А это видеоклип, сделанный мною под впечатлением от прекрасного фильма Хотиненко "Гибель Империи". Песню за кадром исполняет Е. Смольянинова.
Пробую теперь делать видеоклипы... Вот для затравочки один из них. Музыка знакомая, да и практически все рисунки из клипа есть в этом дневнике (в фотоальбоме). Однако, по-моему, вместе с музыкой они весьма недурственно сочетаются. А?... Ну, нечего иронически усмехаться! Это я и сам могу...
А вот, так называемое, «программное стихотворение».
Если в зеркале видишь сумятицу чёлки своей,
Если в собственных зенках читаешь вопрос риторический,
Если чувствуешь сзади дыханье игривых теней,
Значит ты обречён, обречён, так сказать, исторически.
Обречён видеть свет в пустоте и внимать тишине,
Обречён на скитанье с сомнениями колченогими,
Обречён ощущать не влиянья – вливанья извне.
Что же, это бывает, но, в сущности, с очень немногими.
И, бледнее, чем Байрон, к кирпичной стене прислонись,
И, не морщась, глотай дармовое вино иждивенчества,
И пред дамою падай, как будто ты падаешь в высь…
А когда надоест – на обочине сядь. И жди вечности…
17 декабря 1998 года
Да-с, опять он - драгоценный мой Аркадий Тимофеевич! Причём этот рассказ его - самый мой любимый...
Перелистываю обветшавшие уже, ставшие бежевыми от времени страницы с отпечатанными когда-то на машинке стихами. Как обычно, всё перепечатывать в дневник - лень. Да и ни к чему: хоть стихов у меня не много, но читателей-то ещё меньше. Стоит ли испытывать их терпение? Потому решаюсь публиковать здесь только «избранное».
Вот, например, стишок, который при перечитывании не вызвал у меня раздражения и особых претензий к самому себе.
Зима. Напряжение чёрных деревьев.
Горбатые спины сугробов. Мороз
в подвал загоняет кошачье отребье
и лица прохожих терзает до слёз.
Один молодой человек покупает
цветы у бесцветной старухи в метро.
Потом он идёт и рукой защищает
неяркое пламя оранжевых роз.
А в комнате, прячущей чьё-то мерцанье,
серьёзная девушка смотрит в окно.
Заколоты пряди с особым стараньем,
и стол для двоих приготовлен давно.
Звонок. На пороге столкнулись улыбки.
Замёрзший букет, как огромный бокал,
66-й сонет
Я жить устал, мне видеть невтерпёж
Достоинство, рождённое в лохмотьях,
И пышно разнаряженную ложь,
И Веру в искусительной ломоте,
И Славу, что купили шулера,
И проданную за пятак Невинность,
И Честность, что прогнали со двора,
И Мощь, у коей немощь появилась.
И как теряет речи дар Поэт,
Как он дрожит под зорким оком власти;
И Правду называют словом «бред»,
А Доброта в чести, но лишь отчасти.
Я умер бы!... Но другу моему
Так страшно оставаться одному.
( Из Шекспира )
Осталась одна последняя сказка. Сочиняя подписи к древним этим картинкам, невольно вспоминаю всё, что было с ними связано... Юность... Большие надежды... И прочие сентиментальности... Возможно, все мои "вступления" абсолютно лишние. Но точно уж не лишним будет выразить глубочайшую признательность всё тому же Олифанту, вдохновившему меня на создание этих сказочек. Без его влияния, без его идей, без обаяния его личности, никогда бы не сочинилось ничего подобного. Потому считаю его вольным или невольным, но полноправным моим соавтором... И пусть не отпирается!!
Про Иванушку-дурачка
1. Занедужил раз один старик. Призвал к себе трёх сынов, говорит им: "Видать, время пришло мне с белым светом прошшаться. Оставляю вам избу и прочее именье. Авось посля смерти моей не перерегрызётесь..."
2. Схоронили сыновья папаню, почали наследство делить. Старший дело отцово продолжил - разливным пивом борзо торговать стал...
3. Средний сын дом с дворенком к рукам прибрал. Оженился, робёночка на свет произвёл...
4. А меньшому - Иванушке-дурачку - ничего не досталося. Не грызлись братья, не собачались, просто выставили его за дверь. "Ступай, с Богом, Ванюша. Ты у нас - младший, любименький. И ты тоже люби нас - на глаза боле не показывайся." Что поделашь? Побрёл Ваня прочь с котомкою.
5. Идёт Иванушка лесом, глядь, старичонко какой-то на пеньке сидит, саженной бородой играется. Поздоровались, разговорились. Оказался старичонко тот кудесником. Пожалел он Иванушку и вот что ему присоветвал-то...
6. Раз в году на Чудесное Озеро слетаются гуси-лебеди. Не простые то птицы, а волшебные. Главная лебедь - Царевна дивно-изумительная. Коли кто ту Царевну Лебедь словчится, да сграбастает, тому счастья навалит до усов и выше!...
Да-а, что-то мой комп артачится. Каждая новая запись публикуется с неимоверными трудностями. Сейчас, например, это уже третья попытка поместить сказочку о Садко. Дважды текст уничтожался. Без моего желания, разумеется. И тем не менее...
Вспомнилось, как когда-то на одной вечеринке сказки мои смотрели гости из Франции. "Пояснительный текст" произносил Олифант. Не берусь судить, каков был его французский, но реагировали "заграничники" весьма живо. Смеялись, тыкали изящными пальцами в мои картинки. Но вот добрались до сказки о Садко. Олифант с кисловатым выражением лица посмотрел на меня и сказал: "Н-ну, и так далее",- и мягким жестом убрал рисунки в папку. "Пуркуа-а-а?!- возмутились французы.- Ми хотеть дальшЕ!" "Н-ну-у-у,- поморщился Олифант,- там осталось то, что сложновато для перевода..." На самом деле ему просто не хотелось портить впечатление, так как сказка о Садко ему не нравилась. Я промолчал. А что тут скажешь? Тогда я ещё не умел обыгрывать подобные ситуации. А французики принялись скандировать: "Ньет! СказкИ! СказкИ!" "Ну давайте,- уступил Олифант и, обращаясь ко мне, добавил:- Только ты уж сам это комментируй..."
Садко
1. Подивись, народ, - вот Садко-купец!
Он богат, силён и вобще - молодец!
Рядом с им гишпанец хребёт свой гнёт;
Антиресно, о чём он с им речь ведёт?
2.Говорит гишпан, мол, земля така есть,
Где золота у дикарей не счесть!
Да вот заковыка - живут эти бедолаги без соли,
За фунт её пять пудов злата дают без боли...
3. Смекает Садко,тут будет пожива.
Собирает дружину тогда свою живо,
Говорит ей: "Робяты! Будя пить-веселиться,
Махнём к дикарям, чтобы озолотиться!"
4. Гляньте-кось, высморкаться вы не успели,
А Садко с дружиной поплыл в самом
К слову сказать, сказки эти существовали только в картинках. Текста не было, был только голый сюжет. Предполагалось, что пояснения к слайдам будет произносить "вживую" небезызвестный Олифант, тогда уже вовсю блиставший красноречием и остроумием. Однако, идея подобного шоу не осуществилась, и дискотеки проходили по-старинке: мат, вихляние и дёрганье в апокалиптических сполохах , водяра и пиво в тёмных углах, мордобой... Трудно заниматься культуртрегерской работой, милостивые государи мои!... Да, а тексты теперь приходится сочинять самому. Спустя 23 года...
Итак, "Алёша Попович и Тугарин Змеёвич".
1. Подъезжает раз добрый молодец, что звался Алёшей Поповичем,
Да ко славному граду Киеву, где Владимир князь правит ласковый.
2. И во гриднице встретил гостя сам князь Владимир, что прозван ласковым;
И зачал Алёше Поповичу на жизнь горькую свою жалиться...
3.Объявился, мол, супостат один - звать Тугарином, сын змеиный он.
И Тугарин тот люб народу стал, и любезен он молодой княжне.
4. "Гой еси,- вскричал тут Алёша-млад,- постою за честь града Киева!
Не позволю я басурманину на престол, да на дочь твою зариться!!"
5. Вот и пир пировать сели все за стол. А Тугарин
Что-то барахлит компьютер... Или какая-то лажа с интернетом... В общем, - ещё одна мучительная попытка опубликовать-таки новый материал. Впрочем, материал-то как раз самый древний: году в 88-м я сочинил и проиллюстрировал несколько сказочек для слайд-шоу, которое должны были крутить на дискотеке в промежутках между молодёжными плясками. То был самый разгар перестройки, что, конечно, отразилось на стиле этих сказок. Хотя, откровенно-хулиганского в них, по-моему, ничего нет... Короче, вот одна из них - "Про бедную падчерицу".
1. Померла жена у одного мужика. Загоревал он, конечно. Запил... Хорошо хоть была у него опора - преданная и ласковая дочь - Василиса.
2. Ну, кончил мужик горевать, из запоя вышел, да и взял себе новую жену. Баба она из себя видная, красотой и здоровьем Бог не обидел. Только душа у неё - чёрная, хоть лицом она бела да румяна. Сразу мужика под себя подмяла, он при жене лишнее слово вымолвить боится. Сын у неё - балбес великовозрастный; она в нём души не чает. А Василисушка бедная, в доме - вроде как служанкой стала...
3. Но прискучило злой мачехе терпеть дома падчерицу. Говорит ей как-то раз: "Ступай вон! Нечего в моей избе место занимать!" Заплакала Василиса, да разве слезами горю поможешь? Покорилась она судьбе своей горькой и пошла, куда глаза глядят...
4. Вот шла она, шла, да пришла в лес дремучий. А дело зимой было, мороз стоял лютый! Видит девушка ковыляет навстречу калека убогий. Из одёжи на нём - одна шапка да исподники. Ну ещё и костыль деревянный...
5."Здравствуй,- говорит,- красавица! Подай убогому на пропитание... А коли денежек нет, так дай хоть одёжку: видишь, как я замёрз." Испугалась Василиса. "А я как же, дядечка, без одежды-то?" "Не бойся, милая, я зато тебе одну великую тайну открою!..." Доброе сердце было у падчерицы. Подумала она да и отдала калеке всю одежду... Только рукавички решила оставить: память то была о покойной матушке, она их сама для Василисы связала...
6. А калека напялил на себя тулупчик её и валенки и давай, бессовестный, потешаться! "Дура ты дура легковерная! Никогда не делись тем, что самой надобно! Вот она тайна-то великая да заветная!" И пошла Василиса, раздетая, дальше вся в тоске и ужасе несказанном.
Мой сон
Мне снился сон. Вечерний Петербург
поднялся, не стряхнув с карнизов снега.
Всё было синим. Воздух был упруг.
Качался крендель, гнутый, как омега.
Сначала были небо и стена,
ползущая, как поезд, к горизонту.
Потом зевнула арка. Глубина
меня втянула в хобот мастодонта.
Я не хотел, но двигался быстрей
и каменную плоть прошёл навылет.
Сверкнули зубы жёлтых фонарей,
и скрипочки надрывные завыли.
Я во дворе. Забрызган светом снег.
Стеклянный вход сияющим квадратом,
и приглашает, подавляя смех,
меня швейцар, галунный бородатый.
Вхожу. Эстрады яркое пятно.
Цыганка в красном бубном бьёт о стену,
а в такт ударам мерно пьют вино
безликие, как деньги, джентельмены.
Я мешкаю, я чувствую, что зря
ритмичное их пьянство нарушаю.
Хочу уйти, но вдруг швейцар в дверях
галунной грудью путь мне преграждает.
[450x700]
Песенка
О Борисе Рысеве впервые услышал году так в… тысяча девятьсот… восемьдесят седьмом, наверное. Да, именно тогда я… Нет, вру! В 1988-м! Точно! Мне ещё и осьмнадцати не исполнилось, вид был юношески-беспомощный, и всё было в полунамёках – будущее, грехи, добродетели и… И усы тоже были полунамёком, парой беглых штрихов над губой. Я учился на третьем курсе художественного училища и только-только познакомился с Кирой и его «Театром Апреля». Вдаваться в подробности неохота, для этого я ещё недостаточно одряхлел, но, коротко говоря: в училище мне было скучно, я буквально прокисал в воняющих масляными красками и карандашным графитом аудиториях. А в театре французской пьесы – напротив. Там мне было весело. Там было хорошо настолько, что я непрерывно сиял и мысленно постанывал от радости общения с апрелевскими актёрами и актрисами, такими молодыми ( в основном, они были на 7-10 лет меня старше), такими полноценными и душевными…
Да, необходимо пояснение: в «Театре Апреля» я подвизался в качестве художника-декоратора. Меня там так и звали – «Художник». И в этой расчудесной компании я и услышал впервые о Рысеве. Перед началом спектакля, пока неповоротливая публика шлялась по фойе или поёрзывала, сидя в зрительном зале, из динамиков волна за волной катились волшебные аккорды, и задушевный голос с предельной искренностью и простотой пел песни Жоржа Брассенса. Голос принадлежал Рысеву – переводчику и исполнителю произведений французского барда. Так моя юность, период абсолютной влюблённости в жизнь и людей, наипрочнейшим образом связались с этими песнями…
Театр наш распался. Училище я закончил. Рысев же эмигрировал, если не ошибаюсь, - в Канаду. Юность постепенно втекала в медленный, холодно-блестящий поток жизни. В нём растворилось многое… Даже слишком многое там растворилось… И вот недавно я, давно выпавший из жизни, полез в интернет в отчаянной попытке отыскать там песни Бориса Рысева. Зачем? Да ясное дело – чтобы того… воскресить воспоминания. Звуками наполнить душу, как говорил пушкинский Сальери. Отыскал. Послушал с грустию… Классическая ситуация, обмусоленная в миллионах стихотворений и запетая до полной невнятицы в тысячах романсов – «не пробуждай воспоминаний». И с разочарованностью, с грустной пустотой в сердце, я… обнаружил вдруг 2-3 песни, никакого отношения к Брассенсу не имеющие, но исполненные тем же Рысевым. Да-да, они были не просто исполнены (спеты) им, а именно преисполнены!! С потрясающей ясностью я осознал вдруг, как же он, Рысев, хорош, добр, проникновенен, насколько изумительный у него дар – преображать текст и мелодию песни, чтобы она не существовала где-то вовне, но росла и расцветала в тебе самом!...
Вот, в частности, песенка из репертуара Никитиных «Бричмулла». Ну что, в конце концов? Приятная и привязчивая мелодия. Простенькие стихи… Хороший текст, но… сами же понимаете… Какой там Пушкин! Так, игра бликов на воде… Но! В исполнении Рысева песенка не просто очистилась от никитинского сахара, а зазвучала абсолютно по-другому. В ней я услышал откровеннейшее признание зрелого мужчины, собравшего силы, чтобы хоть частично выбраться из-под обломков рухнувших надежд и глянуть туда, в ту самую заоблачную, куда мы так долго и охотно глядим в юности…
Исторический музей (Продолжение)
Второй этаж. Возок Петра I-го. Ломберный стол из маркетри. Настольное украшение к десертному сервизу Екатерины II-ой…
Фарфоровые группы людей расположились у подножия трона ея величества. Сама императрица, милостиво улыбаясь, подалась вперёд, странно отставив в сторону ручку. Особенно позабавили Романа коленопреклонённые крестьяне с античными бородами, театрально заламывающие руки от умиления.
- Прямо балет какой-то,- усмехнулась и Кристина.
Мундиры, сюртуки, ружья… Роман и Кристина уже ощущали усталость. Стали отвлекаться на звуки. Процокала каблуками одна из работниц музея. Акустика делала их стук близким к отрывистым звукам валторны.
- А тут ещё и третий этаж есть?- стараясь деликатно снивелировать в голосе тревогу, поинтересовалась Кристина.
Лицо её было замечательно красиво. И так трогала эта героическая готовность идти дальше, несмотря на утомление и боль в ногах.
- Есть,- тепло улыбнулся Роман,- но там, может, и нет ничего такого… Я сейчас спрошу…
Он приблизился к смотрительнице, сидевшей увесистым буддийским божком.
- А на третьем этаже есть ещё залы?
- Да, там выставка к 65-летию Победы… А в «золоте» вы были?
- Да, были,- грустно усмехнулся Роман.
- А на третьем – тоже золото?- встрепенулась Кристина.
- Давайте-ка лучше спустимся вниз… с заоблачных высот,- сказал Роман.
Девушка осторожно хихикнула.
На первом этаже – магазинчик с сувенирами. Двинулись туда за подстаканником. Долго рассматривали бронзовые фигурки за стеклянной дверкой витрины. Добродушная продавщица предложила открыть её и взять в руки то, что заинтересовало. Потом спросила:
- Ну как, впечатлило?
- Да, спасибо,- вежливо солгал Роман.
Исторический музей (Продолжение)
Наскальный рисунок мамонта, увесистые кости ископаемых животных, наконечники копий… Длиннющий чёрный чёлн ( 3-е тысячелетие до н. э. ). Золотая булавка.
- Двадцать пять сантиметров,- прочитала надпись на ярлычке Кристина.- Если вечером на улице кто-то пристанет, можно такой и глаз выколоть.
- Ого, да вы боевая женщина! Вскинул бровь Роман.
- Ну а как по-другому-то?- отозвалась Кристина.- Жить-то страшно становится.
- Да-а, тут не поспоришь…
Опять наскальная живопись – великолепные олени с ртами, открытыми в сердитом недоумении. Фибулы, монетки, бусы…
Увидев молоток (Новгород XII – XIII вв.), девушка громко ахнула:
- Ой, у моего бати ну точно такой же! При-ко-о-о-ол!
Роман глядел на неё уже почти с нежностью. « Нет, если бы я пошёл в музеё один,- подумал он,- было бы гораздо хуже…»
Поразила воображение гипсовая копия ворот Новгородского собора святой Софии. Это делалось нашими предками с западноевропейского оригинала. Обе чёрные створки разделены на квадраты, в каждом из которых – сценка. Возможно, из Священного Писания. Роман как-то засомневался, что новгородские мастера с дотошностью повторили образец. Уж больно лубочно-весёлые получились фигурки! Как-то многовато в них было российской бесшабашной аляповатости.
Роман с Кристиной шли дальше.
- Ой, какой чувак прикольный!- восхитилась вдруг Кристина.
Роман обернулся и увидел на витрине фигуру шута из позолоченного серебра. Шут был хмелён и уродлив, лицо, словно треснуло в идиотической улыбке. В руках он держал кувшин и чару. Эта фигура – кубок. Оказывается голова пьяного паяца откидывалась назад, а в обрюзгшее туловище его наливалось вино. Надпись гласила: «Западная Европа, 17 век».
- А говорят, русские только бухать здоровы!- покачала головой Кристина.- Но вообще готичная вещь. Я бы такую хотела иметь. А вы?
Не знаю, почему, но захотелось поместить её в дневник... Видимо, очень уж она соответствует нынешнему моему состоянию. Хочется поделиться радостью этого найденного соответствия. Смешно, конечно, потому что разум очень ясно и очень отчётливо говорит, что делиться абсолютно незачем: кому это интересно? Ну, хотя бы пара человек, возможно, просто послушает песню, и (почему нет?) она им понравится. Будем надеяться хотя бы на это...
  |
[590x700]
Исторический музей
Жарынь стояла несусветная! А ему позвонили и попросили сводить в Исторический музей Кристину. Она… как бы покороче… Одним словом, троюродная сестра одного приятеля. Приятель зашивался на работе, а тут ещё у младшей нарыв на ручке выскочил, да тёща сломала ногу. Троюродные сёстры из маленьких городов ведь тогда только и приезжают, когда зашиваешься, да ещё нарыв, да ещё тёща… Отказать приятелю нельзя. Во-первых, - приятель. Во-вторых, - совесть. В- третьих… Ну, если честно, делать как раз ему нечего было. Ему, Роману Козловскому…
Так вот не знаешь человека, можешь подумать: «Роман Козловский! Наверно, напыщенный балбес какой-нибудь…» А вот вовсе и нет! Любим мы сгоряча рубить…
Роману за тридцать. Закончил Историко-архивный. Был женат. Благородно развёлся. Читал, развивался. Между прочим, до женитьбы и после. И даже во время женатой жизни. А сейчас – отпуск. Так получилось, что занять себя оказалось нечем, он и подумал: « Кстати, я ведь давно уж собирался возобновить сочинительство.» Козловский периодами сочинял стихи. К слову сказать, весьма приличные. Ну вот, например:
Моя стареющая муза
Твердит всю ночь: « Роман, - ты лузер!
Ты оказался в брачных узах,
Как шарик, угодивший в лузу.»
Совсем не плохо, правда? Вот он бы и погрузился опять в поэзию, но тут – звонок. Врасплох застали, аспиды! Пришлось согласиться и…
И вот Роман Козловский вышел из подъезда. Жарынь стояла несусветная! Один шаг с крыльца – и сразу в жгучие объятия солнца. Он пошёл сквозь этот плотный жёлтый шар, изумляясь наглости голубей, не уступавших ему дорогу.
По пути к метро сочинял на ходу:
Герой Советского Союза
На юге греет своё пузо.
Кхм… Ужасно утомительно перепечатывать старые свои вещи… Иное дело, когда печатаешь, сочиняя. А так… С чем бы сравнить… Ну, например… Да-а-а, вот он творческий-то кризис! Даже сравнение не можешь придумать… Душевных, умственных и прочих сил хватает лишь на многоточия! Ладно, буду вынужденно краток. (Выходит, не всегда краткость – сестра таланта; иногда она – падчерица бессилия.) Вот одно из моих стихотворений. Когда-то при его помощи я пытался соблазнять женщин. Не помогло. Хотя стихотворение хорошее. Может, надо было писать похуже? Тогда бы и дамы были благосклонней?... В общем, в мае 1994-го я сочинил
Леди
Не сердитесь, прекрасная леди!
Может, вам заказать шоколад?
Да, некстати сегодня я бледен,
пальцы тоже некстати дрожат…
В море глаз ваших – синяя буря
и вопрос: «Как могли вы, медведь,
легкомысленно так балагуря,
с Афродитой под тентом сидеть?!»
Каюсь, милая леди, «серьёзы»
не могу на лице сторожить
и шмелём рядом с белою розой
не умею