16 июня.  «Виолончель для сладких терзаний»! Так меня назвал Алексей (мы сегодня дважды разговаривали – в буфете и в пустой аудитории после просмотра). Пока ехала домой, пыталась разобраться, что конкретно он имел в виду. Почему именно «виолончель»? Она такая громоздкая, широкобёдрая… Не просто же так родился у него этот образ… В общем, женское самолюбие возобладало над сердцем и разумом, и я рассердилась и на себя и на Алексея. Тяжёлая виолончель висела в воображении, как удавленник, заслоняла собой всё! И что за манера у него – говорить каким-то псевдолитературным, искусственным языком! Да ладно бы ещё искусственным, а то ведь ещё и с пошловатым оттенком!! «Виолончель для сладких терзаний»! От этой фразы воняет дешёвыми духами!...

     Я злилась на себя, поскольку мне всегда противно обнаруживать в себе мелкую зависимость от чужого мнения. А бедняга Алексей, если разобраться, вовсе и не был виноват. Обидеть меня он не хотел – нелепо даже предположить подобное. Я ему очень нравлюсь, это видно по всему, даже по его бороде, - день ото дня она становится всё грустнее… И языком, который кажется ему красивым и «поэтичным», разговаривает он в беспомощной попытке вызвать у меня хоть какое-то внимание к себе. Мне бывает его жалко, как сироту. Как бездомного попрошайку. Но, видимо, очень скоро придётся его отогнать от себя… «Как собаку» мысленно закончила я фразу. Неужели я настолько жестока, что способна сравнить влюблённого в меня мужчину с собакой? Но сравнение, между прочим, самое точное. Зимой однажды увязался за мной уличный пёс – типичный московский маргинал. Тащился рядом от метро до самого подъезда. Пускать его в дом я не захотела, приоткрыла дверь и, несильно отталкивая его ногой, попыталась проскользнуть в щель. Пёс с изумительным проворством умудрялся просовывать свою острую лисью морду то между моих сапог, то в какой-то еле видимый зазор между мной и дверным косяком. Я вдруг вышла из себя и резко пихнула его сапогом. Он не сдавался и продолжал втискиваться в дверь. Наконец, я окончательно потеряла терпение и обрушила ему на голову такой удар сумкой, что пёс тонко взвизгнул, потерял равновесие и растянулся на замёрзшем грязном крыльце. Я влетела в подъезд и так поспешно захлопнула за собой дверь, что если бы голова дворняги оказалась слишком близко – непременно расплющилась бы!..

     Отчётливо помню, как колотилось у меня сердце, пока я поднималась по лестнице, нажимала кнопку и ждала лифта, еле переводя дух. Я испытывала разом стыд, гадливость и звериное удовлетворение от того, что избавилась от незванного друга. Надо было прогнать его раньше… Ведь пока он трусил со мной рядом, посматривая на меня круглыми, влажнеющими от надежды глазами, в нём с каждым пройденным вместе со мною метром укреплялась надежда!! И вдруг прямо перед райскими вратами – пинок ногой, удар по голове… И с оглушительный грохот захлопнувшейся двери!.. Хорошо, что я не видела его глаз, после того, как захлопнулась дверь…

     В десять должна позвонить Наташа по поводу поездки на дачу к Вихровым на этих выходных. Времени для дневника остаётся совсем мало, так что надо бы коротко подытожить… Уязвлённое женское самолюбие? Всё верно, только не от дурацкой «виолончели», а от того, что нынче у меня всего один поклонник, да и тот – щуплый, словно обглоданный, Алексей Гулько. Неудачливый художник-оформитель, преподающий рисунок в нашем колледже. Сам факт его увлечения мною унизителен: неужели я не заслуживаю большего?!! Нет, он, конечно, добрый, кроткий, мягкий (бр-р-р! от одного перечисления его свойств сердце сдавливает смертельная тоска!), но он - как пенсионер, торгующий старьём на блошином рынке: жаль его, но покупать ненужную рухлядь совершенно не хочется. Кстати, его комплименты и любезности такие же дешёвые и безвкусные, как советская бижутерия, которой торгуют на блошиных рынках.

     Прямо как в той рекламе: «Я достойна большего!» Деваться некуда, я на поверку оказываюсь ничуть не лучше подавляющего большинства женщин. Главное для меня – реализация мечты и достойный статус. Это помог мне понять Алексей, и тем самым он приблизил неизбежный разговор о напрасности его неуклюжих ухаживаний. Раньше я скучала

      Чужие дневники читать, конечно, нехорошо… Нет, не эти, интернетские, а «настоящие», которые не предназначаются для посторонних глаз. Ну, вы понимаете, что тут долго распространяться… Однако. В жизни, как известно, всё… или почти всё… так условно!.. Даже если речь идёт об элементарных правилах приличий. Если бы мне не попал в руки дневник Анастасии Н., я бы действительно много потерял. Вернее, не приобрёл бы чего-то существенно важного для меня. Того, что открыло мне и в окружающем, и в себе самом нечто одновременно пугающее и приманчивое. И очень глубокое, обычно совсем не замечаемое – как дно пруда за помутневшей и утратившей цвет водой…

     Затягивать вступление не хочу. Как попал ко мне дневник этой женщины, был ли я лично знаком с ней, почему решил опубликовать из него некоторые фрагменты – объяснять сейчас не стану. Признаюсь только, что никаких угрызений совести по поводу «обнародования» этого дневника у меня нет и, думаю, не будет. А пояснений, необходимых для того, чтобы понять некоторые описываемые эпизоды, пока достаточно только трёх. Анастасия Н. – тридцатилетняя женщина, работающая педагогом в дизайнерском колледже. Живёт она совершенно одна, в центре Москвы, в старой трёхкомнатной квартире. Василий – её старый полуслепой кот. Остальное не требует, по-моему, никаких комментариев. Короче, вот что она пишет…

     15 июня. Села к столу и вместо того, чтобы писать, принялась тупо разглядывать обрывки облаков. Они очень торжественно плывут по небу; по небу, кажущемуся сейчас зеленоватым… Вот опять поторопилась: почему же «тупо»?! Без определённых мыслей – это да. Без суетливых размышлений о всевозможных мелочах, которыми, как червяками, кишит обычно мой мозг. Сейчас и голова и сердце благодатно пусты, свободны от всего лишнего. Я готова созерцать, а не высматривать. И вот передо мной небо с плывущими облаками, притихшие и неподвижные деревья. Описать то, что за окном не так уж сложно, но в точности передать мои ощущения от всего этого – невозможно. Не из-за отсутствия литературных способностей (достаточно и того, что я просто умею сносно писать по-русски), а потому, что для некоторых душевных состояний не существует определений. Умиротворение? Покой? Задумчивость? Как всё это приблизительно, пошленько! Пытаться передать хоть сколько-нибудь серьёзное ощущение – всё равно что передать сложную и прекрасную мелодию, выстукивая её чайной ложечкой по чашке. Выйдет лишь пустой звон и ничего больше…

     Василий дремлет, и мордочка его сжата, как детский кулачок в мохнатой варежке. Василий похож и на сфинкса, и на какого-нибудь помещика-дядюшку из русской классики. Где это я видела иллюстрацию с котами и кошками в нарядах 19-го века? Не важно! Опять смотрю в окно.

     Нет, «созерцать» уже не получается: появилась мысль, которая мучает, беспокоит. Отчего звери в человеческих костюмах вызывают смех или умиление, а люди в гриме и шкуре животного – чувство неловкости, а лично у меня – отвращение? Помню, в детстве была на спектакле в театре Сац. На «Маугли», что ли… Там ползали по сцене мужчины и женщины в шкурах, с торчащими в стороны страшными ушами. Они изображали медведя, пантеру, волков. Корчили рожи, ревели… Помню ещё глаза их были густо обведены краской, и краска сильно блестела в лучах прожекторов. Какие-то алкаши с подбитыми глазами, а не обитатели джунглей! Или бомжи. Но тогда, в восьмидесятых, бомжей в Москве, кажется, ещё не было. Или были, но не в таком угрожающем количестве.

     В общем, очеловечивание животного – это сказочный приём, попытка одухотворить «неразумную тварь». Наивная попытка, сродни детской игре, где осколок бутылки

     Внезапно как-то выяснилось, что в этом году 200-летие Бородинской битвы. Вот в образовательном центре, где я сейчас подвизаюсь, меня попросили подготовить ребят к выставке, посвящённой этой теме. То есть рассказать им о том, как выглядели наши и французские воины, объяснить, как изображаются батальные сцены и т. д.. Когда-то я собирал материалы по Отечественной войне 1812 года. Не могу сказать, что меня очень увлекает изучение стратегии и тактики. Больше скажу, никогда я не мог понять, в чём остроумие или даже гениальность того или иного военного плана. Любая война воспринимается мной, как сюжет для иллюстрации или кинофильма - сугубо с точки зрения воплощения её в форме художественного произведения. Потому и раньше и сейчас та же Бородинская битва для меня - нечто сказочно-романтическое, весьма далёкое от реального исторического события... Думаю, объясняется это моим несколько инфантильным, "поэтическим" восприятием истории вообще. И даже чтение серьёзных исторических трудов не смогло изменить этого моего свойства. По-прежнему для меня Бородинская битва - не кровавая мясорубка, не оглушительная пальба и мечущиеся в густом пороховом дыму фигуры с саблями и ружьями, не бестолковые действия полководцев и не гибель тысяч людей, ставших жертвами чрезмерных амбиций сильных мира сего; нет, несмотря на опыт и, пусть не глубокое, но всё же воодушевлённое, изучение данной темы, Бородинская битва для меня - некое прекрасное батальное полотно, воплощённый в конкретных образах миф, где реальность приукрашена и предельно романтизирована. 

     Всё это наверняка отразилось и в только что сделанном мною цикле рисунков "1812 год". Не знаю, недостаток ли это, или просто "особенность авторской трактовки"... Знаю точно, что если бы не просьба учительницы истории из образовательного центра, вряд ли я стал бы вновь заниматься киверами, ментиками и скатками. Так что именно её должен я поблагодарить за то, что появился данный цикл. Итак, предоставляю вниманию вашему рисунки к 200-летию Бородинской битвы...

                                                          P.S.

     Всё-таки ещё кое-что придётся дописать, добавить несколько штрихов. Чтобы уж с лёгким сердцем сказать: «Всем, чем мог, – поделился».

     Восприятие человека человеком может быть искажённым или - «нормальным», то есть таким, когда явственно для тебя проступает, просвечивает его истинная сущность. И ничто, никакие свойства характера этого человека, не мешают воспринять его личность во всей её светлой цельности. И возможно такое, только если любишь его.

     Ясно, что отец Октавио не был духом бесплотным, лёгким ангелом, парящим среди нагруженных грехами и тяготами людей. Нет, обаяние и великолепие его были именно земные, прямо подтверждающие постулат о божественной сущности человека. Октавио был чрезвычайно деятельным, практичным и трезво мыслящим священником. Но в этом не было и тени того прагматизма, который свойственен «деловым людям». Просто он не принижал бытовую часть жизни, а, напротив, относился к ней с глубоким уважением и серьёзностью, как к неотъемлемой составляющей нашего бытия. В этом был особенный смысл, ведь и Христос, явившийся в мир, как Человек, жил, испытывая обычные плотские потребности, и разделял с близкими все земные трудности.

      И хоть я ни разу не видел Октавио раздражённым, я знаю от близких к нему людей, что он мог реагировать на что-то очень резко и жёстко. Мне он говорил неоднократно:

     - Я сам – чудовищный невротик… Чудовищный!!!...

     И как же ценно, что именно живой, несовершенный, так похожий на всех нас человек, достиг той духовной высоты, когда через него, как через уже упомянутый мной пролом в глухо заколоченном окне, проливается чудный спасительный свет!…

     Как-то заговорили с ним о прелюбодеянии. Я сказал, что не понимаю, отчего Христос запрещал жениться на разведённых женщинах. Реагировал Октавио неожиданно бурно, глаза засверкали, жестикуляция стала отрывистой, рубящей.

     - Никогда Он такого не говорил!! Не мог сказать!.. Там, в Евангелии, есть эпизод, когда Он упоминает разведённую женщину, но…

     Жаль, остро жаль, но я не просто не помню, как он объяснил слова Христа, - я тогда вообще не понял Октавио. То ли он разволновался и стал хуже строить русские фразы. То ли я отвлёкся мыслями… А переспрашивать не стал, постеснялся. Но, на самом деле, хоть и досадно, что я не узнал конкретную трактовку, а всё же я так хорошо помню его возмущение и мощный душевный импульс, что, по большому-то счёту, знаю: Октавио пытался дать понять: ограничение Свободы, сдавливание человека суровыми законами – нечто прямо противоположное отношению Христа к людям.

     Может, тогда же, может, в другой раз, он признался мне:

     - Знаете я один (один!) раз попробовал прочитать Евангелие и воспринять написанное там буквально, как инструкцию к действиям… И я понял, что если бездумно, прямолинейно понимать этот

                                        В О С П О М И Н А Н И Я

                                       (Часть вторая)

     Припоминается ещё одна наша с ним беседа, когда Октавио с воодушевлением пересказывал мне эпизод из Евангелия, где один человек маленького роста по имени Закхей, не могущий толком рассмотреть Христа за толпой народа, полез на дерево, чтобы лучше видеть Спасителя.

     - Э-э-э, это был очень маленький человек, да? Маленький, неказистый и… начальник мытарей. Мытари – сборщики податей. Их не любили. И вот он, этот маленький человек, забирается на дерево, чтобы хотя бы так, с расстояния, рассмотреть Христа. И что говорит Иисус?.. «Можешь спуститься, Я сегодня Сам к тебе приду домой…» Понимаете?.. Иисус всегда прис-зутствует (присутствует) где-то рядом. Он у нас в доме, на улице, на работе, в гостях, когда мы навещаем кого-нибудь… Тот человек так хотел Его видеть, а Иисус говорит: «Не волнуйся, Я буду в твоём доме.» Это очень красивое место в Евангелии. Оно говорит, э-э-э… о том, что Бог действительно, в прямом смысле, вездесущ, и мы, если будем з-стремиться, найдём Его везде…

     И ещё по поводу Крещения Господня он говорил мне:

     - Знаете, эту сцену принято изображать очень эффектно: люди в воде, среди них – Иисус, а сверху, в сиянии, на Него спускается голубь. Это всё очень красиво, в этом древняя символика и т. д.. Но, я думаю, навряд ли там действительно появился голубь, и были какие-то лучи. Нет, так именно не было. Но когда Иисус вошёл в воду, где были люди, «смывающие свои грехи», когда Он погрузился в эту воду, в «грехи человеческие»… Знаете, это было так прекрасно!.. Он дал нам понять, что не отстраняется от нашего несовершенства, от наших недостатков, а напротив – принимает их на Себя. Он с нами, в любой ситуации, независимо от того хороши мы, или нехороши. И в такой момент действительно «просиял свет», но свет внутренний, тот, который смог помочь всем увидеть мир преображённым. Преображённым от Любви Господней.

     Мои «воспоминания» отрывочны и, наверно, не очень внятны. Но я не хочу писать по-другому. Ценность данных записей именно в их непосредственности: сижу вот и без подготовки, без плана, без черновиков, пишу подряд всё, что придёт в голову в связи с отцом Октавио. Так, думаю, получится и живее и точнее. Ведь главное – моё чувство, моё личное восприятие этого изумительного человека. Ведь так хочется донести до вас, насколько важным и одухотворённым было наше общение. Пусть уж лучше текст не будет безупречен с точки зрения литературных канонов, зато в нём отразится сила влияния отца Октавио на одного конкретного человека. А сколько их вообще было!..

     Я уже писал о том, что паства его, круг общения, были огромны. Среди них были интеллигенты и простецы, православные и католики, атеисты и «тайные христиане», больные СПИДом и  одинокие несчастные люди, богачи и бедняки, учёные и скромные служащие, психопаты и интеллектуалы, наркоманы и безработные… Кто-то был истерически привязан к нему, кто-то относился со смешанным чувством восхищения и зависти, кто-то любил глубоко и преданно… Изредка он рассказывал мне о своих знакомых и приятелях.

     - У

      Октавио не любили многие. То, что у него было великое множество духовных  чад, друзей и обожателей – это понятно. Но врагов тоже хватало. Со мной он не обсуждал их, видя, насколько слаб мой интерес к институтским делам и к его «общественной деятельности». Но маме моей он, в частности, говорил о неприязненном к нему отношении некоторых коллег. И не только коллег! Иезуит, католик, популярная личность, проповедник свободы и широты взглядов… Ну, как такого не возненавидеть!

     Впрочем, это тема отдельная и непростая. Завершая (пока!) мой рассказ об отце Октавио, хочу привести несколько цитат из расшифрованной аудиозаписи, сделанной мной, когда он приехал к нам домой – попрощаться перед отъездом в Мексику. В Москву потом он уже не вернулся…

     - У меня два племянника, одному – 14, другому – 16 лет. Они мне говорят: «Мы уже не хотим ходить в храм. Потому что там везде – дьявол!» А я говорю: «Вы верите в то, что существует дьявол?» « Нас так учат.» Я им объясняю: дьявол – это не такое существо, которое прыгает и бегает перед нами. Это то зло, которое делает человек, и которое остаётся в мире. Значит, дьявол – это наше сотворение. Если вы позволяете себе, чтобы ваша жизнь полностью согласовывалась со злом – вы уже одержимы!.. Если вы не позволяете этого – вы свободны! И свободны, в том числе, и от дьявола. Навсегда!

     - «Свобода» находится в самом человеке с самого начала. По-моему, просто она теряется… Человек иногда «отчуждается», то есть теряет Свободу. Тогда он перестаёт быть самим собою и становится «кем-то другим». И живёт не по своим правилам, не по своей воле. Человек рождается свободным, но иногда постепенно отдаёт её - Свободу. И человек – единственное существо, способное перестать быть человеком. Родился человеком и перестал им быть потом…

     Человек – не результат своих сознательных выборов, человек зависит и от воспитания, и через воспитание он получает травмы – от своих предков. Ему передаётся каким-то образом даже зло, которое сотворили другие. И он принимает это в наследство. Как он справится с таким «наследством» - другой вопрос. Но в процессе он может потерять свою Свободу.

     - В большинстве случаев, мы, наверно, не можем оправдать преступников. Но смотря на историю его жизни, мы можем понять ситуацию. Когда приводят пред Иисусом женщину, совершившую прелюбодеяние, зная, что даже, возможно, она виновата, Он говорит: «Где те, которые тебя обвиняли? Иди. Я тоже тебя не обвиняю.»

     Иисус не оправдывает, но понимает человека, и, просто понимая его, Он – не осуждает.

     - Понимая «наследственность», мы понимаем первородный грех. Насколько в этом виноват сам человек? В принципе, - не виноват. Другой вопрос, почему мы, скажем, крестим детей? Официальная христианская теология говорит о том, что человек рождается с первоначальным грехом и надо освободить его от этого греха. Грубо говоря, это, как «химчистка», да? Но ребёнок не виноват в этом грехе, и даже наверняка не виноват в приобретённых при его формировании недостатках.

     Но человек не просто продукт воспитания. Он ещё и осознанные поступки. Очевидно, что на него влияют и воспитание, и мировоззрение окружающих, общества… Но зло-то он может сотворить и сознательно. Но не стоит понимать грех, как соответствие или

      Неохота копаться в старых своих дневниках. Тем более, я крайне редко записывал слова Октавио, фрагменты из наших бесед. Зря, конечно… Но тогда мне казалось чем-то неправильным, искусственным – сесть к столу, ещё будучи окрылённым нашей беседой, и начать кропотливо пересказывать её. Думаю, не стоит расшифровывать, что я имею в виду. И теперь я попытаюсь выжать из своей памяти (к слову сказать, очень скверной) хоть некоторые его высказывания по разным поводам.

     Вот он берёт листик бумаги и чертит на нём простенькую схему – три кружка.

     - Это Бог. Э-э-э, а это дьявол. А вот человек… Так, теперь смотрите. Человек может быть с Богом.- Он соединяет линиями два кружка.- А может быть сам по себе. Или оказаться со злым духом.- Те же манипуляции с линиями.- Но. Если, э-э-э-э, человек выбирает остаться один, вне Бога – его начинает склонять в ту сторону, где враг Бога, его антипод… Понимаете, мы не мыслим себя без связи с Творцом. Человек и Бог связаны неразрывно. Навсегда. А если кто-то отходит от Бога, пе-рез-ста-йот (перестаёт) ощущать, э-э-э, свою связь с Ним, то сам по себе он уже не с-зуж-ществует (не существует). Это невозможно. И тогда он уже оказывается вместе со злом… И вот я хочу, чтобы вы понимали: в любой момент, в любой ситуации, вы должны ощущать, с кем вы. Ез-сли у вас страхи, неврозы, – подумайте, а разве эти переживания нужны Богу? Нет. Бог не может желать, чтобы человек страдал, ему это не надо. Бог замыслил человека для з-щастья (счастья). И, следовательно, вспомнив в тяжёлый момент о Боге, вы поймёте – бояться и страдать не нужно… Если вы с Ним – вы счастливы. Вы свободны! В том чиз-сле и от страхов…

     В другой раз я сказал ему:

     - Отец Октавио, мне бывает неприятно оттого, что люди воспринимают меня не таким, каков я на самом деле. Например, многие считают меня мягким, добрым, сердечным… Но я-то знаю, что это не так! Я-то знаю, как бываю иногда лицемерен, эгоистичен и жесток. Получается, я волей-неволей ввожу окружающих в заблуждение.

     - Вот смотрите,- ответил Октавио,- один наш общий знакомый очень хорошо о вас отозвался. Что же он – глупый человек, да? Нет, вы просто не можете знать о себе всё. Вы видите только свои недостатки, «грехи».- Тут он сделал один из любимых своих жестов, несколько раз согнул пальцы, изображая кавычки.- А ведь мы знаем о себе только то, что нам доступно. А те, кто нас окружают, замечают и то, что от вас скрыто. Человек ведь сосуд, и сосуд не всегда знает, что именно его наполняет. И оценить его содержимое возможно только тем, кто из него пьёт. И если люди говорят, что содержимое им нравится, – разве они не правы? Кому лучше знать?..

     А в одну из первых наших встреч я пожаловался, что мне крайне тяжело читать «Отче наш» на ночь. Из-за невроза я начинаю сбиваться, десятки раз пробую начать читать заново… Короче, молитва превращается в пытку.

     - Богу не нужна такая молитва,- твёрдо сказал Октавио.- И вам она не нужна. Вы сами сказали, что ощущаете в себе много языческого. Так зачем же относиться к «Отче наш», как к магическому заклинанию? Вам это трудно, тяжело… Не молитесь! Ведь насилие над собой противоречит главной христианской идее. Идее Свободы и взаимной Любви Бога и человека…

     В следующий раз, придя к нему, я, в частности, сообщил, что перестал читать молитву на ночь.

     - Перез-стали читать «Отче наш»? Слава Богу!- и Октавио с долгожданным облегчением потряс в

                                          В О С П О М И Н А Н И Я

     Когда-то моя знакомая, духовная дочь отца Октавио, сообщила, что готовится книга воспоминаний о нём. Тем, кто был знаком с этим выдающимся христианским деятелем, гениальным священником (священники тоже бывают гениальными, правда ещё реже, чем писатели и художники), духовным авторитетом для колоссального количества людей, - предложили написать о своих впечатлениях от встреч с отцом Октавио Вильчесом-Ландином. И вот знакомая моя сказала:

     - Я-то, конечно, писать не собираюсь – не умею, литература – не моя стихия. Но вот ты…

     А я не захотел. Причин, видимо, было несколько, но главная… Главная, как теперь кажется, была в обычной лени. Писать для меня – тяжёлый труд, так как я очень серьёзно и даже с какой-то ненормальной кропотливостью составляю любой текст. Даже если это просто СМС-ка. Вот и не стал я ничего писать, затосковав при одной мысли, что придётся сидеть, обложившись словарями, и подбирать слово к слову, как цветные кусочки мозаики…

     Книжка (тоненькая, в мягкой сиреневой обложке) вышла к годовщине со дня смерти отца Октавио. Не стану критиковать или хвалить её, ведь и то, и другое в данном случае совсем неуместно. Безусловно, хорошо, что она вышла, что есть материальное, осязаемое свидетельство того, что жил и наполнял светом - жизни других людей такой вот иезуит, католический священник, ректор Института св. Фомы. Мексиканец, проживший в России 16 лет из своих 45-ти. А плохо… Нет, не плохо, а досадно и грустно, что воспоминания в книжке лишь в весьма слабой степени, слишком смутно отражают его личность. Это сравнимо с фотоснимком, где толком человека не разглядеть – так, нечто смазанное и трудно различимое, захваченное в момент движения, когда контуры и детали словно смывает волной, или сдувает ветром. Но не стану тратить время на анализ того, почему так вышло. Огромнейшее спасибо тем, кто создал сборник статей, посвящённых Октавио, а я… С опозданием, многое уже позабыв, попытаюсь сейчас добавить к ним, к чужим воспоминаниям, несколько своих. В книге их никогда не будет уже, и вряд ли удастся сделать «более точным» портрет замечательного священника, а всё же и эти отрывочные записи (независимо от их литературной ценности) должны остаться, как одно из дополнений к рассказу о «падре», как называли его некоторые друзья и прихожане.

     Нас познакомила моя крёстная, Маша. Совсем незадолго до своей смерти. Она хотела «передать» нашу семью, которую бесконечно любила и опекала, «своему духовному отцу», который мог бы поддержать нас после её ухода. Маша беспокоилась, что мы останемся в горестной пустоте, когда её не станет, и просила Октавио принять нас под свою защиту. Октавио очень любил Машу, прекрасно сознавал, насколько она необыкновенный, интеллектуально и духовно могучий человек – и потому согласился дать нам поддержку. Впрочем, близости, взаимного доверия с ним могло и не возникнуть. Тогда бы после двух- трёх встреч мы бы прекратили общение. Но Бог позаботился обо мне, маме и брате: духовная связь с Машей не прервалась после её смерти, а наша жизнь стала развиваться теперь уже освещаемая личностью отца Октавио…

      Ну, на самом деле, это, кажется, и правда последние. Жалко, одного не успел отсканировать - и уже подарил. Так и останется вечной тайной, КАК он выглядел... Впрочем, 59 других здесь, перед вами. И ещё раз поздравляю всех с Рождеством и Новым годом! Всем счастья!..

     Один мой хороший знакомый (врач и поэт... прямо, как в античности...) попросил меня проиллюстрировать сборник его стихов. Я и проиллюстрировал. Стихи перепечатывать не буду: во-первых, не уверен, что автор согласится, во-вторых, придётся помещать их к каждому рисунку, а это - слишком долгая и утомительная история. Так что ограничусь только иллюстрациями. Главная задача заключалась в том, чтобы средствами рисунка передать своё впечатление от поэзии моего знакомого.  

     Ну и последние (наверное) дракончики... 

     Вот уже довольно давно, уж никак не меньше 30-ти лет, я перед Новым годом делаю поздравительные открытки с животным, символизирующим год грядущий. Дарю их близким, дорогим мне людям, просто хорошим знакомым. Иногда даже совсем незнакомым людям. 2012-й - год Дракона. Я уже нарисовал 40 открыток, но, боюсь, придётся сделать ещё пару десятков дополнительно. Так вот, все они будут розданы, но впервые у меня появилась счастливая возможность отсканировать себе мои рисунки, которые обычно навсегда уходят от меня, разлетаются по всей Москве. И я, в преддверии праздника, буду частями выкладывать их в своём дневнике. Если кому-то они понравятся - ради Бога, копируйте их себе на память! Мне будет только приятно, что количество поздравленных мною будет больше. Всем удачи и НАСТОЯЩЕГО, ОЧИЩАЮЩЕГО ДУШУ - праздника!!! Ваш Дон Жон. 

                                                    Я

Янковский. Мне он полюбился с детства. Помню, завораживающе действовала обложка журнала «Советский экран», там, на снимке, он сидел, облокотившись на спинку лавочки, устремив в тебя свой коронный взгляд исподлобья. Светлые глаза, полуусмешка в низу длинного худого лица, тяжёлая прядь – занавесом надо лбом. Загадочный. Волшебный. Совсем не предназначенный для советского экрана…

      «Обыкновенное чудо». Волшебник с русой бородой и узкими пальцами пианиста. Он припадал виском к книжным полкам, клал эти белые хрупкие пальцы на мерцающие корешки книг, произносил пламенный монолог, и музыка звучала тоже пламенно. Она усиливалась, рвалась в небеса, словно разгорающийся костёр. В глазах Волшебника накипали огненные слёзы…

     «Тот самый Мюнхгаузен». Там, после мучительных колебаний, любимая его кричит о том, что в пушку, из которой Мюнхгаузен должен лететь на луну, положили мокрый порох. Порох должен быть сухим, тогда, хоть и велика опасность взорваться, но есть и шанс взлететь к луне верхом на ядре. И она, любимая Мюнхгаузена, говорит – нет! почти визжит сквозь рыдания:

     - Они положили сухой порох, Карл! Они хотят помешать тебе, Карл!!...

     - Вот!- прикрыв глаза и вскинув вверх палец, выдыхает Мюнхгаузен.- Спасибо, Марта. Спасибо… Пусть завидуют. У кого ещё есть такая женщина?!

      Герой уже далёк от земли. Он уже почти там – на луне. И последнее препятствие – «ложь во спасение». И преодолеть его помогла та, кого он любит. Та, которая оказалась способной понять важность «смертельного полёта»…

      «Полёты во сне и наяву». Его героя зовут Сергеем? Кажется, так. Где-то у расплывчато-осеннего горизонта, перед мохнатой полосой леса танцуют, едят, пьют – ненужные надоевшие друзья и сослуживцы. А он стоит над обрывом. Перед ним висит канат с прикрученной палочкой. Это род качелей для раскачивания над рекой. Выждав пару мгновений, Сергей ловит пальцами конец каната, берётся обеими руками за палку, точно за крестовину меча. Вытирает щёку о плечо. Внимательный и насмешливый взгляд в сторону  веселящихся знакомых, сжатых расстоянием до размеров бабочек. Замедлившаяся, застывшая ненадолго песня внезапно с новой силой взмывает, ввинчивается в прогорклый осенний воздух, - и с нею вместе летит туда на канате Сергей…

     «Ностальгия». Помните? Он идёт со свечой через осушённую купальню. Кругом камни в кривых трещинах. Влажно и шершаво звучат его шаги по ещё не высохшим плитам. Длинное пальто. Вспотевшая прядь на лбу. В правой руке зажата свеча. Ладонь левой прикрывает от ветра заваливающийся язычок пламени.

      Герой должен перейти купальню с зажжённой свечой… Помните?

                                   Ю

Юмор. Не очень люблю я это слово… Именно само слово, а не то, что оно означает. Вот как услышу: «Это мужик с ю-у-умором…», так сразу коробит. Ощущение, словно комок бумаги проглотил.

     Или пишут в какой-нибудь статье: «Юмор писателя особенный…» И опять коробит, опять кажется, что драгоценнейший дар вызывать улыбку - свели к механическому действию, втиснули в термин, как в узенький ящик картотеки.

     А уж производные от «юмора» - «юморной», «юморок», «юморить»… Они обжигают своей пошлостью, так и проступают сквозь них туповатые физии с большими, изготовившимися к ржанию ртами…

     Нет, должно же быть какое-то другое слово… Где мой словарь синонимов?.. Та-а-ак…

     Слова «юмор» там вообще нет! Хм, любопытно. А что скажет толковый словарь Ожегова?... «Беззлобно-насмешливое отношение к чему-нибудь». Не исчерпывающее объяснение, но всё же ничего – это лучше, нежели одно, бесполезное, как затерявшаяся в кармане десятикопеечная монета, слово «юмор».

     Вспомнилось, как один балагур выдавал за столом одну за другой похабные истории об известных артистах. Изредка он взглядывал на меня и поспешно говорил: «Извините за юмор…»

     Может, в словаре иностранных слов найдётся хорошая замена этому слову?

     Не нашлась. Даже цитировать не стану – очень длинно, многословно, вязко. Нет ли «юмора» у Даля?...

     Есть! И, как всегда, дано дивное определение! Сколько раз находил я поддержку и утешение у благословенного Владимира Ивановича!.. «Весёлая, острая, шутливая складка ума, умеющая подмечать и резко, но безобидно выставлять странности нравов или обычаев; удаль, разгул иронии.» Каково? Это же просто маленький скрипичный концерт, а не словарная статья! Я даже чуть не полюбил слово «юмор»!..

     Почему ещё меня злит, что существует только один термин, обозначающий умение смешить или смеяться? Ведь шутить, острить, высмеивать, иронизировать, поднимать на смех, вышучивать, подкалывать, язвить, ехидничать, насмешничать, прикалываться, веселить – всё это не может называться словом «юмор». И даже если пристегнуть ещё одно понятие – «сатира», всё равно будет недостаточно. И если ещё сверху положить «иронию», легче не станет. Получается, мы должны удовлетвориться тремя вариантами: 1) Юмор – умение беззлобно высмеивать недостатки и противоречия человеческой жизни; 2) Сатира – осмеяние в резкой обличительной форме людских пороков и слабостей; 3) Ирония – тонкая насмешка, способность намекнуть на комизм ситуации, поведения человека и т. п..

     Опять вспомнился эпизод из моей жизни. Та немочка-феминистка, о которой я вспоминал в предыдущей статье, как-то со смехом рассказывала мне, что ковбой, рекламировавший сигареты «Мальборо» в течение многих лет, - умер.

     - А что смешного-то?- удивился

                                               Э

Эмансипация. Давайте разберёмся… Самое лапидарное объяснение этого термина – уравнивание женщин в правах с мужчинами. То есть женщины должны делать то, что до сего момента было исключительно мужской прерогативой. Так? Ну, право голоса дамы уже давно получили. (Выкрик какой-то феминистки: «Не так давно! Историю нужно знать, молодой человек!») М-да, судя по силе вашего голоса, лично вы явно злоупотребляете этим правом… Итак, о брюках, курении и прочих мелочах говорить не стоит. Вот, правда, усы и бороды пока наши красавицы не носят, но… вряд ли виной тому патриархальный уклад жизни. Однако, речь прежде всего идёт о принципиально важных видах деятельности. Например, об управлении государством.

     Часто слышу: «Ну вот была же Маргарет Тэтчер премьер-министром Великобритании!» Была. Это даже я знаю, хоть от политики так же далёк, как белый медведь от банановой рощи. Но вот припоминаю, беседовал я раз с одной немочкой-феминисткой. Жила она в Англии, а в Россию приехала закрепить русский устный. Бог знает, зачем ей понадобилось изучать наш язык. Может, на «русский факультет» ей легче было поступить из-за скромного количества желающих на нём учиться… Вот заговорили мы об Англии, об английских политиках. Я сказал: «У нас очень любят Маргарет Тэтчер.» Немочка вытаращила глаза.

     - Тэтчер?!!! Маргарет?!!!

     - Ну да… Я другой не знаю. Вот, разве что Бекки Тэтчер из «Приключений Тома Сойера».

     - Серьёзно?! У вас её любят?!!

     - У-уважают,- смешался я.- Говорят, что она такая умная, обаятельная и вообще… яркая личность.

     - Это она умная?!- продолжала негодовать немка.- Да она…

     Не помню, какие конкретно претензии у неё были к Тэтчер, но список их растянулся от Москвы до самых до окраин. Немочка даже сердито стукнула меня костлявым кулачком по колену. Я уж побоялся ей сказать: «Так ведь она же женщина. По идее, должна управлять страной получше мужичков…» (Снова резкий выкрик феминистки: «Один неудачный пример ни о чём не говорит!») Не спорю. Пусть их будет побольше – тогда станет значительно проще, так ведь?

     Но знаете, сильная женщина, этакая амазонка-администратор, бизнес-леди, царица полей и всех мочалок командир – тип, чисто по-женски, не самый привлекательный. Фирма её может процветать; школа, которой она руководит – быть одной из самых престижных; подвластный ей журнал – хорошо раскупаться. Но… возможно, я ошибаюсь, но… ну вот никак не могу я представить её счастливой в личной жизни! Привычка подавлять непременно скажется на её взаимоотношениях с мужем или любимым. Кто удержится рядом с ней? Бессловесный, криво улыбающийся мямля в приличном и бесцветном пиджаке? Или некто снисходительно посмеивающийся, очень аккуратный, пресно самодостаточный и… пунктуально изменяющей ей с отнюдь не деловыми дамами? Есть ли другие варианты? (Феминистский вопль: «Есть! У моих подруг, например…») Да-да, конечно. У ваших гордых и переполненных уверенностью в себе подруг, безусловно, оч-ч-чень достойные мужья. Наверняка они исключительно хорошо готовят и вдохновенно стирают по вечерам. И ещё поют для своих жён под гитару. При случае передайте им мой поклон… Бедные счастливцы!..

                                                    Ь

Мягкий знак. Да-а, помню, оказала мне как-то мягкий знак внимания одна дамочка…