[450x416]
«Сама ваша религиозность есть преступление, за которое мы будем преследовать вас беспощадно..».

Из откровений, высказанных туруханскому ссыльному Войно-Ясенецкому хозяевами «новой жизни».

У этого памятника в архиерейском дворике почти всегда живые цветы. И от того, что люди приходят сюда часто, и от того, что обращаются они к всегда ждущему их здесь владыке Луке молитвенно, лицо его – живое, совсем не забронзовевшее. Монашеская мантия, внимательный взгляд, мягкие сильные руки хирурга, фуфайка на кресле… Совсем недалеко, на соседней красноярской улице, в эвакогоспитале согревала его фуфайка, когда в годы войны он спасал от смерти солдат, привезенных в Красноярск в санитарных поездах. Читать далее...

[700x413]

"Отпустите меня! Не пойду я туда! Мне плохо!" - слышу душераздирающие детские крики. Открываю дверь купальни Богородичного источника, что в Старом Изборске, и вижу: вцепившись со всей силы руками и ногами в дверной проём, вернее, растопырившись, как морская звезда на входе, неистово кричит Катя, семилетняя девочка, ребёнок из нашего православного лагеря.Читать далее...

[500x300]
- Доченька, что это за дети?

- Мамочка, здесь нет никого – оглядывая больничную палату, успокаивает Юля свою маму.

- Как их много! Откуда они? – смотря куда–то вдаль продолжает мать.

Юля молча берёт её за руку и вытирает с измученного лица матери капли пота. Сколько безсонных ночей и тревожных дней провела дочь возле кровати любимого и дорогого ей человека. Веря в её скорейшее выздоровление, Юля беспрестанно повторяла: «Вот поправится – сразу же к психологу пойдём. Пережив такие боли, можно просто с ума сойти!».

- Как больно! – стонала мама.

- Ты скоро поправишься, потерпи ещё немного. Операция позади, всё будет хорошо.

Откинув одеяло, чтобы поправить постель, Юля в ужасе замирает: вся простыня в крови и под кроватью большая лужа.

- Господи! Помогите! Доктор! Скорее! – выбегая из палаты, голосит дочь.

- В операционную! Срочно! – эхом звенят в ушах слова врача.


Читать далее...

[526x700]a>СОБАКА БЫВАЕТ КУСАЧЕЙ…
У В.Солоухина в «Чёрных досках» прочитала про храм святых Флора и Лавра – вот как – даже храмы в честь этих святых называли, а сейчас мало кто их и вспоминает. Один мой знакомый частенько произносит фразу «у Бога все дни святы» в ответ на мою любовь к конкретному святому. Думаю, что святые – люди – знают нас так, как мы на земле знаем друг друга. Мы ж не знаем всех людей земли, хотя всё человечество в одном Адаме. Возможно, они видят нас. А знакомятся лишь по нашим к ним просьбам, или когда кто-то просит за нас. Как бы то ни было, но моё чувство к любимым святым вдруг стало остывать. Сегодня чуть не пропустила святую Варвару – от невнимания. Сколько милостей видела от неё за эти годы – не счесть. «Духа не угашайте»…
…Вечерами, особенно если прошедший день был жаркий, выхожу на лавочку во дворе – дачи нет, а без воздуха трудно. Как-то соседка спросила: «Почему ты с нами никогда не погуляешь?». От неожиданности ответила вопросом: «Я?», надменно так получилось. Смиряясь, стала дышать воздухом своего двора… В этом дворе огромные тополя, много раз за полвека претерпевшие варварское обрезание, сажал их мой папа. Мне было года три-четыре, но помню радость, когда соседи украшали двор, разбивали цветочные клумбы, укладывали их битым кирпичом, который потом подбеливали… Жили все одинаково бедно и дружно! Мама моя, много работавшая на заводе монтажницей, часто с «вечеровками», просила соседей приглядывать за нами, её двумя дочками. Особо поминаю соседку бабу Машу и её мать бабу Наташу, толстую-толстую добрую старуху с батожком. Мама в редкие свои выходные мыла им окна, полы – в благодарность за догляд. Баба Наташа сидит напротив подъезда, видит, я бегу с полным подолом ситцевого платьица, остановит, расспросит, заставит побежать назад, выгрузить помидоры, или яблоки, или пироги, которые мама для ребятни целого двора покупать и печь уставала, но не жалела. Внимательны были соседи друг к другу, человечны, душевны. У нас, нынешних, уже стало привычкой вздыхать об оскудении любви, ссылаясь на времена. Но не от меня ли идёт холод, не я ли презрительно прохожу мимо судачащих о пустом несчастных старух? Не я ли не желаю общаться с людьми антипатичными мне. Интересно, как я Там с ними – тоже не уживусь? Желая исправить свои ошибки, разговорилась с Любой, крупной красивой женщиной моего возраста. Она выходила на лавку покурить, отдохнуть от домашних забот, их у неё лютая прорва. Она ухаживает за лежачей больной мамой уже много лет, у той диабет, гниющая стопа. Ежедневные уколы, примочки, горячие ванны с травами, с корой осины, которую привозит из леса сестра целыми корзинами – чего только ни делала Люба, чтоб сохранить маме ногу. И сохранила – до самой смерти маминой. От скольких болей уберегла её! А ещё Люба много лет кормит дворовых собак, кормит вкусно. Вынесла ведёрко варева: «Всё чистенько: сварила косточки, бульон через марлечку процедила – хоть сама ешь». Любу знают продавцы окрестных мясных лавок, оставляют обрезки мяса, мясные же косточки подешевле – на пенсию много ли купишь! Стая собак нашего двора – настоящие охранники, чужих облаивают дружно, платят добром за добро. Не всегда так бывает у людей. Помилуй, Бог! Рассказала Любе про святых Флора и Лавра, день памяти 31 августа, покровителей животных. Их чтил покойный протоиерей Валерий Солдатов. Вот что нашла в «житиях»: «По устному преданию, сохранившемуся в Новгородской земле, с открытием мощей святых мучеников Флора и Лавра прекратился падёж скота. Тогда и началось почитание святых как покровителей лошадей. В древних иконописных подлинниках Руси дается наставление, что святые Флор и Лавр должны быть написаны с конями, которым они покровительствуют».
Мечта отца Валерия заказать икону святых Флора и Лавра с…кошкой не сбылась, а жаль. Не успел. Смерть пришла раньше. Скольким людям мог бы помочь! У моей знакомой Марины Александровны кошечка стала всюду гадить. От едкого запаха в доме уже и жить было трудно. Марина решилась кошку усыпить. Кто это испытал, тот поймёт её муки. Она несла любимицу семьи и всю дорогу молилась, может, впервые в жизни: «Господи, хоть бы ветлечебница была закрыта!» О чудо! Она была на замке. Когда Марина со слезами поведала мне эту историю её первого шага к вере, то мы составили молебен святым Флору и Лавру, не называя имени кошечки, конечно, просили помочь Марине! Отец Валерий отслужил молебен с большим пониманием и воодушевлением. Он тоже любил свою пушистую белую кошку, кормил только свежайшей докторской колбаской одной и той же фирмы, Дымовской (лежалую хоть день она даже нюхать отказывалась, он ежедневно Читать далее...

[535x700]
Преподобный Пимен Угрешский… Наверное, для большинства христиан это всего лишь «очередной» преподобный. Сколько имен с такой приставкой мы найдем в святцах Церкви Христовой! А сколько еще там не записано, сколько нам неизвестно. Да разве всех запомнишь?..

«Обычный» преподобный… Не всероссийский чудотворец, не вселенский учитель, не поражающий своими подвигами аскет. Просто для кого-то известный, кем-то почитаемый святой. Наверное, тем, кто познакомится с жизнью этого преподобного ХІX века, придется немало потрудиться, чтобы преодолеть некое недоумение: «А почему святой?». Да, уважаемый архимандрит большого подмосковного монастыря, да, хороший хозяйственник, да, администратор, да, по-своему опытный и мудрый наставник… Но ведь так хочется увидеть нечто чудесное, совсем высокое и недостижимое для обычного человека!Читать далее...

[700x497]
"Ах, Дивеево! Это милое и родное сердцу Дивеево! Как всегда, ты встречаешь нас Великой радостью Воскресшего Спасителя!» – думаю я в первый день своего приезда, а сердце ликует от восторга.

Побросав вещи и наспех устроившись у хозяйки, мы с детьми и подругой скорее спешим в монастырь. Какая красота! Всё так изменилось за последние три года! Проходим мимо Преображенского собора. Мой сын, завидев лавку с иконами, дёргает меня за рукав:

– Мама, давай подойдём!

– Ничего покупать не будем, – строго ответила я и попыталась увернуться, но не тут-то было. Сын схватил меня за руку и, дёргая, начал тянуть в сторону палатки. Естественно, раздражению моему не было предела, так как на руках прыгала 7-месячная дочурка, а стоявшая рядом 5-летняя дочь беспрестанно чтото щебетала. Устав понимать происходящее, всё-таки побрела за сыном. Иконы, книги, медальоны, фотографии...

Измотавшись с дороги, тупо смотрела на все эти вещи и никак не могла понять, что же должна сейчас делать.

– А у вас есть икона Богородицы «Утоли моя печали»?Читать далее...

[569x700]


Что сказал бы наш национальный гений А.С. Пушкин, обозрев нынешние страны и континенты, как он это сделал в своих «Маленьких трагедиях» («Скупой рыцарь», «Пир во время чумы», «Дон Гуан», «Моцарт и Сальери»)?
А тогда.… С горечью отметил он, что борют падшего человека страсти.
В «Скупом рыцаре» отец и сын в пристрастии к земным благам, без небушка живущие, уничтожают друг друга, исторгая у поэта слова: «Ужасный век, ужасные сердца».
В «Пире во время чумы» люди бездуховные обычно смакуют строки: «Есть упоение в бою и страшной бездны на краю». То есть, держитесь до последнего, заглушая мысль о смысле жизни чем угодно – вином, «ласками погибшего, но милого создания», упорно отгоняя мысль о смерти. Показывает нам здесь поэт абсурдность и бессмысленность непонимания и неприятия воли Божией: если не вершится моя воля, если жизнь складывается не так, как я хочу, то и дорожить ею не стоит.
А «Дон Жуан» у Пушкина - он дон Гуан очень русский; он у него не соблазнитель, он – в поисках идеала. Всё искал, искал, не одну жизнь загубил, не одну душу опустошил и вот вроде нашёл, да поздно: настигла расплата за грехи.Читать далее...

[600x450]

27 июня 2013г. Сплошная седмица после Троицы – празднуем, гуляем! Радуемся всему – погоде, воздуху, листьям, небу – Троице, творенью тож! За столом тосты звучат  во славу Святой Троицы! Вспоминаем строчку Н.С.Лескова из «Очарованного странника: «… Должно быть, думаю, христиане... Подполз ещё ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, -  ну, значит, русские!»…Хохочем  и искренне  пьём и  угощаемся  в славу Господа!

         А утром, накануне,  после маминого Причастия, едем с отцом Виктором в Никольский храм – там мощи владыки Луки,  владыка  пожаловал   нетленными мощами в тот храм, в котором служил. И хоть уже много раз молились у мощей святого архиепископа в Красноярске, но хочется почтить ещё и ещё…Отец Виктор звонит в  храм: «Не увезли мощи?», - нет, на месте, быстро едем с Настенькой, старшей внучкой, она впервые.  На старом кладбище расходимся с отцом Виктором, ему надо быстрее. Мы идём, не  спеша… Почему-то мне очень хочется посидеть на лавочке возле могилы покойного настоятеля отца Ивана Романюк. Поминаем его, не глядя  на дату рождения и смерти. Мраморный крест сверкает холодом… Прохладное утро… Вижу,  из храма вышел настоятель, в руках ларец… Но мне  невдомёк, что увозят мощи владыки Луки, спокойно посиживаем себе… В  храме вижу икону святителя и исповедника Луки в окружении берёзок, а мощей-то и нет…Нам говорят: «Вы опоздали ровно на одну минуту»…Вот так да! Не сомневаюсь, что это действия Бога, Его Промысла. Владыка Лука  словно «отвернулся», здороваться не захотел… Думаю: «Что ж, владыка – он  профессор медицины, он сейчас нужен кому-то больше, чем нам, пошёл консультировать, помогать больным», но…  Обидно и обидно, хоть всеми силами стараюсь обиду побороть, знаю свои грехи-то… Не выходит… И так полдня.

Читать далее...

[593x607]
Полюбить эту русскую речь,

неспокойное тесто глагола,

и слова, будто блинчики, печь

из муки снегового помола.

Натопить жарко русскую печь,

зачерпнуть пространства окошком

и потом долго-долго беречь

эту лунно-январскую плошку.

А ещё полюбить русский звон

колоколен, рванувшихся к Свету,

положить свой последний поклон,

согревая дыханьем планету.


Яндекс фотки belokolenko.damir
[700x561]

Невольно замедляешь шаг,

когда проходишь меж деревьев,

что словно арки встали над крестами.

И понимаешь: так должно быть здесь —

в нерукотворном храме, —

где солнце только незатейливый витраж.

Нет ничего, и только скрип

зачем-то слабо нарушает

тишь снеговую выцветших полотен.

Безвольно звук разлит

по линиям

и, кажется, бесплотен,

но так реален окружающий пейзаж.

Бесстрастный перечень имён,

вкраплённых в лоно горизонта,

неторопливо растворяет время.

В тени седых знамён

земля для жатвы

сберегает семя.

И солнце слабое, запутавшись в ветвях,

ещё не греет…
[280x195]

* * *

Мое слово ещё не вызрело.

Бреду наугад в потёмках.

Дорога змеится.

Нет, я не нищий с котомкой,

я — выбитый из седла кочевник

русским копьём глагола.

«Рцы Слово Твердо», —

твержу, как заправский школьник,

спотыкаюсь на юсах.

Зреет во мне подорожник,

в глазах с восточным прищуром

русский гуляет ветер.
[700x525]

[700x495]
"Воскресный день" картина Эдварда Ламсона Генри.

Ясно вижу, как хмурит лоб художник и грызет карандаш, когда речь заходит о том, чтобы изобразить пасхальный сюжет, — оно и понятно, ибо его профессиональные представления о тех, кто может быть причастен к этому празднику, вполне законно сводятся всего к четырем персонажам. Первый из них — сама Пасха, языческая богиня весны. Здесь он волен дать полный простор воображению. Для этой роли подойдет, в частности, прекрасная дева с живописно распущенными волосами и должным числом пальцев на ногах. Позировать будет известная манекенщица мисс Кларисса Сент-Вавасур, мягко выражаясь, в дезабилье.
Второй вариант — дама с томно воздетыми очами и в рамке из лилий. Смахивает на журнальную обложку, зато многократно проверен. Третий — мисс Манхэттен в воскресной пасхальной процессии на Пятой авеню. Четвертый — Мэгги Мэрфи в старенькой соломенной шляпке с новым красным пером, разодетая на зависть всей Гранд-стрит, [13] сияющая и смущенная.
Зайчики, понятное дело, в счет не идут. Пасхальные яйца — тоже, им слишком круто пришлось от строгих критиков. Столь ограниченный выбор изобразительных возможностей есть свидетельство того, что из всех праздников Пасха имеет в нашем сознании наиболее расплывчатые и зыбкие очертания. Ее признают своею все религии, хотя придумали язычники. Между тем стоит обратиться к еще более седой старине, к самой первой из всех весен, и мы увидим, как Ева придирчиво выбирает для себя свежий зеленый листок с ficus carica. [14] Сия критическая и ученая преамбула имеет целью сформулировать ту теорему, что Пасха — это не дата, не время года, не праздник и не событие. А чтобы установить, что же она такое, предложим читателю отправиться следом за Данни Мак-Кри.Читать далее...

[525x390]

Один доллар восемьдесят семь центов. Это было все. Из них шестьдесят центов монетками по одному центу. За каждую из этих монеток пришлось торговаться с бакалейщиком, зеленщиком, мясником так, что даже уши горели от безмолвного неодобрения, которое вызывала подобная бережливость. Делла пересчитала три раза. Один доллар восемьдесят семь центов. А завтра Рождество.
Единственное, что тут можно было сделать, это хлопнуться на старенькую кушетку и зареветь. Именно так Делла и поступила. Откуда напрашивается философский вывод, что жизнь состоит из слез, вздохов и улыбок, причем вздохи преобладают.
Пока хозяйка дома проходит все эти стадии, оглядим самый дом. Меблированная квартирка за восемь долларов в неделю. В обстановке не то чтобы вопиющая нищета, но скорее красноречиво молчащая бедность. Внизу, на парадной двери, ящик для писем, в щель которого не протиснулось бы ни одно письмо, и кнопка электрического звонка, из которой ни одному смертному не удалось бы выдавить ни звука. К сему присовокуплялась карточка с надписью: «М-р Джеймс Диллингем Юнг». «Диллингем» развернулось во всю длину в недавний период благосостояния, когда обладатель указанного имени получал тридцать долларов в неделю. Теперь, после того, как этот доход понизился до двадцати долларов, буквы в слове «Диллингем» потускнели, словно не на шутку задумавшись: а не сократиться ли им в скромное и непритязательное «Д»? Но когда мистер Джеймс Диллингем Юнг приходил домой и поднимался к себе на верхний этаж, его неизменно встречал возглас: «Джим!» — и нежные объятия миссис Джеймс Диллингем Юнг, уже представленной вам под именем Деллы. А это, право же, очень мило.Читать далее...

[700x393]

«Жертва хвалы прославит Меня: и это путь, коим явлю спасение Мое».
Псалом 49.

В наш телевизор во время грозы ударила молния, он сгорел… Сгорел, а я сказала в ту секунду: «Слава Богу», чем раздражила необычайно сына. Он подумал, что я рада жить без телевизора, поскольку это было время моего неофитства. Но радовалась другому: возможности благодарить Бога за плохое. Жаль, что тогда объяснить это сыну не смогла… Телевизор вскорости купили новый, лучше прежнего!

Был ещё случай: мы строили новый дом, он был уже готов. Только не было электрического счётчика, следовательно, потребляя свет, мы не могли его оплатить. Очень мучилась этим обстоятельством, хотелось жить честно, не обманывая ни в чём не только людей, но и государство. Совесть покалывала меня, но ситуация с установкой счётчика не менялась долгие месяцы. И вот как-то, стоя у окна, заметила служебную «Волгу», она остановилась у наших ворот. Трое проверяющих из энергонадзора вышли, постучали в калитку. Муж открыл, они осмотрели дом, выписали огромный штраф, не слушая объяснений… Мне ничего не оставалось делать, как пойти в комнату с иконами - земным поклоном благодарить Бога. После случилось вот что: у нас не было денег уплатить штраф, но моему сыну на работе дали безпроцентный кредит на долгий срок, так удалось рассчитаться! За благодарение Бога в трудных обстоятельствах помощь приходила мгновенно, вот такой приобрела опыт!Читать далее...

[689x700]

Он никогда не ходил в церковь, и отец Владимир удивился, когда от него пришел работник:

— Барин, должно, помирает. Ослаб сильно. Просил, чтобы вы к нему пришли... Понапутствовать, значит...

— Он сам так сказал? — не поверил священник.

— Сам! Так и сказал: чтоб батюшка ко мне пришел. Умираю я...

— Хорошо! — недоумевая, согласился отец Владимир. — Я сейчас зайду в церковь за дарами...

Церковь была недалеко от квартиры отца Владимира. В полуденных горячих лучах она, казалось, тоже, как люди, отдыхала... Кругом нее была тишина, груши опустили в изнеможении свои колючие ветви, покрывая ее маленькими душистыми тенями. Небольшой ручеек тихо, как серебристая девичья ленточка, скользила под ними и, очевидно, изнемогал под тяжелым зноем...

В церкви было прохладно и сумеречно. В ее низких строениях — глубоких и каменных, как в роднике, хранилась прохлада. Иконы отпотели, и строгие старинные черты святых, казалось, плакали — в тиши и уединении.

Отец Владимир взял дары, постоял в глубокой задумчивости перед престолом и медленно пошел из алтаря — туда, куда его звали, — на необычное напутствие.

Когда отец Владимир вошел во двор, больной сидел в больших мягких креслах на балконе. Балкон был широкий, весь обвитый широкими виноградными ветвями. Больной сидел неподвижно, и на фоне зелени лицо его было особенно бледное, с зеленоватыми тенями...
Читать далее...

[700x614]


Уже за два дня до праздника сходили в степь — за цветами и травою. Лазили по овражкам, поросшими весеннею бархатною зеленью, рвали душистый чёбор и длинные желтые медовники, спускались вниз — на дно оврага и там — над источником — ломали белые березовые ветки... Сколько было смеха, ауканья, беганья! Нарвали полный мешок чёбора, громадный букет желтых медовых цветов, пук белоствольных березок — с зелеными узорчатыми листками... Устали до изнеможения и — вспотевшие — прилегли в тени дикой яблоньки. Душистый чёборовый мешок — в головах, лежим и смотрим, как сквозь яблоневые веточки струится знойный воздух — густой и духовитый. Где-то по сторонам, в листве, все время — ш...ш...ш... — так спокойно и тихо. Чёбор одуряет голову, слегка дремлется... В нескольких шагах — родник. Лепечет, как далекие серебряные колокольчики, и куда-то бежит, куда-то бежит... Ух, как жарко! Должно быть, самый полдень. Солнце прямо над головой, листы привяли и душат воздух своими запахами. Хорошо полежать в тени яблоньки!.. А домой, все же, надо идти: пообещали старшим вернуться к обеду... Встаем, перекидываем мешок на плечи, березки и цветы — в руки, и — марш! По жаркой знойной степи быстро шагаем. Солнышко парит, горячий ветерок обдает лицо, — мы идем... За плечами — чёбор, в руках зеленые березки и желтые медовники, а впереди — Троица!..Читать далее...

О. Серафим (Роуз) в блаженном успении. http://www.pravoslavie.ru/
[498x700]
[455x455]






















I
Эту сказку я слышал на юге.

С тех пор, как на земле поселились люди и начали страдать — в борьбе с природой и в поисках счастья, на поле запестрели цветы. Красные, лиловые, голубые, белые — они напоминали человеку о тенистых рощах, из которых он был недавно изгнан. Они стояли в поле — ясные, кроткие, наивные и тихо шелестели о недавнем счастии. И человек, когда уставал в тяжелой борьбе с природой, смотрел на них — на эти маленькие наивные цветы. В них он видел иную жизнь, яркую и счастливую, как солнце. И он отдыхал душой. В сознании его ярче вспыхивал образ счастья — глубокого, как мир, и ясного, как цветы. И он опять боролся — с природой и тусклой обыденною жизнью, боролся за иную долю и иное счастье...

— Какое это милое царство — царство цветов!

Порой над ними проливаются тихие дождички, светит солнце, падает роса, и они, как узоры, покрывают землю пышными красками и мягкими одеждами... Как лучистые глазки малюток, хороши они летними утрами и вечерами! Словно малютки, раскрыли они свои глазки и улыбнулись далекому милому солнцу. И, как малютки, они закрыли их вечером — неясные и тихие, как сон, и почили в своих колыбельках... Тише: маленькие полевые малютки спят!..

Если бы не было цветов, вся земля тянулась бы скучная и серая, и не было бы на ней никогда веселой душистой весны... Никогда не было бы букетов — разноцветных и пахучих, с которыми люди — с давних пор — приходят в церковь в зеленый день Троицы... Никогда не клали бы на холодный заснувший лоб печальных трогательных угасающих венков из живых цветов, и глубокая любовь была бы бессильна в своем порыве — излиться до конца, до края в сильном и глубоком образе...Читать далее...

[700x505]

Как раз под Вербное Воскресенье заболел я корью. Накануне мы с друзьями долго просидели у реки, любуясь ледоходом. Корь — болезнь не опасная, только поостеречься надо, посидеть дома, и она пройдет. Главное — простуды надо опасаться... Ну, заболел я, и приказал мне доктор строго, чтоб не выходил я из дому, пока не пройдет болезнь. Жил я в то время на окраине города, у родственников. Родственники — уж старички были, богомольные такие люди! На Страстной неделе они говели всегда: уйдут в церковь рано-рано, а приходят — уже солнце на полдень смотрит, и вечером тоже — придут от церкви уж в потемках... И приходилось, как заболел я — сидеть мне в доме почти все время одному! Я не боялся этого одиночества: книг было много, газету я выписывал, одним словом — развлечение было... Да... Прошли, таким образом, первые дни Страстной: понедельник, вторник, среда. Я — почти все время в доме один, лежу на койке — читаю. Помню как сейчас: достал я в то время у знакомых романы Золя, ну и зачитывался ими! Хорошо писал Золя: понятно и основательно! Да... Прошла среда, наступил четверг. Мои хозяева приобщились и, по старине, весь день читали Евангелие. А вечером, не пивши чаю, пошли в собор на "стояние". "Стояние" начиналось в семь часов вечера, а они ушли раньше, чтоб местечко для себя занять. И остался я, по обыкновению, один в доме. Помню, — кончал я в то время один роман и весь ушел в него: как раз развязка описывалась. Не знаю, сколько прошло таким образом времени. Только как-то оторвался я от книги и слышу где-то далеко-далеко:
— Бом...м... Бом...м...
К "стоянию" в соборе звонили. Колокол был огромный, и били в него с великой силой, и звук шел по воздуху низкий и густой.
— К "стоянию" звонят! — подумал я и опять принялся за чтение. Почитал немного, и снова доходит до меня звон. И кажется мне, что этот звон — какой-то особенно приятный. Откинул я книгу и стал слушать. Слышу: гремит на своей пролетке по мостовой извозчик, кто-то кому-то кричит, птичка щебечет на акации — пред окном, и далеко-далеко, над всем городским шумом, сквозь прозрачную весеннюю дымку доносится:
— Бом...м... Бом...м... Бом...м...Читать далее...

[700x696]
I

Выехали из города уже в пятом часу, когда совсем стемнело. В поле сразу задул ветер — холодный, щипавший лицо, полозья ушли в глубокую плохо проторенную колею, и потянулась дорога — монотонная, скучная, с маленькими, закрытыми снегом деревцами. Лошади перешли на мерную убаюкивающую рысь, сани закачались и заскрипели... Дремалось...

Иван Григорьевич подумал, что так придется ехать часа четыре, пока доберутся до небольшого поселка, стоявшего на середине пути от города до железнодорожной станции, где будут кормить лошадей и напьются чаю. И оттого что дорога была длинная и холодная, а завтра наступало Рождество — веселый праздник, с вечерами, елками, маскарадами, и в этот редкий веселый день он будет в дороге, ему стало неприятно. Эта неожиданная командировка из губернского города в уездный — для производства какой-то никому не нужной формальной ревизии, эта ревизия, когда чиновники — такие же маленькие, забитые люди, как он сам, — держались пред ним со страхом и, наверно, со злобой и завистью в душе, эта зимняя холодная поездка, раздражающий скрип саней, изжога, — как все это скучно и тупо тоскливо! Он давно примирился с тем, что жизнь — долг, тяжелый скучный долг, перед кем — он не знал и не особенно старался узнать. Если бы не было этого долга, тогда — скорей умереть... Он с давних пор усвоил себе, что жизнь — долг, и ради этого жил и не умирал, хотя было много способов умереть, но отчего же жизнь порой так безобразна, так нелепа, скучна, грязна? Хотя каплю снисхождения к нему, маленькому серому чиновнику, хотя в десятки лет — мгновение счастья! Он чувствовал, что с каждым годом он тупеет, все более и более, и с ужасом рисовал себе, как пройдут еще десятки лет, и между ним и животным не будет никакого различия. Человек — царь природы, человек — отблеск Великого Бога... Какую пародию будет представлять он на этого "царя" и этот "отблеск"!..

И когда придет пора, он умрет. Маленький холмик набросают над той ямой, где зароют его, и над ним быстро помчатся годы. И люди, которые будут жить после него, никогда не узнают, что он тоже жил на свете, служил чиновником, ездил на ревизию. Будто его совсем никогда не было на земле!.. Как это ужасно и тоскливо! Жил, служил чиновником, а выходит, что ты не жил. Ты родился, но к жизни не подошел, а прожил где-то сбоку ее, где-то в том небытии, в котором был до рождения... А ведь есть же на свете жизнь — яркая, милая, полная цветов и благоухания, та прекрасная таинственная жизнь, как сияние звезд в глубокой бездне ночи, о которой пишут немногие людские избранники — поэты, ученые, художники, и по которой так глубоко, до слез, тоскует душа? Наверно, есть. Но мы — маленькие, обыденные люди, мы не захватываем ее своими силами, и она проходит мимо нас — со своими огнями, цветами, радостями. Наверно в той жизни есть бессмертие, есть Бог — Великий, Глубокий, Вечный... Есть ангелы с золотыми крылышками, есть чудеса... А я вот живу без Бога, без бессмертия, без ангелов с золотыми крылышками. Говорю: не верю. А сердце так бьется и мучится... и чувствую: по Богу, по бессмертию, по ангелам бьется оно!.. И ходишь в жизни, как Адам, выгнанный за порог рая. Жизнь — тяжелая, однообразная, скучная, как осенняя дорога, — и с тупым чувством ждешь, когда она кончится... И только временами затоскуешь, что так не надо бы жить, что есть иная жизнь, что к ней надо бы идти... Читать далее...

[600x412]




















IX. Сибирский Дом Святого Пантелеимона

Идея того, что мы создаём Сибирский Дом Святого Пантелеимона, родилась лет шесть назад. Явно мы строили по благословению Владыки Антония и расширяли Храм во имя Пантелеимона. Почему же Дом? Ведь Храм больше и сакральнее Дома! Всегда хотелось найти выражение этой мысли, окончательно пришло же оно только сейчас. Попытаемся выразить это и на языке церковного богослужения, богословски и философски, также пользуясь светской учёностью.
Мне, как и многим выпускникам Московской духовной семинарии, глубоко ясны слова: «Птенцы Гнезда Сергиева». Первоначально обращённые к его первым ученикам и постриженикам, сейчас они явственно более расширены и касаются всех, кто соприкоснулся с преподобным, с его ракой, его монастырём, духом Сергия, доселе там пребывающим. Но мы не говорим: «Птенцы монастыря Сергиева». Мы говорим: «Гнезда» — «Дома»! Дух Сергия живёт и в подворьях, и в самом Сергиевом Посаде. Разъезжаясь из лавры, «птенцы» разносят этот Дух, оставаясь всё равно мистически жителями его Гнезда-Дома.
Прочитаем также 3-й кондак из Акафиста преп. Агапита Печерского: «Силою Божиею укрепляемый, святе Агапите, великия иноческия труды подъял еси, сего ради благославися дело руку твоею во славу Имени Господня, на спасение и врачевание всех, с верою и надеждою к тебе притекающих и неленостно возносящих песнь Пресвятой Троице: Аллилуия».
То есть его рукою благословляется Дело Господне. Однажды возгорев о врачевании, Агапит основал и освятил Дело Господне. Его последователи и сейчас, также птенцы Гнезда-Дома его.
В молитве же святому Пантелеимону читаем: «…телом же и ликом святым на земли в божественных храмах почиваяй и данною ти свыше благодатию различныя источаяй чудеса!»
Харизматический дар, святость, духовная направленность почти всегда сопровождается ученичеством, «птенцами». Прикоснувшиеся и опалённые благодатью Пантелеимона и сквозь века — птенцы его Дома. Вокруг его особого почитания, лика, частицы мощей, помимо храма, рождается дом, т.е. общность тех, кто «уязвился», «опалился» его делом, тем, что для него было главным, рождается его Дом.
И тогда из пантолеонов («по всему лев») рождаются новые ученики Пантелеимона (Всемилостивого). Обычная человеческая гордость, самовыражение, карьеризм переходят в повсеместное служение обездоленным. Даётся это, как и у святого, по Дару Божию.
Благодать Господня даётся даром, по избранию Самого Сердцеведца Бога. Во 2-м кондаке Акафиста святому Пантелеимону читаем: «Видя тя Владыка сосуд избран, возлюби души твоея доброту. Ты бо земную всякую сладость и славу презрев, венцем мученическим возжелел еси украситися, уязвлен Божественною любовию, и вдохновенно поя: Аллилуиа».Читать далее...