калории. Потому что любовь, интерес, движение, азарт, вдохновение работают куда лучше фитнес-залов и пластических хирургов. Ну да – именно поэтому они и стали такими красивыми...
Девочки за 40 послали далеко и надолго все тайм-менеджменты, мотивационные спичи и трансформационные речи. Они знают цену каждой минуте, везде успевают, никуда не опаздывают, потому что никуда не спешат.
Не достигают.
Не борются.
Не добиваются.
Они просто живут.
И точно знают, что ещё через 40 всё будет на-а-а-а-а-амного интереснее...
Как известно, Эпикур был материалистом и отрицал бессмертие души, но в то же время признавал существование богов. Этот факт породил многочисленные дискуссии по поводу того, был ли древнегреческий философ в действительности атеистом в современном значении этого слова или нет. Одни полагают, что его утверждения о богах носят исключительно формальный характер, и он положительно высказывался о них, только чтобы не привлекать к себе лишнего внимания – в соответствии со своим знаменитым тезисом «живи незаметно»; другие, напротив, считают, что он так и не осмелился окончательно поставить точку в этом вопросе и даже что его философия представляет собой в известной степени регресс по отношению к другим, более однозначным атеистическим учениям его эпохи. М. М. Шахнович предположила, что высказывания Эпикура о богах следует рассматривать в свете его этических и эстетических идеалов – как некий манифест, выражающий его представления о нравственном совершенстве, к которому должен стремиться человек, если хочет оставаться в покое и благостном расположении духа. Мне эта идея представляется верной, но требующей некоторых дополнений, почему и возникла следующая заметка.
Судя по сочинениям Эпикура, он был действительно убеждён – или, по крайней мере, старался себя убедить – в существовании богов. По моему предположению, рассуждения привели его к твёрдой уверенности в несостоятельности каких-либо дуалистических концепций относительно мира и человека, но определённые психологические потребности – которые вообще обычно приводят человека к религии – оставляли его жаждущим чуда, чего-то сверхъестественного, нематериального, надприродного, совершенного, лишённого какого-либо изъяна или недостатка. Поэтому он и разработал свой собственный, нетрадиционный взгляд на богов – в его версии «безопасных», неспособных внушить человеку чувства вины и страха, полностью отстранённых от мира и никак с ним не связанных (но по-прежнему материальных). Вера в богов для него – это своеобразная интеллектуальная игра, нечто вроде того, чем занимаются современные ролевики, только на более серьёзном уровне.
Это похоже на кастанедовскую установку по отношению к вере, но если воин «верит, не веря», то есть настроен придерживаться своих убеждений, даже несмотря на возможность существования опровергающих фактов, если только вера приносит ему какую-либо практическую пользу, поддерживает и вдохновляет на действие, – то эпикуреец «не веря, верит», то есть хотя и осознаёт практическую и философскую несостоятельность теизма, но при этом продолжает делать вид, будто бы всерьёз убеждён в обратном, поскольку это приносит ему радость и ощущение удовлетворённости.
Исходя из этого, нетрудно объяснить тот факт, что Эпикур охотно принимал участие в общепринятых религиозных празднествах и обрядах, а также учредил в своём обществе ряд квазирелигиозных ритуалов вроде пиров в честь умерших товарищей на двадцатый день каждого месяца. Таким образом, Эпикур предвосхитил современные пародийные религии, такие как дискордианство или культ Летающего Макаронного Монстра – с той разницей, что в современных парарелигиях на первое место вынесен момент осмеяния абсурдных религиозных догм и традиций, а развлекательный момент находится у него в подчинении, тогда как «религия» Эпикура акцентирует внимание на игре, на получении эстетического удовольствия от созерцания и исполнения ритуала, а её пародийный характер проявляется лишь в некоторых деталях (так, пиры проводились именно в тот день, когда официальная религия торжественно справляла празднества в честь Аполлона).
Всё это в очередной раз иллюстрирует утверждение о том, что «не бог создал человека, но человек создал бога по своему образу» и что «если бы быки имели богов, то их боги были бы похожи на быков».
…Похоже, что причинное взаимодействие физического и нефизического миров протекает весьма гладко. Действительно, в нашей повседневной жизни нам вообще не приходится задумываться об этом. Как только мы открываем глаза, на нас начинают воздействовать физические стимулы, в результате чего возникают осознанные зрительные переживания. Мы используем свои физические тела для реализации наших намерений и для удовлетворения желаний, и похоже, что всё это работает без сбоев. Проблема заключается в том, чтобы объяснить, как именно два диаметрально противоположных мира – такие физические процессы, как нейрональная активность, и такие нефизические качественные вибрации души, как наши ощущения, мысли и желания, – вообще способны взаимодействовать друг с другом, не говоря уже о таком непосредственном взаимодействии. Иными словами, интеракционистский подход должен вооружить нас научной теорией, хотя бы предварительной, о механизмах взаимодействия двух миров.
Почему же тогда интеракционисты не предложили нам ни теории, ни хотя бы описания этих механизмов? Проблема заключается в том, что физический мир причинно замкнут в себе, а нефизический мир, соответственно, причинно инертен (по крайней мере, по отношению к материальному). Причинная замкнутость физического мира означает, что физические события могут быть вызваны только другими физическими событиями и способны вызвать дальнейшие события, имеющие исключительно физическую природу, посредством чисто физических механизмов. Причинная обусловленность (причинность) требует механизмов, обладающих такими физическими свойствами, как масса, энергия, силовые поля, физическое движение в физическом пространстве и т. д. Причинная инертность сознания означает, что наши переживания, если они абсолютно нефизические, вовсе не обязательны для того, чтобы произошло какое-либо физическое событие, и их природа такова, что они не могут повлиять решительно ни на что в физическом мире, включая и нейронную активность в нашем мозгу. Если сознание состоит из призрачной ментальной субстанции, значит, оно, как и призраки-прототипы, должно просто плавно перемещаться через все материальные предметы, не оказывая на них никакого влияния!
Преступления нацизма и большевизма – это не следствие «отпадения от святынь» и «попрания воли божьей», а наоборот, естественный и неизбежный результат традиционного христианского воспитания, подавляющего в человеке его подлинное «Я» и с малых лет приучающего его быть послушным рабом бога=отца=воспитателя=вождя вплоть до полного отождествления себя с ним. Подробно проанализировала взаимосвязь этих явлений выдающийся психоаналитик Алис Миллер в своей замечательной книге «Вначале было воспитание» (Am Anfang war Erziehung, 1980).
У каждого человека есть священное право быть собой, поступать согласно своему разумению и нести за это полную ответственность. Двигателем всех великих революций прошлого было более или менее ясное осознание этого принципа, и они будут происходить до тех пор, пока последние преграды на пути реализации этого права для каждого человека не будут уничтожены.
Самая большая авантюра, какую вы можете провернуть в этом мире, – думать, чувствовать и поступать искренно. Вы можете играть суперавантюриста, но всё это бледные сценарии по сравнению с действительной искренностью. Хотите – попробуйте.
Александр Александрович Пинт (род. 1955), психолог
Вопрос места религии в процессе становления человечества основательно и неоднократно разрабатывается в трудах классиков марксизма. Каждый уважающий себя сторонник диалектического материализма способен привести самый разносторонний анализ этого социального явления: разоблачить действительные причины появления религии, объяснить с точки зрения логики несостоятельность её положений и принципов, указать на её положительные качества, необходимые для своего времени, а также на отрицательные, которые делают её мощным коммерческим механизмом и способом искривления действительности в сознании человека современности. Но критиковать религию сегодня модно не только среди представителей марксизма. О том, что «бог умер», заявлял в своё время и Ницше, а сегодня эту фразу активно повторяют разнообразные анархисты и бунтари, для которых главное – отрицать существующий общественный строй, не обязательно понимая при этом, чем его заменить и каким образом должна быть осуществлена эта замена.
Поэтому вопрос происхождения идеи бога как некой доминирующей над человеком особи основательно проанализировать можно только в контексте диалектического метода, который охватывает одновременно все сферы проявления человеческого как высшей формы движения материи, а не только отдельные её явления.
В частности, Э. В. Ильенков охарактеризовал религию как форму отражения действительности. В облике бога для человека отражены те его качества, которые он считает наилучшими, к которым стремится. Понятно, что в результате такого отражения все эти качества были значительно гиперболизированы, что превратило бога в некое особое сверхсущество, чтобы максимально отделить его от человека, подчеркнуть, что он принадлежит неземному, а значит – лучшему миру. «…Иконный лик “спасителя” был совершенно точным зеркалом, отражавшим Человеку его собственный – измученный и покрытый потом ужаса и страдания – лик, лик “спасаемого”. Потому, что каков реальный Человек – таков и его бог» [3, 47]. Человек ожидает спасения от своего бога, потому что сама действительность настолько жестока к человеку, что ему остается только верить в то, что справедливость, которой он не видит на земле, будет обязательно реализована на небе, в загробной жизни. Ведь в религии материальный мир является источником постоянных и неодолимых страданий. Подтверждением тому являются постоянные болезни и войны, голод и убийство. И не понимающий своих возможностей и сил человек вынужден принимать эту реальность как неизменную, но временную, направляя все силы не на её изменение, а на стремление попасть в загробный мир, пускай даже это означает делать свою земную жизнь ещё более невыносимой. Такая тяга к самоистязанию появляется там, где «жизнь застопорилась, остановилась, там, где эта жизнь стеснена и скована настолько, что превратилась в тягостную повинность, и никакие усилия мысли и действия уже не могут вывести человека из психического тупика» [1].
Действительные крайности не могут быть опосредствованы именно потому, что они являются действительными крайностями. Но они и не требуют никакого опосредствования, ибо они противоположны друг другу по своей сущности. Они не имеют между собой ничего общего, они не тяготеют друг к другу, они не дополняют друг друга. Одна крайность не носит в себе самой стремление к другой крайности, потребность в ней или её предвосхищение. [...]
Против сказанного говорит на первый взгляд следующее: «крайности сходятся», северный полюс и южный взаимно притягиваются, женский пол и мужской также взаимно притягивают друг друга, и лишь благодаря соединению их крайних различий и возникает человек.
С другой стороны, всякая крайность есть своя собственная противоположность. Абстрактный спиритуализм есть абстрактный материализм; абстрактный материализм есть абстрактный спиритуализм материи.