В Москве прямо сейчас сносят ПРИЮТ СЕСТЁР МАТЕРИ ТЕРЕЗЫ КАЛЬКУТТСКОЙ, в котором они содержат и ухаживают за одинокими и обездоленными.
**
Напомню, предыдущим шагом Собянина был запрет христианам из церкви свв. Космы и Дамиана (Столешников, 2) кормить бездомных. Это портило вид улицы перед Моссоветом.
Что касается сестёр матери Терезы, то они заботятся о тех, от кого отказались все. А, между тем, в этом месяце в той же самой Москве собираются открывать памятник матери Терезе! Всё по слову Евангелия: убивают пророков - и строят им гробницы.
Суд решил, что приюта сестёр Терезы Калькуттской в Москве быть не должно. Приехал бульдозер...
Ранее о ситуации писал МК: № 25625 от 23 апреля 2011 г.
Чиновники судятся с орденом матери Терезы Калькуттской
"Святую мать Терезу Калькуттскую знают все: она кормила и лечила бездомных, создавала приюты для больных проказой, вывозила детей из-под обстрелов. Все то доброе и хорошее, что осталось после ее смерти, в двух словах не пересказать. Кроме всего прочего, сегодня по всему миру действует 365 приютов ордена “Миссионеры милосердия” матери Терезы для самых больных, бедных и несчастных. Есть они и в России — в 1988 году монахинь ордена официально пригласило Правительство Советского Союза. В Москве, где были открыты и до сих пор действуют два дома, такой приют заработал с 1990 года. С тех пор уже более 20 лет успешно, но незаметно монахини опекают и лечат в Измайлове наших бездомных. Вы думаете, я пишу про юбилей? В каком-то смысле — да. Дело в том, что Москва — единственный город мира, который решил судиться с орденом! Чиновники ВАО требуют от монахинь, чтобы они снесли… крышу на своем доме. Причем уже сейчас. К Пасхе.
У крылечка приюта на 3-й Парковой улице свернулась комочком и курит на корточках женщина лет 30 с ежиком почти полностью седых волос. Это Лера, бывшая детдомовка. Еще тут живет Наташа: когда ее начинают расспрашивать о семье и доме, она начинает плакать. Есть люди с синдромом Дауна, есть — на инвалидной коляске. Всего в приюте матери Терезы постоянно живут до 40 человек — стареньких и молодых, мужчин и женщин. Больше идти им некуда — нет дома, нет паспорта, нет семьи, а у кого-то и ног.
Мы говорим: “Бомжи, калеки, алкоголики, гастарбайтеры”. Монахини ордена милосердия говорят словами своего устава: “Нежеланные, нелюбимые, необласканные”.
“Одиночество и ощущение, что ты никому не нужен, — самый ужасный вид нищеты”. Мать Тереза.
* * *
Перед разговором Игорь просит разрешения сменить футболку на рубашку. Все, теперь он готов, спрашивайте. На вид ему лет 40, крепкий, серьезный. Игорь из Беларуси, в свое время поездил по России, жил и работал даже в Дагестане, но когда услышал про этот дом в Москве, сразу решил приехать:
— Документы были, я нормально работал. А потом все пошло не так, как надо. Я запил. Документы потерял. А это — все… Возвращаться мне некуда. В приюте я живу полгода, и самое главное — здесь у меня есть реальная возможность лечиться от алкоголизма. У нас тут все, кто хочет завязать с пьянством, ездят на группы анонимных алкоголиков, в том числе в Свято-Даниловский монастырь. А прямо здесь проходят групповые и личные занятия с психологом.
— Игорь, вот когда мы идем к метро, то часто видим сидящих возле стены, опухших, очень грязных людей. И привычно думаем: “Бомж, не жилец”. А можно и из такого состояния вернуться?
— Можно! Вот такие приюты и вытаскивают из ямы! На улице разные люди есть. И начинающие, кто только месяц там. И вот такие, как вы описали. Скатиться-то можно быстро. Бывает, освобождается человек из тюрьмы, у него денег — только до вокзала добраться. Не дай бог, без документов еще — все, забухал, так на вокзале и остался. В нашем приюте, кстати, много людей с высшим образованием…
Обреченный чердак, на котором сейчас хранится гора костылей и инвалидных колясок. фото: Сергей Иванов
“То, что я здесь, это чудо”, — говорит Рамиль. Сам он из Подмосковья, но тоже говорит, что возвращаться некуда. В последнее время жил и на Курском вокзале, и в зале ожидания “Домодедово”:
— Трезвым там долго не проживешь, употребляя — сколько угодно. Я попал в организацию нехорошую, работал там, а платили нам тысячу в неделю, кидали на сигареты. Шесть месяцев терпел, поругался с генеральным, выгнали из общежития, документы украли, так я и оказался на улице. Запил, понятно. И вот в “Домодедово” услышал двух женщин посторонних, вмешался в разговор, спросил, где этот дом, и поехал. Переночевать-то в Москве есть где. Но дома временного пребывания — это только ночлег. Там ты весь день предоставлен сам себе. А тут — полгода реабилитация, если болен чем — врач осмотрит, направление даст в больницу. Потом ты стараешься найти работу. Но при этом продолжаешь жить здесь, а зарплату откладываешь, чтобы было с чем в социум выйти, квартиру снять. И сколько у тебя на это времени уйдет — не важно.
— Приют дает возможность остаться живым и встать на ноги, — говорит Игорь. — Поэтому их должно быть
Читать далее...