Ну уж, доложу я вам, и кухня! Закоптелый потолок, какие-то мёртвые сухие букеты висят по стенам, а меж ними – зайцы ободранные, синие окорока, связки лука. Горы лука были и на столах; видно стряпуха всем прочим предпочитала именно эту приправу, не дающую посетителям уловить «ненужные» запахи. Ещё всякие бутыли, грязные сосуды, точно выловленные в болоте… В очаге на вертеле – не поймёшь кто. Больше всего смахивает на гигантского жука. Тьфу!

     А на каменной плите – кипят, плюются рассвирепевшие кастрюли, а пар так и висит, как зловещий обморочный туман… Еле-еле Себастьян разглядел худенькую замарашку с поварёшкой и целым набором ножей на поясе. Замарашка металась туда-сюда, с грохотом переставляла тарелки, швыряла в кастрюли горстями какие-то несусветные специи… Ножи на поясе звенели и мерещилось – на кухне идёт нешуточный бой: валятся убитые, бойко фехтуют резвые вояки, гремят доспехи…

     - Доброго дня доброй женщине!- поклонился гном.

     - Ой, этого-то как сюда занесло?!- изумилась через плечо маленькая кухарка, продолжая метаться по кухне.

      - Осмелюсь просить разрешения посмотреть, как вы тут… орудуете…

     Себастьян шевелил направо и налево густыми бровями, присматривался.

     - Посмотреть…- пробормотала женщина, озабоченно стряхивая пыль с рук прямо в кипящую кастрюлю.- Только тебя мне не хватало! Ты чего, в повара наниматься пришёл? Так нам без надобности – видишь, тут и одной бы успеть управиться…

     Поскольку связи в её словах не было никакой, гном предпочёл промолчать и просто подошёл ближе, озабоченно заглянул в кастрюлю.

     - Что, коротыш, ходули свои там потерял?- весело поинтересовалась замарашка, которая, к слову, была выше гнома лишь на полторы головы.

     Пугливый, хмурый и обидчивый Себастьян в другой раз непременно бы завял от такой дерзости, но сейчас… То ли женщина оказалась слишком забавная, то ли сказалось обладание Занзарром (с ним и в мышонке проснётся самоуважение), но гном неожиданно засмеялся и ласково сказал:

     - Голубушка, вы же неправильно стряпаете! Вы остановитесь, я объясню…

     О-о-о, как разъярилась маленькая женщина! Она подпрыгнула даже и подлетела к Себастьяну с такой скоростью, что тот засомневался, точно ли люди не умеют творить чудеса.

     - Вот я тебе дам поварёшкой по бровям, так узнаешь!- взвизгнула она пронзительно, но… вот ещё одно чудо – НУ СОВСЕМ НЕ СТРАШНО! Хоть и полыхнули синим пламенем рядом с лицом Себастьяна такие же, как у сестры, прекрасные глазищи, да вот слишком они были прекрасны, чтобы испугаться.

     Себастьян снизу смотрел на раскрасневшуюся стряпуху и улыбался. Из мохнатых бровей, как из мха, показались даже его маленькие, как две зелёные ягодки, глазки.

     - Чего зубы скалишь?! Я ведь не посмотрю, что гном, ка-ак врежу поварёшкой –

Всего не расскажешь. Полосатый, по своей привычке, быстро отвлёкся от неприятных мыслей, рассудив, что месяц-то уж точно он может прожить с людьми (больше, по Закону, не полагалось), а за месяц что-нибудь да придумается! Или Себастьян погибнет… Впрочем, смерти ему он уже не желал. Пусть пока живёт с людьми. А при Перстне-то, может, они с ним ещё так себя покажут, что всё Чародейское Сообщество рты свои бородами позатыкает. Таких дел вдвоём можно натворить!.. И Полосатый с увлечением принялся рыскать по Королевству, выясняя, что теперь здесь к чему: последний раз он был у людей лет сорок назад, не меньше!

     Гном тоже не сидел сиднем (забавно, но, оказавшись среди людей, он полюбил прогулки); иногда отправлялся ночью на «вылазки», надев предварительно Занзарр. Так он изучал жизнь людей, привыкал к ним, вникал в нюансы… Так прошло семнадцать дней.

     Однажды Себастьян заглянул в трактир «Седой Орешник». (Вообще названия у трактиров были до неприятного нелепы.) При его появлении двое мужчин поспешно отсели подальше, скрылись в тёмном углу, как тараканы. Хозяйка, полненькая, с волосами совершенно золотыми, и с чем-то тревожаще пышным и розовым в вырезе платья, взглянула без всякого страха, даже, вроде, довольно улыбнулась, точно рада была приходу гнома. Это его удивило, ведь обычно его все боялись и прятали от него глаза (и это, чего уж там! пока очень радовало Себастьяна).
     - Доброго дня, хозяйка,- сняв колпак, гном отвесил поклон, как полагалось у людей.

     - Доброго дня, господин гном.

     И голос у женщины такой… приятненький оказался! Ну действительно, точно глотнул розово-золотой пар Великого Болота.

     - Желаете закусить или… только горло промочить?

     - А чем попотчуете?- машинально спросил Себастьян, принюхиваясь к тяжеловатому и чужому запаху из кухни. Запах был нехорош, он наступал, как вражеское войско.

     - Да вот как раз сестра супчик затеяла. «Горячее озеро».

     Вот тоже дурацкая привычка у людей: для любой дряни такое название придумают… «Горячее озеро»! От «озера» несло разваренной капустой и даром убитым мясом…

     - Супчик… Кхм…

     Он посмотрел в ярко-синие глаза золотоволосой и вдруг осмелился.

     - Знаете… А можно мне глянуть… Ну, это самое, на кухню зайти…

     - На кухню?- синева глаз стала напряжённой.- Зачем, господин гном?

     - Да вот… Я готовить люблю… сам. Во-от.

     - И что?

     - Вот хочу посмотреть, как вы стряпаете. Сестра ваша, то есть.

     Женщина потупилась, надула губы. И губы у неё, гном заметил, тоже очень… интересные

     В чём-то Полосатый был прав, а в чём-то – нет. Жили люди действительно мало, но не так уж бестолково, если внимательнее присмотреться. Никогда никого не любивший по-настоящему Чародей ни словом не обмолвился о нежных чувствах между мужчинами и женщинами. Люди суетились, много времени тратили на бестолковые споры и сидели, сложа руки, когда необходимо было ДЕЙСТВОВАТЬ. Это сперва изумляло, а потом начало раздражать. Но зато они же умели… сидеть парочками, взявшись за руки. А это совсем не то, что сидеть сложа руки! Лица их при этом (и у мужчин, и у женщин) имели странное выражение. Словно бы и заколдованные они, а, вместе с тем, такие светлые, такие сияющие! Это было совсем непонятно: столько бестолковщины в их существовании, столько глупого, а вот бывали же и они совершенно счастливы!

     В Лесу – там понятно: живи осторожно, поменьше дёргайся, соблюдай правила – и проживёшь подольше. Ну, а в «Голубой Долине» живут, наверно, просто весело и покойно… Такое уж благодатное место… говорят… А в Человеческом Королевстве…всё как-то смешалось, перевернулось… Ну, как в Лесу после урагана.

     С кормёжкой дела обстояли так. Еды много и самой разнообразной, но готовить люди толком не умели. И не потому, что ленились, а просто не знали совсем рецептов дивных существ. Вот взять суп. Это ведь не подсоленная вода с чем-то там… мясо, овощи, трава… Любой гном или лесовик знает, что сперва надо заклинание над котлом произнести, чтобы из воды улетели мелкие духи (в котле, и тем более в животе, им делать нечего), после достать «живых» порошков и трав, чтобы супчик не наполнял желудок, а растворялся в нём, давая силу и умиление едоку. Дальше можно и мясо, и овощи и ещё что-то добавить, но, опять же, с умом, с добрыми словами… Себастьян вот всякий раз, готовя себе суп, повторял: «Зайчатинка нежнейшая, варись ты до скорейшего!» Для человеческого уха это – только слова. Причём, непонятные и ненормальные. А без них мясо так и останется убитым зайцем. А ведь ему – мясу - нужно понять, что оно не просто так в кипяток попало, оно должно в едоке как бы «проснуться», зажить заново… Наконец, перед едой настроиться надо, посидеть молча, дать супчику отдохнуть и присмотреться к тому, в кого он сейчас… попадёт…

     Но о готовке речь впереди, в следующей главке! А так, ничего. Жить с людьми оказалось не так страшно. Тут, само собой, сыграло роль, что гном явился не один, а с Чародеем. Связываться с гномом, у которого друг – чародей, даже сумасшедший не станет. И потом хитрый Полосатый наплёл удивительную историю о том, что Себастьян прибыл в Королевство не просто так. В одной древней книге, дескать, вычитал Чародей, что Себастьян избран, дабы «озолотить» всё Человеческое Королевство и сделать его сильнейшим из королевств страны.  Во как! А доказательство тому хотя бы то, что гонг сам зазвонил при их, гнома и Чародея приближении. Люди поверили. Сам Король Корнер, когда ему доложили, грустно вздохнул и, пустыми глазами посмотрев в пустоту, молвил:

     - Раз так, что ж…

     Придворные привыкли додумывать за его величество, которому от рождения было всё безразлично, и тут же распорядились выделить для Чародея с гномом домик с садиком. И приставили к дому пару шпионов. Под видом охранников, разумеется. Полосатый и здесь не дал маху и подстроил так, что охранять дом поручили тем двум солдатам, которые так бесславно проиграли им в схватке перед рвом.

     - Воины они никудышные,- объяснил Полосатый Себастьяну,- и нас боятся после того случая. Всё лучше – не станут нос совать, куда не надо…

     - Продолжай-продолжай,- подбодрил Дракон, посасывая большую белую кость.

     - Ну, мой господин, на открытом-то месте – как подберёшься ближе?.. Никак, значит, невозможно. Я, понятно, - на дерево взалез, чтоб это… Видеть, чтобы, как он там… они, то есть.

     - Ну-ну…

     - Во-о-от. Гномишко до «виселицы»… это… добрался и того… Звонькать принялся. Звонькал-звонькал, звонькал-звонькал – в крепости все молчок. Он опять. А Полосатик ползком-ползком, ужиком таким и дополз до виселюхи с этим… Ну-у…

     - С гонгом.

     - Во-во, с ним. А потом, значит, стерва чародейская, ка-ак вскокнет! И это… начал с гномишкой лясы точить. О чём – не понял. Далеко слишком, мой господин.

     - Долго точили?

     - Минут десять… или час… Я время плохо считаю…

     - И слышишь неважно, и считаешь плохо…- Дракон скорбно прикрыл глаза.- Плохи твои дела, Рыжик…

     Рыжик, пучеглазый и скользкий Драконий Наушник, моргнул и прижал острые оранжевые уши.

     - Продолжай,- махнул лапой Дракон.

     - Я, значит, смотрю-смотрю, а гномик кольцо снял и – хоп! Появился, значит. А тут к ним солдаты подбираться начали. Двое. Это… они через ров и потом с двух сторон наскокнули. Во-от…- Рыжик с бульканьем проглотил слюну.- Один Полосатика на прицел взял, другой на гномишку наскокнул. Подсечку ему хотел сделать. А гномишка кувырнулся и - за ножик. А Чародейка фляжкой второго угостил.

     - Не понял. Выпить предложил, что ли?

     - Не, это… По когтям ему фляжкой секанул.

     - Ладно-ладно, короче давай. Чем кончилось-то?

     - Стали уже вчетвером лясы точить. В смысле – с солдатами. А после Полосатик одному махнул, и тот стал в… гонг звонькать. Вот.

     - Та-ак…

     - Поточили лясы с кем-то там… Им доску опустили…

     - Мост, что ли?

Оба солдата из отряда лесных разведчиков выскочили одновременно, один – справа изо рва, другой – слева. Оба мало, что поняли из разговора Чародея и гнома, но о своей задаче они забыть не могли. Требовалось «максимально точно оценить ситуацию» и постараться взять в плен гнома (с чародеем лучше не связываться; тем паче – с бурым). Его внезапного «появления из пустоты» никто не видел, и Локш решил, что гном явился вместе с Чародеем, а он, комендант, его просто сразу не заметил. Но Локша всё же начал подгрызать изнутри мерзкий, как тошнота, червячок сомнения. Чтобы он, опытный вояка, бывший командир отряда лесных разведчиков, не заметил сразу, что пришельцев двое… Не-е-ет, здесь явно был какой-то свинский подвох… Однако, поскольку никак иначе появление гнома нельзя было объяснить, Локш удовлетворился пока такой версией.

     Первый солдат с криком «хой!» взял на прицел чародея; стрела коротенького лука напряжённо уставилась в глаз Полосатого. Второй сразу нырнул Себастьяну под ноги и дёрнул их на себя (только конченный кретин пытается наброситься на это маленькое существо сверху: любой гном молниеносно выхватывает кинжал и колет снизу, да так, собака, ловко, что потом уже не встанешь). Себастьян упал навзничь, но успел, как его учил мудрый Киркинг (преподаватель рукопашного боя в подземной школе), сделать кувырок назад, вскочить и отпрыгнуть в сторону. Левый сапожок он потерял, зато когда солдат распрямился, гном уже стоял в боевой позиции, выставив вперёд белый узкий клин кинжала.

     Солдат, напавший на гнома, однажды голыми руками придушил Драконьего Наушника и вообще был парень с опытом. Но с гномом сражался первый раз и боялся роковых внезапностей. Даже мальчишка знает, что врукопашную гнома одолеть практически невозможно. Расчёт был только на неожиданность нападения. Не сработало…

     - Тьфу, пропасть!- расстроился солдат и неуверенно вытянул из ножен меч.

     - Только попробуй!- дико вскрикнул Себастьян (он был трус и теперь буквально озверел от страха).

     Постояли молча. Полосатый звучно вздохнул, улыбаясь, снял ремень с флягой. Целившийся в него солдат предостерегающе дёрнул луком.

     - Но-но, без фокусов!- предупредил он.

     Чародей глянул изумлёнными цветками-колокольчиками глаз.

     - Фокусы? Ты о чём?..- и резко швырнул флягу прямо в лук.

     У каждого чародея свой набор чудес. Полосатый умел превращать одних существ в другие, виртуозно прятался; при наличии специальных книг, - мог устроить бурю, легко усыплял взглядом, ну и читал чужие мысли (иногда пользуясь чародейским словарём). А для души, для собственной потехи, он научился потрясающему метанию. Сбить камнем птицу на лету для него было таким же пустяком, как для эльфа совершить прыжок с цветка на цветок. А уж выбить флягой оружие из рук человека…

     Стрела вонзилась в землю, а лучник скрючился от боли и выронил лук: пальцы расшибла метко брошенная фляга, да ещё пребольно стегнула пониже ладони сорвавшаяся тетива. Чародей выхватил из-под плаща меч, направил его сверкающий на солнце клинок прямо в грудь бедолаге.

     - Довольно! Вылазка не удалась. Давайте разговаривать.

     Солдаты обменялись страдальческими взглядами. Им было не по себе, конечно: свирепый гном с кинжалом, красавец-чародей, сверкающий улыбкой и мечом… а дома – крепыш-комендант… командир Бранд, который чуть что – палкой куда попало… Эх-х, куда

В разгар драки между привратником и стражником появился комендант Локш. Человек мрачный, скупой на слова, но щедрый на зуботычины. Он как раз шёл проверить, как несут службу подчинённые, когда до его слуха донеслись удары гонга. Будучи человеком из разряда коротких крепышей, он ещё был обременён тугим и выпуклым брюшком, что придавало солидности, но затрудняло быстрое передвижение по крутым лестницам крепости. Поднявшись на крепостную стену, изрядно запыхавшийся и с лицом, пламенеющим, как рябина в цвету, Локш постоял немного, опершись  на каменный зубец. Предстать перед стражником нужно было бодрым и сосредоточенным – так уж полагается. Глядя на «виселицу», комендант и не понял сперва, что колотушка… сама… Мать честная! САМА – ударяет в пронзительно сверкающий ободком диск гонга!..

     Минуту Локш всматривался в это диво. Затем стал быстро соображать. Комендант был опытный вояка: две войны, да ещё несколько лет службы командиром отряда, посылавшегося на разведку в Лес (надо же быть хоть немного в курсе того, что ТАМ делается). Принимать решения и действовать он умел с изумительной скоростью. Однако, тут требовалось время, чтобы осознать, что делать. Мысли вылетали одна за другой, как стрелы лучников: «Гонг… Никого… Чудо?.. Что за «чудо»?.. Ловушка… Подманивают… Кто?.. Некому… Гномы – нет. Драконьи наушники?.. Допустим. Приближаться опасно. Послать двух ребят, поопытней. Из отряда лесных разведчиков. Ясно. Но сперва – к стражнику.»

     В башне никого не оказалось. Локш спустился по винтовой лестнице, вышел к воротам. Стражник к тому моменту, притиснув мордастого Пауля к решётке, самозабвенно погрузил ему пальцы в горло. Толстяк хрипел, упирался полусогнутой левой в грудь противнику, правую готовил к удару: тяжёлый кулак качался в воздухе, выбирая – висок или печень?

     - Отставить!- грянул комендантский голос.

     Пальцы на горле замерли, задумались. Кулак тоже застыл… подумал… и всё же полетел в живот! Согнувшись, стражник упал на колени, застыл в позе взятого в плен тролля. Толстяк Пауль рванулся к коменданту.

     - Ваша милость! Этот гад совсем озверел со страху! Я ему: «Успокойся, всякое в жизни бывает… Гонг вот…»

     - Молчать!- рявкнул Локш и ткнул растопыренными пальцами Пауля в грудь. Тот побелел.

     Локш шагнул к решётке. Сказал, хмуро вглядываясь в даль:

     - Там уже кое-кто появился… Ага, чародей… Из… бурых, кажется…

     Прикладывая к рассеченной скуле ладонь, привратник подшагнул к решётке.

     - Точно так, ваша милость, бурый! Его проделки…

     - Дурак!- Локш сгрёб привратника за капюшон и тряхнул.- Чародей если приходит в Королевство, никаких проделок не устраивает! Им и так не особенно рады, так что кудесить ему не с руки. Соображать когда научишься, боров?! Ладно, разберусь с тобой позже. Беги живо к господину Бранду. Если пьяный – окати водой, разрешаю пару оплеух…

     - Ваша милость,- детским голоском запел перепуганный Пауль,- они же меня убьют спросонья!

     «Да что ж такое?!- в отчаянии думал Себастьян.- Вымерли они там все, что ли?!» В досаде он швырнул колотушку на землю и плюхнулся рядом. Кошмар, чёрный ужас навалился на бедного гнома. Назад идти нельзя – там взбешённая стая эльфов. В Человеческое Королевство не пускают… Даже не не пускают, а просто не подают признаков жизни! Правда издалека показалось, что кто-то шевелится за решёткой входа, да это ведь только показалось… Что там увидишь – в квадратиках между толстенными прутьями! Значит, теперь всё? Погибать?..

     И вдруг над ним раздался низкий, рокочущий, как тихий гром, голос.

     - Ну что, гномик? Загрустил?

     Чародей! Себастьян вскочил, рванулся к Полосатому с криком:

     - Мой господин! Я совсем отчаялся! Знаете…

     Полосатый невольно попятился, глядя напряжённо, но не на гнома, а куда-то левее, словно увидел там нечто странное. Себастьян поспешно оглянулся.

     - Что вы, мой господин?

     Чародей дёрнул головой, как слепой, вслушивающийся в каждый шорох. Себастьян ничего пока не понимал. Ему стало не по себе.

     - Вы видите меня, мой господин?

     - Да в том-то и дело, что нет,- досадливо произнёс Полосатый.- Слушай, сперва сними-ка кольцо. Сними-сними, а потом потолкуем… Ну…

     Погода стояла отменная. В голубом небе плыли неторопливые вздувшиеся облака, а солнце сияло вовсю, нагревая землю, в которой оживали самые ленивые и неповоротливые из насекомых. В его лучах блестела трава, сверкали узорчатые крылья мотыльков, а белые башни с синими крышами казались совсем близкими из-за пронзительной своей белизны. Лёгкий ветер бережно дышал на толстые белые и сиреневые шапочки клевера.

     Пахло зноем, и тонкий звон стоял над золотистой травой…

     - …и теперь сам думай, как жить тебе дальше…

     Себастьян рассматривал Перстень. Надо же! Светлое, почти белое колечко с синим камнем в виде квадрата с закруглёнными уголками… Оправа держит его острыми лапками, как зубками. Гладенькое колечко: ни снаружи, ни внутри – ни узора, ни надписи. А камень глубоко-синий, в гранях мерцает, перетекает, как синяя влага, - холодный ночной блеск. Всё! Хоть тресни, ничего больше о кольце не скажешь! А вот поди ж ты…

     - А как камень называется?- спросил гном – просто, чтобы хоть что-то спросить.

     - Ночевик. Да Бог с ним, с названием! Ты хоть понял, гном, какая теперь тебе власть дана? Ты же теперь запросто с Брындхоффом тягаться можешь! Чародеи против тебя – так, циркачи-фокусники! Три есть вещи, делающие существо непобедимым: Занзарр, сапоги-скороходы и Меч Крах Сияющий…

     - Да я знаю.

     - Даже скатерть-кормилица

Удары в гонг долетели до слуха стражника, замечтавшегося на сторожевой башне. Он взглянул на «виселицу» (так прозвали два столба с перекладиной, на которую вешался гонг, для прибывающих «гостей» Человеческого Королевства) у края рва, обегающего вокруг крепостной стены. Зрение у дозорного было наиострейшее – абы кого на «гляделку» не поставят. Он сразу увидел, что колотушка висит в воздухе и сама… САМА бьёт в тёмно-жёлтый диск. Но поверить глазам сразу не смог бы никто… Даже чародей…

     - Сопляки опять балуются,- пробормотал стражник, но через самое короткое время охнул и так впился глазами в колотящую саму собой палку, что почудилось – она стремительно несётся прямо к его лицу.- Да что же это?.. Клин мне в ухо!.. Великанья отрыжка!.. Пауль! Пауль!..

     Стражник не стал дёргать шнур, чтобы ударом колокола разбудить толстяка привратника, а сразу кинулся вниз по винтовой лестнице, побежал  к деревянной будке у решётки главного входа. Застучал кулаком в стену, окно и дверь. Он так разволновался, что не заметил, как поднялась вверх ставня, и едва не угодил кулаком в пухлую физию привратника. Тот спросонья был зол.

     - Очумел?! Ты чего колотишься, как ненормальный?!- взревел он, точно разбуженный медведь.

     - Пауль, ты посмотри только!

     - Куда «посмотри»?

     - Да туда,- стражник ткнул пальцем,- гонг сам собой звонит!

     - Чего-о? Шутишь? А если в морду?

     - Дурак! Высунься из коробки-то, погляди сам!

     - Ну, если натрепал…- заворчал Пауль, двигаясь к двери, как оживший мешок.

     - Давай-давай, давай-давай,- лихорадочно шептал стражник.

     Едва из узкой двери выпихнулось пузатое тело, он схватил привратника за широкий воротник и потащил к решётке. Толстяк обозлился, отпихнул его руку и шагнул к решётке, всмотрелся в даль с кабаньей подозрительностью.

     - И чего? Где звонит-то?

     Стражник припал к толстым железным прутьям, всмотрелся.

     - Только что звонил, понимаешь? Сама собой… это… колотушка по гонгу тынькала…

     Привратник пихнул стражника в бок. Удар был тяжёлый: бок мгновенно онемел.

     - Тынькала! Ты там у себя на башне чем занимаешься?! Дрыхнешь или вином утешаешься?! За пьянку на дозоре – сам знаешь, что быва…

     Дон-н, дон-н, дон-н… Взгляды обоих столкнулись друг с другом и тут же метнулись к решётке.

     - Ну?! Ну?!! Теперь видишь… собака толстобрюхая!..- стражник с

     Не раз и не два собирался Полосатый окликнуть гнома. Сдерживался. А всё почему? Что, ЧТО он сказал бы ему? Не-ет, сперва подумать надо хорошенько, обмозговать всё. Вот хорошо, например, показаться, когда Себастьян наденет Перстень и поймёт, что стал невидимкой. Ошалеет от этого, потеряется. И тут возникнет бурый Чародей – спаситель! Растолкует всё, утешит, направит… Главное тут не замешкаться, а то станет Себастьян невидимым – шустранёт с перепугу в чащу. Ищи его там свищи! Так что, может, не рисковать? Предупредить заранее? Вместе придумать, как поступить дальше?.. Придётся наврать что-нибудь - не сознаваться же в своей оплошности перед каким-то дурачком-колпачком! А что соврать? Надо придумать…

     Дальнейшее немало позабавило Чародея. С Эмалем он был немного знаком – несколько раз виделись в различных обстоятельствах. Даже пару раз пировали за одним столом. Забавный эльф, шутник и выдумщик! Как он одного мужлана усыпил, да сонного запряг в телегу вместо лошади, а лошадь усадил на скамейку возницы! Проснулся деревенщина, а во рту – удила, хомут на шее! Он вскочил, забрыкался, а лошадь ржёт, передними ногами перебирает… Х-ха-ха-ха-а-а! Он её умудрился к скамейке привязать крепко-накрепко, да ещё к переднему копыту кнут смолой приклеил. Живот надорвёшь со смеху!! Жаль, он эльф, а не человек, а то непременно себе в помощники взял бы…

     Понадеялся сейчас Полосатый, что Эмаль гнома втянет в историю и (вот было бы чудненько!) до смерти доведёт… Вышло иначе… Когда эльф забился на земле с оторванным крылом, Чародей опять оживился: сейчас налетят на дурака-гнома другие эльфы, и придёт тому лютый конец. Снова незадача! Некстати Себастьян про колечко вспомнил! А там уж всё совсем запуталось. Эльф гнома принял за какого-то могучего волшебника, перепугался и рванул в кусты. А Себастьян пропал. Ушёл куда-то. Чародей за ним, но следы невидимки-гнома затерялись в траве. Упустил Полосатый Себастьяна, чтоб ему!!

     - Старею…- ворчал Чародей, бредя наугад,- хватку потерял… Эх, мне бы сразу выйти из кустов, когда Эмаль в пыли кувыркался! Оглушить эльфа или усыпить, а потом объяснить гномишке (без свидетелей), какой вещичкой он теперь до гробовой доски владеть будет… Или на крик его появиться, он же звал меня… звал! А я всё телился, ждал, что из леса эльфы налетят… Нет, не ждал – чего уж себя обманывать… Ошалел я, когда Себастьян надел Занзарр и исчез… Никогда такого не видал и вот – застыл, как замороженный… Это, брат, старость… Нервы не те стали… эх-х-х!

     Теперь оставалось одно – идти к воротам Человеческого Королевства. Пока гном не понял, что он стал невидимкой, только туда ему дорога. И поспеть надо вовремя! До того, как невидимка придёт к людям. Если те узнают… Ох, как скверно тогда получится!..

     Переночевав в гнезде трусливой и хлопотливой птицы Воргуньи, всё пытавшейся попотчевать Чародея своим «наилучшим» кушаньем – паштетом из червяков под листьями одуванчиков, - Полосатый отправился опять к дому Себастьяна. На сей раз Чародей притаился за широченным стволом серого дуба и долго наблюдал оттуда за круглым окошком. В окошке, напоминающем глаз совы, виднелся сидящий в оцепенении гном, потиравший лоб огрубелыми сильными пальцами. «Соображает. Настраивается… Крот пугливый,- думал Чародей, начинавший уже ненавидеть паршивого гномишку, по вине которого теперь придётся бросить все дела и таскаться за ним тенью в изнурительном ожидании его смерти.- Подавись ты своим Перстнем Невидимости!»

     Наконец, гном решился. Он мелькал в окне, то нагибался, то распрямлялся, то уходил влево, то метался вправо, потом – назад. Как всегда, у ротозея пропала куда-то трубка, и он битый час искал её. Затем нашёл и уселся курить. После решил наточить кинжал. Принялся искать точильный камень. Зелёный колпак снова заметался в окне, как язык пламени. «Редкий обалдуй,- думал Чародей.- Господи, неужели мне придётся таскаться за ним долгие годы?!.. Ладно, посмотрим. Такой ротозей в любой момент может во что-нибудь вляпаться. Может, он об корягу споткнётся, да так лбом о камень приложится, что – мозги вон!.. А любопытно, как он обнаружит, что его колечко – Занзарр… Может, свихнётся от потрясения… Вот славно было бы! Безумный, невидимый, да ещё среди людей (если он к тому времени в Человеческом Королевстве окажется)… Да его первая телега на улице переедет! То-то счастье будет!..»

      Полосатый повеселел и забыл о ненависти. Устроившись поудобнее, он принялся мастерить из шишек и стебельков ожерелье. Долго переживать и расстраиваться он не умел, и сейчас мысли его обратились к Изольде, рыженькой русалочке, едва не погубившей его когда-то. Жаль, что не удалось с ней повидаться! Поди, ещё помнит о нём, плачет… Благо, под водой это и не заметно другим…

     Мимо полз жук-водовоз, спина его имела шарообразный прозрачный нарост, в котором плескалась мутно-зелёная вода. Чародей выставил ногу, преградив ему путь своим сапогом.

     - Стой. Ты куда?

     - На болото,- гнусаво ответил жук, послушно остановившись. Жуки все туповато-покорны, а твёрдость характера проявляют только, если сталкиваются с теми, кто ещё слабее их.

     - Вот и славно. Отнеси ожерельце для Изольды. Знаешь ведь такую?

     Жук помолчал.

     - Тяжеловато, мой господин… С передышками и перекусами – раньше вечера не доберусь.

     - Ничего, мне не срочно. Ну, валяй, шурши дальше!

     Перебросив ожерелье на спину, водовоз запыхтел и пополз по дороге. Шишки, перевитые стеблями, частично волочились по земле. Полосатый поморщился.

     - Стой!

     Жук покорно остановился.

     - Не надо. Ты, пока дотащишь, всё в грязи изваляешь. Брось его!

Вороны мудры и благовоспитанны. Это крупные птицы, которые ходят степенно и с очень серьёзным видом. Их уважают и обходятся с ними с большим почтением, ведь в самой трудной ситуации, когда выход найти совсем невозможно, ворон может дать совет. И отличие этого совета от всех прочих в том, что им действительно стоит воспользоваться. И ещё вороны крайне редко летают. Почему – неизвестно. Ну так каждый имеет право на свою личную тайну, верно?

     Ворон Гракх появился весьма кстати. Он вышел из-за поворота и неспешно зашагал по тропинке, уже наполовину съеденной вечерней мглой. Глубоко пряча во вздёрнутых плечах голову, он раздумчиво переступал ногами, точно измерял ими какое-то невероятно важное для него расстояние. Полосатый, уже четверть часа сидевший под деревом в состоянии непривычного недоумения, с неожиданной для самого себя быстротой вскочил на ноги и шагнул навстречу чёрной птице. Ворон приостановился, вопросительно поднял клюв.

     - Достойного вечера достойной птице!- приветственно поднял руку Полосатый.

     Голова Гракха медленно склонилась в полупоклоне. Воронов не пугают чародеи, ведь сами чародеи иногда обращаются к ним за советом.

     - Приветствую тебя, мой бурый брат,- тихо, почти не раскрывая клюва, ответил Гракх.

     - Нужно поговорить.

     С воронами чем хорошо? Понимают не только с полуслова, а даже подчас и вовсе без слов. Гракх кивнул, оба ушли в тень какого-то куста, осмотрелись.

     - Слушай, птица… Случилось небывалое.

     - Перстень?

     - Так ты знаешь?

     - Вопрос!

     - Откуда?

     - Догадался.

     - Хорошо… Пускай… Но ты знаешь, к кому он закатился?

     - Догадываюсь,- Гракх посмотрел на дерево Себастьяна.- Караулишь, бледный… Как вышло?

     - Перебрал эльфийской бурды.

     - Серьёзное дело. Серьёзное… Почему не придушил гнома?

     - В том-то и подвох, птица! Помнишь свойство перстенька? Если бы он своей смертью, естественной, а так… Вдруг перстенёк обратно прискочит?

     Гракх внимательно глядел на Полосатого. Глазки птицы замерцали синим.

     - Вопрос без ответа.

     Чародей с досадой взмахнул рукой. Он морщился и скрипел

Штука в том, что, становясь невидимым, сам владелец Занзарра себя видел превосходно. Ну, как обычно, словно ничего не произошло. Потому Себастьян ничего не понял и долго ошарашено смотрел вслед скрывшемуся в траве Эмалю. Он настолько был подавлен всем случившимся, что вдруг ощутил себя до странности спокойным. Сладостное сонное равнодушие сковало его сердце. И страхи на время замерли, точно замёрзли.

     Гном продолжил путь, не обращая внимания на то, что лягушки отчего-то не отскакивают в стороны при его приближении, а стрекозы и бабочки с разгона ударяются о его лоб и грудь. Всему есть предел – гном уже не в состоянии был переживать и удивляться. Он шёл вперёд, как заводная игрушка, и то, что он живой гном можно было понять лишь по тому, как глубоко и жадно вдыхал он воздух, преисполненный радостными запахами летнего леса.

     Вот его колпачок скрылся в… Да что это я! Кто мог заметить, что шёл он, как «заводная игрушка»! Кто обратил бы внимание на его дыхание?! Кто увидел бы, как его колпачок скрывается в густых кустах на косогоре, по которому необходимо спуститься, чтоб попасть на равнину?!.. Пока на руке Себастьяна кольцо – он невидим! Ах, если бы он только знал об этом!..

     Накануне вечером Чародей тихо приблизился к дереву, где жил гном, сел, прислонившись к стволу с круглым окошком, и притворился, что просто захотел посидеть, отдохнуть. Не спеша он отвинтил пробочку фляги, сделал глоток, другой… Полосатый напряжённо вслушивался в разговор, доносившийся из полуоткрытых створок окошка. Хрипловато поскрипывал прокуренный голос Себастьяна, тоненько выводил трели голосок эльфа. Слух у Чародея был обыкновенный, он слышал лишь отдельные слова и фразы, но и так понятно было, о чём говорили друзья. Когда Марвик выскочил из двери и, закрыв лицо руками, помчался неизвестно куда, Полосатый, спокойно улыбаясь, привстал и собрался уже проникнуть через ствол внутрь, но тут его обожгла внезапная мысль. Чародей даже вскрикнул и отпрянул назад с изумлённым видом. Он даже побледнел, что с ним почти никогда не случалось.

     «Позвольте… Ну, хорошо, сейчас я войду, воткну ему меч в сердце… Всё замечательно. НО! Затем я заберу Перстень Невидимости и… получится, что я его, Перстень-то… украл! Или отобрал!.. Так ведь? Но ведь свойство Занзарра – всегда возвращаться к хозяину!.. Так ведь? Стоп-стоп-стоп. Хозяин будет мёртв. Уже мёртв. А мёртвый владелец уже не владелец, да? Да. Но кто знает, что именно случится в такой ситуации? Умри проклятый гном другой какой-нибудь смертью – от чумы или… деревом его придавило бы, бровастого – всё прекрасно! Перстень переходит в руки следующего владельца… Ну а тут ведь получается, что умрёт он именно из-за Перстня! А Перстень невозможно ни отнять, ни украсть, ни купить, ни выменять, ни выманить… Он всегда возвращается к законному хозяину! Может статься, что сейчас Занзарр, несмотря на гибель гномишки, вновь и вновь станет вползать на уже окоченевший палец… Вот так историйка!..»

     Редко бледнел неунывающий и беспечный Чародей. Ещё реже испытывал недоумение. Теперь он был и бледен и растерян. Кожа лица стала как снег и почти слилась цветом с седыми бровями и усами. Глаза же стали настолько фиолетовыми, что становилось страшно… Что делать? У кого спросить совета? Кому признаешься в такой чудовищной оплошности? Я, знаете ли, по ошибке вместо одного колечка отдал гномику другое – спутал его с Занзарром. Позор – это наплевать, переживём насмешки бурых, жёлтых и каких там ещё собратьев! Но за подобный проступок чародея… Собственно, неизвестно даже, какое грозит наказание за ТАКОЙ проступок! Просто-напросто не бывало ещё за всю историю страны, чтобы чародей «случайно» сунул первому встречному Перстень Невидимости!! Тут и впрямь равных Полосатому ещё не бывало…

     Чародей невесело рассмеялся, покрутил головой. Положеньице, да? Х-хэх!..

     Ничего из его затеи не вышло. Полюбезничал с парочкой ленивых русалок, развалившихся на мху у болота, угостил их ягодами и орешками. Они лениво посмеялись, счавкали угощение, но позвать Изольду отказались. Просто отказались и растянулись на скользких спинах, бессмысленно уставясь в ясное небо. Погода оказалась слишком тёплой и приятной, - русалки «оживают» лишь при похолодании и ненастье. Полосатый попытался прочитать их мысли, но толку, опять-таки, не было никакого. Оттого что мыслей у болотных красоток не было никаких. Так… пустая мутная вода и холодное мерцание…

     Потоптавшись без толку, Чародей повернул к лесу, хотя уходить несолоно хлебавши было неприятно. Можно было как-то подгадить полуголым дурам, чтобы полегче стало на сердце, но Полосатый отличался легкочувствием, он поленился делать гадость. На ходу он озабоченно копался длинными пальцами в поясной сумке: куда-то запропастился флакон с серебристой росой, без которой не приготовить в походных условиях эльфийский напиток. Фляга опустела, а сил требовалось много: предстояло обойти ещё семь домов гномов-золотников… Наткнувшись на связку колец, Полосатый вспомнил, что только что, час с небольшим назад, отдал одно из колец Себастьяну. Стало быть, осталось ещё одиннадцать – как раз хватит на всех живущих в окрестностях золотников. Отлично… Только вот странно… странно… Отчего это такое ощущение, что… А-а-а!!! Разрази меня гром!..

     У чародеев поразительно развиты чувства. Правда, как говорят, одни – за счёт других. При потрясающей беспечности Полосатый практически всегда безошибочно угадывал, количество чего-либо где-либо. И теперь он осознал: колец, по-прежнему, двенадцать! Следовательно, по ошибке, сдуру, затуманив голову эльфийской бурдой, он отдал Себастьяну НЕ ТО КОЛЬЦО!!!..

     Выхватив связку, он мгновенно осмотрел её, сунул руку в потайной кармашек сумки… Это был жест ненужный, лишний. И так всё ясно: гному досталось не колечко для связи с Чародеем, а Перстень Невидимости, называемый ещё Занзарром (Занзанарра – страна теней, призраков и снов). Та-ак…

     Полосатый сел прямо на первый попавшийся холмик, руки его бессильно свесились вниз, выронив связку колец. Случилось то, что случается не редко, а раз в тысячелетие! В руки к обычному гному попала настолько могущественная вещь, что весь ход истории, судьба королевств и Великих Волшебных Сообществ оказывались под серьёзнейшей угрозой. Судите сами: ни один из чародеев не способен стать невидимкой. Наиболее мощные из них могут заколдовать кого-то, устроить бурю, осушить реку… Ну, не знаю… усыпить чудище… Но возможность стать невидимым, как и обладание сапогами-скороходами или скатертью-кормилицей, почиталась наивысшим даром. Что говорить – Занзарром вообще никто не имел права обладать. Полосатому он был вручён Советом Старейшин, когда после бесконечных утомительнейших споров было решено бросить жребий, чтобы решить, кто получит право хранения этой бесценной вещи. Право досталось ему, Полосатому. Помнится, старейшина бурых чародеев, седой Брэд опустил голову и запустил пальцы в белые ветки своих волос. Он понимал, какие возможны последствия, если Занзарр будет храниться таким беспечным весельчаком, как Полосатый. Но решения Совета никогда не отменялись…

     Кстати, особенность перстня была не только в том, что он делал своего обладателя невидимкой. Ни один из чародеев не мог им воспользоваться: чудесное свойство пропадало, едва Занзарр оказывался на пальце чародея. И ещё. Отнять, украсть, выманить хитростью Занзарр было невозможно. Перстень, оказавшись на руке человека или диковинного существа, оставался с ним навсегда… До смерти своего хозяина… Можно было стянуть Занзарр, выкупить, но через самое короткое время он вновь оказывался у «законного владельца». Следовательно…

Пот градом катился по лицу Себастьяна. Борода намокла. Он молча смотрел на эльфа, рыдавшего в пыли, колотившего по земле кулачками и острыми носками башмаков. Здравый смысл подсказывал: теперь самое лучшее – сбежать; когда Эмаль опомнится и помчится (не так уж и быстро – без крыла-то) жаловаться собратьям и Королю на величайшую обиду, нанесённую гномом, Себастьян уже будет на равнине, где эльфам его не достать. По давно устоявшемуся правилу, эльфы не должны вылетать за границы Леса. Зато они имели право безнаказанно глумиться над путниками, попадавшими в Лес. Ясное дело, последствия происшедшего будут самые мрачные: эльфы станут дни и ночи вынашивать план мести и не успокоятся, пока не отплатят Себастьяну сторицей. Эльфы легкомысленны и воздушны, но есть преступления, которые никогда не прощаются. За всю историю известен лишь один случай, когда какой-то великан в глухой древности поймал эльфика и оборвал ему крылья. Спьяну, разумеется. Ну, ещё из тупого великаньего любопытства – что, мол, будет, если оторвать крылышки? А было ужасное. После многих напастей и мучений, чинимых обидчику эльфами, он бежал в горы, где спрятался в пещере и не выходил оттуда, пока не ослеп. Кончилось тем, что один из приближённых Короля Эльфов хитростью выманил великана из пещеры, обещая вывести его на свет (бедняга так и не сообразил, что потерял зрение: думал, просто в пещере очень темно). Потом эльф велел великану идти на его голос, довёл до края пропасти… Дальше нет смысла объяснять. Пропасть с тех пор называлась Безглазой… А приближённый его величества, выполнив волю короля, с весёлой песней полетел назад, сверкая на солнце радужными крылышками…

     В Лес теперь Себастьяну путь заказан, это ясно. Но ведь эльфы существа непредсказуемые. Нарушить правило и, несмотря на запрет покидать Лес, подослать к гному лазутчика, чтобы тайком подсыпать ему какой-нибудь дряни в суп или кисель – для них не составит труда. Как говорится, носись по свету, раз совести нету. Но сейчас, сию секунду, ему, Себастьяну, надо бежать… БЕЖАТЬ!!!

     Гном сделал шаг, другой и… остался стоять, как вкопанный. Оставить на дороге рыдающего искалеченного им Эмаля он не мог.

     - Эй, послушай…- неуверенно сказал Себастьян, машинально опустив руку в карман. Пальцы ткнулись в какой-то маленький холодный предмет. Что это ещё? Ах, да-а!..

     Себастьян вынул кольцо Чародея и, не задумываясь, надел его на средний палец. В конце концов, он – Полосатый подбил его на это окаянное путешествие. Пусть теперь помогает… в конце концов!..

     Лес помалкивал. Изредка где-то что-то потрескивало, точно деликатно покашливало. Не то тихонько пела, не то прочищала горлышко какая-то птичка. Под отчаянно-голубым небом покачивались верхушки елей… Никто не появлялся. Всхлипывания Эмаля становились всё глуше, они словно уходили в землю, на которой он лежал ничком, намертво вцепившись пальчиками в траву и сосновые иглы.

     Осмотревшись, Себастьян позвал негромко:

     - Господин!.. Господин мой!..

     Тишина.

     - Господин Полосатый!!.. Где вы?!..

     Никакого толку. Чародей не появлялся. Гном в отчаянии сжал кулак и стукнул кулаком по стоявшей рядом сосне. С шуршанием посыпались ему на колпак иглы и чешуйки коры.

     - Скотина!- прошипел Себастьян.- Прав был Марвик – надул меня бурый мошенник! Лучше бы он меня в дерево превратил, чем так вот… Правду птицы чирикали: это же нужно последний рассудок потерять, чтобы…

     - Эй, колпак! Далеко собрался?

     Вскинув голову, Себастьян приоткрыл рот, но скоро опомнился и угрюмо свёл брови.

     - Чего кричишь?- спросил он эльфа.- Напугал ведь.

     - Неужели?- с противной усмешечкой на остроносеньком личике Эмаль перепорхнул с ветки на цветок, устоялся на нём и, заложив руки с лютней за спину, окинул гнома взглядом, точно набрасывая на него невидимую сеть.- Так куда путь держишь… колпак?

     - Тебе не всё равно?

     Связываться с эльфом – себе дороже. Самое разумное – тихо-мирно замять разговор и поскорей скрыться. Но Эмаль был прилипчив, как болотная лихорадка. Он и напоминал собою малярийного комара с носиком-жалом и гибкими прутиками ручек и ножек.

     - Тайна, стало быть?- эльф покачался на цветке и вдруг перепорхнул на землю, прямо к ногам Себастьяна.- Ну, расскажи. Расскажи-расскажи, а то ведь мне покоя не будет! Ночи спать не буду! А, колпак?..

     - Уйди с дороги… Добром прошу…

     - Ну что ты, колпачок, ну что ты…- наглая тварь смотрела ясными голубыми глазками и ухмылялась.- Боишься? Не бойся, маленький, я же твой друг…

     Вот ведь как бывает! Себастьян был труслив, с эльфами никогда не связывался, а тут… Доконало его слово «друг», так как напомнило гному о Марвике, с которым он забыл даже попрощаться – так был поглощён борьбой со страхами и сомнениями, когда собирался в путь. И ещё взбесило, что именно тогда, когда он решил, наконец, начать новую жизнь, какой-то мелкий паразит измывается над ним, напоминает о его – Себастьяна малодушии…

     - Какой ты мне друг?!- дрогнувшим голосом произнёс гном, чувствуя, что его понесло, как пух ветром – далеко-далеко, откуда непросто будет вернуться.- Комары и мухи друзья ваши. Чего зубы скалишь? Видишь – муха летит? К ней приставай… Может, сжалится – замуж за тебя выйдет… за букашечку…

     Гнома, конечно несло, но обозвать ЭЛЬФА «букашечкой»… тем более – любимого королевского пажа… Но ведь у гномов (тем более, «ужаленных») нервы тоже не железные… Пожалуй, с этого именно момента, со слова «букашечка» и начались… настоящие приключения Себастьяна…

     При всей наглости и бессердечии Эмаль всё же не был неуязвим, как рыцарь в заколдованной кольчуге. К тому же эльфы не привыкли к такому яростному отпору. Ухмылка ещё висела на мордочке Эмаля, но глазки стали выцветать, блёкнуть.

     - Это, значит… ты так… со мной?- тихо произнёс он, собираясь с мыслями.- Это, значит, ты… со мной так?

     - С тобой, букашка!- вконец потерявший голову Себастьян шагнул вперёд, принудив эльфа отпрянуть, да так, что с него слетел его золотой берет. (Для эльфа одна из самых постыдных вещей – обронить при ком-то свой головной убор.)

Сборы заняли полчаса. Но почти всё утро ушло на тяжкие размышления, свирепейшую борьбу со страхами и продолжительное сидение перед окошком, со взглядом слепым и неподвижным. Но иногда приходится просто собирать вещи и… двигаться вперёд. И хоть Себастьяна раздирали сомнения, всё же он вздохнул всей грудью и – перешагнул порог.

     Твёрдого плана у гнома не было, да и быть не могло. Какой там план, если Человеческое Королевство – совсем неподалёку, меньше часа ходьбы: приходи, договаривайся со стражником и тебя наверняка пустят в Приёмную. А там самое главное – разговор с Чиновником. Сумеешь убедить его, что вреда от тебя никакого – ступай себе с Богом в Королевство, живи десять дней, осматривайся, прикидывай, чем тебе тут заняться. Потом иди опять к Чиновнику, объясняй и доказывай, что тут людям от тебя польза будет… Скучное занятие. Для дивного создания – даже несколько унизительное. Ну, да там видно будет. Главное – начать…

     Дальше Большой Поляны Себастьян никогда не заходил, но сбиться с пути он не мог: сразу за Поляной открывался вид на бескрайнюю зелёную равнину, и вдали, на холме, громоздились белые башни и синие конусы крыш. Как говорится – рукой подать до Человеческого Королевства. А путь через Лес был практически безопасный.

     День стоял тёплый, на стволах деревьев, на листьях и траве светились нежные солнечные пятна. «Как монеты»,- подумал Себастьян, глядя на золотистые пятнышки у себя под ногами. Это показалось ему добрым знаком, и он повеселел. Тяжёлые, «лишние» мысли отгоняло, как тучи ветром. Он ещё не понимал, что это начинало действовать одно из самых чудесных снадобий – Надежда…

     Вот от самого старого в Лесу дуба – изрезанного морщинами, смешно вскинувшего ветви – он повернул направо и двинулся сквозь высокую, в его рост, траву, негромко посвистывая, чтобы задумчивые кузнечики вовремя убирались с его пути. Концом колпака он зацепил паучью сетку, и чёрный бородатый паук с безмолвным ожесточением посмотрел ему в спину. Можно было остановиться, извиниться, но Гнома несло вперёд, он боялся потерять, выплеснуть непривычную радость, которую нёс в своём сердце, как самый дорогой нектар в чаше цветка.

     Кузнечики выстреливали из-под ног, приземлялись на листья и стебли, смотрели вслед Себастьяну. Они покачивались на травинках, бессмысленно тараща шарики глаз. Гном двигался сквозь траву, чуть задыхаясь от совсем разбушевавшихся нынче запахов цветов и трав. Вот и Малая Тропинка – розовая, с втоптанными в землю множеством ног сосновыми иглами. Теперь надо обогнуть Эльфийскую Рощу (идти напрямик ни к чему, ну их – эльфов этих!), а там уж совсем ничего – сотня-другая шагов до Большой Поляны.

      И Гном бодро двинулся по тропинке, опоясывающей рощу с мелко трясущимися, точно от смеха, голубоватыми листьями. Слева и справа торчали диковинные цветы, какие обычно растут вблизи обиталищ эльфов. Засмотревшись на них (часто эльфы притворяются цветами, а потом внезапно взлетают и кружат над головой путника, тоненько хохоча), Себастьян не заметил рядом на суку хрупкую фигурку в лиловом трико и берете из головки одуванчика. Это полулежал, перебирая струны крохотной лютни, любимый паж Короля Эльфов – Эмаль. Один из самых зловредных шутников и проказников.

     Гном Себастьян всё-таки уснул. Завтра будет завтра – в новой главе… Никто пока не знает, что ожидает маленького гнома… Я знаю только, что он пойдёт к людям. И поскольку в течение его путешествия времени на долгие разъяснения уже не будет, позволю себе в десятой главе уточнить некоторые детали, чтобы потом у вас было меньше вопросов.

     Ничто так не ценится здесь, в этой стране, как умение держать язык за зубами. Или, как говорят великаны, «набрать камней в рот». Или, как выражаются эльфы, «петь только для Луны». Или, как частенько повторяют гномы, «прятать золото слов». Или, по выражению русалок, «топить свои секреты». Чародеи же говорят: «Запирай знание в облаке»… Мудрёный народ эти чародеи!

     Люди, дивные существа, звери – все боятся друг друга и совсем не стремятся понять. Отношения между ними сложные, запутанные, как тропинки в лесу. Только золотоголовые орлы могут разобраться в хитросплетениях этих лесных троп. Только синие чародеи (самые мудрые из всех чародейских «мастей») ведают, где начинается вражда, и где путь живого существа круто поворачивает к любви. Но общий закон один – остерегайся своих, пытайся обдурить чужих, внимательно слушай только СЕБЯ!

     Дивные умеют ворожить и чудесить. Например, гномы, помимо глубоких подземных знаний, имеют способность великолепно фехтовать ножом и знают язык птиц и зверей. И, что немаловажно, ни с кем всерьёз не враждуют, кроме людей. Но и эта вражда, как вы помните, стала почти механической – инстинктивной, а не идущей от сердца.

    На гораздо большее способны чародеи! Впрочем, их возможности тоже не беспредельны. Все они знают много языков (даже таких редких, как, например, язык почти вымерших птиц с каменных холмов), умеют проходить сквозь стены и часто угадывают мысли. Практически все они способны превращать кого-либо во что-либо, но сами ни во что и ни в кого превратиться не могут.

     Единственный на эту пору существующий дракон – Брындхофф. Он обладает огромной силой, несмотря на дряхлость, и ещё - магическими знаниями. Так что связываться с ним не стал бы даже гордый седовласый Брэд, старейшина бурых чародеев – славившийся неземной отвагой.

     Город Гордецов – самый молодой из всех существующих. Возник он благодаря объединению нескольких сотен людей и лесовиков, которых изгнали из Леса и Человеческого Королевства, либо они сами покинули их - из-за невыносимого характера и чванства. Можно было бы предположить, что гордецы никогда не смогут ужиться друг с другом, но получилось иначе. Они сразу выработали железные правила существования, самым священным из которых было: «Мы – настоящие, все прочие – тени неизвестно чего». Такое убеждение крепко сплачивало этих сдержанно-холодных (внешне, конечно) жителей города, бывших, к слову сказать, отличными воинами. По силе и боевым навыкам они стояли где-то между великанами и тёмными рыцарями Человеческого Королевства.

     И ещё несколько слов - об эльфах. Эти хрупкие существа со стрекозиными или мотыльковыми крылышками и в шапочках из венчиков лепестков жестоки и даже гордецов превосходят сверхъестественным самомнением. Встреча с ними не сулит ничего доброго, так как они известные обманщики и насмешники. Бедняга Марвик за то и поплатился крыльями, что раз предупредил одного путника о готовящейся каверзе, и тот сумел избежать погружения в трёхлетний сон.

     Ну-с… всего в одной главе не объяснишь, не растолкуешь. Тем более, что понять все тонкости жизни обитателей Леса, Подземных Пещер, Человеческого Королевства, Города Гордецов и прочих мест - не способен никто…

Страхи-ужасы пришли в движение, полезли из всех щелей. Ночью Себастьян ворочался на кровати, и кожа его зудела, чесалась, пылала. В голове плясали мысли – безумные, словно эльфы накануне Зимней Спячки. Сердце расплющил чёрный камень тоски…

     Сперва начала терзать мысль, а не начнёт ли он сходить с ума – ведь глядел же он в глаза Чародею, а птицы-то говорили, что… Затем он прочитал своё любимое заклинание, и тут же, как свирепый жук, вцепился новый страх: зачем он, глупый Себастьян, по таким пустякам беспокоит мольбой Доброго Духа? Не накажет ли тот его за это каким-нибудь недугом? А вдруг начнёт редеть и осыпаться борода (все гномы боятся потерять бороды, но у Себастьяна это давно превратилось в манию)? Пришлось теперь читать покаянное заклинание… Но потом, точно кнутом обожгла мысль: «А вдруг теперь чёрные колдовские силы обрадуются, что его покаяние «отменило» охранительное заклинание, и теперь с ликующим визгом набросятся на него, несчастного гномика?» О-о-о, какая же это была мука!!!..

     Напомним: Себастьян не был обычным трусом. И сумасшедшим он не был. Он был «ужаленным». Как известно, змеиный яд сочетает в себе смертельные и, одновременно, целительные свойства. Страх Себастьяна так же имел странные и противоречивые качества. Не сам страх даже, а его источник. Да, при рождении напугала его окаянная летучая мышь. Но ведь зато он тогда же увидел Солнце! Видно уж такая судьба у тех гномов, что рождаются на поверхности земли, а не в подземных пещерах: страдать от навязчивых кошмаров и нести в себе память об ослепительно прекрасном золотом луче…

     Марвик, как уже говорилось, был как раз обычным трусом, то есть «здоровым боякой». Ну, как заяц, чьи острые уши вечно торчат в ожидании сигнала опасности. И основания бояться у зайца самые серьёзные: волки, люди, лесовики… Скорость и бдительность – вот главный девиз, следуя которому, ушастый зверёк может прожить подольше. Но что может помочь эльфу, лишённому крыльев? Такое существо обречено на неизбежную гибель. Если бы не ум, не относительная работоспособность (среди эльфов она почти никогда не встречается), не дружба с Себастьяном… через месяц-другой Марвик бы погиб так же неизбежно, как заяц с перебитыми ногами. Но бескрылый эльф выжил и хоть и стал раздражительным трусом, а как-то существовал. Даже пробовал приносить пользу – гному, например.

     Но не созданы эльфы для помощи ближним! Узнав о посещении Чародеем Себастьяна, он уронил растрёпанную головку на узкие ладошки и протянул:

     - Ну всё… ты пропал…

     - Нет ещё,- помрачнел гном, звучно затягиваясь трубкой.

     Бескрылый эльф безнадёжно замахал лапкой, точно прощаясь с другом.

     - Глупо пропал, бездарно… Тебе заморочили голову, тебя в пропасть толкают, а ты – как всегда! «Спасибо, мой господин», «я с великой охотой, мой господин»… Да-а, сосна без ума к топору бежит сама…

     - Перестань!- Себастьян встал, упёрся трубкой в стол (жест, производимый гномами в минуты, когда они как никогда готовы проявить твёрдость).- Я пока ничего не решил. А в одном Чародей точно прав: засиделся я в дереве. Скучно, Марвик! Скука мне глаза разъедает, как пар болотный!

     - Болван,- кротко вздохнул эльф,- ты людей ведь даже не знаешь… Ты на меня посмотри, Борода… Я вот разик потолковал с одним… Видишь, чем кончилось? Да что тебе растолковывать! «Золотник»! Пень ты трухлявый! Полено

     Ближе к закату появился Марвик. Тоненькими, сложенными горсткой пальчиками постучал он в дверь, нервно озираясь по сторонам. И хотя Себастьян открыл дверь через пару мгновений, первое, что он услышал было: «Как же ты долго, Борода!»

     Марвик, хоть и остался без крыльев, а всё же сохранял эльфийские привычки. Например, манеру говорить с раздражением и горькой иронией, если речь не шла о цветах, луне или нектаре. Эльфы вообще ужасно раздражительны и грубы, поскольку всех (кроме себя) считают глупыми, неповоротливыми, тупыми, неотёсанными и т.д..

     - Заходи,- мотнул головой в зелёном колпаке Себастьян, и Марвик зашёл, странно перебирая худыми ножками, так и не привыкшими к долгой ходьбе пешком.

     Они дружили уже несколько лет. Как старые знакомые они не тратили времени на всякие церемонии. Эльф сразу уселся на «своё» место на круглой подушке у окна, а гном молча налил ему нектара в серебряный стаканчик (Марвик любил всё прекрасное).

     - Как гусеница?- спросил гном (Марвик подрабатывал нянькой у многодетных насекомых).

     - Дура полная,- махнул ручкой эльф.- Сомневаюсь, что ей хватит мозгов вовремя стать куколкой.

     - Для этого мозгов не требуется,- отозвался Себастьян.- Куда подевалась моя трубка?..

     - Посмотри в кармане… Главное, родителям её ничего не втолкуешь. Вроде бы и бабочки, а головы у них чугунные. Я говорю: «Идиоты! Не видите, что у вас дочь – дура?»

     - А они?

     - Упархивают, смеются. Клянусь, если бы не нектар, я бы близко к этим тварям не подошёл!

     - Ну, за нектар и пострадать можно.

     - Устал я страдать, понимаешь? Тебе что – нашёл трубку, раскурил – уже счастлив. А я ведь – эльф. Я без красоты, как без…

     Повисла тяжкая пауза. Непроизнесённое слово «крыльев» клубилось и ворочалось в комнате, от него сразу стало тесно.

     - А родители, кстати, у неё красивые?- как мог попытался проскочить сквозь неловкое молчание Себастьян.

     - Отец недурён,- заставил себя преодолеть слёзы Марвик,- а мать – ерунда! Узор самый примитивный, таких миллион и тысяча… Тут, пока я эту змею выгуливал, разговорился с одним колокольчиком. Ну, так, просто чтобы цветочный язык не забыть.

     - И что?

     - Очень мило побеседовали. А, вижу твою трубку… Да не там, не там смотришь! Палец мой видишь?

     - А-а…

     Извилистая тропинка убегала в самую чащу, где склонялись друг к другу, словно перешёптываясь, исполинские сосны. Именно туда спешил Полосатый, так как за чащей, в чёрной воде болот жили русалки – существа задумчивые и тихие… если только они не влюблялись. Тогда они впадали в безумие и совершали такое, что даже чародеи старались держаться от них подальше. Но Полосатый был невероятно любопытен. Его тянуло на болото, к одной знакомой русалке, имевшей несчастье влюбиться в него лет двадцать назад. Тогда он отделался парой шрамов и едва не спалил себе бороду (влюблённая русалка подожгла хижину, в которой ночевал скрывающийся от её безумного чувства Чародей). Подружки Изольды, таково было имя обожательницы Полосатого, долго приводили её в чувство, то есть в прежнее русалочье состояние. Даже связывали её золотистыми водорослями и на неделю опустили в омут с особенной ледяной водой. С трудом, но всё же Изольда шла на поправку, хотя белое её лицо с огромными глазами долго ещё кривили судороги. Когда цвет глаз из огненного постепенно стал превращаться в обычный – голубовато-белёсый, её отважились выпустить на волю. Посидев на подводном камне с полчаса, Изольда вдруг взвизгнула, стрелой взмыла вверх и, очутившись над водой, метнулась к берегу, где исполнила отчаянную пляску Прощания, после чего опять ушла под воду с видом неопределённым, хоть и вполне спокойным…

     Полосатого остро интересовало, как там она теперь поживает, как среагирует на его появление. Последствия же нимало его не заботили. Так же не заботило его и то, что случится с гномом Себастьяном, которого он подбивал уйти к людям. Главное, чтобы гномы-золотники постепенно перебрались в Человеческое Королевство и приучили людей опьяняться золотом, а там можно будет заняться гордецами, распаляя в них зависть к соседям…

     Чародей неплохо разбирался в психологии гномов. История о Рихарде была рассказана им умело, с тонким расчётом. Гномы угрюмы и недоверчивы, но в душе – романтики. Соблазнить их, нарисовав возможную жизнь, в которой у них появляется шанс испытать нечто новое – дело несложное (при его, Полосатого, умении). К слову сказать, рассказ о Рихарде был очень близок к реальности, хотя и изложен с некоторыми вольностями.

     Во-первых, Полосатый не забыл, а умышленно утаил от гнома, что Рихарда лишили права на «достойную старость» как раз из-за того, что тот подружился с одним человеком, а это строжайше запрещалось Законом Подземных Пещер. Так что к людям он ушёл жить вынужденно, хоть и не слишком страдал от такого лихого поворота судьбы.

     Во-вторых, Чародей не рассказал, как мучился среди людей первые два года несчастный гном, как издевались над ним и всячески пакостили ему соседи, видя в нём чужака, да к тому же ещё с характером независимым и твёрдым (как у подавляющего большинства гномов). Не раз Рихард порывался уйти прочь из Человеческого Королевства, но что-то удерживало его. Что именно, он и сам не мог бы сказать… Возможно, дружба с тем самым человеком, из-за которого он и был объявлен изгнанным из сообщества гномов.

     В-третьих, никакого разговора с королём по поводу изображения Рихарда в виде мраморной фигуры у фонтана, конечно, не было. Король (Вуддер Пятый, Подмигивающий) вообще ни разу гнома в глаза не видел, а все переговоры велись через его Советника и мелких подчинённых. Правда почётную грамоту и снабжение продуктами и одеждой Рихард получил, это верно.

     В-четвёртых, умолчал Чародей о том, что густые брови рихардова первенца появились из-за его, Полосатого, колдовства. Очень уж скучным показалось ему, что мальчишка родился самый обыкновенный – человеческий. Впрочем, злодеем, настоящим страшным колдуном, Полосатый не был. Потому, натешившись всласть мучениями мальчика, он потом с лёгкостью расстался с волшебными ножницами, чтобы ему помочь. Вредил и помогал Чародей с одинаковой беспечностью, бездумно.