*Брониа наша крипка и танки - бистры.*
Итак. Итак. Сложно приступить к изложению своих мыслей, ввиду определенных обстоятельств, однако кто-то же должен это сделать, и кому как не мне отвечать за свои же слова? Конечно, многие одобрили мое мнение, касаемое собрания 10 июля в *Звезде*, по поводу наших *дорогих гостей*, но нашлись и те, кто немало меня озадачил своими комментариями. На самом деле я и не ожидал такого ажиотажа вокруг этой шутливой статьи. По большому счету я писал для себя и никак не ограничивался в выражениях и интерпретациях. Сейчас я постараюсь выражаться серьезно, поэтому те, кому понравились шутки про медузу и паленое экстази, а на остальное по большому счету наплевать - могут расходиться.
Теперь к делу. И первый вопрос - *автор красиво написал, но где вывод*. Мой вывод в предпоследнем абзаце, и заключается он в том, что собрание - для отвода глаз. Чистый бал-маскарад. Как там Баранов выражался? *У меня нет полномочий*. Три раза *ха-ха* и *хи-хи* сверху. У главы района, фактического правителя всего и всех, человека, который может решать все и везде - и нет полномочий? Да как так? Вот я помню полгода, или около того, Собянин сказал *Все, больше не будет нелегальной торговли вонючей шаурмой и дрянными пирожками на улицах Москвы* - и вуаля. Не прошло и месяца, как примерно половину из тех палаток, что я чаще всего видел (то бишь те, что сильно глаза мозолили) были снесены, а на их место налит свежий, только из под коровы, асфальт. Почему бы и у нас так не сделать? Тем более, что полицейские, бравые полицейские, уже начали гонять лоточников. То есть, вернемся к теме вопроса - вывод мой в том, что собрание было организованно лишь для того, чтобы успокоить народец. Потому как мне, например, известно что бравые ребята-старшеклассники занимаются сублимацией неудовлетворенных позывов определенного толка, путем необдуманного насилия по отношению к лицам неславянской внешности.
Далее, второй вопрос, который меня сильно затронул. *Вы хотите прогнать таджиков из города, а кто будет метлой мести и канализации чистить*. Тоже очень примитивное суждение. Далеко ходить за примерами не нужно - встаньте часов эдак в 5 утра и пройдитесь с 6 до 8 по улицам города. Так как я работаю (как порядочный россиянин, к слову сказать), то мне приходится вставать в 5 утра и немного прогуливаться по улицам Наро-Фоминска. Дворники, которых я вижу - русские. Например, за 112 училищем метет седой дедушка. Русский, насколько я могу судить по его внешности. Тоже самое и с ассенизаторами, и прочим. Почему же берут на работу таджиков? Потому что им можно не доплачивать, что делает богатого хозяина еще богаче. Если не будет таджиков, богатым хозяевам придется повышать зарплаты и на работу пойдут русские, что повысит Общий уровень жизни людей в Наро-Фоминске, хотя и ударит по кошелькам толстосумов. Плохо разве? Кроме того, работой можно будет занять деградирующую молодежь, и вместо того, чтобы по подъездам пить Ягуарчики, они пойдут мести улицы за приличную зарплату - это ведь тоже неплохо, согласитесь.
Третий вопрос: *все это попахивает фашизмом*. Да, мне не нравятся чурки. Что в этом плохого? Меня родили и воспитали в русской семье в традициях, соответствующих русскому менталитету. Мне приятнее видеть людей славянской внешности, чем таджиков, туркменов и т.д. Тем более, что многие из этих чурбанов выглядят как куски дерьма и пахнут соответственно, если вы простите мне мой французский. То есть ладно глава ФМС - он ухожен, но ведь не все таджики в нашем городе - главы ФМС, и с этим трудно не согласиться. То есть к чему я клоню: не нужно кричать что *деды воевали ради тебя, неблагодарная свинья*, я это все прекрасно понимаю, но сейчас у нас не война, и от гостей из Средней Азии больше проблем чем пользы.
Ну и последнее: *исподтишка все могут ерничать*. Ну да. Пусть каждый, кто так говорит, попробует так же поерничать, чтобы почти сотня человек сказала (или хотя бы подумала) *респект автору*, тогда будет и диалог по поводу *исподтишка или не исподтишка*.
ВЫВОД: (чтобы не блуждали в его поисках) ни в коем случае не фашизм. Просто здоровый национализм и хозяйственность. Это ведь то же самое, что и выгонять тараканов из квартиры - их травят не потому что они мешают, а потому что просто противно жить с таким соседством. Тут та же ситуация. Кроме того (второй вывод), все-таки прогресс у этого дела есть, и что бы ни говорили либерально настроенные граждане, уже начались *этнические чистки*, разгоны лоточников и все такое прочее. И это хорошо.
Всем добра и будьте толерантнее к тараканам. Тараканы тоже люди.
Максим Гайер
Освободи свой разум. Освободи свое тело. Освободи свою душу.
Шаг первый - забудь обо всем, пусть сознание твое будет поглощено созерцанием бесконечной пустоты ночного неба. Не пытайся считать звезды, искать знакомые созвездия, проникни в суть сияющего прорехами купола черного бархата. В чем суть? В пустоте.
Шаг второй. Твое тело - твой храм, освободи его от надоедливых посетителей. Интересная концепция, не правда ли? Если принять во внимание то, что утверждают религиозные фанатики, то Бог - повсюду, Бог - нечто, что мы не можем осмыслить, Бог - создал Землю и Вселенную, но по большому счету в таком случае выходит что мы все находимся внутри некоего неизмеримо огромного организма. Как там говорили ученые? Вселенная ограничена по кругу, но не является, однако, сферой или эллипсом. Проводя вольную аналогию, выходит что мы либо в желудке, либо в прямой кишке некоего организма, имеюемого Богом. Учитывая строение большинства живых существ, а конкретнее, принимая во внимание то, что в желудке наблюдается агрессивная кислотная среда мы можем сделать простой вывод - мы в огромной жопе, и представляем из себя не что иное, как развившуюся какашку Бога. Как срать-то после этого? Вдруг и на нашем кале в результате сложных реакций, непостижимых нашими недоэволюционировавшими мозгами, образуются Вселенные со своими цивилизациями разумных и не очень существ, со своими религиозными фанатиками, поцитающими Божественную Задницу и такие же идиоты, делающие, в свою очередь, такие же шизофренические выводы? А мы безжалостно устраиваем им самый настоящий Апокалипсис, смывая в сортире. Ведь все складывается вполне логично - это ведь аналогия с Великим потопом. Так может... может нас уже *высрали*, так сказать? И теперь наша какашка-Вселенная лежит где-то среди груд такого же говна и гниет потихоньку? Вот вам и параллельные Вселенные, кстати. Но, кажется, я сбился с темы. Следовало рассуждать как бы очистить тело для... а для чего? Да мало ли для чего. Мы все живем в какашке, что после этого имеет хоть какой-то смысл? Черт с ним...
Шаг третий, все-таки. После того, как мы уничтожили пару галактик на фаянсовом троне, следует освободить свою душу от размышлений по поводу миллиардов загубленных жизней... что за бред приходит в голову от попадания на мохнатую макушку прямых солнечных лучей.
Вывод из всего этого можно сделать только один - бульонные кубики на самом деле параллелепипедики.
Книга, которая пишет людей
Прекрасный зимний денек выдался в тот день, когда я встретился с тем, о ком и собираюсь сейчас рассказать. Вообще мы редко виделись в последнее время, но друг, он на то и друг, чтобы не забывать. В общем в тот день я выгнал его на прогулку и душевный разговор. Как раз потеплело, посыпал снежок и народу на улице было мало. Еще бы - раннее утро субботы, все как сонные мухи бродят по квартирам в поисках ключей, что зажаты у них в руках, или делают что-то подобное, я уж не знаю.
- Ты смурной в последнее время. - начал я, поглядывая на товарища. Смурной - мягко сказано. За пару месяцев он постарел на десяток лет. Запавшие глаза, подернутые мутной пеленой, украшенные темными кругами, глубокие морщины, высохшая кожа, подрагивающие пальцы, сгорбленная спина, шаркающая походка. От его прежнего амплуа непредсказуемо веселоко полусумасшедшего гения не осталось ни следа. Теперь передо мной стоял... старик. Один из тех, разочаровавшихся в жизни на третьем десятке, сломавшихся раньше срока. - Так что случилось? Ты расскажи, легче станет.
Он хмыкнул.
- Да все так же, Ром. Все по-старому и все пусто, глупо и нелепо. Бесполезно.
- Ерунда это. Всегда есть что-то интересное. Смысл жить.
- Жить. - повторил мой спутник. - Жить, жить, жить, а затем умереть и кормить червей. Я уже пожил немного. В принципе уже понял структуру этого действа. Так что было бы логично пропустить лишние участки.
Мы пошли пож железной дорогой, по которой грохотали поезда, так что я не стал отвечать сразу. Да и нечего было ответить ему. Не знал я что сказать, ведь любой мой аргумент разбился бы о его броню апатии и депрессии. Он просто не хотел никого слушать кроме себя и своего надуманного горя.
- Вот смотри. - вдруг продолжил он. - Я вроде как живу. Работаю, учусь... как-то... не важно, в общем. Но работа - скучна до зевоты, однообразна до тошноты и бессмысленна до омерзения. Да и вообще все бессмысленно.
- И что? Ты же раньше жил с этим как-то. И тебя это не волновало. Я же помню каким ты был.
- Я раньше писал...
Я обернулся на него. В его глазах появились эмоции, но это было затаенное горе, горе на грани критического отчаяния. Такого, от какого и рушатся все дамбы в сознании и неукоротимой втекает, заполняя все лишь одна мысль: *А неплохо бы взять... бритву... и провести ею... вдоль вен... говорят, такая смерть совсем безболезненна... как сон...*.
- А сейчас что?
Он промолчал
- Серег, сейчас что? - повторил я более настойчиво.
- Сейчас...
Мы вышли к рынку. Сергей огляделся и зашаркал к одной из палаток с сигаретами.
- Капитан белый есть? - спросил он у продавщицы с оплывшими чертами лица.
- Да. - кивнула та, глядя несколько подозрительно на моего друга. Её можно понять. Продажа производится по паспорту, покупатель паспорт не собирается предъявлять, однако никто за руку не возьмет, да и выглядит он вполне вправе покупать все что захочет. Но только выглядит. Но берет дорогое курево, видимо со знанием дела, спрашивает естественным голосом... - все это вмиг пролетело на лице женщины цепью вздрагивающих жилок.
- Будьте добры. - проинес Сергей, протягивая купюру.
В голове продовщицы, что называется, зажегся зеленый свет. Таможня дала добро и обмен произошел.
- Будешь? - спросил он, протягиваю вскрытую пачку. Сам он уже зажал в зубах одну из этих *маленьких сигарок* и с заметным раздражением чиркал зажигалкой. Та никак не хотела загораться на холоде.
- Дава й. Да убери ты эту китайскую чиркалку, у меня спички есть.
Мы закурили.
- Так вот. - продолжил Сергей. Черты его лица заметно разгладились, а пальцы перестали дрожать. - Сейчас у меня нет желания писать. Нет идей, нет слов, нет персонажей.
- Да ну? У тебя же фантазия работает, сложно придумать, что ли?
- Не совсем придумать. - поморщился он, пропуская дым через нос. - Чтобы персонаж был живее, проще списывать некоторые детали с реальных прототипов. Какие-то характерные жесты, фразы, реакции на внешние раздражители. Тогда персонаж будет органичен.
- То-то у тебя половина героев между собой нечто общее имели.
- Я старался разнообразить. - фыркнул Сергей.
Я затянулся. Потрясающее ощущение. Словно бы у окружающего мира поворачивается ручка резкости. Активное переферическое зрение расширяется чуть ли не до возможного чисто физически максимума, детали вырисовываются и царапают восприятие резкими очертаниями, тусклый свет, пробивающийся сквозь плотный полог ленивых туч становится ярче. Звуки насыщаются вкусом, цвета раскрашиваются палитрой акварели, а мозги начинают выщелкивать мысли и идеи как целый цех с китайцами - новенькие Айфоны.
- Ну да. А раньше у тебя еше и отношения были. А сейчас бабы нет и депрессия из-за этого. - хмыкнул я.
- Ой, не напоминай. Это было дикой ошибкой. У меня был сложный период и тут подвернулось. Я просто не успел хоть немного подумать. - он тряхнул гривой темных длинных волос, сбивая налипшие снежинки.
- А потом он ушла. И забрала с собой кусок тебя. - кивнул я. - Ты ведь после этого стал таким
Мудрец и пастух
Как-то раз, порою жаркой
Солнечного полдня вкруг
Подошел ко мне мудрец
В одежде светлой, маркой
И сказал мне так он: *Друг!
В чем жизни смысл, в чем конец?
Что, не знаешь? Но я готов
Разделить знание свое и на двоих
Ты только заплати...
Так часто бывает,
Когда сотней ртов,
Диктует ложь. Не слушай их
Я вижу - душа твоя рыдает.
Я помогу, ведь вижу - ты готов.*
Тогда пришел второй
В миру - пастух овец
Оборванный и грязный
Воняющий ужасно
Со взглядом острым и опасным
*Не уча, хочу поговорить.
Дай только закурить.*
Мудрец сказал: *Любовь - есть свет!*
Пастух лишь фыркнул: *Бред.*
Мудрец вскричал: *Глупец!
Как можешь презирать
Чувство, что испытывала к тебе мать?*
Пастух ответил: *Отец...
Перед тем как кричать,
Найди мне двух людей,
Для которых в любви не было горя
Не испытывали боли
И нашли в друг друге сразу
Прекрасные алмазы
Душ единых
Проводя ночи в длинных...
Разговорах. Тогда уж бей.
И да.
Я - сирота.*
*Боль -проверка чувств...*
Пастух смеялся: *Чушь!
Скажи-ка, мудрый муж
Ты сам любил хоть раз?*
* Моя любовь - к миру всему!*
*Так чувствуешь ли ты этот газ?
Что стоит здесь пеленой.
Стоит он потому,
Что один из нас - труп.
И я не настолько глуп.
Чтоб не узнать Смерти крой.*
Мудрец исчез, ведь не ждал его я боле
Когда смирился с болью
Что причиняла мне любовь
И возвращаясь вновь,
Мы курили с пастухом
И братались.
Camerdiner
Смысл бессмысленного
И тут явился ко мне мой чёрт
И уселся верхом на стул.
И сказал мой чёрт:
-Hу как, старина?
Hу как же мы порешим?
Подпишем союз - и айда в стремена,
И ещё чуток погрешим!
Мысль не шла. Мысль блуждала в зеркальных лабиринтах усталости и апатии, а мигающая полоска курсора на пустой строке словно издевалась надо мной. Тик-так, тик-так, капают секунды, а я все никак не соберусь с силами. Никак не начну писать. Хотя бы строчку, но нет... И так уже несколько месяцев. Слова не складываются в предложения, предложения не складываются в текст, а за окном слякоть и непрерывный дождь - прекрасная погодка. Мигает курсор.
В порыве раздражения я выключил компьютер и, накинув плащ, вскочил в высокие ботинки. Замер на пороге, прикрыв глаза, на долю секунды и вышел. Надо пройтись. Выйти в дождь и шум, подышать воздухом, свежим как вчерашнее желе, и таким же вязким. Осень - она такая. Все затормаживается, все погружается в апатию, и все такое медленное, такое...
Я хмыкнул про себя, накидывая капюшон на голову.
- Бессмысленное... - пробормотал я себе под нос, поглядывая на серое небо. Такого же цвета и мысли. И чувства. - А мир все так же бессмысленен. Жизнь - лишь мгновение, пляска висельника, агония длиной в пятьдесят-шестьдесят оборотов планеты вокруг звезды. Да...
На самом деле. Нет смысла ни в чем. Что бы мы ни делали - все станет прахом. Человек ведь - чуть более разумный муравей. Или чуть менее разумный муравей? Чуть менее организованный - так точно. Муравьи хотя бы не кончают жизнь суицидом, а жаль. Это было бы... забавно. Может быть.
Шаг, два, три, шаг, два, три. Куда же я иду? Да никуда. Ноги сами несут меня по одному из обычных маршрутов, за угол дома и вниз, к рынку, по тротуару вдоль шоссе под мост. Механическая память, неосознанное движение.
Я даже не видел ничего перед собой, глядя сквозь людей, сквозь деревья с голыми и кривыми сучьями. Не видел - и едва не сбил с ног какого-то парня моих же лет. Странный он какой-то.
Рост - чуть выше среднего, где-то около ста семидесяти сантиметров, неброская однотонная одежда цвета хаки, почти как у меня, небольшая сумка на ремне через плечо, а внешность... Он сиял. Буквально. Длинные темные волосы струились на плечи потоками темного пива, переливающимся радужными бликами в мелких пузырьках, кожа, чистая и мягкая словно бы светилась изнутри призрачным сиянием, глаза сверкали полированной сталью, тонкие ладони с длинными пальцами пианиста порхали не переставая, поправляя прическу, одергивая одежду, разглаживая незаметные складки, дотрагиваясь до кожи, а уголки тонких губ кривились в легкой улыбочке презрительного ко всему лорда.
Он смотрел прямо на меня, и во взгляде его мешалась совершенно невыразимая гамма чувств. Я подумал что такой ощущает себя покровителем и лидером по отношению к каждому, в меру самовлюбленный, в меру галантный, в меру жесткий, харизматичный. Такой смог бы подчинить любого, было бы желание. Даже не подчинить - просто расположить к себе, внушить доверие, заставить не выполнять приказы, а удовлетворять дружеские просьбы. Король, подданные которые счастливы раболепствовать.
Я собирался пройти мимо, но одна деталь заставила присмотреться к встречному внимательнее. Узкое колечко на среднем пальце левой руки. Узкая полоса, похожая на протектор шины - посеребренная сталь, дешевка, купленная по случаю в переходе метро.
Ведь он похож на меня, - подумал я, приглядываясь внимательнее. - только лучше. На порядок совершеннее.
А незнакомец вдруг отвесил шутливый поклон и тут же с показной фамильярностью коснулся рукой моего плеча, растягивая губы в улыбке.
Я вздрогнул.
- Пройдемся? - предложил незнакомец, протягивая мне руку.
Я вздрогнул.
- Пройдемся. - кивнул я, после секундного оцепенения. - Я тебя знаю?
Незнакомец хихикнул.
- Нет, но зато я тебя знаю очень хорошо. Думаю ты уже смог в этом убедиться, хотя бы частично. - и он откинул голову, демонстрируя свою внешность.
- И как же тебя звать?
- Оу... Зови меня... ммм... Фердас. Да, например.
Я скептически фыркнул.
- Ладно. Тогда Камердинер, так тебе привычнее, надеюсь?
- Ладно, Камер, чего тебе от меня нужно?
- С чего ты взял что мне от тебя что-то нужно? - пределов праведного возмущения его не было видно даже в подзорную трубу. Артист.
- Привык я уже что просто так ничего не бывает.
- Верно... - он склонил голову набок, искоса поглядывая в мою сторону. - Я предлагаю поехать в центр. - произнес Камер, махнув в сторону подъехавшего автобуса.
- У меня денег нет. - буркнул я в ответ.
- О, не переживай, я тебе одолжу.
Мы вошли в автобус, отвратительно визжащий дверями. Каждый раз на остановках создавалось впечатление что где-то неподалеку режут кошку или некрупную девочку. В автобусе кроме нас людей почти не было - в хвосте сидела парочка, мечтательно рисующая сердечки на окне - лет по восемнадцать на вид, мужчина спортивного телосложения с газетой, а в середине - пара мамочек с детьми.
- Сядем туда. - сказал мой спутник, махнув рукой на свободные места напротив парочки.
Я равнодушно
Кто-то может назвать меня глупцом, сказать что
мысли мои - ересь, но я говорю свое Слово открыто
и смело, и в Слове моем - есть своя толика истины,
ведь нет Слова, не напоенного Истиной, и нет
Истины, не обозначенной Словом. Поэтому пусть
слушают те, кто хочет услышать, ведь возможно
что именно эта Истина и нужна Вам.
Мысли о Боге
Кто есть мы, и что есть мир вокруг нас? Что есть Бог и почему есть вера в него? В чем суть и какова цель Его и нас? Часто ведь думаете Вы об этом, часто приходят к вам мысли и слова, кружатся и кружатся в сознании, а затем уходят, забытые и невысказанные, а если вы пытаетесь показать их, сказать о них людям, которые считаются близкими к Богу, говорят ли они Вам, что Ваша Правда не есть та, которая приличествует благочестивому и умному человеку?
И если ответ - да, то я скажу Вам - плюньте. Плюньте на слова тех лицемеров, ведь человек, искренне говорящий о Боге, говорит Истину устами Бога, и не в праве осуждать его кто-либго еще.
Я говорю - каждый из нас бесконечно малая частичка Бога, во всех проявлениях нашей деятельности каждый из нас несет с собой божественное начало, а значит это то, что каждый из нас обладает в бесконечно малой степени всеми свойствами Бога, который есть свет, который есть пламя, который есть океан.
И, чтобы не быть осужденным за дерзкие слова и нелепые мысли, я постараюсь объяснить свои идеи.
Если Бог есть свет, то он есть всеобъемлющее сияние, исходящее отовсюду, освещающее и освящающее все, чего коснется Его теплота, и мир тогда - бесконечно огромная драгоценность, покрытая неисчислимым множеством граней, а все проявления живого и неживого в мире есть искры, отблески и лучи, играющие всеми цветами спектра на гранях той драгоценности
. Тогда человек - радужный лучик, который не может сравниться в величии и красоте с сиянием Бога, но обладает Его свойствами. Ведь даже один лучик может осветить темноту, вывести человека из тьмы став путеводным маяком, и даже ослепить глаза, привыкшие ко мраку.
Этот свет - это разум человека. Отрицающие божественный разум грабят самих себя, ведь даже отраженный свет, сияющий цветными переливами, краше и притягательнее чем сухой свет, испускаемый фонарем, пусть последний и является независимым от Бога.
Если же Бог - пламя, то мир - это пространство вокруг, конечно бесконечное и бесконечно конечное, а мы есть искры, взлетающие на Его пламенем, танцующие и суетно метущиеся, чтобы погаснуть и вернуться в пламя. Но даже искра обладает свойствами пламени.
Если человек следует по жизни к пламени, не отвращая лика своего и не обращая стоп своих, то в конце концов, искра его души сливается с Богом. Он становится частью огня и огнь становится его целым, а личность его растворяется в Его безличном. Такой путь - есть путь божественности, но он не единственен, как, впрочем и в любой другой ситуации не бывает единственного пути.
Отстраняясь от материального мира и концентрируясь на искре своей души человек познает себя, а вместе с тем, познает Бога, следую пути божественности, но может случиться и так, что, не сумев переступить грань предрассудков и иллюзий, человек начинает вскармливать искру своей души тонким трутом обид и злобы, пока из искры не разгорается ненасытное пламя, требующее все больше и больше с каждым разом, но пламя это отдаляется от пламени Бога, ведь Бог, лишенный материального начала, не нуждается в пище для Своего костра, и в этом его главное отличие от человека.
Пламя, пожирающее сухие части дерева, кустарника и трав есть пламя страстное, яростное, и так же и душа, разгоревшись, становестся огнем страстей и неуемных желаний. Питаясь сухим древом, некоторые, однако, не удовлетворяются, и огнь их начинает лизать сухие кости, душа начинает требовать в пищу других людей, и человек становится насильником и мучителем, приходя в восторг от чужой боли и страдания, и нередко - убийцей. А в конце, исчерпав свою пищу, исчерпав заемное, костер, некогдо попирающий своей яростью пламенного Господа, истухает, оставляя после себя лишь тонкий серый пепел и выжженное опустошение.
Наконец, если Бог - океан, то мир - это небо над Ним, но мы, капли, как части океана ощущаем лишь отраженное, полагая его за действительное.
Зачастую мы даже пытаемся отрицать Бога, не понимая что вместе с Ним, мы отрицаем самих себя, ведь мы есть Бог, и Бог есть мы, и неотделимы мы от Него так же, как Он неотделим от нас. Но даже оторванная от океана капля сохраняет его свойства, ведь это все та же вода. Но, так же, как мы можем пробить взором стакан, наполненный водой, но не можем достичь взором дна океана, не можем мы понять и Бога, даже если другие люди для нас - открытая книга.
Поэтому говорю я - не отрицайте Бога.
Ведь отрицая Бога вы отрицаете прекрасный, радужный разум.
Отрицаете пламенную душу, готовую стать огнем.
Отрицаете самого себя, и смысл существования своего.
Примите Бога в себе с любовью, и тогда Вы исполнитесь благочестивой любви к самому Себе и всем, окружающим Вас, а тогда Вы, и мир вокруг пребудет в Мире.
Эволюция сознания
Счет времени давно потерян. Секунды складываются в минуты, те, в свою очередь, складываются в часы, а он все так же, как и с самого утра сижу в грязной подворотне, в тени между двумя жестяными баками. От запахов гниения и мочи не спасает даже шарф, закрывающий нос и рот, но парень, напряженно скорчившийся в тени подворотни, уже почти привык к этой вони. К тому же, это не самое ужасное в его... практике.
Тем более, что ожидание - основная часть того, чем он волей случая вынужден заниматься. Ждать, сидя в неудобной позе в неприятном месте, искать, высматривать, следить. Затем, чтобы оборвать чью-то жизнь. Затем, чтобы самому продолжить дышать чистым воздухом... наполненном запахом тухлятины и мочи.
Он никогда не мучался угрызениями совести, и сегодняшний день не будет исключением. Вот уже пятая его *охота*, и если в первый раз он был напуган так, что едва не сорвал все дело, то сейчас ощущал разве что раздражение и апатию.
Убивать - это одновременно легко и невероятно сложно. Легко, если ты готов к этому, как в части снаряжения и умения, так и в части морали. Сложно, если призрак погибшего от твоих рук придет к тебе ночью с вопросом - почему? Лично к нему никто не приходил. Скорчившийся во тьме человек плевал на жизни своих жертв с той легкостью, словно это были не люди, а надоедливые тараканы, выползающие посреди ночи из своих нор.
В конце концов, играя в игру под названием Жизнь, мы сами обрекаем себя опасности каждый день и каждый час. Мы ходим возле стен домов, не думая о возможности падения кирпичей и особо нетрезвых монтеров с крыш, перебегаем скоростные шоссе, гуляем летом в парках, и не думая про энцефалитных клещей... заходим в подворотни, плюя на опасность быть зарезанными притаившимся убийцей.
Хотя, лично я никогда не назвал бы себя убийцей. Он никого не убивает, он лишь играет в ту же игру, что и остальные. Это та же жизнь, что и у милых домохозяек, спивающихся работяк, продажных политиков и самовлюбленной молодежи. Ведь он не тварь дрожащая, и имеет те же права, что и прочие.
Кто угодно мог бы находиться сейчас на том месте, часами высиживая в тени между мусорными баками и сжимая в руке нож. Человек смертен, и глупо осуждать самого себя за то, что очередной неудачник скончался. Пусть даже если ты приложил к этому руку.
Итак, день уже близился к концу, а подходящего клиента все не было. Раз забежал какой-то подросток с сумкой на плече, один из курьеров, снующих целыми днями по городу, забежал всего на минуту, помочиться на стену, чтобы не платить за туалет, такие как он очень трепетно относятся к деньгам, экономя каждую копейку, да и все. Пару раз кто-то выкидывал мусор, добавляя новую порцию зловония, и больше никого.
С чего он тут сидит? Просто верит в улыбку госпожи Фортуны.
И повезло. Когда совсем стемнело, убийца наконец встретил свою жертву, не обратив, однако, на него сначала особого внимания.
Он уже решил уходить, чтобы попытать счастья где-либо еще, но замер, услышав приближающиеся шаги и негромкие переговоры.
Упитанный и лысеющий мужчина с подвисающими щеками и сальным взглядом серых глаз, одетый в дорогой, по виду, костюм, тащил за собой размалеванную проститутку, одну из тех, что выходят по ночам из своих нор, как и тараканы.
И если мужчина в костюме подходил как нельзя лучше, то проститутка... эта девица завизжит и сорвет всю операцию, а убивать и её не было желания у замершего убийцы. Это не честь, и не убеждение что девочек бить нехорошо, просто она была бесполезна в данной ситуации. Что с неё взять? Стеклянные украшения? Денег такие все равно не берут, а убивать ради мертвого тела, истекающего кровью в подвороте? Оставьте это Джеку из Лондона.
Так что, он лишь вжался в стену, стараясь слиться с тенью и чуть наклонил голову, чтобы лицо не выделялось бледным пятном, решив про себя, что уйдет, как только эти двое уйдут.
Мужское тяжелое дыхание, тихие причмокивания, шорох одежды, позвякивание ременной пряжки, а парень лишь сидел и слегка, почти незаметно со стороны покачивался, разогревая затекшие мышцы. Повторяя движения той размалеванной девицы. Вперед, назад, вперед, назад, пока тело не наполнилось жгучей болью, сменившей онамение. С трудом удержавшись от нервных судорог, он прислонился к стене, и стал ждать, прикрыв глаза, бесполезные сейчас, полностью доверившись слуху.
Вскоре одежда зашурщала громче, щелкнул ремень, зашушали банкноты и мимо прошла девица, вытирая смазавшуюся помаду. Прошла одна и скрылась.
Парень открыл глаза и сердце его екнуло. Прямо перед ним стоял тот самый мужчина, одобрительно покряхтывая. Он не смотрел в сторону баков, но ему было достаточно обернуться, нет, даже просто скосить глаза, чтобы разглядеть пятно, отличающееся от стены по цвету. Убийца одет во все черное: черный свитер с высоким горлом, черные брюки из брезента, черные ботинки с толстой подошвой из мягкой резины, черные перчатки, черный
Сверхчеловек
Раз. Я закрываю глаза и начинаю дышать глубоко и ровно.
Два. Я расслабляю тело, каждую часть по очереди. Руки немеют, теряется ощущение пространство. Кажется что ладони не лежат поверх одеяла, а смотрят в разные стороны.
Три. Слух отключается и мир погружается в мягкое буззвучие.
Четыре. Усилием воли я прогоняю все мысли из головы.
Пять. И все потекло, засверкало, мягкими шлейфами закружилось само мироздание, переливаясь сочными красками, чтобы исчезнуть в пустоте.
Теперь я открываю глаза. Я плыву в Бесконечности, лишенной звуков, цветов, запахов, не чувствуя ничего под собой и вокруг себя. Я не дышу, теперь это не нужно. Стоит умереть здесь, в совершенной чистоте и непогрешимости, чтобы очнуться от того сна, что сковывает все человечество с момента выхода человека из пещер.
Тело мое начало разрушаться. Ткани разделялись, плоть отсаивалась от костей, а кожа разлетелась по Бесконечности облаком тающих частичек. Мышцы, сухожилия, сосуды, органы, скелет - все растворилось в бесцветье и беззвучии, оставив одно только сознание.
Бесформенное, невесомое и неосязаемое, сознание плыло в Бесконечности, пока не настала и его очередь.
Я удержал свое сознание на месте, пока оно не раскрылось, чтобы представить свое содержимое. Сознание оказалось словно бездонный колодец, бурлящий кипящей смолой ненужных переживаний и размышлений, ненависти и презрения, перегоревших эмоций и пустых мыслей.
Мы опрокинули сознание, чтобы чернуй поток густой жижи начал покидать сознание, обесцвечиваясь и растворяясь в Бесконечности.
Кто мы? Я. Он. Она. Они со мной. Это Разум, это Бесконечность, и это я. Вот - мы.
Сор выметался с полок сознания, все застарелые антиквариаты и предметы гордости, книги, полезные мелочи, стопки бумаг, коробки, тетради, стаканы, наполненные шариковыми ручками, все исчезало в пустоте, оставляя за собой чистоту и девственность. Блоки нужной информации в уголке самой нижней полки единственные остались нетронутыми.
Созниние схлопнулось и я потянул его дальше, за телом.
Все то, что было растворено прежде, возвращалось. Все это было строительным материалом для нового тела. Для тела, достойного Сверхчеловека.
Он не низок и не высок, но про него нельзя сказать что он среднего роста, ведь для Сверхчеловека нет понятия *средний*. Он правильного роста. Он не полон и не худощав, он правильного телосложения. Его кости подобны стальным трубам, а мышцы стальным нитям, он сильнее и крепче любого человека. Его кожа бесцветна, она бела, как снег. Кровь его горяча настолько, что шпит и исходит паром на воздухе, но поверхность тела, напротив, прохладна.
В его груди бьются два сердца, воздух раздувает черезчур большие легкие, скрытые всего десятком ребер. В его желудке нет кислоты, но агрессивная среда микрооганизмов, разлагающих любую попадающую в неё материю, делящиеся и пожирающие сами себя в бесконечном цикле воспроизводства, и те же бактерии находятся и в его крови, уничтожая все постооннее, попадающее к ним. Начиная от вирусов, и кончая ядохимикалиями. От этого Сверхчеловек не подвержен болезням, его нельзя отравить.
В его теле нет печени, нет толстой кишки, все отходы жизнедеятельности выходят в жидком виде через его генталис, поэтому там достаточно места для увеличенных легких и второго сердца, а так же для увеличенных почек, пригодных к ускоренному кроветворению.
Позвоночник Сверхчеловека гораздо гибче, чем обычный, а мозг меньше. Более толстый череп скрывает надежно небольшой мозг, в котором, однако, работает девяносто процентов клеток в противовес трем процентам у человека.
У него мощная шея и большой рот, в котором два ряда крупных зубов, острых и треугольных, как у акулы, приспособленных для того, чтобы вырывать куски мяса из тела жертвы. Язык его длинный, гибкий и узкий.
На лице Сверхчеловека сидят два крупных глаза, лишенных всякой искры, с бесцветной радужкой и широким зрачком. Широкий нос его раздувается, вдыхая огромное количество воздуха, а губы тонки настолько, что узкая щель рта почти незаметна.
Нет волос ни на его голове, ни на его теле. Он абсолюто лыс, ведь волосы - нерациональная трата энергии, направленной на рост тела.
Сверхчеловек, плывущий на глади Бесконечности чуть изогнулся, рефлекторно приняв положение готового к прыжку хищника, руки его сжались в подобие лапы хищника. На пальцах его нет ногтей, только крепкие крупные когти.
Я приблизился к этому совершенному телу и проник в него. Проникли мы втроем, я Разум и Бесконечность, от чего тело часто задышало и забилось в конвульсиях, от чего транс спал, а я очнулся в той же позе, в какой и потерял ощущение реальности.
Магнитофон рядом тихо расспевал Гаятри Мантру, пущенную в бесконечные повтор, так что я протянул руку и выключил. Коготь тихо цокнув, ударившись в кнопку.
Я встал легко, спрыгнув с кровати одним текучим движением, подошел к раскрытому окну и всмотрелся в городское небо, затянутое смогом, с парой десятков тусклых мелких звездочек и не менее тусклой луной.
Я сжал старый подоконник, от чего тот
Кто сильнее всех на свете,
Кто упорней и храбрей?
И кого бояться дети,
Почитая всех страшней?
Ну конечно Шизофреник,
Добрый друг, наш славный друг.
Ведь когда вражин не счесть,
Не один, а двое, трое,
Или даже двадцать.
Он один, с истошным воем,
Против них идет сражаться.
Пусть в руках вражин дреколье
Или даже нож,
Он не трусит и плюёт
В зенки злобных рож
Ненормальность - тот же праздник
Ведь в кармане друга
Вкусный пряник,
А в руках - тяжелый кнут
Шарлатан, злодей и плут
Оскорбивший добряка
Сам получит по заслугам,
Труп же унесет река
Кто сильнее всех на свете,
Кто наш братец на века?
Ну конечно Шизофреник,
Добрый друг и славный враг.
Camerdiner
Черная воля
- Она ушла. - отметил Шут, кутаясь в тени позади трона Черного Короля.
Король усмехнуля. Во тьме его глаз плавала тень злой иронии, ставящей клеймо несерьезности на любое важное и значимое.
- Верно, Шут. - ответил он,Устроив голову на бледных ладонях, опираясь на подоконник и глядя вниз, на особняк Черной Вдовы.
- Черная Вдова перестала быть Черной. - прокомментировал Кот, виляя хвостом неподалеку. - Что будешь делать, мой Король?
Король прикрыл глаза и задумался.
- Что? Совсем ничего. Так было и будет, и ничего с этим не поделаешь. Сначала они радуют, потом становятся назойливыми, а затем плюют на все и уходят.
- Так же, как и у меня. - пропел Шут, выплывая в тень зала дымным облаком маслянистого смога. - Так же, как и мои друзья. Сначала они радуют полнотой своих сил для игры со мной, но через какое-то время они охрипают от криков и могут лишь мычать и стонать. И уходят.
Король кивнул, разглядывая то, как наливался цветами особняк Черной Вдовы. Сад её зеленел, распускались алые розы и маки, желтые тюльпаны, и даже злые ядовитые колючки обращались в пухлые синие бутоны цветов гортензии. Дом, состоящий нкогда из дымки и туманов, обретал плоть, наполнялся деревом, камнем и глиной. Засверкало стекло окон, играя солнечными лучами в чехарду отражениями.
- Сколько их было, этих Черных Леди, и сколько еще будет. - заговорил Король, - И у каждой просил я тьмы, но получал поцелуй. Они как бабочки-однодневки, видят красоту и чувственность в духе плоти, а в плоти духа видят лишь путаницу и дымные лабиринты, не в силах преодолеть разумом завесу лишних мыслей. Вдова потеряла свою тьму, и что теперь стоит её поцелуй? Пустое. Никто еще не предложил мне покоя, а любовь, нежность и привязанность мне ни к чему. Я живу, мыслю и люблю как Король, и страсть моя ведет меня к гибели. Потому-то, пытаясь перевоспитать мою душу, Леди встретится со стеной непонимающего равнодушия и равнодушного непонимания, сломав зубы о которую, уйдет. Так же как Вдова. Так же как сотни до неё и после неё. - Король усмехнулся. - И каждый раз я говорю одно и то же, Кот. Ты ждешь во мне перемен?
Кот приподнял усы.
- Просто нравится слушать тебя, мой Король.
- Ты мне льстишь, Кот.
- Возможно. - и Кот отвернулся к окну, поймав взгляд напряженных и усталых глаз с заспанного лица вдовы, появившемся в окне особняка перед тем, как дом и сад вокруг вдруг не исчезли из Черного Королевства, вытесненные тьмой.
- Не место цвету в царстве тени! - продекламировал Шут, витая над потолком тронного зала.
И Король отошел от окна, прошел среди теней и устроился на своем троне, расставляя фигуры на шахматной доске рядом с собой.
Он улыбался. И улыбка его стала еще шире и вместе с тем злее, когда на ступенях его замка зацокали каблучки новой Черной Леди.
Camerdiner
Угрюмый безумец.
Как-то где-то и когда-то брел один безумец по улицам города, держа в руках большую банку, заполненную чем-то смутным и необьяснимым примерно до четверти. Стенки банки были выплавленны из его слез горечи и утраты, много лет назад, в знаменательный день освобождения от бренной плоти. Безумец брел и ловил в банку свои отражения - в стеклах машин, в очках прохожих, в окнах домов, в лужах и осколках льда, повсюду, куда мог коснуться взгляд, он видел себя. И продолжалось это уже целую вечность, тщетное и бессмысленное действие, наполненное отчужденным и отчаянным страданием.
Каждое из его отражений вопило и визжало, каждое из своих отражений безумец долго слушал, разглядывал, перед тем как бросить к остальным. Каждое из отражений было ошибкой безумца - каждое было его недосказанным словом, выпаленном в порыве эмоций, каждое было изменой сохраненной верности, каждое было шагом в высоты пропасти - мелочи, грубые просчеты и мелкие грешки. Похабные мысли и пренебрежение, эгоизм и глупость, все то, что наполняет жизнь любой куклы - любого человека от края до края.
Безумец тихо шептал самому себе то, что никогда не услышит, ворочал мыслями, которые никогда не придут ему в голову, укорял себя за то, что никогда не совершал, он брел под пасмурным небом своего презрения к себе, роняя слюдяные слезы, застывающие на стенках его банки. Он - дурак, разменявший душу на ноль. Его отражения вопили ему в унисон, и он соглашался с ними во всем. О, как он жаждал вернуться назад, в тот момент, когда добровольно менял свое сокровище на подделку. Драгоценность он поменял на сверкающую стекляшку из-за глупой обиды, стакан дурманящей крови он вылил ради подсоленой дряни томатного сока, и собственная его кровь стала соком, а сам он превратился в такую же пустышку, какую сжимал в руках. Бесполезная кукла, сишком робкая и слабая - неудивительно, что дикой волчице он предпочел глупого щенка. О, как он желал бы повернуть время вспять, ведь был шанс все вернуть, возвратьти, возродить, но... Стекляшка, покрытая пленкой яда, врезалась в пальцы, и яд уже проникал в томатный сок, струящийся по дряблым сосудам. Пальцы коченели, подтачивая волю, заставляя смириться, плюнуть на все и принять эту фальшь, как чистую монету, преподнесенную судьбой. Драгоценность кричала ему - придурок, оглянись! Стекло, которое ты держишь в руках - оно лежит повсюду, оно хрустит у тебя под ногами, а ты лелеешь его, как ценность! Но как мог безумец увидеть? Следуя прихоти глупой обиды, он добровольно вырвал свои глаза и растоптал сапогами иллюзорного желания.
Безумец брел по улице, но никто его не замчал. Ни его, ни легионы других воющих в своем несчастье душ, бредших рядом, так же как и он, собирающих свои ошибки в большие банки. Они повсюду - те кто жил или будет жить, те, кто отдал свое сокровище ради сиюминутной прихоти, они ходят среди нас. Но не стоит задумываться об этом, ведь после смерти для этого будет целая вечность для каждого из нас.
Camerdiner
Пламя.
События развoрачиваются как в калейдоскопе - вроде каждый раз новая картинка, новые переливы разноцветного стекла, новый угол обращения, но ведь яркие цветные кусочки пластика или стекла в трубке те же самые, что и в прошлый раз, те же, что будут и в следующий. Можно сетовать на судьбу, пытаться её не замечать, обходиться аскетической жизнью затворника, ограничив себя от всех излишеств, но события все равно произойдут.
Кирпич упадет с крыши, и это неизбежно. Можно не ходить под козырьками, или надеть каску, но кирпич все равно упадет. Единственное что изменится от всех ваших потуг - вы, вероятно, останетесь в живых. До следующего кирпича.
А сейчас - взглям на другую проблему. Проблема нравственности? Бр-р-р, какaя ересь. Нравственность в наше время это такая редкостная ценность... Каждый придумал себе свои нормы морали и этики, продиктованные теми, что придумали себе люди из ближайшего окружения. Так мы взаимосвязанны. Мы прививаем друг другу наши мысли и нашу правду. Если для кого-то нормально будет украсть кошелек у спящего в метро, то и для прочих это будет нормально.
Так взрастает все более жестокое и беспринципное с одной стороны, и еще более боязливое и задерганное с другой поколение. Поколение сменяется следующим, пролетают года, и вот мы уже варим младенцев заживо в кипятке, убивает бабушек ради квартиры, курим, пьем и колем в себя все что можно скурить, выпить и вколоть, насилуем девочек на улицах и в квартирах, продаем других на органы и в рабство. Чудесное времечко, а ведь все это уже было.
Примитивный варварский строй - важен лишь закон силы, власти и влияния. Сменились декорации, мы выползли из каменных пещер, перестали быть червями. Теперь мы пчелы - и живем в каменных сотах. Ежедневно собираем нектар бумажных купюр, закладываем в свою личную соту побольше сладкого меду, но...
Но где же наша королева? Та или тот, ради кого мы все это делаем. Кого мы кормим? Шершней-чиновников? А где же королева? Кто нам скажет строить болше сот и усерднее набивать их медом? Где наша цель? Пока что она одна - родиться и поскорее сдохнуть, попутно поспав, поев, посрав и переспав как можно больше раз. Цель... даже думать противно о таком...
Такие мысли текли неторопливо в голове сгорбленного паренька, шагающего по слякоти тяжелыми ботинками, держа руки в карманах парки военного образца. Слипшиеся от влаги и кожного сала волосы разметались по лицу, как лапы гротескного многоногого насекомого, губы кривились в извечной презрительной усмешке, а полуприкрытые глаза смотрели сквозь грязь, слякоть, и прочих прохожих в вечность.
Медитация помогает привести мысли в порядок, но не сегодня. Проклятый день. Каждый год в этот день его мучает депрессия. Резкие движения выдавали напряжение и скованные стремления. Возможно, он хотел что-то сделать со всеми, кто таращится на него как на сумасшедшего или как на чудо, или как на наркомана - но это уже их проблемы. Он держал себя в руках... почти всегда.
А когда нет - все вокруг пылало. Когда-то в ночи он прошептал не свои слова.
- Потеряю ее - и обрету силу.
И все его близкие стали пропадать. В лучшем случае - просто уходили. Бесконечный спектакль с одним и тем же главным актером выгнал из его души, очерствевшей и выжженой, все чувства, кроме тоски, злобы и аззарта.
Пламя выжгло все. И пламя было послушно ему. В его руках оно являло сущее чудо - живое и гневное. С наслаждением лизало хрупкие тела людей-пчел, с радостным воем сжирало их соты, а затем возвращалось, ластилось к хозяину как домашний зверь.
В улье есть королева, значит должен быть и король. И пока нет королевы... все карты у него.
Он спешил, ему нужно было до вечера успеть еще многое. В свой день рождения и день своей смерти.
Camerdiner
Черная смерть.
Черный Король умирал в этот день. В этот день он не играл в шахматы, сидя в своем троне, не беседовал с Шутом на крыше башни, не принимал гостей, ищущих знаний или поддержки. В этот день он умирал, лежа в широкой кровати, устланной черным бархатом, а рядом с ним умирало Черное Королевство.
В его комнате собрались все, кто хотел удержать его, поддержать его, все, кого допустил к себе Король в час своей слабости. Черный Кот лежал возле его головы, оберегая хрупкий покой, Черный Шут был здесь - незаметный, но его незримое присутствие чувствовали все. Он не смеялся и не играл, не кривлялся и не рисовал свои картины кровью жертв, сгинувших в подземельях черного замка. Черный Страж был тот же - стоял у дверей покоев своего господина, готовый встать один против тысяч - чтобы уберечь Короля. Черная Вдова - пусть и не плод фантазий своего Короля, она добровольно променяла всю свою жизнь на Черное Королевство. Быть рядом с Королем стало счастьем для неё - раньше неприступной и безоговорочно свободной.
А сам Король тяжело дышал, его сумрачная кожа наливалась бледностью с каждой минутой, а его полуприкрытые веки скрывали ярко-голубые глаза.
Королями не рождаются, но ими можно стать. Когда-то и Черный Король не был собой. Тогда он был как все - в меру красивым, в меру талантливым, в меру умным юношей, почти ничем не выделяющимся среди сверстников. Был он одним из многих во всем, до одного момента.
В город пришел пророк. Пророк - обыденность, переходящая в банальность. Каждый из них говорил одно и то же - как по подготовленной программе, и каждый из них - как по расписанию прибывал в тот город.
Но тот пророк говорил по другому. Он не вверял нам веру в лучшую жизнь, не требовал покаяния, не предостерегал, не увещевал. Он, как и многи до него и после него, взошел на эшафот, и там, под петлей виселицы, сказал всего пару слов.
- Вы все уже мертвы. Спаситесь, если сможете.
Его повесили, как многих до него и многих после него.. Там же. И долго он весел, как вызов наш высшим силам. Все тогда признали его сумасшедшим, кроме одного юноши, с ярко-голубыми глазами.
Там, где все сказали "против", он сказал "за", где все сказали "свет", там он сказал "тьма", где все сказали "дрянь", он заявил "ценность". От него отвернулись все - близкие, друзья, подруги, родные, долго с ужасом глядя на темнеющие зрачки того юноши, пытались образумить его.
- Не выделяйся, Темный Принц, будь как все. Будь как все, прими общие ценности. Прими общие цели.
Тот юноша, прозванный Темным Принцем, отвечал так.
- У вас нет целей. Вы можете только родиться и умереть. Вся жизнь что между этими двумя концами напоена бессмысленными метаниями от одной прихоти к другой. Ваши чувства пресны и безвкусны как чувства мертвых камней. Ваши мысли безобразно однообразны. Вам нет спасенья. Вы уже все мертвы.
И тогда от Принца отвернулись и родные. И глаза его почернели. Антрацитовыми отблесками пугал он встречных в ночи, равно как и днем. Тогда он стал Черным. И все сторонились его, ибо вокруг клубился мрак, его не мог разрушить свет, но страшнее был взгляд Черного Принца. Знающий взгляд.
Он разрушил тот город до основания, и на пепле и прахе возвел из костей, страха, крови и желчи замок, равных которому не было. Правитель той земли пошел войной на Черного Принца, и тогда Принц создал своего Стража. Один он сметал кавалерию, пехоту и осадные машины, а Принц тосковал один в замке, и тогда он создал своего Шута. Вместе они веселились, играли со смертными людьми, и в этих играх не было места человеческому, но было место боли и мучениям, и их смех страших землю, как рев тысяч боевых горнов.
Но после побед Стража, после того как Принц насытился весельем, после того как правители окрестных земель признали его независимость и силу, он задумался о своей цели. Тогда был создан Черный Кот - мудрый философ и ленивый мыслитель. И Черный Принц потратил все свои силы. В своей цитадели, окруженный своими шедеврами, он короновал себя мраком.
Над Черным Королевством воцарилась тьма.
Сейчас же Король умирал. Вновь он возвращался к своей первоначальной ипостаси.
Сейчас все подходили к нему и говорили каждый по паре слов, но Король почти ничего не слышал.
- Стой... - говорил Страж.
- Мечтай... - говорил Кот.
- Вспомни... - говорил Шут.
- Ты мне должен... - тихо шептала Вдова.
- Оставьте. - ответил Король, закрывая глаза. - Уйдите все.
Когда все вышли, он встал с ложа и облачил бедное тонкое тело в черные одежды, и подошел к окну.
Черное небо разрывалось ослепительно-белыми молниями, которые складывались в раззявленные рты, насмехающиеся над Королем. Спустя вечность Король был повержен, и молнии смеялись над ним.
Король опустил взгляд ниже. В саду Черной Вдовы расцветали мертвые деревья и поднималась жухлая
Здесь бродят тени.
Планета Земля. Населена разнообразными видами флоры и фауны, доминирующим из которых является вид Homo Sapiens - человек разумный, обогнавший в области применения и производства орудий труда всех конкурентов. Строение земной коры - основная часть планеты погребена ниже уровня моря, а небольшой клочок суши, после многих тысячелетий терраформинга пошел, наконец, в относительный порядок шест континентов и нескольких сотен островков. Заселенность доминирующим видом - пять континентов из шести, среди островов - приблизительно восемьдесят процентов.
А еще на этой планете есть мы - руки на клавишах судьбы, незрячие очи, неслышашие уши, мы - защитники и обвинители, судьи и палачи на этой земле. Нас немного - полсотни тех, кто наблюдает, тех кто изучает, следит, поддерживает баланс - Наблюдатели, и шесть Вершителей - шесть божественных существ, богов во плоти, тех, кто имеет здесь реальную власть. Шесть - по числу континентов.
Раньше нас было неизмеримо больше - сотни и даже тысячи сверхсуществ. Мы держали все бразды правления мирозданием на этом осколке камня в открытом космосе, а потом нам это наскучило.
Мы воспитали людей по своему образу и подобию, но им еще далеко до нас. Долгий путь проделали они от червя... впрочем, это не важно. Мы стали воевать. Людские забавы и не сравнятся с нашими военными играми, но тогда мы бились не в шутку, в полную силу. Кто-то прятался, кто-то окружал себя свитой, кто-то улучшал свое тело и выходил лицом к лицу ко всем врагам.
Раньше было очень много Вершителей. И каждый Вершитель отбрасывал сотни теней - и эти тени были самостоятельны. Это и есть мы - Наблюдатели. После войны, расколовшей гиганский материк на шесть частей, обрекшей на смерть от холода и мрака все наши ранние виды, погрузившей на дно наши величественные цитадели мы вспомнили о своих целях. Мы опомнились.
И теперь число нам - пятьдесят шесть. Десять теней при четырех Вершителях и по пять у двух. И мы следим. Незримо смотрим, беззвучно докладываем, слушаем и слышим. Мы тени. Мы можем принять любую форму, но след от нас не скрыть. Странный взгляд, например. Скука, смешанная со вселенской усталостью. Слегка тлеющий азарт и искорка долга. Пока жив Вершитель, его тени не будут свободны умереть.
. . .
Мальчик и пес сидели на автобусной остановке. Яркие, голубые глаза мальчика с искривленной линией радужки смотрели в небо, затянутое серыми зимними тучами, а рядом носились машины.
- Скучно, лорд. Как мне надоело смотреть за ними. Они скучны и однообразны, лорд. - говорил мальчик, поглаживая пса. - У них ведь даже нет цели к существованию, они рождаются, взрослеют, и умирают, практически ничего не совершив, и так уже сотни поколений. Мне надоело, лорд. Даже открытия и шедевры искусства для них создавали мы. Зачем? Мы хотели дать им стимул что-то совершать, а они бездумно пользуются тем, что мы им дали. Все, что они могут - это вертеть то, что у них уже есть. Все. Финиш.
Пес тяжело поднял морду и взглянул на мальчика, после чего вновь опустил широкую голову ему на колени.
"- Так и надо, так и надо. Они нужны нам, чтобы думать за нас. Когда мы решим, что они готовы - настанет время их расплаты. Они живут, чтобы отточить свой разум, чтобы научиться думать, видеть и слышать... как ты. Тогда мы их заберем. Все они - абсолютно все, такие "уникальные" станут одним-единственным судией. Одним из нас. Вот - цель к их существованию. Каждый из них станет крупнкой разума высшего существа. Ты знаешь это."
Мальчик сморщился.
- Да, лорд. Конечно, лорд. Я знаю, но сейчас я думаю что они никогда не будут готовы. Наблюдатели с других континентов несут неутешительные вести. Антарктида не будет заселена еще очень долго, Африка безнадежно отстает, Австралия застыла в переходе от ферм к современному обществу...
"-Ты невнимателен. Для тебя это непростительно. Нам нужен не только холодный ум. У нас он был - и что теперь? Мы поняли одно - нам нужны эмоции, фантазия и стремления. Тогда нам будет гораздо легче. Мы сможем в одиночку, или по двое-трое создавать миры."
Мальчик холодно усмехнулся. К остановке подошла старуха с тележкой.
- Разрешите присяду? - робко, заискивающе спросила она.
Пес оглянулся на неё и клацнул зубами. С дряхлого тела спали ношеные одежды, ткани распались, кости треснули и ссыпались прахом - женщина обратилась лучом света, на мгновение отразившимся в бездонных глазах пса и исчезнувшим.
- Разве это этично? - улыбнулся мальчик. - Убил человека, лорд. А она могла бы еще долго прожить.
"- С каких пор ты воспылал к людям глубокой привязанностью? Женщина была несчастна, была стара. Она исчерпала себя. Сейчас ей повезло - она исполнила свое предназначение - стала частицей Вершителя. Это этично."
- Оставь меня, лорд. Я должен вернуться к наблюдению.
Мальчик поднялся, столкнув пса с колен. Серое небо на
Мечтай.
Бытие определяется сознанием, а сознание определяется бытием. В сознании возникают мысли, способные повернуть мир с ног на голову, но мир не позволяет им проходить дальше, чем пустая формальность - мало ли что взбредет?
Если есть желание, достаточно яркое, чтобы увлечь за собой не одного человека, если есть воля, достаточно крепкая, чтобы провести это желание до конца - тогда у мира вокруг не останется другого выбора, кроме как выполнить твою просьбу. И тогда небо окрасится кровью, земля закипит, и люди начнут летать, а звери заговорят человечьими голосами - все возможно, стоит только этого пожелать. Мечтать... бывает вредно.
. . .
Крыс потянулся под снегом. Его длинные волосы, достающие до самого пола, слиплись от влаги и потемнели больше обычного. Высокий парень с лучистыми серо-голубыми глазами и вечной насмешкой на губах. Он как раз прощался с товарищами в этот момент.
- Еря, ты моей позвонишь? - спросил он у другого человека - тонкого, высоченного и чрезмерно худощавого подростка в военной форме.
- Сколько раз повторять, Крыс, Егор, а не Ерь, Еря или еще что-то в этом роде. - тяжело вздохнул этот подросток, роясь по многочисленным карманам камуфляжных штанов. Крыса всегда удивляло: "Ну зачем ему столько карманов? И ведь - все чем-то заполненны... Удивительно." - Конечно позвоню, а то она мне голову откусит за то, что тебя задержал.
Еще один участник сиюминутного спектакля - мальчишка, на вид лет двенадцать-тринадцать, слегка улыбнулся, держа руки в карманах и глядя в землю.
- Ну ладно, тогда я побежал. - заявил Крыс, стягивая с себя куртку. - Не хочу портить. Любимая подарила, все же.
- Ну да, как же. - хмыкнул Егор. - Мы к вам зайдем часа через три. Не против?
- Главное, чтобы Лунь против не была. - улыбнулся в ответ Крыс и рысью помчался в вечерний снегопад. Через полминуты раздался громкий хруст и глухой каркающий смех.
- Ох уж этот Крыс. - пробормотал Егор. - Башня, куда пойдем? Время еще детское.
Молчаливый мальчик коротко пожал плечами и посмотрел на одно из окон дома напротив. Через какое-то время томительного молчания оттуда вывалился толстый мужик в рубашке, галстуке и штанах с ремнем.
- Так-с. - пробормотал Егор, обыскивая карманы толстяка. - Башня, я конечно не это имел в виду. А, пойдем на троллейбусе кататься, все равно у этого мяса денег нет.
И они пошли. Егор - громко выкрикивая всякие несуразности в стиле: "Атомный крейсер потерпел крушение в следствие столкновения с голубем. Следствие устанавливает личность виновника происшествия", и тому подобное, громко смеясь и махая руками. И Башня - глядя в землю, держа руки в карманах и улыбаясь краешками губ.
В то время вокруг снежинки падали плотным пологом, застилая глаза и пробирая до костей ползучим холодом, люди спешили туда, сюда, оттуда обратно и отсюда куда-то, вверх, вниз, вправо, влево, выписывали фигуры высшего пилотажа и замысловатые узоры, вытоптанные на снегу. Вот все, кроме тех, кто сидел на остановке, топтался, спасаясь от холода, ходил кругами, нервируя остальных и просто стоял, смирившись с холодом и долгим ожиданием свого автобуса, трамвая или троллейбуса. Не суть.
Важно лишь то, что Егор с Башней после непродолжительных пререканий с другими пассажирами и кондуктором уселись на мягкую скамеечку в теплом трамвае.
За окном плыла ночная окраина Москвы, ночная и окраинная, как и обычно. Ничего не менялось тут со времен распада СССР - те же обшарпанные "сталинки" и "хрущовки", те же магазины с теми же вывесками, и даже те же люди, бабушки и дедушки, и их отпрыски, воспитаные ими по своему образу и подобию.
Егор заговорил с соседом по сиденью - приятным молодым человеком лет двадцати пяти, у которого еще осталось достаточно сил, чтобы с кем-то говорить.
И как-то сам собой разговор зашел к... религии. Видимо, в этой стране не могут два едва знакомых человека увлеченно обсуждать что-то, кроме политики и религии.
- Вот вы говорите что Бог - это личный прообраз каждого человека, который помогает нам сравнить себя с каким-то идеалом и становиться со временем лучше, ближе к этому идеалу? - переспросил Егор. - Тогда как же он может влиять на нас, если его даже и нет?
- Нет, ты не совсем понял. - возражал собеседник. - Я сказал, что мы сами собой управляем, но не так, что: "Я сделаю то и то...", а вроде как: "Я должен сделать то и то, для того чтобы..."
- Несколько эгоистично, по-моему. Я сделаю что-то только ради выгоды? Не очень похоже на идеал, и тем более на Бога, Игорь.
- Егор, я просто неправильно выразился. "Для того чтобы стать лучше." - вот что я имел в виду.
- Лучше? Лучше, чем кто?
- Лучше, чем я сейчас. Я понимаю, что вы хотите сказать. Сравнивать себя с другими людьми - это, простите, лицемерие.
- Не очень-то точное определение этого слова.
Я шел по ночному парку, под падающими хлопьями снега, в облаке обрывков смеха - веселого, беззаботного, поминутно встряхивая волосами, избавляясь от налипающих снежинок. Я - легкие джинсы, зимние высокие ботинки и черный свитер - одет не по погоде, но не мне жаловаться на холод. В тонких наушниках стучали барабаны, пела скрипка, тонко звучала флейта, соединяясь в веселом хороводе радостных образов и мыслей. Виляющий след - итог танцующей походки тянулся далеко, снег будто не смел заметать его сразу, когда я рядом, покорно ложился вокруг рельефных следов, терпеливо дожидаясь молчаливого согласия, и только потом проваливаясь между застывших стенок оставшихся после протектора подошвы.
Не один я был этой ночью в темном парке - все люди-статуи, марионетки-пешеходы, собачники-программы давно разошлись по домам, не рискуя выходить зимней ночью н улицы, но я был не один - ведь были те, кого опасаются эти люди.
Другие люди. Собственно, чего еще бояться современному человеку? Болезни излечимы, грехи стали пустяком, ибо святость для нас ныне недостижима, война далеко, за прочным куполом обыденностей, голод... А что такое голод? Большинство и забыло, что это такое - делить батон хлеба на четверых и растягивать его едва ли не на неделю. Все очень толсто, мирно и спокойно, единственная опасность - это сами же люди.
Кто-то боится жить, им необходимо самоутверждаться ежесекундно, пока они ожидают затрещины от мира, другие озлобились, обиделись на одного, но мстят всем, третьи просто пресытились скудными радостями, что отвела им судьба и хотят прибавить остроты своему существованию.
И первые, и вторые, и третьи - те же люди. У каждого из них есть причина и есть право делать то, что они делают. Глупо их ненавидеть за то, что они выполняют свою программу. Это их потребность, их стимул, возможно единственное, что заставляет их чувствовать себя живыми.
И когда около полудюжины вышли навстречу, задав ненужные вопросы - просто для проформы, потому что так положено, я не стал отвечать - разведя руки я пошел навстречу им, негромко посмеиваясь и не сбиваясь со своего внутреннего ритма.
Удар, удар, удар... довольно банально, но что поделаешь - повалить и запинать, вероятно, единственный весомый аргумент в таких стычках. Что-то вроде инстинкта, замешанного пополам на страхе и ненависти. Плеер пропал из кармана, наушники сломаны, лицо было разбито, свитер изодран и запачкан, несколько костей пошли трещинами - исход короткой встречи с людьми.
Люди.... все же странные создания. Страстно желая защиты и помощи, они начинают полагаться только на себя - их души начинают рваться от нерешаемых задач, безответных вопросов, а они все больше замыкаются в своем панцире, не желаю знать ничего кроме себя и своего мирка.
Я встал, негромко посмеиваясь, на левом запястье блеснула полоса серебра - змеи и листья оплетали тонкую руку. Синяки рассосались, потрескавшиеся кости срослись, рваная плоть сошлась обратно. Отряхнув целый свитер, я достал из кармана плеер и воткнул в него наушники. Этническая музыка. Обожаю этническую музыку.
Я шел, смеясь и танцуя под снегопадом, по ночному парку.
. . .
Жизнь. Она несется мимо нас, игриво проводя по лицу пушистым хвостом неуловимой удачи, ласково трепля за успехи, а порой и жестоко опрокидывая зарвавшихся гордецов. Разве можно говорить: "Ах, за что мне выпала такая доля? Почему жизнь ко мне несправедлива?" Никогда! Все получают то, что заслужили, ни больше, ни меньше. Веришь в судьбу? Брось, возми дела в свои руки, не будь фаталистом. Заслужи, заработай, выгрызи причитающееся, но не проси - никто не даст, да и нет никого. Есть ты, люди вокруг, и этот небольшой мир.
Но и сам ты - целый мир в себе. Все твои мечты, тревоги, страхи, сиюминутные желанья и прихоти - это тоже целый мир, целая Вселенная. Задумайся о своих чувствах - чувствуешь их звучание? Разве не переливаются в тебе цветные ручьи, светящие ярко, цветно, живо, прямо в твое сознание? А твои страхи? Разве не заставляют они тебя двигаться быстрее, прижигая каленым льдом, хлеща ржавыми цепями твою беззащитную душу, разве не спасают они тебя от бед? Разве не предупреждают об опасностях, таящихся за поворотом? Подумай о себе со стороны. Загляни в свои глаза, пройдись по городам своего сознания, чтобы постучаться в дверь и пообщаться за кружкой чая со своей душой, если хватит сил выслушать правду, увидеть её своими глазами, если хватит мужества не спрятаться в раковину.
Так, как ты делаешь это каждую ночь, во снах. Тебе же говорили, что ты кричишь во сне, что ты беспокоен, но, проснувшись, ты ничего не помнишь. Сетуешь на плохую экологию, стрессы, зашлакованность организма, и прочее, прочее, прочее... А ответ прост - когда бренная оболочка не гнетет твой разум, он поистине свободен, волен видеть, слышать, знать, ощущать правду. Не в твоих, однако, силах принять её.