code:
Стихи Сергея Сатина Музыка Александра Авербуха По пути из Кореи в Гвинею, Очарованный цветом волос, В молодую портовую фею Как мальчишка влюбился матрос. Мимо жемчуг везли из Китая, Из Бразилии кофе везли. Он сулил ей все прелести рая Все сокровища грешной земли. Под безумные, пылкие речи, У изъеденных бурями скал Он ласкал обнаженные плечи И упругие груди ласкал. Говорил, что не может без феи, Что он лучше покончит с собой, А повсюду цвели орхидеи, И котенком мурлыкал прибой. Минул месяц, и парусник снова Бросил якорь у памятных скал. Свою фею в объятиях другого Потрясенный матрос увидал. Два ножа из манчестерской стали Зазвенели, как выводок ос, И, покрытые кровью, упали Тот, другой, и влюбленный матрос. Фея низко склонилась над ними. Тот, другой, был убит наповал, А матрос, прошептав ее имя, Прямо в сердце вонзил ей кинжал. Он всю ночь просидел возле феи, А при свете зари, поутру, По пятну возле феиной шеи Опознал в ней родную сестру. Через месяц матроса судили, И почтенный седой прокурор Настоял, чтоб оставили в силе Наихудший из всех приговор. А когда к небесам отлетела Из матросского тела душа, Прокурор, рассмотрев это тело, Вдруг узнал своего малыша. Эти губы, и волосы эти Он не видел четырнадцать лет. Прокурор заперся в кабинете И достал из стола пистолет. В до краев переполненном зале Возле гроба с пяти до семи, Погруженные в траур, стояли Сослуживцы и члены семьи. Вдруг монахиня вышла из круга С выраженьем тоски на лице, Потому что узнала супруга В том лежащем в гробу мертвеце. И, утратив контроль над собою, С похорон возвратившись назад, В медный кубок дрожащей рукою Нацедила припрятанный яд. Удивлен был надменный прохожий Длинным рядом похожих могил. Вскрыв очешник шагреневой кожи, Он пенсне на себя водрузил. Имена прочитал воровато И мгновенно утратил всю спесь, Так как дети его и внучата Вперемежку покоились здесь. Коротать безысходное горе В одиночку прохожий не стал. Он заплакал и бросился в море С прилегающих к кладбищу скал.
Что такое православный маркетинг
Мы давно хотели поговорить о трудных вещах. В наше время, когда выстраиваются многотысячные очереди к мощам, массы людей едут в многокилометровые паломничества, православные паломнические службы растут как на дрожжах, а приходы и епархии аффилируются с целыми сегментами тур-индустрии, слова «маркетинг», «рынок», «потребители» все чаще звучат в связи с церковной сферой. Само слово «маркетинг», на первый взгляд, вообще плохо подходит для сферы сакрального. Мы примерно представляем себе, что в мире вокруг священных понятий и предметов тоже есть различные виды обмена и интересов, однако внутри что-то противится применению термина, который во многом определяет современную экономику, к столь важной и деликатной области, напрямую замкнутой на ценности. Это целый комплекс сюжетов, о которых трудно разговаривать: тут и соотношения сакрального с рыночным, и запрос на подвиг, и много чего… Начнем пока с православного маркетинга.
- Величие у тебя отросло... в одном месте… [183x262]
-Где?
-В штанах!!!
(Ворошиловский стрелок)
Интересно, Бортко всерьёз считает, что величие Петра1 кроется исключительно в штанах, а всё, на что был способен этот царь-реформатор, это соблазнить Катю, соблазнить Машу, убить сына, неудачно справить урологические потребности и чуть более успешно – религиозные?
Итак,
Прокол №1
Посмотрела тут фильм, якобы основанный на реальных событиях. Тема вроде бы важная-привлечение к проблемам беспризорности. Но что касается исполнения.. УЖАС!!!
code:
Интерпретация Ахматовой как советского поэта (без всякой негативной модальности, свойственной понятию «советский» в девяностые) началась не вчера; наиболее убедительный текст на эту тему — статья Александра Жолковского «К переосмыслению канона» (1998). Там сказаны многие ключевые слова: «сила через слабость», «власть через отказ от потребностей», «аскетизм до мазохизма», «консервативно-монументальные установки», «любовь к застывшим позам». Всем этим, однако, советскость не исчерпывается — это вещи скорее вторичные и, так сказать, производные. Несколько ближе к делу — многократные упоминания разных авторов о фольклорности Ахматовой: иные ее тексты удивительно близки к сочинениям Исаковского и даже, страшно сказать, Прокофьева. Твардовский не зря любил и высоко ценил ее (что не одно и то же) — при том, что большинство поэтов-современников для него не существовали. Но «советскость» и «фольклорность» — вещи далеко не синонимичные, и более того: на раннем, наиболее подлинном своем этапе советская власть далеко не опиралась на традиционные фольклорные установки, весьма резко отбрасывала «коренное» и «национальное», почвенническая ориентация появилась у нее только в тридцатые. Эстетически Ахматова — явление как раз русское, а не советское, и подлинно всенародная ее слава началась тогда, когда советское уже побеждается и поглощается русским, архаическим, «консервативно-монументальным». Не зря ее снова начали печатать в сороковом. Иной вопрос — что заставило расправляться с ней в сорок шестом. Оставайся она в рамках фольклорной установки «власть через отказ» и «сила через слабость» — ничего бы не было. Рискну сказать, что ключевой текст Ахматовой — крошечное предисловие к «Реквиему», и даже две строчки из него — ответ на вопрос «А это — можете описать?» «И я сказала: — Могу».
Если б она даже не описала — то есть ничем не доказала абсолютной власти над собой и над словом, — этого «могу» было бы совершенно достаточно, чтобы остаться в истории русской литературы и вызвать негодование властей
В русской литературе 70-х годов XX века сложилось направление, не имеющее аналогов в мире по антикультурной страстности, человеконенавистническому напору, сентиментальному фарисейству и верноподданническому лицемерию. Это направление, окопавшееся в журнале «Наш современник» и во многом определившее интеллектуальный пейзаж позднесоветской эпохи, получило название «деревенщики», хотя к реальной деревне, разумеется, отношения не имело. [680x521]
Статья «Принуждение к реформам» из номера: АИФ №31
Фраза «Прошлое в России непредсказуемо» в нашей стране акуальной не перестанет быть никогда.
Писатель Михаил Веллер считает, что процесс идеологической корректировки истории не так безобиден, как кажется.
То любим, то нет...
Опубликовано 26.11.2012
Триста один год назад родился Михайло Ломоносов. Дата некруглая, не то что прошлогодний юбилей. Но Ломоносов в судьбе страны — фигура исключительная. Чтобы вспоминать о нем, нет нужды непременно дожидаться очередного юбилея. Другой титан российской науки Владимир Вернадский справедливо назвал Михаила Васильевича «великим ученым, которые считаются единицами в тысячелетней истории человечества».
[630x]
Но вот что удивляет: даже в юбилейные дни иные газеты и журналы писали о нем, мягко выражаясь, странно. Скажем, некий Савелий Кашницкий опубликовал в «Аргументах и фактах» статью о Ломоносове, назвав ее… «Что о дураке жалеть!». Не знаю, в каком еще царстве-государстве кто-либо осмелился бы так написать о гордости народа, символе отечественной науки.
Не возмутиться этим невозможно. И тогда мы, семнадцать ученых, в том числе крупнейший современный историк, член-корреспондент Академии наук Андрей Сахаров, ряд ведущих сотрудников авторитетнейших вузов, обратились к руководителям «АиФ», настаивая на публикации нашего письма в защиту великого сына России.
За прошедшее столетие вокруг дуэли сложилось множество легенд и мифов. Одни воспринимают дуэль как непременный атрибут романтической эпохи с ее балами и кавалергардами. Другие считают это варварским обычаем, который навсегда ушел в прошлое. Однако ничто не исчезает бесследно… Завершилась эпоха, которая удивительно соответствовала девизу генерала Лавра Корнилова: «Душа – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому». Начиналась другая эпоха, в которой такие понятия, как правда, свобода и честь, потеряли былое значение. [показать]
anted dead
Смерть есть смерть (с)
Человек человеку волк.
Плавт
В последнее время мода на постапокалиптические фильмы становится просто пугающей, то мастерам Голливуда приходит в голову воскресить Дьявола из глубин преисподней, то воспроизвести на экране саморазрушение планеты Земля, но, пожалуй, одним из самых необычных и чисто кинематографических, является вариант развития событий по фильмам Джорджа Ромеро. А именно почти полное уничтожение расы людей и воцарение живых мертвецов, что ж не самый худший вариант для тех, кто переживет первую волну эпидемии и сможет найти себе укромное местечко, где спрятаться и пытаться жить, при этом защищаясь не только от опасности снаружи, но и изнутри. Собственно именно об этом и повествуют фильмы Ромеро о способах выживания группы людей среди восставших из мертвых. Будь то домик супермаркет или целый город на первый план выходят взаимоотношения самих людей и зачастую неотвратимо начинает действовать правило человек человеку волк.
На поляне, среди огромного леса, жил-был волшебник, у которого было большое стадо овец. Каждый день он съедал одну овцу из стада. Овцы причиняли волшебнику много беспокойства - они разбегались по лесу, и ему приходилось тратить очень много времени на то, чтобы поймать одну овцу, а других снова собрать в стадо. Конечно же овца, которую он собирался убить, чувствовала это и начинала отчаянно сопротивляться, и ее крики пугали других. И тогда волшебник решил придумать такую хитрость – он поговорил с каждой овцой наедине, и каждой что-то внушил.
Вот надо же, в тексте ни одним словом не соврали, исторично... просто шире стало содержание. В видеоряде уместной оказалась фотография капитана 1 ранга, Евгения Романовича Егорьева, погибшего под Цусимой, где воевал крейсер. А по Зимнему он не стрелял, это миф, "Аврора" после Цусимы вообще ни одного раза не стреляла, но патрули в черных бушлатах действительно может помнить. Интересно, что сын Егорьева тоже принимал участие в русско-японской и стал в советское время контр-адмиралом и преподавателем военно-морской истории в Ленинградском институте точной механики и оптики. Да, "судьбы их тоже.. чем-то похожи". А песня трогательная и правдивая) Устами младенца)))
Автор: Михаил Веллер
Опубликовано 28 декабря 11 (0:05)
Чтобы произошло, если бы Советский Союз продолжил свое существование
Говорят, история не терпит сослагательного наклонения. И всё же… «АиФ» попросил писателя Михаила Веллера представить, по какому пути мог пойти СССР, не распадись он в декабре 1991 года.
- Когда в обществе близятся катаклизмы, система проходит неустойчивые состояния. И возникает неопределённость: свалится ли система в хаос или перейдёт на новый, более высокий уровень. В декабре 1991-го перед страной лежало как минимум три пути, по которым она могла пойти.
Несколько проклятых вопросов об Октябрьской революции не дают покоя и через 95 лет после её совершения. В наиболее современном виде они выглядят примерно так: как могла православная Россия пойти против своего Бога и императора? Не иначе свою роль сыграли или немецкие деньги, или английские шпионы, или еврейский заговор...
Или всё-таки революции 1917 года - и Февральская буржуазная, и Великая Октябрьская социалистическая - были явлением чисто российским? Тем, которое могло произойти только в это время и только в этом месте? Ответы на эти вопросы «АиФ» ищет вместе с Роем Медведевым, историком, писателем.
И давайте вспомним, что изначально он был посвящён не Дню воинской славы и уж тем более не Дню народного единства. Это был День Великой Октябрьской Cоциалистической революции.
Помните те стихи Михалкова?
Мы видим город Петроград
В семнадцатом году:
Бежит матрос, бежит солдат,
Стреляют на ходу.
Рабочий тащит пулемет.
Сейчас он вступит в бой.
Висит плакат: «Долой господ!
Помещиков долой!»
Несут отряды и полки
Полотна кумача,
И впереди — большевики,
Гвардейцы Ильича.
Октябрь! Навеки свергли власть
Буржуев и дворян.
Так в Октябре мечта сбылась
Рабочих и крестьян.
В ночь с 7 на 8 ноября (по новому стилю) 1917 года в Петрограде произошло восстание, совершенное пролетариатом России, что выстрелил стоявший на невском причале крейсер «Аврора», что вооруженные рабочие, солдаты и матросы захватили почту, телефон, телеграф и Зимний дворец, что они свергли Временное Правительство и провозгласили Власть Советов, которая потом просуществовала в нашей стране 70 с лишним лет.
Кстати, не могу не процитировать слова Андрея Сидорчика http://www.aif.ru/society/article/56843
" С самого момента распада Советского Союза российскому обществу настоятельно навязывается мысль, что Великая Октябрьская социалистическая революция – это ужасно, трагично, кроваво. И отмечать её годовщину – стыдно и плохо.
Удивительно, но в свободной и демократичной Франции как национальный праздник отмечают День взятия Бастилии – 14 июля. Хотя любой историк вам скажет, что Великая Французская революция на практике не отличалась чистотой методов и гуманностью революционных масс. А само взятие Бастилии, к моменту революции не имевшей ни военного, ни политического значения, с сегодняшних позиций и вовсе можно рассматривать как акт вандализма, совершённый во время массовых беспорядков.
И что характерно: во французской истории полным-полно событий, которыми можно было бы заменить неоднозначное 14 июля – но французы почему-то этого не делают.
Может, просто из уважения к самим себе?"