Перебирая старые журналы и газеты, нашла старый, 1992 года, номер журнала "Пионер", списанный из нашей библиотеки и утащенный мною домой. Есть в этом журнале одна занимательная статья - ответ главного редактора на письмо 14-летней девочки. В письме обычная подростковая проблема - родители ее не понимают, гулять не пускают, девочка грозится "что-нибудь с собой сделать". Самое обычное письмо, которых тысячи в подобных изданиях. Но ответ на него обычным не назовешь, поэтому я захотела познакомить вас с ним. Думается, он будет актуален для любого возраста.

На всякий случай скажу, что ни на какие права не претендую. Даже укажу автора статьи: А.С. Мороз, главный редактор журнала "Пионер". № 1-2 за 1992 год.

 

 

Когда-то я страшно ненавидел отца - самого дорогого для меня на земле человека. Всего один-единственный раз, зато ненавидел глухо, тяжко - изо всех сил.

А дело было так. У отца была чудаковатая привычка - смотреть кино "вслух". В середине сеанса ему ничего не стоило громко высказать предположение: "...Ну, сейчас он ему выдаст!" Или, повернувшись к соседу, разъяснить: "Убийца - вон тот, в шляпе, а на кого все думают - тютя; это режиссер понакрутил, специально. Потом разъяснится!" А поскольку угадывал он без промаха, то давно перезнакомившиеся посетители маленького кинотеатрика и сами так же громко могли осведомиться: "Терентьич, а он его убьет?.."

При этом отец был по-настоящему деликатным человеком - сама мысль доставить кому-нибудь неудобство была для него невыносимой. Загадка какая-то! Все разъяснилось много позже, когда я уже работал в маленьком журнальчике, и секрет оказался нехитрым. Метель загнала меня в дом престарелых, притулившийся на задах насквозь промороженного, тихо вымирающего поселка. В обшарпанной столовке-клубе десяток-другой старичков и старушек смотрели такую же старую, как и они сами, кинокомедию. Не столько смотрели, сколько громко пересказывали друг другу все, что происходило на экране. В результате шум в зале стоял невыносимый, как на большой перемене в школе.

Заметив, что я улыбаюсь, улыбнулась и пожилая дежурная:

- А чего вы хотите, они так привыкли смотреть - еще с тех пор, когда кино немое было. Актеры не разговаривали, только подписи под кадриками шли. Кто читать не умел, кто не успевал - вот и помогали друг другу. Особенно когда кавалер с барышней рядышком сидят: тот ей все и растолкуй! А иначе - или дурак, или невежливый, не уважает ее, а только так волочится, из кобелиного интересу...

Вот оно, оказывается, в чем вся штука была!

...В то лето мы всей семьей отдыхали в деревне у бабушки, маминой мамы. И был я смертельно влюблен в самую красивую местную девочку, влюблен без памяти и рассудка. Влюблялся я в ту пору аккуратно, как уверял мой старший брат, - каждые сорок пять минут. И страшно злился, когда мне об этом напоминали: на этот раз - НАСТОЯЩЕЕ! Надо сказать, что у сельской красавицы я пользовался некоторым успехом: то ли ей наскучили местные ухажеры, то ли еще что. Всех прежних воздыхателей она удалила, остался один-единственный - Колька, рыжий здоровила, застенчивый, как третьеклассница. Окликнешь его, а он только наберет полные легкие воздуха, выпятит грудь колесом и глаза опустит: стесняется.

И вот мы сидим на широченной дубовой скамейке в сельском клубе, изо всех сил делаем вид, что оказались рядом случайно и нет нам друг до друга никакого дела. "Давали" индийскую ленту.

Все было так, как и полагается в индийских фильмах: цветастые сари, изящные кружочки на очаровательных женских лобиках, возлюбленная пара, коварный разлучник - и музыка. Ах, какая музыка!.. Но вот подоспела и развязка: как и должно, - роковая, кровавая.

"- ...О, Гопал! - простонала Радха, простирая к умирающему унизанные браслетами руки. - Как жить без тебя?!"

Весь клуб завыл в голос, как по настоящему покойнику. Плакала и "моя" девочка. Дрожали ее узенькие плечи, дрожал милый подбородок, намокли от слез тонкие пряди волос. И вдруг... Вдруг она положила свою маленькую ладошку на мою руку! Сердце мое оборвалось и ухнуло куда-то вниз, в наполненную щемящей сладкой истомой бездну. Я и сам готов был заплакать, но вовсе не от сострадания к долго, старательно и красиво умирающей Радхе.

...И тут - в минуту моего необыкновенного блаженства - раздался громкий, насмешливый голос отца:

- Хоть бы одного в живых оставили, душегубы мелодрамные!

Это был конец. Девочка отняла руку, да не отняла - вырвала и, не дожидаясь, когда Радха умрет окончательно, выскочила из клуба.

После кино ко мне подошел Колька. По обыкновению он колесом выпятил грудь и пробасил:

- Ты того... Чтоб больше не ходил за ней,