«Товарищ Ворошилов, когда я подрасту,
Я встану вместо папы с винтовкой на посту»
Детский стишок 1940-х
***
Спросите меня кем я стану,
Кем стану, когда подрасту,
И я отвечать не устану –
Мол, встану с ружьём на посту.
Я так отвечала в далёком,
В мифическом сорок шестом,
И Сталин сверлил меня оком,
Когда в папиросном густом
Дыму руку мамы держала
И звонко читала стишок.
Была за окошком держава,
А я была ростом с вершок,
А Сталин с большого портрета
Глядел, свою трубку жуя…
Хозяин того кабинета
Стал лагерной пылью. А я,
Как я, - ну спросите, спросите, -
Попала из давних времён
В сплетение новых событий,
В кружение новых имён.
Неужто осталось пространство
В душе, – ну спросите меня, –
Для новых безумств и шаманства
Ещё небывалого дня.
2013
***
Нельзя же на глазок.
Давай-ка поточнее.
Давай ещё разок.
Вдруг будут попрочнее
И тополь во дворе
И в доме половицы,
И сон наш на заре
Под щебетанье птицы.
2013
***
Памяти Бориса Рыжего
и Дениса Новикова
БОРИСУ И ДЕНИСУ
И гнездо почему-то не вьётся…
Не живётся вам здесь, не живётся,
Не живётся на тверди земной.
Только пьётся и дивно поётся,
Коль не слишком шумят за стеной.
Ну, надеюсь, теперь-то уж тихо,
Не мешают ни счастье, ни лихо,
Уж теперь-то, надеюсь, покой,
Не шуршит нитью жизни ткачиха…
Жаль, тетрадочки нет под рукой.
2013
***
Всё сбылось. И могло ли не сбыться,
Если время течёт и течёт,
Умудрившись ни разу не сбиться,
Не нарушить размеренный счёт.
Всё сбылось. Всё входило без стука,
Что зовётся словцом «круговерть»:
И разлука, и счастье, и мука,
Даже, видимо, сбудется смерть.
2013
***
У меня есть одно неотложное дело –
Сделать так, чтобы счастье не знало предела,
Сделать так, чтобы жизнь не имела конца.
Если раньше немного мешала ленца,
То теперь занялась я всем этим вплотную:
Я для съёмок использую плёнку цветную,
Саундтреком я сделала горстку синкоп,
Под которую дождик танцует вдоль троп,
И т.д. и т.п. Я почти что у цели,
И, надеюсь, управлюсь на этой неделе.
2013
***
О ТОМ, О СЁМ:
БЕССОННИЦА И ЧАСЫ С БОЕМ
В 17 лет я почему-то перестала спать. Всю ночь лежала с открытыми глазами, а под утро впадала в полузабытьё: слышала всё, что происходит за окном или за стеной, но не могла пошевелиться. А тут ещё наши старые часы на буфете шипели и дзинькали каждые пятнадцать минут. Эти с младенчества знакомые и столь любимые мной звуки стали ненавистным и навязчивым фоном моей свирепой бессонницы: “Ш-ш-ш дзинь, ш-ш-ш дзинь, не спишь-шь-шь дзинь, не спишь-шь-шь дзинь”, - издевались они.
Мама повела меня к московскому “светилу” - старому доктору, жившему в одном из арбатских переулков. Его просторный кабинет походил на антикварный магазин: причудливой формы вазы, пушистые ковры, увитая фарфоровой виноградной лозой лампа на столе, под лампой - чернильница в виде разверстой львиной пасти, рядом изящные бронзовые пальчики, сжимающие пачку чистых рецептов. Но главное, что приковало моё внимание, - это часы: напольные, настенные, настольные, с гирями, с маятником, с кукушкой - они непрестанно тикали, а в положенное время издавали разнообразные звуки: от высоких и мелодичных до низких и грубых. После стольких бессонных ночей, проведённых под шипенье и дзиньканье домашних часов, прийти за помощью туда, где, казалось, не было ничего кроме гуденья, звона и боя часов самого разного калибра - это ли не насмешка судьбы? Это ли не зловещий знак?
“Светило” вошло бесшумно и пригласило меня сесть поближе к столу. Маленькое лысое оно, сладко улыбаясь, принялось допытываться, не является ли моя бессонница следствием несчастной любви. Убедившись, что не является, оно поскучнело и, вытянув из бронзовых пальчиков чистый рецепт, выписало люминал. Тот самый, который глотала мама, когда не могла уснуть. Мне надлежало принимать его за полчаса до сна, а потом идти на прогулку. После люминального моциона я возвращалась домой разбитая, вялая, сонная, бухалась в постель, но, ненадолго забывшись сном, тут же просыпалась, чтоб снова слышать: “Ш-ш-ш- дзинь, ш-ш-ш- дзинь. Не спишь-шь-шь дзинь? Не спишь-шь-шь дзинь?”
Убедившись, что от люминала проку нет, мама призвала на помощь бабушку, для которой не существовало безвыходных ситуаций. Она стала ежевечерне проделывать путь из своего Лефортова к нам на Павелецкую, чтоб, действуя личным примером, доказать мне, что нет ничего проще, чем спать. Бабушка ловко расставляла раскладушку и, весело пожелав мне спокойной ночи, мгновенно засыпала. Теперь к шипению и звону прибавился бабушкин энергичный храп. Утром, едва проснувшись, она поворачивалась ко мне и, увидев мою унылую физиономию, восклицала: “Быть не может, чтоб ты не спала!”. Решительно поменяв тактику, бабушка самоотверженно бодрствовала часть ночи,
Читать далее...