[547x450]
герда молчит, не воет, не бьется в истерике не смолкая
герда приходит в бар и за стойкой высматривает спину кая
ничего не требуя
не умоляя
не прикасаясь к нему. совершенно не паникуя.
абсолютная аллилуя.
герда выглядит на семнадцать- это успех, в ее усталые двадцать три.
при ее-то образе жизни, при регулярном уровне алкголя в ее крови,
при количестве никотина внутри,
транквилизаторы,
операции,
гепарин.
снова бары, тотализаторы
и пари.
каю, кажется, двадцать пять, и он выглядит на удивление хорошо.
он говорит- криогенная медицина. хотя скорей всего- лоботомия.
электрошок.
одевается не по погоде: кеды, фиолетовый шарф и капюшон.
герда видит кая - и он ей чуть-чуть смешон,
этот шафр вязала ему она.
шарфик связан- и она ему не нужна.
заходя в свой любимый бар герда видит кая, но держится молодцом -
заказывает чай с лимоном, мятой и чабрецом.
выпивает, и по привычке пытается до бармена дотянуться,
чтобы виски со льдом,
в олдфэшн'е с толстым дном
ноги ватные и не слушаются
пальцы не гнутся
они делают вид, что друг друга не знают. или не замечают.
у нее зрачки от ненависти дичают -
она представляет, как он в эту снежную бабу ночами кончает.
еще один виски
еще один виски
и
чаю. © Sasha_Braun
Так сильно кружится голова. И свет закатного солнца пронизывает комнату, освещая скомканные простыни, разбросанные подушки, просвечивая насквозь звуки музыки, останавливаясь на твоем лице. И кружится голова, и клубничный сок на пальцах. А такая большая планета под нами неуклонно продолжает свое движение в невероятной пустоте. Но здесь, в окружении этого вечернего света все еще пахнет горьким миндалем твоей кожи, и в воздухе медленно танцует поднятая нами пыль. И клубничный сок на твоих губах... И кружится голова... И плавится в воздухе наше дыхание, смешиваясь. И ты улыбаешься. И солнечный свет вспыхивает на твоих ресницах, перед тем как погаснуть. И звуки, цвета, мысли приглушаются этим вечером, обнаруживая, обнажая то, что не требует слов. Остается лишь запах острого счастья, остается осязание ласковых рук, остается вкус клубники. И клубничный сок на моих пальцах, и клубничный сок на твоей мягкой горячей коже... И кружится, кружится голова...
У меня остается вечность и два зачета,
До утра здесь - немногим больше, чем полстакана.
Мой февраль изменяет напрочь систему счета,
Подшивая в программу мальчика-великана.
Мой февраль обучает жизни, цинично, резко,
Иссекая меня по линиям зон некроза.
Мой февраль проложил дорогу по тонкой леске
Над обрывами в "минус тридцать" его мороза.
Он кружит над землею бликами мутных пятен,
Порошком растворимым плавно въедаясь в плечи.
У меня в рюкзаке потертый лежит Замятин:
Если были бы "мы", наверное, было б легче.
А теперь вот ни сна, ни солнца, ни кипяточка...
Только пыль на экране прячет слова и числа.
Я упрямый словесный выходец-одиночка,
Не живущий ни чувством меры, ни здравым смыслом.
Мой февраль - он особый месяц. Еще немного
И сойдет со своих осей ледяная глыба.
И рисуя на новой карте свою дорогу,
Я пишу февралю углем на снегу
"Спасибо".
Ярослав Балакин
Он подошел ко мне и, положив руку на плечо, сказал: "Пойдем посмотрим, как лодка Смерти переплывает реку Жизни". И улыбнулся той самой улыбкой, после которой уходит жажда разбить голову о кафель или стремление покромсать тело ножницами. Лицо, которое действеннее всех успокоительных.
Приходим к берегу. На противоположном берегу высокие сосны заслоняют свет рождающегося дня. Над водой кружится туман, утренняя прохлада путается в моих босых ногах. Люди садятся в деревянную лодку. Готова поклясться, я чувствую этот свежий запах смолы, исходящий от судна. Отталкиваются веслами от берега в полном молчании, слышен только легкий плеск воды. Я смотрю на уплывающих, слежу, как их тела сливаются с туманом, растворяются в нем... Постепенно меня охватывает ощущение нереальности происходящего и единственное, что точно существует в этом мире пастельных цветов, - теплая рука, обнимающая меня.
Я никогда не забуду, как лежала без сознания в больничном коридоре. Как видела перед собой кричащих людей - смазанные силуэты, и тебя. Ты бежал навстречу, размахивал руками и повторял, что мне сюда нельзя, что еще рано, чтобы не подходила ближе. А все казалось таким неправильным, призрачным и серым... а потом эти люди схватили меня своими прозрачными руками и потянули вверх. И куча бессмысленных вопросов: "Ты знаешь, где ты? Ты знаешь, как тебя зовут? Не молчи, не молчи... отвечай!" Да что мне ответить, товарищи врачи? Что секунду назад мой ангел-хранитель не пускал меня в смерть?!