Пенелопа

Какие долгие настали времена.
Как будто время может быть не долгим,
Когда пространство выставило стражу,
Что Посейдон у берега Итаки.
Ни подкупом, ни подвигом не взять.

Плыви, плыви,
Листай страницы ада,
С иероглифом на пол-Земли:
РАЗЛУКА.
Нет весел пересечь границу света.
Застыла ночь.

Я не умею ждать. Я не умею
Гадать по звездам, птицам, сновиденьям
(Волшебницыну делу разучилась).
Не могу
Найти на их изменчивых изгибах
Хоть слабый отблеск
Твоего лица.

Не вижу. Ожиданье –
Что слепота.
Гомер ослеп,
Пока намыкался бродяга хитроумный.

А Пенелопа – нет.

Сидит себе и вяжет.
И точит зренье
Новой глубины,
Открытое морям и старым веслам.

Такую нитку крепкую держала,
Что двадцать лет за ней
Плелась вся Одиссея.
Такое долгое дыханье взяла
Навстречу времени,

Что боги и чужие песни смолкли,
Другие берега погасли,
Доспехи
Упали на пороге,
Как ночь перед рассветом.

Пенелопа

Какие долгие настали времена.
Как будто время может быть не долгим,
Когда пространство выставило стражу,
Что Посейдон у берега Итаки.
Ни подкупом, ни подвигом не взять.

Плыви, плыви,
Листай страницы ада,
С иероглифом на пол-Земли:
РАЗЛУКА.
Нет весел пересечь границу света.
Застыла ночь.

Я не умею ждать. Я не умею
Гадать по звездам, птицам, сновиденьям
(Волшебницыну делу разучилась).
Не могу
Найти на их изменчивых изгибах
Хоть слабый отблеск
Твоего лица.

Не вижу. Ожиданье –
Что слепота.
Гомер ослеп,
Пока намыкался бродяга хитроумный.

А Пенелопа – нет.

Сидит себе и вяжет.
И точит зренье
Новой глубины,
Открытое морям и старым веслам.

Такую нитку крепкую держала,
Что двадцать лет за ней
Плелась вся Одиссея.
Такое долгое дыханье взяла
Навстречу времени,

Что боги и чужие песни смолкли,
Другие берега погасли,
Доспехи
Упали на пороге,
Как ночь перед рассветом.

Стоокая печаль

Из непрочитанных стихов такое выпало начало,
Такие выпали листы из голубого забытья,
И выпал снег из тишины. И только пленная звучала
Твоя стоокая печаль, печаль, печаль твоя.

Прадавней памяти стекло задымлено. И слез не хватит
Оплакать город беглецов и погорельцев стан.
И снова колесницы мчат, и кольца огненные катят,
Стозвонной мукой жгут уста, безмолвные уста.

Такие выпали слова из непропетого сиротства.
Но праотеческая длань по букве книгу воскресит.
Кувшин, протянутый Ревеккой, знает глубину колодца, –
Так сердце, ведавшее сто снегов, горит, горит.

Фотографии Margarita_Chernenko : Табха. Место умножения рыб и хлебов

Табха. Это место чудесного умножения рыб и хлебов Христом

Ева – Адаму

Ты, созданный дыханием Отца,
Любовью первой, утренней, весенней.
Что смотришь на меня в недоуменье?
Не узнаешь лица?

Оно, слегка подернутое сном,
Глядит в тебя с удвоенной тревогой:
Ты сразу, сразу видел Бога,
А я потом.

Обоих удержать в расширенных зрачках,
Обоих ждать, и жаждать, и молиться.
Склонятся ль надо мной родные ваши Лица
В других садах?

Фотографии Margarita_Chernenko : Галилея

Греческий храм 12 апостолов на берегу Галилейского моря (Тивериадского моря, , или Генисаресткого, или Кинерета)

Фотографии Margarita_Chernenko : В Галилее весна

Галилея

В Галилее весна


Мягкий туман окутывает горы, так похожие на Карпаты. Как будто приезжаешь на родину, которая всегда тебя ждет.
Розовые, желтые, красные цветы вспыхивают по сторонам, и сердце улыбается им в ответ. Сердце узнает эту землю, здесь все родное.
Гора Блаженств. Фавор. Здесь Господь впервые подарил миру новые великие Заповеди любви, и с тех пор все холмы повторяют их. Блаженство разливается вокруг, его чувствуешь всей кожей, всей душой. А когда перед глазами распускаются, как тюльпаны, розовые купола Храма Двенадцати апостолов, что в Капернауме, радость достигает наивысшей точки, и хочется остаться тут навсегда. Навстречу из сада бежит нарядный петух, лимонные деревья протягивают веселые нежные ладошки, а павлины веерами распахивают роскошные свои перья и позируют перед объективами, нисколько не смущаясь.
Храм смотрит на Галилейское море, на Геннисаретское озеро, Кинерет, – как ни назови, красоты не убавить. Тихой, застенчивой, неброской красоты. На берегу береза, и через минуту апостол Петр вытащит сети, и Христос скажет ему заветные слова: «Будешь ловец человеков».
А ты уже давно в этих сетях. Иисус стоит на берегу, смотрит на тебя с неизбывной нежностью, и ты знаешь, что так было всегда и будет всегда. Предельно настоящее время – время любви, и радости, и блаженства, райский сад.
Время совершило полный круг, и снова наполнило душу ароматом весны.

Здесь Мария услышала весть

Назарет перекликается громкими голосами, белым домам тесно на узких улицах, и трудно поверить, что когда-то этот город был осенен такой тишиной, что юная Мария услыхала голос Архангела. Здесь, у колодца. Вот он, подойди и дотронься. Зачерпни воды. И ты тоже услышишь тишину – тишину принятия Божией вести. Душа только и может, что произнести в ответ, повторить вслед за Пречистой Девой «Да будет мне по слову Твоему».
Наш желтый автобус ничуть не смутил ярким росчерком радужную толчею восточного города, еле втиснулся на стоянку, и мы, украинские паломники, моментально растворились в шумной реке, текущей вверх, к храму.
Храм Святого Семейства возвышается над городом, как маяк. И так светло кругом! Прохладное сияние заполняет душу.
В магазинчике долго выбираем подарки. Я нахожу изображение Святого Семейства на ониксе, камень светится, и я не выпускаю его из рук. И еще икону Благовещения. И еще – из корзинки на нас смотрят веселыми глазами игрушечные верблюжата. Мы покупаем с подругой парочку и радуемся, как дети.
В Храме так просторно! Здесь, на этом месте был дом, где жила Богородица, и праведный Иосиф, и младенец Иисус. Отсюда начинается другое пространство – истинный простор мира. И сердце узнает его по ликованию, и блаженной легкости, и радости, которые переливаются через край.
В храме сотни людей. В стороне стоят два молодых францисканца. На их лицах, как и на других, умиротворение и радость, что царят в доме Святого Семейства. Мы с подругой делаем снимки, и дальше, как на крыльях, поднимаемся на второй этаж, любуемся фресками и витражами. Один – совершенно особенный: юная Мария сложила молитвенно руки и смотрит такими чистыми, почти детскими, глазами внутрь себя, что сердце просто захлебывается от восторга. «Богородице, Дево, радуйся» – поет душа. «Богородице, Дево, радуйся» – поют иконы, подаренные храму паломниками из разных стран. Их не меньше сотни на стенах вокруг. На каждой – идеал возвышенной женской красоты, каким он видится разным народам мира. Лица – разные, но Лик один, неповторимо светлый и глубокий.
Мы еще молимся в православном храме Благовещения, умываемся водой из того самого колодца, и не хотим возвращаться, но нас ждет еще дальняя дорога…
Садимся в автобус, и подруга Валя спрашивает: «А где пакет? Где наши верблюды?» Я холодею. Фотоаппарат на груди, а руки пустые. Где? Слава Богу, припоминаю, что возле алтаря, в Храме Святого Семейства. Выбегаю из автобуса, и вместе со мной, ни секунды не раздумывая, бежит наш батюшка, отец Александр. Мы чуть ли не вприпрыжку снова взбегаем вверх, к маяку Храму, заходим внутрь. Нет нашего пакета. Подходим к францисканцам, и на плохом английском спрашиваем о «bag with camels». – « O? Camels, Camels, yes!» И младший скрывается в глубине храма. Возвращается с нашими подарками – смешными верблюжатами, и Святым Семейством, и Благовещением, тоже никак не желающими прощаться с Домом. Но теперь и им пора в дорогу. Нести свою радость в дальние страны, на широкие просторы.

Предчувствие Иерусалима

Мой Иерусалим начинается в горах. В горах открывается чувство Иерусалима. Мягкая карпатская линия, упругая молодая земля, и сквозь сердце вдруг проступает древнее тягучее слово – Иерусалим. Может, ветер южный окутал, может, Бог тихо прошептал. Но так птица останавливается и поднимает голову в облака – ищет большую родину. У птицы подергиваются крылья, еще не полет, у души колышутся сферы, антенна настраивается на центр звука.
Дорога в Иерусалим принялась в душе задолго – с самого крещения. С маленького алюминиевого крестика.
Отец Амвросий Читать далее...

Есть на земле места, существующие с начала света. Они подобны краткому мигу, в коем запечатлелось все наше Прошлое. Они дышат грозной яростью первых дней Творения. Это лик Бога. Это след Его созидательной мощи, превосходящей и человека, и природу, более неукротимой, чем сама жизнь, и столь же грандиозной, как небесное устройство, котрое много старше и человека, и природы, и жизни.
(Паскаль Киньяр. Терраса в Риме. СПб.: Азбука-классика, 2005. с. 72-73)

Фотографии Margarita_Chernenko :

Иерусалим. Святая Земля

Фотографии Margarita_Chernenko :

Фотографии Margarita_Chernenko :

Иерусалим. Святая Земля

Фотографии Margarita_Chernenko :

Иерусалим. Святая Земля

Иерусалиму

В городе, светящемся изнутри,
Я с Тобой не встретила ни одной зари.

Не целовала его раскаленные камни,
Стены его золотые не обливала слезами.

Город, открытый обветренным тысячелетьям,
Выставит стражу ночную, а на рассвете

Скажется призраком, или засыплет песком
Знаки дорожные, и ни верхом, ни пешком

Не добрести. Даже если поднимут ворота.

Но почему я за каждым его поворотом

Вижу Тебя? Почему мне здесь каждая горка знакома?
Помню, как помнят шагами ступеньки родимого дома.

Вижу, как пальцами видит слепой,
Каждую букву его, каждый след огневой.

Может, и Ты мое тихое сердце услышишь
Там, где рассвет опускает страницы на плоские крыши.

2007

Фотографии Margarita_Chernenko :

Святая земля. Иерусалим. март 2008

Стихи о Киеве

Я жила в двух шагах от Софии.
Старый дом чуть звенел по утрам.
Я жила в двух шагах от Софии.
Где мой дом? Где мой звон? Где мой храм?

***
Написанный в сакральные вeкa,
Наш гoрод сеял буквы золотые
По небу и земле.

Пока с востока
Не хлынула чернильной тьмою степь.

Отыщем ли себя среди руин,
Из тeмных вод увидим звезды?
И развернется ль перед нами свиток
Времени

С проpocшим словом?
Как узнать,
Как вспомнить азбуку бессмертья?

***
Мы беззащитны все:
И я, и этот город,
И эти люди,
Если в темноте
Не воссияет меч
Святого Михаила –
Архистратига раненой земли.

Мы беззащитны все,
И лишни, и забыты,
Обречены,
Когда из мертвых трав
Не прорастут
Разрушенные храмы
И гроздьями не вспыхнут купола.

***
Старый город остался живым,
Но душа его полуслепая,
Покружив по бульварам немым,
Незаметно врата покидает,

Так листва, облетевшая
Вдруг
Забывает, что пала с неба.
Город мой, обреченный друг,
Неужели ты здесь и не был?

Старая крещальня

Впалая грудь
Оскудевшей купели,
Влaги твоей
Не познает дитя.

***
О, раскачай свой колокол, София!
Как тихо в Божьем храме без огня.
Лишь дышит ночь в ладони стен сухие,
Молитву побелевшую храня.

Да озарятся голоса глухие,
Как взгляд Марии перед Рождеством.
О, раскачай свой колокол, София!
Высоким горлом xлынь, горячий звон!

***
Светлане Корниенко

С Михайловскогo на Андреевский –
Дорога под куполами.
Встретимся или не встретимся
Оставленными домами?

Вспомнится или не вспомнится
В дальнем житье заречном
Вздох архангельской звонницы
Прощальный, неслышный, вечный?

Взойдем ли под крест апостола
Под белое благocловенье
По верхнему гoроду – по столу
Княжьему, не по селенью

На гopax сих, где развеялись
И пепел, и звон благoдатный.

С Михайловского на Андреевский
Дорога моя, куда ты?

***
Город белого снега
И глубокого сна.
Город медленной смерти
И дальнего света.

Я тебя не люблю,
Я тебя проклинаю
И муку твою поднимаю,
Как руку свою,

Онемевшую руку,
Бессильно сметая
Снег с могилы,
Не тающий в пальцах.

Я тебя не люблю,
Я тебе не прощаю
Ни оpдынского пламени
В черной крови,

Ни умолкшей Софии.
Михайловский, где ты?
Ни горького лета
В безумии полураспада.

Я тебя не люблю.
Я в тебе пропадаю.
Я к тебе припадаю
И вocкpeceнья молю

У последних крестов,
У пуcтынного лаврского сада,
У высокой горы
И стихающего снегопада.

Лаврская колокольня

Светлая колокольня
Над горькою этой рекой,
Бегущею, как невольник
Полынной степи кочевой.

Светлая колокольня!
О чем твоя ночь? О чем
Молчит сонный город стольный
Под занесенным мечом?

Светлая колокольня
Скажи, под пятой судьбы,
Под распинающей болью
Свой гoлос легко ль забыть?

Светлая колокольня!
Я вижу, как ты с утра
Восходишь на берег. Вспомни,
Что берег остался прав.

Стихи о Киеве

Я жила в двух шагах от Софии.
Старый дом чуть звенел по утрам.
Я жила в двух шагах от Софии.
Где мой дом? Где мой звон? Где мой храм?


***
Написанный в сакральные вeкa,
Наш гoрод сеял буквы золотые
По небу и земле.

Пока с востока
Не хлынула чернильной тьмою степь.

Отыщем ли себя среди руин,
Из тeмных вод увидим звезды?
И развернется ль перед нами свиток
Времени

С проpocшим словом?
Как узнать,
Как вспомнить азбуку бессмертья?

***
Мы беззащитны все:
И я, и этот город,
И эти люди,
Если в темноте
Не воссияет меч
Святого Михаила –
Архистратига раненой земли.

Мы беззащитны все,
И лишни, и забыты,
Обречены,
Когда из мертвых трав
Не прорастут
Разрушенные храмы
И гроздьями не вспыхнут купола.

***
Старый город остался живым,
Но душа его полуслепая,
Покружив по бульварам немым,
Незаметно врата покидает,

Так листва, облетевшая
Вдруг
Забывает, что пала с неба.
Город мой, обреченный друг,
Неужели ты здесь и не был?

Старая крещальня

Впалая грудь
Оскудевшей купели,
Влaги твоей
Не познает дитя.

***
О, раскачай свой колокол, София!
Как тихо в Божьем храме без огня.
Лишь дышит ночь в ладони стен сухие,
Молитву побелевшую храня.

Да озарятся голоса глухие,
Как взгляд Марии перед Рождеством.
О, раскачай свой колокол, София!
Высоким горлом xлынь, горячий звон!

***

Светлане Корниенко

С Михайловскогo на Андреевский –
Дорога под куполами.
Встретимся или не встретимся
Оставленными домами?

Вспомнится или не вспомнится
В дальнем житье заречном
Вздох архангельской звонницы
Прощальный, неслышный, вечный?

Взойдем ли под крест апостола
Под белое благocловенье
По верхнему гoроду – по столу
Княжьему, не по селенью

На гopax сих, где развеялись
И пепел, и звон благoдатный.

С Михайловского на Андреевский
Дорога моя, куда ты?

***

Город белого снега
И глубокого сна.
Город медленной смерти
И дальнего света.

Я тебя не люблю,
Я тебя проклинаю
И муку твою поднимаю,
Как руку свою,

Онемевшую руку,
Бессильно сметая
Снег с могилы,
Не тающий в пальцах.

Я тебя не люблю,
Я тебе не прощаю
Ни оpдынского пламени
В черной крови,

Ни умолкшей Софии.
Михайловский, где ты?
Ни горького лета
В безумии полураспада.

Я тебя не люблю.
Я в тебе пропадаю.
Я к тебе припадаю
И вocкpeceнья молю

У последних крестов,
У пуcтынного лаврского сада,
У высокой горы
И стихающего снегопада.


Лаврская колокольня

Светлая колокольня
Над горькою этой рекой,
Бегущею, как невольник
Полынной степи кочевой.

Светлая колокольня!
О чем твоя ночь? О чем
Молчит сонный город стольный
Под занесенным мечом?

Светлая колокольня
Скажи, под пятой судьбы,
Под распинающей болью
Свой гoлос легко ль забыть?

Светлая колокольня!
Я вижу, как ты с утра
Восходишь на берег. Вспомни,
Что берег остался прав.

Мои стихи

Ветка надежды

***
И только первый взгляд.
В глазах печальных
Зажегся тот таинственный огонь,
Который из тысячи ночей рождает день
И озаряет все вокруг
Таким волшебным светом неземным,
Что кажется – навеки в мире этом
Останутся и солнце и надежда.

Начало – это вертикаль креста.
Как удержать его в таком
Небесном положенье?

Здесь молоком расплывшееся время
Вытягивает в плоскость дни и годы,
Провалы одиночеств, пики горя.

А вертикаль креста
Стоит над нами
И тянет вверх,
И душу выпрямляет, выпрямляет.
Душа – она ведь круглая,
И линий
Прямых не терпит,
Стонет и болит,
Когда ее привычных форм лишают.

Как удержать во времени любовь?
Чтоб высшей точкой вертикали
Касалась неба,
И чтоб горизонталью рук
Тянулась, как река,
Не обрывая быстрого теченья?

***
И было утро. Солнце. Лес. Река.
Песок шуршал, как старые газеты.
Мы долго шли сюда, издалека.
Сюда, где ветер носит на руках
Когда-то нами брошенное лето.

И вечер был. И ясен был закат.
Но снова солнце в небо поднималось.
Но вверх текла прозрачная река.
Но шел за нами лес издалека.
А лето,
Лето только начиналось.

***
Какой недоступной казалась гора
В тот каменистый вечер.
О, нам бы только дожить до утра!
А там уже будет легче.

Рассвет разогнал неумытые сны,
Взвалил рюкзаки на плечи.
О, нам бы только до той сосны!
А там уже будет легче.

Сосна растаяла позади,
Как новогодняя свечка.
О, нам бы только к вершине дойти!
А там уже будет легче.

Вершина, останься! Вершина, продлись! –
Взволнованно сердце шепчет.
О, не спуститься б, спускаясь вниз!
О, только б не стало легче!

***
«Платон мне друг, но истина дороже».
А если мы поссоримся, так что же:
Платон быть другом перестанет
Иль истина дешевле станет?

***
Пока философ вечными вопросами
Холодный разум будоражит свой.
А девочка с распущенными косами
Идет к ручью за чистою водой.

Пока он мучится, пока пытается
Найти ответ на «быть или не быть?»
А девочка с кувшином возвращается
И молча вам протягивает пить.

***
Мне надоела короткая стрижка,
Старые джинсы с рубашками.
Полудевчонка-полумальчишка –
С эх-удалыми замашками.

Мне надоело громко смеяться
Сквозь липкую маску небрежности.
Видно, пришла пора просыпаться
Моей запоздалой нежности.

Волосы плавной волной отпуская,
И, тишиной перекрещена,
Чувствую, как из себя вырастаю:
Из девочки-мальчика – в женщину.

***
- Мама, как много деревьев тут!
Мама, куда деревья растут?

Как листья осенние, дочкин смех
Вспыхнул, взметнувшись по веткам верх,

И поднялись, встрепенувшись, цветы:
- Доченька, все мы, куда и ты:

Крыльями, ветками, песней, листом
Медленно, больно в небо растем.

***
Я опаздываю безбожно.
Я опаздываю всегда
И везде, куда только можно
И совсем невозможно куда.

Может, просто часы переставить
Хоть на десять минут вперед,
И поверить себя заставить
В то, что правильно время идет?

И тогда я смогу повсюду
Безболезненно успевать.
Я опаздывать больше не буду.
Никому не придется ждать.

И уйти я смогу бесслёзно,
И не пряча ни глаз, ни лица,
Хоть за десять минут до поздно,
Хоть за десять минут до конца.

***
«Здравствуйте. Это я Вас ждала?»
Странно, вы виделись мне по-другому.
«Как Вы живете? Как Ваши дела?»
Странно, мне кажется, мы незнакомы.

Кто Вы? Скажите, за кем я гналась,
Сердцем надежду влача, как камень?

Странно, но жгучая жажда о Вас
Не утоляется Вами.

***
Из глубин телефонного ада
Я бы вырвала все провода.
Замолчите, ни слова не надо,
Вы попали совсем не туда.

Здесь не любят, здесь очень спокойно.
Здесь уже ничего не хотят.
Все улажено, все устроено.
Нет, сюда по ночам не звонят.

Вы ошиблись, я вас не помню.
Позвоните пять лет назад.
А сейчас в этом сумрачном доме
Лишь замки на дверях висят.

Извините, но вам показалось, –
Нет, душа не кричит, не кричит.
Нет, нет, нет, ничего не осталось.
Нет, нет, нет, ничего не болит.

Вы ведь больше сюда не придете –
Все растаяло в пепельном сне.
Неужели вы трубку кладете?
Неужели вы верите мне?

Неужели? Постойте! Не надо!
Я совсем не устала ждать.
Из глубин телефонного ада
Я бы вырвала все провода!

***
В нелепице захламленной квартиры,
Где за роялем зеркало стоит,
А в кухне нудный голос тети Фиры,
Как вечный чад над плитами, висит.

Где бабушкины тапочки, хромая,
Все тише по паркету семенят.
И музыка доносится чужая,
А за стеной чужие дети спят.

Шкафов старинных замкнутые дверцы.
Полы натерты, как сто лет назад,
Для тех балов, что в бабушкином сердце
Мазурками и польками звенят.

Что я здесь делаю? Куда попала:
В свой дом или чужой музей?
Живу или торчу осиным жалом
Нелепей всех нелепейших вещей?


Старые письма

Не пиши больше писем, любимый.
Я забуду слова наизусть.
Волны строчек прокатятся мимо,
И на них я уже не качнусь.

Мой глазастый почтовый ящик,
Не мигая, глядел десять лет.
Не пиши мне из настоящего,
Там тебя настоящего нет.

Ты остался на стертых станицах
За Читать далее...

Люблю поэзию.
Это мой портрет. Работы моего мужа - Дмитрия Корсуня
[525x700]