
Тридцать лет назад в литературных кругах была мода на бога. Вера в него считалась хорошим вкусом, а журналисты пользовались им для украшения слога. Потом мода на бога прошла (как ни странно, вместе с модой на крикет и пиво), и начался культ Пана. В сотнях книг его раздвоенное копытце оставляло след на траве; поэты видели его в сумерках лондонских улиц, а литературные дамы Серрея – эти нимфы индустриального века – загадочным образом лишались невинности в его грубых объятиях и духовно уже не могли стать прежними. Но прошла мода и на Пана, и теперь его место заняло Прекрасное. Его находят в отдельной фразе, в рыбном блюде, в собаке, в погоде, в картине, в поступке, в платье. Когорты молодых женщин, написавших по одной добротной многообещающей повести каждая, щебечут о нем всякая на свой манер – иносказательно или игриво, пылко или очаровательно. А окончившие Оксфорд, но все еще окутанные ореолом его славы молодые люди, которые учат нас на страницах еженедельников, что мы должны думать об искусстве, о жизни и о вселенной, небрежно расшвыривают это слово по убористым страницам своих статей. Оно уже безнадежно изношено – боже мой, как безжалостно его затрепали! Идеал можно называть по-разному, и прекрасное – лишь одно из его имен. Может быть, этот шум вокруг прекрасного – всего лишь крик отчаяния тех, кому не по себе в нашем героическом мире машин, а их тяга к прекрасному, к этой крошке Нелл нынешнего века, стыдящегося своих чувств, не что иное, как сентиментальность? Может быть, следующее поколение, которое лучше приспособится к напряженной современной жизни, будет искать вдохновения не в бегстве от действительности, а в приятии ее?
Читать далее
Мой дед и бабушка родились в конце 19-го века в Южном Приильменье и всю жизнь прожили на краю Рдейских болот. Они и их родители, и родители их родителей были крестьянами. Когда они пришли на берег Поруси, как начали осваивать эту низину не знаю. О нашей деревне Иванцево, которая упоминается еще в Новгородских писцовых книгах за 1498 год, я писала в записках "Мамина родина". Мои предки здесь жили, трудились, страдали и умирали много веков, передавая от поколения к поколению свой образ жизни, навыки и знания.
Сколько им всего нужно было знать, чтобы выжить! Крестьянин в те времена был сам себе, агроном, пахарь, ветеринар. А ещё плотник, печник, портной, сапожник, ткач, бондарь, знахарь и много чего ещё.
Их крестьянский мир держался на уважении и подчинении старшим, привычке к тяжелому труду, на обычаях, на здравости и простоте суждений.
В деревне, и во всей округе, все были на виду у всех. В дом могли зайти без приглашения в любое время. Все знали, как ты живешь, чего ты стоишь. Все были связаны родственными и свойскими узами с половиной деревни. Деревня жила сообща. Труд и взаимовыручка были ключем к успеху и выживанию.
А ещё, у них было самое главное - свой дом и своя земля.
Боже мой! Я так далека от них!
Я выросла в городской среде и у меня нет и никогда не было ни земли, ни дома.
Я переезжаю с квартиры на квартиру, я защищаю своё жизненное пространство и не желаю им поступиться. Войти в мой дом запросто... Ни ни.
Я всегда в толпе, но я одна. Я веду замкнутый образ жизни, и совсем не приспособлена к физическому труду. Если меня запереть в деревне, я вряд ли выживу.
Между мной и моими предками пропасть. Они никогда бы не поняли, как я могу жить в этом человеческом муравейнике, в шуме, суете, оторвавшись от земли. А я не смогла бы жить в их мире, он был другим, его уничтожило время.
Читать далее
Читать далее
Перед тем, как надкусить, почему бы не сфотографировать?
Вот же оно, еще и целое, и красивое, и вкусное.
Оно совем небольшое, просто расположено близко к объктиву.
Выросло у нас в средней полосе, а может быть не у нас. Сейчас ни в чем нельзя быть уверенной. Сорт мне неизвестен.
Из его собратьев я наварила банку янтарного варенья.
А какие нежные были пенки!

Я погрузилась в сериалы ВВС, романы Мопассана, в вязание и шитье.
Посмотрела один за другим два сериала по романам Элизабет Гаскел. Сначала "Жены и дочери", потом "Крэнфорд". Сейчас смотрю "Возвращение в Крэнфорд". В промежутке взглянула на последнюю экранизацию "Джейн Эйр" (2011), унылую и пресную.
"Жены и дочери" (1999 год), пожалуй, мне понравился, хотя я и не люблю такие рассказки, в которых героиня влюбляется первая, мучается и безмолвно страдает, долго дожидаясь, когда ее любимый мужчина обратит, наконец, на нее внимание и оценит ее красоту и многочисленные достоинства. Само собой он к концу фильма и прозревает и оценивает. Жаль только, что мне-то понравился совсем другой, не Энтони Хауэлл, а Айэйн Глен.
"Крэнфорд" (2007 год) довольно скучная вещица, с замечательным ансамблем "пожилых" леди. Среди них солирует Джуди Денч, очень и очень мне симпатичная. (Кстати, она в упомянутой мной "Джейн Эйр" играет экономку миссис Ферфакс.) Джулия Мак Кензи и Имелда Стонтон тоже прелесть. Ну, и суровая Айлин Эткинс хороша.
О Мопассане.
Против него у меня было предубеждение, и я много лет просто не желала брать в руки его книги. Но месяц назад вдруг, почему-то, взяла и прочла "Жизнь", а потом "Милый друг", а потом "Монт-Ориоль", и поняла, что пришла к нему вовремя, и просто раньше все это было не для меня.