я думаю - ничего, у неё пройдет
я думаю, это временное, оно, может, с кровью выйдет
тело говорит: - иди вперед
так нежно тебя никто не обнимал за ноги
не капал в глаза, не держал веки
не повторял "ты моя" всю дорогу
не закапывал в землю как молодое дерево
не дрочил на тебя - потому ты никогда не вырастешь
ты никуда отсюда не выйдешь
будешь лежать здесь, полный рот проводов
будешь просить: - дайте мне подержать его между ног
у него всё гремит в голове, всё грохочет
а потом она берет его на руки, он хохочет
потом он плачет, но она кроме него никого знать не хочет
Травы звенят высокие.
Тревожны их голоса.
Целую тебя, мой сокол,
В осоковые глаза.
Встанешь, прямой и зоркий,
К выси приладишь лук...
Много - неважно, сколько, -
Будет еще разлук.
Сколько - неважно. Много
Выпустишь в небо стрел,
Чтобы найти дорогу -
Ту, что пройти успел
Целься на звон их тонкий -
Слышишь, тебя зовут!.. -
Быть постарайся только
Метким, как Робин Г
Я босыми ногами прошлёпаю в мамину комнату,
молоко недопитое выплеснув в зимнюю форточку.
Буду маленькой-маленькой. Сердце испугом нетронутым
будет в уши стучать. Опущусь у кровати на корточки
и нырну с головой в одеяло, лоскутьями сшитое –
никому ни о чем одеяло не станет рассказывать.
Буду плакать навзрыд, бормотать и отчаянно всхлипывать,
и ногтями в подушку впиваться, и слёзы размазывать.
Одеяльную тьму освещая карманным фонариком,
чтоб никто не увидел, стихи напишу без названия
о тебе, о весне, о воздушном подаренном шарике,
о больнице и боли, предательстве и расстоянии.
А потом – слёзы вытру и вынырну в улицу пыльную,
усмехнусь над недавними глупыми, злыми вопросами,
над слезами взахлёб. Я же взрослая, злая и сильная.
И не пью молока. И не плачу. И ноги не босые.
И такое бывает...
Религиозным фанатикам не читать..
Остальные кликают далее..
На днях мой знакомый передал мне достаточно любопытный документ. Его приятель проходил практику в Ростовской военной прокуратуре и, просматривая уголовные (и не очень) дела, наткнулся на объяснительную записку некоего каноника Платонова Е. П. Суть же самого дела заключается в том, что означенный каноник в момент крайнего душевного волнения послал военного комиссара Ворошиловского района города Ростова-на-Дону гражданина Рожкова туда, куда обычно военных комиссаров не посылают. Тот обиделся, подал заявление и т. д., и т. п. Впрочем, сам текст заявления каноника, который ниже приводится полностью, без изменений, сокращений и с сохранением всех фамилий, проиллюстрирует ситуацию гораздо ярче, нежели это смогу сделать я.
Итак:
"Римско-католическая церковь Ростовское-на-Дону собрание Христиан "Слово Божие" г. Ростов-на-Дону, ул. Красноармейская, 126, тел. 676923,
Исх. 43 от 11.12.99 г.
Слава Иисусу Христу!
Прокуратура Ворошиловского района г. Ростова-на-Дону,
Монсеньору Украинцеву В. Б.
Евгений Платонов по вразумлению Божьему заявляет:
Возрадуемся о Господе!
Уважаемый Вадим Борисович!
Поминая всех святых, ставлю Вас в известность, что слово "хуй" явдяется общенародным и общеупотребимым обозначением мужского полового органа и применительно к обладателю такового - Рожкову - гражданину и комиссару, не имеет оскорбительного значения по целому ряду причин.
1. Рожков сам пользуется этим словом применительно хотя бы к собственному половому органу, этот солдафон слишком примитивен, чтобы называть "хуй" -"пенисом";
2. Ни в слове "хуй", ни в самом мужском половом органе нет ничего оскорбительного:
2.1. У Бога тоже есть хуй! Общеизвестно, что первый человек - Адам - был сотворен по образу и подобию Божию, т. е. - с хуем!
2.2. Хуй является инструментом во исполнение воли Божией: "Плодитесь и размножайтесь" (бытие 1,28). Сам-то Рожков, в отличие от Христа - непорочно зачатого - был зачат с помощью хуя!
3. Платонов использовал слово "хуй" применительно к направлению движения Рожкова, но не к самой личности комиссара, не называя его ни "хуем", ни какой-либо хуевой частью, к примеру, "залупой";
4. Само по себе "посылание на хуй" носило для Рожкова исключительно рекомендательный характер: Платонов не толкал комиссара в спину и не принуждал его иными способами к движению в указанном направлении;
4.1. К тому же "рекомендация к движению" имела самый общий характер и не несла в себе никакой конкретики: Рожков не был проинформирован: в направлении чьего именно полового органа ему следовало бы совершить движение, не был разработан для комиссара и план действий в конкретной точке маршрута;
5. Честь мундира должностного лица также осталась незапятнанной, поскольку Платонов не давал рекомендации к движению непременно строевым шагом (левой! Левой!), при погонах и в служебное время. Нет, в указанном направлении можно выдвигаться в домашнем халате и тапочках.
6. Обращаю Ваше внимание на отсутствие законодательных и нормативных актов, квалифицирующих слово "хуй" и его применение в указании маршрутов в качестве оскрбления, и дозволяющих проводить следственные мероприятия в отношении Евгения Платонова!
6.1. Мнение Рожкова о нанесении ему оскорбления чисто субъективно, не соответствует действительности и является следствием как скудоумия, так и морального уродства комиссара, порожденного отсутствием у него чувства юмора.
Поэтому Римско-католическая церковь рекомендует Вам закрыть "дело Платонова" за отсутствием состава преступления. Во имя Отца, и сына, и Святого Духа. Аминь.
С молитвою о Вашем добром здравии и служебном процветании
Милостью Божией, Каноник Ростовского-на-Дону Собрания христиан "Слово Божие"
Начальник канцелярии Е. П. Платонов.
ты называешь «маленькой», гладишь
волосы.
полосы
жизни стелятся в белый
ряд.
взгляд
это все, что я заберу
для памяти.
с нами то
пляшет ангел, ты видишь
крыльями
сильными
машет. в небо зовет
летать.
трать
на меня эмоции, чувства
сотнями.
хлопьями
снег рождается, тихо
стелется.
верится
только в чудо, невинно-
детское.
греться
губами жадными, трудно
терпится.
сердце,
ты слышишь, сердце стучит
предателем.
хватит ли
сил держаться?... желанье
струнами
лунною
ночью мне не позволит
спать.
мять
и кусать подушку, а вдруг
исполнится.
помнится
там где ты, там всегда
тепло.
слов
переборы – это ли волшебство,
каждое утро.
милое чудо
я так … так люблю его
Проснуться в четыре утра
На скамейке в промерзшей аллее
Весна - неродная сестра
Осени. Оскорбленье
видеть твои глаза
закрывая свои
кошачьи
грязные голоса
с ритма сбивают
мальчик
мой любимый
четыре утра
жизнь - помесь осла и суки
мне б на миг ощутить тебя
Целовать твои теплые руки
целовать твои нежные щеки
говорить, не вникая смысл
и казаться себе такой глупой
теплой, сладкой, такой... экзерцисной
и немного сумбурно - нежной
вжаться, влиться в твои колени
замерееть - счастливой безбрежно
и исчезнуть в твоей же тени...
слабые руки - как ветки засохшего деревца,
ногти ломались, пытаясь нащупать скважину.
царство за ключ и забытое право надеяться,
за оборот - полдуши, не сгоревшей заживо.
тушки желаний с просроченным сроком негодности,
камень за пазухой, таинство под одеждами.
где-то за дверью - истоком твоей безысходности
так и напишут на плитке - "убит надеждами".
рвали-тянули слова, превращая их в ребусы -
в гласных побольше смысла, в согласных - нежности.
"срочно! сестра! третьей-Цэ с положительным резусом!"
время. течет. убивая. своей. поспешностью.
двадцать шесть центов и восемь мгновений бесплатные -
тратили дни у небесных менял и брокеров.
сели в поту на диван, кровяными халатами -
"ах, это ваши? простите, а мы их угробили..."
где-то на самом пределе заметно биение.
взглядом слежу за гротескно-зеленым месяцем
в запертой клетке грудной, в позвонков пятистении,
рвется наружу отчаянье, стонет, бесится.
всхлип придушив при рожденьи, не дав ему вырости,
выросший плач - это роспись в своем бессилии.
памяти тех, кто упал и покоится в сырости -
тем, кто не смогут дойти до небесной филии.
снова учу для незрячих и проклятых азбуку -
кто говорил про особенный статус троицы?
"знаете, сир, есть прекрасное средство от насморка..."
можете пить, я-то знаю, что дверь откроется.
разлукой сердце спрессовало…
немое, выдохнуть не может…
мне каждой встречи будет мало…
«чем дальше в лес, тем»…всё дороже…
а я… всерьёз могу сорваться…
благоволит снегам столица…
проблема внутренних миграций –
не изменить, не измениться…
взаимо_не_до_пониманье…
какую выберешь приставку?
не дорожу я этой гранью…
как высоки сегодня ставки?
вторые сутки без сознанья -
без осознания причины…
работа, телефон, вязанье
способны заменить...?
- Слышишь, милый? За окном гроза.
Страшно... БесовскОе наважденье.
Если вот сейчас закрыть глаза,
а потом открыть их: пробужденье -
будет ли?
Увы, это не сон -
проза жизни, сбитая в абзацы.
Знаешь, мной вчера открыт закон:
оказалось - больно оказаться
в десяти минутах от тебя...
И самогипнозом: "Ничего.
Проживу". Невероятно трудно,
зная номер, не набрать его,
заглушить губами зуммер нудный.
Может быть, возможно, чтобы - вспять?..
Убиваю я в чужой квартире
целый день на то, чтобы понять:
в сутках целых сто сорок четыре
десятиминутки до тебя.
Крик истошный "Милый, не забудь!"
рвется в пустоту, но, понемножку,
время увеличивает путь
"от" и "до". За неименьем кошки
на душе моей скребется мышь,
и мешают спать часы, считая
дни... Но ты сейчас, конечно, спишь
и не слышишь, как я умираю
в десяти минутах до тебя...
Онлайновость ночи покрыть гиперчувствия красками,
Познав резонанс – одинаковый стук под рубашками.
С зимы поминутно срываясь в безбашенность майскую,
Шептать, по любимой спине разбегаясь мурашками.
Опомнившись, горько вздыхать – от тебя за полмира я...
Бессоницам счёт потеряв, до далёкого пятого
Рычащую боль приручать, подреберьем вибрируя,
Мы есть! – повторяя. Разорванность раны разъятую
Сшивать унисоном сердец. Через даль океанскую
Тянуться словами, сливаясь тоской негасимою.
С ошибками что-то писать, позабыв пунктуацию,
Синхроня всё время, оставив стыдливость и синтаксис,
Расплавить все клавиши шёпотом шёлковой лексики.
Пять месяцев пить этот мёд, на полыни настоянный.
Но верить – увидев знакомую хижину в Мексике,
Войду и пойму всем собой, что оно того стоило –
Дождаться друг друга. Как два оловянных солдатика,
Бесчисленных зим чередою внутри искалечены,
Мы всё же нашлись. Даже будучи пнём в математике,
Я знаю, что Катя плюс Миша равно бесконечности.
осадки души на ресницах повисли
моросит потихоньку, с детским всхлипом
пусть небо в зрачке станет ясным и чистым
устаревшие страхи пора вылить – прокисли.