Жениться по любви
– Ваше высочество, вы сошли с ума, – сказал верховный маг.
– Нет, это ты сошёл с ума, – ответил принц. – Иначе ты не стал бы требовать, чтобы наследник короны женился на безродной незнакомке, о которой я знаю только то, что однажды бурной грозовой ночью ты привёл её к воротам моего дворца, насквозь промокшую, завёрнутую в твой плащ.
– Эта якобы безродная незнакомка – произнёс маг, – ваша судьба, принц. Ваша истинная любовь. Поверьте мне, ваш брак стал бы спасением для вашей страны!
– Прости, – покачал головой принц, – но так далеко моё доверие к тебе не простирается. Откуда мне знать, может быть, ты всего лишь хочешь сделать королевой свою дочь или какую-то другую родственницу, а твои туманные слова о судьбе и спасении – ложь?
– Но вы же любите её, – сказал маг, цепляясь за последнюю надежду, – я прошу вас, послушайтесь своего сердца!
– Да, – со вздохом согласился принц, – я и впрямь увлёкся этой девушкой. Она так прекрасна, загадочна и ни на кого не похожа. Но жениться я могу только на принцессе, и ни на ком ином.
– Вы совершаете страшную ошибку!
– Как только ты объяснишь мне, в чём заключается моя ошибка, я послушаюсь тебя. Ну же? – принц поощряющим жестом взмахнул рукой. – Почему я должен на ней жениться?
– Я не могу вам ответить, ваше высочество, – негромко сказал маг. – Хотел бы, но не могу. Это должен быть брак по любви, а не по необходимости.
– Короли не заключают браков по любви, – ответил принц. – Я женюсь на принцессе Лемурии, это выгодный союз и правильный выбор. Выбор мудрого правителя...

– В таком случае, прощайте, мой принц, – маг поклонился, – с этой минуты я больше не служу вам.
– Даже так, – помолчав, принц махнул рукой,– что ж… Ты свободен.
Маг повернулся и быстро вышел, почти выбежал, из тронного зала.

***

Море волновалось. Парусник, на палубе которого неподвижно замер бывший верховный маг, готовился отплыть.
Маг, не отводя глаз, смотрел на золотые башни дворца. Где-то там, за одним из сияющих в лучах заходящего солнца окон, беззвучно рыдала сейчас, оплакивая свою потерянную любовь, Ариэль, принцесса-русалка, дочь морского царя Тритона.

– Странное дело, – капитан корабля подошёл к своему пассажиру. – Прилив начинается. Не ко времени ведь ещё…
– Сажайте гребцов на вёсла, – сказал маг отрывисто. – Всех, какие есть. Распускайте паруса. Нельзя терять ни минуты.
Он последний раз поглядел на дворец принца, повелителя Атлантиды, и отвернулся.
Юлия Ткачёва ( silver_mew)

...вечерами ангел Ефросинья расчёсывает весне спутанные дни, заваривает чай и кладёт горкой на блюдце пыльные кусочки сахара, которого много у зимних нечистиков – те через день готовят жжёнку. весна вздыхает, отпивает глоток... и на улице незаметно теплеет.
(Хаэль МакРори)

Какой простор для фантазии...

Дозорщик-император (дозорщик-повелитель)
Мирмика болотная
Коромысло сходное
Волосистый лесной муравей
Батозонеллус ящеричный
Хищник мохнатый
Муравей-вор
Муравей-амазонка
Шмель армянский
Шмель пластинчатозубый
Медведица придворная
Сатир дриада
Скопуля торфяная
Медведица-госпожа...

[показать] [показать] [показать]
Create a playlist at MixPod.com

По моим расчетам, море где-то совсем рядом. Я уже минут двадцать иду от станции, а по карте казалось, тут четверть часа быстрым шагом, не больше; ладно, будем считать эту ошибку той самой прорухой, которая на всех время от времени бывает.
Я иду по широкому, почти городскому тротуару, но слева от меня сосновый лес и справа сосновый лес. Сквозь позолоченные солнцем стволы просвечивают крыши жилых домов, а между сосен по бархатным песчаным тропинкам, отмеченным знаками, запрещающими передвижение на велосипедах и лошадях, снуют симпатичные пенсионеры с собаками и без. И правильно делают, Энгельхольм — отличное место, чтобы встретить старость, кто бы спорил.
Впереди как раз идет такая парочка: высокий седой мужчина с белой болонкой и высокая седая женщина с черной болонкой, оба стройные, статные, загорелые — не до черноты, конечно, до цвета темного янтаря. Обгоняю их и, не удержавшись от искушения, оборачиваюсь — боже, какие же здесь красивые старики, все как на подбор, а эти двое выделяются даже на общем фоне. Хороши — дух захватывает.
Мужчина не обратил на меня внимания, зато его спутница заметила мое невольное восхищение и приветливо улыбнулась.
— Скажите, пожалуйста, это дорога к морю?
Я, в общем, и так знаю, что к морю, вряд ли моя карта врет. Спрашиваю просто из вежливости, чтобы ответить на ее улыбку, показать: вот какое доверие вы у меня вызываете, я даже про дорогу к морю спросить не стесняюсь, даром что не говорю по-шведски, да и английские слова путаю от смущения, но это совершенно неважно, ясно же, что вам будет приятно помочь.
— Да, — говорит женщина, — да, конечно, к морю! — Она энергично кивает и улыбается еще шире, видно, что искренне рада за меня — какой толковый иностранец попался, правильной дорогой идет, молодец.
— Спасибо.
Черная болонка внезапно переходит на бодрый галоп, увлекает за собой хозяйку, и та, приветливо помахав мне рукой, скрывается за соснами. Зато белая болонка принимается обнюхивать ближайший древесный ствол, а ее хозяин останавливается и внезапно берет меня за локоть.
— Извините, вы с кем сейчас разговаривали? Я имею в виду, вы про дорогу к морю у меня спросили?
— Ну, вообще-то, у вашей спутницы, — честно отвечаю я. И на всякий случай, чтобы не обидеть хорошего человека, добавляю: — Но и вам, конечно, спасибо.
— Получается, вы ее видели, — старик качает головой. — Как это удивительно!
Я не вижу тут ничего удивительного, но, на всякий случай, помалкиваю. Мало ли, вдруг я что-то не так понимаю. Все-таки английский у меня в запущенном состоянии, да и к характерному шведскому произношению ухо пока не привыкло.
— Дело в том, что ее нет, — доверительным шепотом сообщает старик. — Йоханна умерла три года назад. Я без нее очень тоскую, все-таки пятьдесят семь лет вместе жили, не шутка. И поэтому все время представляю, что она по-прежнему со мной. Гремит посудой на кухне, сидит в кресле на веранде, а когда я гуляю, она идет рядом. И постепенно мне стало казаться, что я ее действительно вижу. Слышу звон посуды и шаги во дворе, а иногда она просит приготовить кофе, и я приношу его на веранду, а через час гляжу — чашка пустая. А когда ложусь спать, левому боку всегда теплее, чем правому, — Йоханна, знаете, всегда ложилась слева, мы так привыкли. И вот сейчас я шел и, как всегда, представлял, будто она идет рядом. Я ее, можно сказать, видел. И вдруг вы тоже увидели. И даже заговорили с ней. Она вам ответила?
— Ну да, — киваю. — Сказала, дорога к морю, все правильно. И убежала вперед, за собакой.
— А собака какая?
— Как у вас, только черная.
— Правильно. Я именно так ее и видел, с черной собакой. Я обещал Йоханне, что мы купим вторую собаку, когда она поправится. И, конечно, представлял, что собака тоже теперь есть… Удивительно, что вы увидели даже собаку. Вы, наверное, очень хороший медиум. Я угадал?
— Не знаю, — говорю. — Может быть. До сих пор не было повода проверять.
— Извините, — виновато улыбается старик. — Я вас напугал? Я не хотел. Просто для меня это очень важно — что вы тоже видели Йоханну с собакой и даже говорили с ней. Может быть, она теперь существует не только в моем воображении? Может быть, она действительно вернулась? Я знаю, что так не бывает, но…
— Все бывает, — говорю я. — Абсолютно все. Просто кое-что — редко и не со всеми. Но это не значит — ни с кем и никогда.
— Как хорошо сказано, — вздыхает старик. — Спасибо вам. Вы подарили мне надежду.
— Не за что. Я тут ни при чем. Все как-то само получилось, — вежливо улыбаюсь я, и он наконец отпускает мой локоть.
— Вы же шли к морю. У вас не так много времени, чтобы тратить его на болтовню. Скоро закат. Ступайте.
Он разворачивается и уходит в противоположном направлении, а я озадаченно гляжу ему вслед. Тоже мне старосветские помещики, черт бы их побрал, думаю я. Развели, понимаешь, призраков былых возлюбленных, пугают бедных бестолковых туристов. Совсем сдурели.
Я нарочно себя накручиваю, неплохо было бы сейчас искренне рассердиться на старика за всю эту белиберду, а то ведь, чего доброго, Читать далее...

Если ты думаешь, что ты можешь, значит ты можешь. Если думаешь, что не можешь, значит ты прав.

Это цитата сообщения Хаэль_МакРори Оригинальное сообщение

народный календарь. 16.12. Иван Молчальник.

живёт у нас соседом Иван Молчальник. слова зря не тревожит, слабеньких собирает, заворачивает, как котят, в вату, молчит с ними, баюкает. иногда дарит хорошему человеку слово – то в форточку с бумажной птичкой запустит, то сунет живой комок в руку и убежит, чего говорить-то? само всё скажется.
окрестные нечистики Ивана уважали, слов на заборах не царапали, а если найдут где подбитое словечко, трёхногое, хромое – обязательно подберут и Ивану принесут: он-то вылечит, поправит.
Ивану нечистик Ерофеич из Управления Картографии притащил как-то в рукавице парочку безгласных букв, галчат, из гнезда выпавших, немых, чёрненьких – Ъ и Ь. намаялся с ними Иван – клювы разевают, трепыхаются, но вместо крика – молчание. что делать, оставил их себе. сидят Ъ и Ь на подоконнике, немотствуют, а как надоест – в чехарду играют.
люди говорят: кто с Иваном денёк помолчит, к тому потом слова ластятся, следом летают, и шум от них, как от моря.
когда серые люди пришли Ивана Молчальника арестовывать за то, что со словами знается и буковку Ять прячет, то никого не нашли – пусто в доме, по углам тишина застоялась, охами-вздохами поросла…
- где – спрашивает главный – гражданин Молчальник со всей алфавитой своей?
тут из-за печки высунулся нечистик Спросоня, которому от веку велено на дурацкие вопросы отвечать, и говорит: нету никакого Ивана, был да сплыл – во-о-о-он на том облачке, видишь, начальник?
так и побежали серые люди за неведомым облачком, и никто их больше не видел. а Иван – вот он, живёт себе, молчит, и форточка у него всегда открыта, из неё в мир тишина льётся.

Как-то в середине лета, в четверг, в большой яме с грязной желтоватой
водой, в той самой, что направо от деревьев, между которыми папа вешал свой
гамак, Муми-тролль поймал маленького дракона.
Муми-тролль, конечно же, не собирался ловить дракона. Он просто хотел
поймать несколько водяных жучков, которыми кишит илистое дно, чтобы получше
рассмотреть, как двигаются у них ножки, и проверить, действительно ли они
плавают задом наперед. Но когда он резким движением вытащил из воды
стеклянную банку, в ней оказалось нечто совсем иное.
- Вот это да-а...- благоговейно прошептал Муми-тролль. Он держал банку
обеими лапками и смотрел на нее, не отрываясь.
Дракон был не больше спичечного коробка, и он метался по банке,
взмахивая очаровательными прозрачными крылышками, такими же красивыми, как
плавники золотой рыбки.
Но ни одна золотая рыбка не была так роскошно позолочена, как этот
миниатюрный дракончик. Он весь сверкал в солнечных лучах, он казался
вылепленным из золота. Его крошечная головка была нежного светло-зеленого
цвета, а глаза желтые, как лимоны. Каждая из его шести позолоченных ножек
заканчивалась крохотной лапкой, а хвост ближе к кончику переходил из
золотистого в зеленый. Это был изумительный дракончик.
Муми-тролль закрутил крышку (с дырочкой для воздуха) и осторожно
опустил банку на мох. Затем он лег на живот и принялся рассматривать
дракончика, который подплыл к самой стенке и открыл свою маленькую пасть,
всю усаженную белыми зубками.
"Он злой,- подумал Муми-тролль.- Такой малюсенький, а злой. Что бы
такое сделать, чтобы ему понравиться... И что он ест? Что едят драконы?.."
Взволнованный и озабоченный, он снова взял банку в лапы и понес ее
домой, стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы дракончик не ушибся о
стеклянные стенки. Ведь он такой крохотный, такой нежный...
- Я буду любить тебя, буду о тебе заботиться,- шептал Муми-тролль.- Ты
можешь спать ночью на моей подушке. А когда подрастешь и мы с тобой
подружимся, ты сможешь купаться со мной в море...
Муми-папа занимался своей табачной рассадой. Конечно, дракона можно
было бы и показать. Но Муми-тролль решил, что не стоит. Лучше он спрячет его
на несколько дней, чтобы он немного освоился. Ведь можно сделать из этого
тайну и дожидаться самого интересного, того момента, когда он покажет
дракона Снусмумрику.
Муми-тролль крепко прижал к себе банку и с самым безразличным видом
направился к заднему крыльцу. В это время все домашние были во дворе, около
веранды. Когда же Муми-тролль попытался проскользнуть в дом, любопытная
мордашка малышки Мю выглянула из-за бочки с водой:
- Что у тебя там?
- Ничего,- буркнул Муми-тролль.
-o Это банка,- сказала Мю, вытягивая шею.- Что у тебя в ней? Почему ты
ее прячешь?
Муми-тролль бросился вверх по ступенькам и влетел к себе в комнату. Он
поставил банку на стол; в ней бушевал шторм, и дракон-чик сидел, свернувшись
в клубочек, закрыв голову крылышками. Немного погодя он стал постепенно
распрямляться и показывать зубы.
- Это больше никогда не повторится,- пообещал Муми-тролль.- Прости
меня, пожалуйста.- Он открыл крышку, чтобы дракончик мог осмотреться, а
затем пошел и запер дверь на щеколду. Ведь никогда не знаешь, чего ждать от
этой Мю.
Когда он вернулся к дракончику, тот выбрался из воды и сидел на краю
банки. Муми-тролль осторожно протянул лапу, чтобы его погладить.
И тут дракончик открыл пасть и выпустил маленькое облачко дыма. Красный
язычок вырывался из пасти, подобно языку пламени и так же быстро исчезал"
- Ай,- сказал Муми-тролль, потому что обжегся. Не сильно, но все-таки.
Он пришел в полный восторг от дракона.
- Ты сердитый, да-а? - растягивая слова спросил Муми-тролль.- Ты ужасно
страшный и кровожадный, да? Ах ты мой славный маленький проказник!..
Дракончик фыркнул.
Муми-тролль забрался под кровать и откопал там свой ящик с припасами:
несколько блинчиков, уже немного засохших, половину бутерброда и яблоко. Он
отрезал от всего по кусочку и разложил на столе возле драконника. Тот
обнюхал угощение, смерил Муми-тролля презрительным взглядом и вдруг с
невероятной быстротой ринулся к подоконнику и атаковал большую жирную муху.
Муха отчаянно зажужжала, когда дракончик, вцепившись в ее загривок
своими зелеными лапками, выпустил ей в глаза облачко дыма.
И вот уже заработали челюсти, утыканные белыми зубками, да время от
времени широко раскрывалась пасть, в которой постепенно исчезала муха.
Расправившись с мухой, дракончик облизнулся, почесал за ухом и
насмешливо посмотрел на Муми-тролля.
- Вот ты какой! - воскликнул Муми-тролль.- Ах ты мой маленький!
В этот момент мама ударила в гонг, это был- сигнал к обеду.
- А теперь будь паинькой и Читать далее...

Без нее все в жизни изменилось. По деревьям не хотелось лазить. Ноги не бежали и не шли. Лена, как выяснилось, заведовала и едой тоже, потому что вдруг все потеряло всякий вкус. Даже бутерброд с паштетом, даже мороженое — все казалось безвкусным. Я стал подумывать совсем бросить есть. Пожаловался деду, но он посоветовал, наоборот, воспользоваться моментом и начать кушать вареную капусту и рыбий жир, раз уж мне все равно.
— Не проворонь свой шанс, парень!
(М.Парр, Вафельное сердце)

Из космоса астронавты способны различить занимающихся любовью людей по микроскопическим вспышкам света. Не света даже, а мерцания, которое легко принять за свет, — коитусова излучения. Поколение за поколением изливают его во тьму, как мед, покуда оно не достигнет глаз астронавта.
Века через полтора — задолго после того, как влюбленные, произведшие излучение, улягутся рядком на кладбище — города-метрополии становятся видны из космоса. Излучение продолжается весь год. Города поменьше тоже различимы, но уже с трудом. Разглядеть штетлы практически невозможно. Отдельные пары невидимы.
Коитусово излучение — результат тысяч соитий: новобрачные и подростки, вспыхивающие, как бутановые зажигалки; пары мужчин, горящие быстро и ослепительно; пары женщин, способные светиться часами после мягких множественных вспышек; оргии, искрящиеся, как кремневые огнива, что продаются на ярмарках; пары, тщетно пытающиеся обзавестись детьми, оставляющие свой бесплодный оттиск на материке подобно тому, как, погаснув, яркий свет оставляет бесплодную вспышку на глазном яблоке, стоит только от него отвернуться.
Бывают ночи, когда некоторые места мерцают ярче обычного. Трудно, не щурясь, смотреть на Нью-Йорк в день Святого Валентина или на Дублин в день Святого Патрика. Древний, обнесенный стеной, Иерусалим вспыхивает, как свеча, в каждую из восьми ночей Хануки. День Трахима — единственный день в году, когда крошечное местечко Трахимброд различимо из космоса, когда коитусово излучение достигает в ней такого накала, чтобы озарить польско-украинские небеса. Мы здесь, — известит астронавтов сияние 1804 года полтора столетия спустя. Мы здесь, и мы живы.
(J.S. Foer, Everything is illumunated)

Сначала нам не приходило в головы складывать воспоминания в коробки. Мы разбрасывали их повсюду, куда-то засовывали, перепрятывали, время от времени забывали, где какое находится. Мы хранили их в трещинах стен, под коврами, среди всякого старья, в карманах пальто, которые давно уже не носили, между страницами книг, в шкафах и букетах засохших цветов. А потом, когда все «потайные» места уже были заполнены, мы ежедневно натыкались на них, случайно находили во время уборки или тогда, когда искали, куда бы спрятать новые воспоминания. Вскоре нам стало ясно, что такой беспорядок дольше переносить невозможно, кроме того, казалось вполне вероятным, что какое-то важное воспоминание может вообще затеряться, стать жертвой моли или плесени. Поэтому как-то раз в одну из суббот мы устроили генеральную уборку. Все воспоминания были извлечены на свет дня, почищены платяной щеткой, проветрены на солнце, завернуты в вощеную бумагу и сложены в жестяные коробки из-под печенья к чаю, трубочного табака или конфет. Ни одного (даже самого неприятного) воспоминания мы не выбросили, потому что воспоминаниями не бросаются — ведь тогда однажды на помойке может оказаться большая, чем та, что осталась дома, часть тебя самого.
В плохую погоду или просто тогда, когда нам захочется, мы развлекаемся, рассматривая содержимое жестяных коробок. Осторожно разворачиваем пакеты из вощеной бумаги и показываем друг другу то, что делает нас такими, какие мы есть. В холодные дни мы выбираем особенно теплые воспоминания и затыкаем ими щели в оконных рамах или накрываемся ими перед тем, как улечься спать.

Это цитата сообщения Хаэль_МакРори Оригинальное сообщение

старая домка по кельтской мифологии

Моей сове пришло письмо от дальних и древних родственников, которые очень вежливо звали Меланхолию посетить их на Совином Празднике в Инис Виттрин, обещали вволю мышей и новостей. Я уговаривал сову целый день — чтобы она и меня взяла в гости, это же Стеклянный Замок, и я умру от любопытства, если не увижу его собственными глазами.
- Тогда тебе придётся переодеться совой! — сказала вредная птица.
- Да хоть ёжиком!
Читать далее

"каждому городу соответствует девиз, определённое слово, которое характеризует место и людей, в нём живущийх. Если бы можно было прочесть мысли людей, идущих по улице в одном и том же городе, оказалось бы, что большинство из них думает об одном и том же. Это и есть слово, соответствующее месту. И если то слово, что ты считаешь главным, не вяжется с девизом города, тебе там делать нечего".
Элизабет Гилберт

Снова начала носить украшения. Раньше пальцы не терпели колец, теперь вот появилось одно, любимое. Почти всегда со мной, без него неудобно. Из светлого-светлого серебра. Недавно узналась его история. Когда-то, в далекие совет-ские времена, когда с украшениями и драг.металлами было тяжко, жил-был один человек. Он работал в каком-то инженерно-техническом бюро, где было много электротехники, которая часто ломалась. Этот человек доставал из сломанных амперметров, вольтметров и других приборов чистейшее серебро и ковал из них украшения. Мое кольцо из такого серебра. Когда-то было черненым.
[700x468]

Это цитата сообщения Хаэль_МакРори Оригинальное сообщение

насекомоядные острова

случайно рядом оказались два слова: «насекомоядный» и «острова». получилось доисторическое время, когда люди ещё не появились, стрекозы были большими, а отдельные острова разумными и голодными. они плавали в тёплой мелкой воде, охотясь на жуков, бабочек с чешуйчатыми крыльями и гигантских сверчков (присядет бабочка отдохнуть на тёплый камень — тут-то её и накроет волной бурчащего песка). остров выплюнет последнюю чешуйку и снова готов перекусить. острова думали пластами кремнезёма, медленно усваивая вкус, температуру, плотность окружающего мира. они разрешали хвощам расти у себя на спинах, потому что от их корней было приятно щекотно и на хвощах любили отдыхать сладкие стрекозы. насекомоядные острова вымерли, когда жуки стали маленькими и невкусными. даже не вымерли, а застыли молчаливыми грудами камней, песка, земли, которым уже всё равно, какого оттенка хвощи на них растут. учёные снимали землю слой за слоем и находили множество окаменевших частиц насекомых... «повезло — говорили — на редкость удачный холмик попался». однако где-нибудь в океане, может быть, плавают последние насекомоядные островки, слыхом не слыхавшие о том, какой сейчас век... и летают стрекозы размером с аэроплан, отставшие от своих и забывшие вымереть вовремя.

Это цитата сообщения Хаэль_МакРори Оригинальное сообщение

дождевое время

на улице дождь, мокрые тополя потемнели, пропитались водой... у меня всё валится из рук (правильно, если настроение дня — падение с облаков на землю, то всё и будет валиться). даже поспать не выходит — тревожно, попробуй заснуть на лету, когда крыша стремительно приближается... щёлк — и капля упала в лужу. щёлк — ударилась о тополиный лист, сорвалась на другой, разлетелась на несколько капелек. вразнобой: щёлк-щёлк-щёлк. словно секунды вместо того, чтобы идти гуськом и наступать по очереди, сбились в стайку и носятся туда-сюда.
в одной стране всё время шёл дождь, и люди считали время по характеру дождей, поэтому один день тянулся долго-долго, как затяжной медленный дождь, а другой пролетал за несколько вздохов, потому что небо выплёскивало время на головы, как воду из ведра. «дурацкий секундомер» — говорили приезжие, но ничего сделать не могли, ведь их сухое время промокало и тонуло в часах, покрывалось мхом, а секундная стрелка превращалась в рыбу-иглу и уплывала. часовой механизм изнутри оплетали водоросли. приходилось жить по местному дождевому времени.
иногда в страну попадало контрабандное обыкновенное время: запаянное в стеклянные шарики, как пузырьки древнего воздуха в янтаре. им любовались... и всё. ведь оно не двигалось, не шло, не текло и не истекало куда-то в неведомое (вообще-то некоторые думают, что всё время утекает на Луну, где его целые моря, на взгляд учёных мужей — сухие, пустые, а на взгляд любого жителя дождевой страны — полные вчерашними вечерами и позавчерашними завтраками).

Винтовые лестницы на башнях, упирающихся вершинами в облака, так, чтобы с них можно было спускаться на землю на закате. И сторожевые башни-совы, темные на фоне заходящего солнца и "светлые на фоне луны" (с)

[534x700]