[552x640]
Не родина мне Украина,
Где гнут перед фашизмом выи,
Где матери о том лишь плачут,
Чтоб были дети их живые.
Где лже-патриотизм цинично
Провозгласили кровопийцы
И где во власти окопались
Не депутаты, но убийцы.
Где бой за место у корыта
Привыкли выдавать за дело
И злостью души очернили
В крови большого передела.
Сердца где гордость пожирает,
Где делят семьи, веру, Храмы
И где нацизм провозгласила
Элита - правящие хамы.
Иную знаю Украину.
Там граждан не считают сбродом.
И та страна жива единым -
Простым украинским народом.
Там нет ни москалей, ни вуек.
Там Гоголя строка - на русском.
Там козака не гнули спины
Ни перед польским, ни пред прусским.
Там ломоть хлеба делят с бедным.
Там в душах свет. В устах молитва.
Там Богу слава. Верным вера.
И за одну лишь правду битва.
И та страна - навечно в сердце.
Она как песня. Как былина.
Там русский - брат. Там в горе - вместе.
Моя такая Украина.
[425x524]
Максимилиан Волошин
«Неопалимая купина»
Из цикла «Пути России»
В эпоху бегства французов из Одессы
Кто ты, Россия? Мираж? Наважденье?
Была ли ты? есть? или нет?
Омут… стремнина… головокруженье…
Бездна… безумие… бред…
Всё неразумно, необычайно:
Взмахи побед и разрух…
Мысль замирает пред вещею тайной
И ужасается дух.
Каждый, коснувшийся дерзкой рукою, —
Молнией поражён:
Карл под Полтавой, ужален Москвою
Падает Наполеон.
Помню квадратные спины и плечи
Грузных германских солдат —
Год… и в Германии русское вече:
Красные флаги кипят.
Кто там? Французы? Не суйся, товарищ,
В русскую водоверть!
Не прикасайся до наших пожарищ!
Прикосновение — смерть.
Реки вздувают безмерные воды,
Стонет в равнинах метель:
Бродит в точиле, качает народы
Русской разымчивой хмель.
Мы — заражённые совестью: в каждом
Стеньке — святой Серафим,
Отданный тем же похмельям и жаждам,
Тою же волей томим.
Мы погибаем, не умирая,
Дух обнажаем до дна.
Дивное диво — горит, не сгорая,
Неопалимая Купина!
Солнце взошло. Мир лучится и блещет.
Каждой травинкой-былинкой трепещет.
В небе висит голубиная стая,
Белым подкрылком на взмахе мелькая.
Пашни напиться вдоволь успели
Талого снега и звонкой капели
И под теплынью разверстого неба
Хочется мира и теплого хлеба.
[640x400]
А мы еще покаемся, друг к другу с плачем кинемся,
Невзгодами помаемся, да все ж не оскотинимся.
Заблудшие, озябшие, душою заболевшие
Сыны твои, страна моя, кровавого поевшие.
А коль не постреляем мы друг друга возле стеночки,
То после побратаемся и поревем в коленочки.
А если разберемся мы, кто Родины убийцы -
Сожрут мандаты в страхе державы кровопийцы.
Правители безумные с сердцами фарисейскими,
С речами, насквозь лживыми, с замашками злодейскими.
Как хрен и редька сладкие, лжецы - манипуляторы.
И прежние - трусливые, и новые - диктаторы.
А с братом - простолюдином коль подеремся больно,
Да от души покаемся, и этого довольно.
А тех, кто братьев стравливал, суд Божий не забудет.
Сколь ниточке не виться - конец катушке будет.
И русского обнимем отныне и до века -
Господь всегда укажет родного человека.
И всякий, кто рассорить попробует народы
Слетит,как пыль пустая с истории подводы.
Славяне будут вместе землею, верой, Духом.
А если кто в сомнении, пускай не верит слухам.
И по молитве верных простивший - светел будет.
Господь ведь милосерден, не по-земному судит.
Война идет. Стрельба на пораженье.
И у врага прием почти садистский.
Против народа собственной державы
Воюет полк диверсионно-журналистский.
Четыре месяца как гаубицей, ложью
Бьют с голубых экранов Украины.
Нечестное, продажное сраженье
Против народа, что привык в труде гнуть спины.
Сначала рассказали про Европу:
Кисельны берега, молочны реки.
И, мол, за этой пряничной мечтою
Ступайте, дорогие человеки!
Потом на площади: смотрите, как все мирно!
Чай, кофе, дети, булочки и флаги...
А БЕРКУТ жгут - так это между прочим.
Зато красиво как летят с напалмом фляги!
Тут назовут бандита патриотом,
А беспредельщика борцом за дело.
Ложь - пули самозванного режима
В периоды большого передела.
А матери пускай себе седеют
Братаны
Шурик (у которого вместо прозвища использовалась его специфическая фамилия Закс), Юрик (к которому прозвища не прилипали, кроме попытки перевести его отчество на тюркский: получилось почему-то Хатмилыч), Игорёк (которого за его иссиня-черные волосы прозвали Бакелитом).
Они выручали меня неоднократно. Не могу сказать, что я с ними рассчитался той же монетой. Да они как-то никогда и не настаивали на взаимозачетах: этим дружба и отличается от банковского кредита. Кредить его в коромысло…
[445x586]
[500x640]
[620x388]
[376x567]
[437x500]
[549x700]
[700x488]
[550x392]
[682x700]
[400x596]
[700x524]
[578x700]