Все не то чтобы догадывались, можно сказать, знали каким будет судебное решение и, все-таки ждали. "А вдруг!"
Что есть дело Ходорковского для страны?
Тот первый суд над ним поставил крест на судебной реформе.( Путин, насколько помнится, до того, все же говорил о ней.) Сами словосочетания "судебная реформа", "либерализация судебной системы", кажется, полностью выпали из публицистического словооборота.

Драма олигарха, попытавшегося трансформироваться в собственника западного образца. С тех пор у нас нет собственника на уровне крупной собственности - только олигархи. Но теперь они не партнеры власти, а подчиненные,  во всяком случае, идеологически так. (А  у какого имярека какой кредит доверия в кремле, вникать не хочется.) Главным делом власти, основным способом ее самовоспроизводства окончательно стал передел бизнесов.Что и определило ее сущность, специфику ее функционирования, не говоря уже о моральных качествах. Всевластная бюрократия , распоряжающаяся усеченным, антилиберальным рынком. В этой, окончательно сформировавшейся, вступившей в свой классицизм системе - свободы, права выглядят неким рудиментом, наподобие слепой кишки, такое наследие90-х, дань нашей европейской прописке.

Что мы поняли о себе?
Наша ненависть к богатым, наше признание легитимности произвола и несправедливости со стороны власти в противовес произволу и несправедливости, исходящих от больших денег не стали обьединяющей идеей.("Милосердие иногда стучится в наши сердца"?). Опора на эти составляющие нашего менталитета привела лишь к конформистскому равнодушию большинства и нравственному неприятию со стороны меньшинства. (На комформистском равнодушии и держится "вертикаль", но ресурс этой стабильности ограничен, пусть, конечно же, далеко еще не исчерпан.)

Сам Ходорковский?
Он вырос за эти годы. Те, кто читал его статьи и письма, судебные речи, знают. Наше время, хочет оно того или нет, обрело своего героя.

Это дневник Дмитрия Раскина, поэта, писателя, культуролога . Здесь будет реакция на политическую сиюминутность, а также "общие размышления" об обществе, времени, стране.

Каждый пятый «за»

По данным соцопроса около 20% респондентов одобряют действия националистов на Манежной. Я занялся социологическими изысканиями среди своих знакомых – наверное, каждый второй, отвергая крайности, «отчасти разделяет», но хотел бы видеть все это в приемлемой форме, позволяющей раскрывать позитивные начала национализма – примерно так. И это не маргиналы (им явно не до "позитивных начал"). Это наш средний класс.

.
Когда местные власти, к примеру, ставят людей перед фактом точечной застройки в их дворе или принимают решение вырубить сквер, жители начинают сопротивляться. Здесь разделение четкое: «мы» - бесправные, обманутые граждане и «они» - коррумпированная, безнаказанная власть. Но есть две темы «Кавказ»/«Средняя Азия» (Кто еще будет гастрабайтером на этой стройке?) и Запад (про Запад как бы уже вообще). И тут же вырисовывается другое «мы» - народ и государство, т. е. бесправные, обманутые граждане вместе с коррумпированной, безнаказанной властью против мигрантов, Запада и Америки. Для нас это охранительное националистическое мировоззрение является компенсацией тошнотворной нашей действительности, что воспроизводится властью (в той мере, в какой власть воспроизводит у нас действительность) на основе все того же мировоззрения. Вот такая Русская идея получается.
Ксенофобия оказалась единственным идеологическим интегрирующим началом, единственным и наиболее комфортным для власти коммуникативным каналом между обществом и «вертикалью». Не власть придумала это, но она целенаправленно работала на деградацию всего того в социуме и культуре, что противостоит державно-националистической идеологии, блокировала становление квалифицированных гражданских и правовых скреп. Ксенофобия как способ манипуляции обществом, как простой и от того достаточно эффективный механизм консолидации. При иллюзорной уверенности, что она-власть всегда сможет контролировать ксенофобию и ее носителей. (С какого-то момента ксенофобия начнет манипулировать самой властью.)
Здесь вспоминается заочный спор Л. Радзиховского и А. Пионтковского: Радзиховский настаивает на том, что нынешняя система власти является гарантом от прихода нацистов, ибо они неизбежно ( по итогам жизнедеятельности этой самой системы власти) победят в случае ослабления режима и перехода к честным выборам. Пионтковский считает, что во имя сохранения своей стабильности власть может нацифицироваться сама. Кажется, оба  правы. Какой из двух тупиковых вариантов выбрать? Выбираем катастрофу быструю или же несколько отсроченную. Может быть, выберем в пользу порядка. В каком варианте катастрофы порядка будет больше? Нужны системные политические реформы, демонтаж авторитаризма и тэ. дэ. – здесь трудно не согласиться с Пионтковским, но, все-таки, с определенными гарантиями невозможности победы нацистов демократическим путем. Только гарантии эти должны находиться в правовом, а не в бюрократическо-силовом поле. Чтобы это стало хоть сколько реально, нужна наша воля. А чтобы такая воля у нас появилась, нам надо достаточно многое переосмыслить в самих себе, в своем прошлом, в самом своем культурно-историческом типе. Где-то с середины 90-х гг. мы выбрали роль заложников самих себя, своего менталитета, своего архетипа, своей духовной и исторической инерции. Национализм,  имперский патриотизм, державно-националистическая идеология – адекватные инструменты такого выбора. Они дают нам санкцию на историческое, интеллектуальное, духовное бездействие. Но цинизм нынешнего времени еще и  в том, что и эта идеология обладает низким потенциалом харизматичности. Абсолютное большинство граждан (слава богу!) не собирается приносить ей реальные жертвы. Впрочем, одного уже комформистского равнодушия большинства вполне достаточно, чтобы готовое бить и убивать меньшинство справляло свой праздник.

.
В ближайшее время мы, очевидно, услышим много слов о том, как важен для нас умеренный, просвещенный национализм. Так вот, национализм выстраивает (пытается выстроить) жесткую репрессивную ценностную иерархию и его цель – вытеснение всего, что оппонирует ему в культуре и социуме – он, тоталитарен как идеология и как практика, и не может быть умеренным и просвещенным в принципе, не может ограничивать себя сам. Он умерен настолько, насколько заставляют его быть таковым выступающие против него…
 

В нынешней нашей конкретике национализм -- способ осуществления той, столь значимой для нас сладкой жалости к самим себе, таким замечательным, но обманутым внешними и внутренними врагами (мы только прикидываемся, что сия механика не понимается