Это цитата сообщения -Тесс- Оригинальное сообщение

Владимир Леви

Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания,
а ненависть - силой того отвращения,
с которым ты помнишь свои обещания.

И тою же мерой, с припадками ревности,
тебя обгрызают, как рыбы-пирании,
друзья и заботы, источники нервности,
и все-то ты знаешь заранее...

Кошмар возрастает в пропорции к сумме
развеявшихся иллюзий.
Ты это предвидел. Ты благоразумен,
ты взгляд своевременно сузил.

Но время взрывается. Новый обычай
родится как частное мнение.
Права человека по сущности - птичьи,
а суть естества - отклонение,

свобода - вот ужас. Проклятье всевышнее
Адаму, а Еве напутствие...
Не с той ли поры, как нагрузка излишняя,
она измеряется мерой отсутствия?

И в липких объятиях сладкой беспечности
напомнит назойливый насморк,
что ценность мгновенья равна Бесконечности,
деленной на жизнь и помноженной на смерть.

Итак - подытожили. Жизнь - возвращение
забытого займа, сиречь - завещание.
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания...

Я ещё живой)

Просто как-то не до дневника. Ладно, пожалуй, стоит вести его порегулярнее.

Я фанат тонких губ и огромных глаз.

Бледной кожи, неуверенных полуулыбок.
Искренних, смеющихся, как от безумно смешной пошловатой шутки.

Я обожаю этот взгляд, когда ты переплетаешь наши пальцы.

Я решил снова вести дневник.
Потому чтоооо.. потому что мы, возможно, [spoiler]. И тогда я не знаю, что делать.

Ладно. Первое, о чём я хотел бы рассказать - Бунин. Не все его рассказы я понял, признаю. К примеру, "Лёгкое дыхание". Поэзию я вообще недолюбливаю, так что о ней не говорим.

А вот вещь, которая меня действительно зацепила и произвела фурор в моей душе - "Чистый понедельник".

Наслаждайтесь.

ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов — и разгоралась вечерняя, освобождающаяся от дневных дел московская жизнь: гуще и бодрей неслись извозчичьи санки, тяжелей гремели переполненные, ныряющие трамваи, — в сумраке уже видно было, как с шипением сыпались с проводов зеленые звезды, — оживленнее спешили по снежным тротуарам мутно чернеющие прохожие... Каждый вечер мчал меня в этот час на вытягивающемся рысаке мой кучер — от Красных ворот к храму Христа Спасителя: она жила против него; каждый вечер я возил ее обедать в “Прагу”, в “Эрмитаж”, в “Метрополь”, после обеда в театры, на концерты, а там к “Яру”, в “Стрельну”... Чем все это должно кончиться, я не знал и старался не думать, не додумывать: было бесполезно — так же, как и говорить с ней об этом: она раз навсегда отвела разговоры о нашем будущем; она была загадочна, непонятна для меня, странны были и наши с ней отношения, — совсем близки мы все еще не были; и все это без конца держало меня в неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании — и вместе с тем был я несказанно счастлив каждым часом, проведенным возле нее.

Она зачем-то училась на курсах, довольно редко посещала их, но посещала. Я как-то спросил: “Зачем?” Она пожала плечом: “А зачем все делается на свете? Разве мы понимаем что-нибудь в наших поступках? Кроме того, меня интересует история...” Жила она одна, — вдовый отец ее, просвещенный человек знатного купеческого рода, жил на покое в Твери, что-то, как все такие купцы, собирал. В доме против храма Спасителя она снимала ради вида на Москву угловую квартиру на пятом этаже, всего две комнаты, но просторные и хорошо обставленные. В первой много места занимал широкий турецкий диван, стояло дорогое пианино, на котором она все разучивала медленное, сомнамбулически прекрасное начало “Лунной сонаты”, — только одно начало, — на пианино и на подзеркальнике цвели в граненых вазах нарядные цветы, — по моему приказу ей доставляли каждую субботу свежие, — и когда я приезжал к ней в субботний вечер, она, лежа на диване, над которым зачем-то висел портрет босого Толстого, не спеша протягивала мне для поцелуя руку и рассеянно говорила: “Спасибо за цветы...” Я привозил ей коробки шоколаду, новые книги — Гофмансталя, Шницлера, Тетмайера, Пшибышевского, — и получал все то же “спасибо” и протянутую теплую руку, иногда приказание сесть возле дивана, не снимая пальто. “Непонятно, почему, — говорила она в раздумье, гладя мой бобровый воротник, — но, кажется, ничего не может быть лучше запаха зимнего воздуха, с которым входишь со двора в комнату...” Похоже было на то, что ей ничто не нужно: ни цветы, ни книги, ни обеды, ни театры, ни ужины за городом, хотя все-таки цветы были у нее любимые и нелюбимые, все книги, какие я ей привозил, она всегда прочитывала, шоколаду съедала за день целую коробку, за обедами и ужинами ела не меньше меня, любила расстегаи с налимьей ухой, розовых рябчиков в крепко прожаренной сметане, иногда говорила: “Не понимаю, как это не надоест людям всю жизнь, каждый день обедать, ужинать”, — но сама и обедала и ужинала с московским пониманием дела. Явной слабостью ее была только хорошая одежда, бархат, шелка, дорогой мех...

Мы оба были богаты, здоровы, молоды и настолько хороши собой, что в ресторанах, на концертах нас провожали взглядами. Я, будучи родом из Пензенской губернии, был в ту пору красив почему-то южной, горячей красотой, был даже “неприлично красив”, как сказал мне однажды один знаменитый актер, чудовищно толстый человек, великий обжора и умница. “Черт вас знает, кто вы, сицилианец какой-то”, — сказал он сонно; и характер был у меня южный, живой, постоянно готовый к счастливой улыбке, к доброй шутке. А у нее красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный соболий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот оттенен был темным пушком; выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застежками (а на курсы ходила скромной курсисткой, завтракала за тридцать копеек в вегетарианской столовой на Арбате); и насколько я был склонен к болтливости, к простосердечной веселости, настолько она была чаще всего молчалива: все что-то думала, все как будто во что-то мысленно вникала; лежа на диване с книгой в руках, часто опускала ее и вопросительно глядела перед собой: я это видел, заезжая иногда к ней и днем, потому что каждый месяц она дня Читать далее...

Чёрное, белое
чёрное, белое
чёрное,
и снова весна

Иногда меня спрашивают, что я не мог бы простить любимому человеку?

Я, наконец, нашёл ответ.

Пре-не-бре-же-ни-е

Прощеное воскресенье хороший день. Очень славный повод, чтобы помириться.
Просто для этого тебе надо извиниться.
А для этого, в свою очередь, понять, что надо извиниться.

Я игнорирую тебя четвёртый день. Не знаю, кого я наказываю больше.

Зачем я живу?

Зачем я тут нужен вообще?

Попса поражает откровенностью:

"...Одиночество сука,
...Я не чувствую руку"

Февраль 1917 года. Толпа кричит - "Сваааабодууу!". Итог: царь свергнут, Российская империя распалась, большевики пришли к власти, большинство из той толпы сваливают в эмиграцию, приговаривая "Эх, Россию просрали.."
Август 1991 года. Толпа кричит - "Сваааабодууу!". Итог: демократы приходят к власти, СССР распался, , большинство из той толпы сваливают в эмиграцию, приговаривая "Эх, Россию просрали.."
2012 год. Толпа кричит - "Сваааабодууу!
Может им сразу свалить в эмиграцию, без промежуточного развала страны?

Что нового?

Да много чего. Внезапно возросший интерес к политике. Ройбош вместо обычного чая.
Тренажёрка, бассейн. Второй семестр, где психологии больше, чем немецкого.
Ссоры. Слишком много на меня одного.
"Мародёр" и "Каратель". Что-то переключилось в мозгах.
Желание мордой об стол бить любого, кто раболепствует перед "просвещённой Европой".
Новые лица. Приятные, надо сказать.

Масленица. Блинчики.

Передо мной - большая-большая милка.

Неправильно расставленные приоритеты.

Не хочу ничего комментировать.

Глаза болят ужасно, голова раскалывается, вид как у не спавшего три дня наркомана.

Не хочу думать. Не хочу читать. Хотя сейчас стало совсем пусто и остаются только дурацкие книжки и дурацкий реферат. И иногда вылезают окошки антивируса, который ты мне вчера установила.

Я никогда не думал, что учёба может оказаться на первом месте. Я же ведь, я!

xxx> в этом году пункт "против всех" называется "кпрф"

Вам нравятся кенгуру?
А собаки?
А овцы?

Мне нравится то, что в комнате темно и тепло. То, что я не успел утром заправить кроватку. Здесь теперь как-то уютно, что ли.

А вообще, надо бы написать сочинение и реферат. Какой я ленивый...

Давно хотел спросить знающих:

а чем так плохи угги?
Обычные тёплые ботинки, разве нет?

Часто встречал пренебрежительные отзывы о девушках в них.
Относительно девушек в уггах ничего сказать не могу - ни одна из моих знакомых их не носит.
Но всё же, чем обычные ботинки могут насолить народным массам?..

Это цитата сообщения Atanazkovich Оригинальное сообщение

Пирожное "Картошка" (ГОСТ)

День начинался неплохо.
Но потом я вспомнил, что завтра история, и всё пошло наперекосяк.

Я совсем не умею поздравлять людей с днём рождения. Нормально у меня получилось только однажды, да и то не факт. А тем более, когда самому хреново, совсем не получается натянуть на лицо улыбку и говорить что-то радостное и жизнеутверждающее.

Сегодня увидел название своего ориджинала, когда в наушниках играла песня, которая меня на него вдохновила. Видимо, пора найти время и довести его до ума.

Удачи мне с историей. Никак не могу заставить себя начать её делать.

Немецкий, немецкий, со всех сторон немецкий.

Сегодня я опоздал. Опять. Это начинает мне самому действовать на нервы. Преподша ещё на всё закрывает глаза. Всё-таки, я заслуживаю некоторые поблажки, не так ли? Но переходить границы приличий совсем не хочется. Надо взять себя в руки и перестать бесцельно слоняться по квартире по утрам. "Это же так просто" - говорю я себе каждый вечер. А утром всё по новой.

На немецком мы, как всегда, много говорили. Я и преподша. А остальные сидели как мышки, пялясь в тетрадки. И так 3 часа подряд. Интересно, им не надоедает? Разговаривать куда интереснее, чем наблюдать за тем, как разговаривают. Потом пришла Лиза, с ней стало повеселее. Она вообще достаточно милая. Хотя и странная немного.

Я меняю план питания. Ибо пора худеть. И нет, не надо мне ничего говорить, я это точно знаю.
Ем мало, но часто.Сытный завтрак (пожалуй, самое трудное для меня. Не проснувшийся организм отказывается воспринимать еду. Тем более, сытную. Хотя овсянка стала прекрасным решением). Обед - чуть меньше. Потом полдник. И ужин около 7. Лёгкий. Не знаю, действует ли эта система. Будем надеется, что действует)

Как-то так.

Нравится
[400x600]

"У пекинесов встречается выпадение глазного яблока. Такое возможно при сильных воздействиях на голову пекинеса.
Если это случилось при Вас, постарайтесь вставить глазное яблоко обратно, пока не начался отек. Для этого быстро раздвиньте в разные стороны веки собаки и, приложив некоторое усилие, чистым носовым платком или подушечкой большого пальца вставьте глазное яблоко в глазницу. "

Это будет шок на всю жизнь. И у пекинеса, и у Вас. (с)

И правда.