еще в существе своем не открыта. Не сформулировано существо музыки..."
На здании Петербургской филармонии есть бронзовая памятная доска: небольшой скульптурный портрет в овале и надпись
«Здесь более пятидесяти лет творил Евгений Мравинский».
Слово «творил» некоторых раздражает – привычнее&127;«жил, работал». Однако здесь речь о Мравинском, и потому самое точное сказать – творил.
Искусство исполнителя-музыканта лишь в очень редких случаях вырывается из предопределенных самой природой этого искусства посреднических сфер и существом своим возвышается до первичного авторского творчества.
«Я» Мравинского во многом оказывается конгениальным авторскому «я», близким ему, стремящимся слиться с ним окончательно и безраздельно. Процесс такого слияния и есть процесс постижения сути произведения, сути авторской мысли. В этом прежде всего сила искусства Мравинского.
Магией своего искусства дирижер создает особую для каждого произведения атмосферу, в которой оно живет и воспринимается естественно. Когда слушаешь оркестр Мравинского, возникает драгоценное ощущение правды всего в музыке происходящего и ею выраженного, – люди узнают в ней самих себя, свою жизнь, свои мысли, чувства, волнения, страсти. Узнают являющиеся к ним через музыку образы ее творцов.
