Миллионы женщин любят осень.
За дожди,за холод,листопад...
Тщательно отмеренные дозы-
Кофе...Сигареты...Шоколад...

Поздние осенние рассветы,
Резкий ветер,утренний туман...
И особый запах хризантемы,
Чуть прохладный мятный аромат...

Миллионы женщин любят осень...
Листопад и звон дождливых струй...
Тщательно отмеренные дозы-
КОФЕ...ШОКОЛАД...

И ПОЦЕЛУЙ......

[700x533]

не буду больше писать о вечном, любить предельно, до тошноты. 
построить стену гораздо легче, чем раз за разом сводить мосты. 
в моей вселенной творится нечто. снаружи - осень, играет блюз. 
хочу я мчаться к тебе навстречу, но непонятно чего боюсь.
а город тонет в объятьях ночи, дождь размывает остатки фраз...

открой мне сердце. и
/если хочешь/ 
назавтра дождь будет петь про нас.

(с)

Александра Молоканова

Мне хочется, чтобы листья с деревьев облетели быстрее. Чтобы с разбега и ворваться в зиму, во время чудес и сбывающихся желаний. Чтобы снег на ветках, мороз узором на окнах, метель за шиворот пригоршни и губы подмороженные. Чтобы однажды из январских морозов появился Он - в зимних кедах, в пальто, с припорошенными снегом волосами и покрасневшим кончиком носа. И с оглушительным ароматом мяты.
Целовать его и рыдать от счастья. Захлебываться рыданиями. Кричать до потери сознания. И целовать так, чтобы забывать, как дышать, чтобы трясло, как в лихорадке, чтобы не знать, жива еще или это уже мой персональный рай неведомо, за какие заслуги.
Забыть все то, что болело. Закрыть глаза. Как будто и не было. Ничего этого не было. Ада не было. Закрыть глаза. Дышать им. Целовать его. И не помнить прошлого, не думать о завтра. Здесь и сейчас он рядом.
Здесь и сейчас.
Всё.

Воспоминания пахнут зимой, чем-то снежным и искрящимся. Тогда я выходила ночью из комнаты и тихонечко на цыпочках кралась на кухню. Большое окно, а за ним густые, серые клубы пара из котельной застилают весь обзор, контрастируют с аметистовой чернотой ночного неба. В кухне пахло шоколадом, апельсином и зеленым чаем. Упаковывалась в теплый пушистый халат, копну волос свободно спускала на плечи и садилась в кресло. Сидела, поджав ноги, хрустела вафлями и долго так смотрела в окно. В бумбоксе санта-моника. А в груди так тепло-тепло.

Это было время грёз, любви, сотен просмотренных фильмов и прослушанных песен. Время многочасовых ночных диалогов и фантазий. Время Лаки Страйк и снов наяву. Всего лишь одна маленькая зима, которая была для меня полна чудес, мечтаний, иллюзий,  фокусов и настоящего волшебства. Маленькая зима, которую не забыть.

***

Как ты там вообще? Эта осень холодная. Не простужайся.

Если я сейчас не начну говорить, чувствую, меня просто разорвет на кусочки от всего того дерьма, которое меня переполняет. Агхр!!!!!!!!!!!!!! Ненавижу! Блядство! Гадость! Сука! Сволочь! Грёбаное все вокруг. Какая же я злая. К черту фильтрацию речи. Я хочу руки да на горло, так, чтоб адамово яблоко хрустнуло. Чтобы нефть по венам и в самое сердце. Чтобы бензином на волосы и бросить спичку. Гори, сволочь! Ори, брыкайся, пытаясь сбросить пламя. Голова в пламени, оранжевая, с запашком гари. Очень миленько так. Оранжевый цвет вообще такой веселенький. И трубку в рот, да азотом по самую завязку. Дыши давай, попробуй. Дыши. Вдыхай. И живи с этим. Если сможешь. Ешь металл, пей нефть, дыши азотом, гори огнем.
Я бы хотела проорать в лицо, бить кулаками в грудь, рыдать и орать от всего того, что сжигает меня изнутри; разбивать тарелки и стулья о стены; рвать волосы и сбивать костяшки; и орать-орать-орать, пока голос не сорвала бы.
Вырвать все из себя. Вырвать память. Вырвать боль. Забыть все к черту. Как будто ничего не было. Чтобы ничего не было. НИЧЕГО! Я хочу орать о том... я хочу орать обо всем! Хочу сорвать голос, разорвать горло, но выорать все это к черту!
Но я молчу. Сижу, пишу, молчу. Такая паинька. Примерная девочка. Ни разу не агрессивная, ну ни капельки. Почему? Да потому что я задолбалась орать стенам! Бить стены! Плакать в стены! Стенам все равно. Они ничего не чувствуют. Я хочу орать в лицо. Биться в грудь. Доставать все эти шипы, застрявшие по самую завязку. Мне дышать вот трудно. Я хочу орать.

И я шлю весь этот мир нах*й! Мир, судьбу и прочие условности. 

У него было пять имен и две противоположности. Всего лишь семь граней, которые было позволено увидеть. У него были синие глаза, такие глубокие-глубокие, совсем, как океан. И крохотная родинка по линии подбородка, и синяя венка пульсирует на шее, выдает его беснующееся горячее сердце. Нет, не горячее. Холодное. Ледяное. Такое, что от него пальцы замерзают. Как это сердце еще может биться? Как может двигаться кровь по этим холодным, хрупким венам? Синяя, как океан кровь. В ней нет жизни. Во всем его теле лишь лед.

Способен ли любить кусок льда?

Каждое из его имен могло быть ложным. Каждая родинка и волосок на голове могли быть ненастоящими. И глаза не синие, и губы не мягкие, и грудь не та, на которой хочется засыпать. Все в нем могло быть придумано мной.

Вэндетта для меня. За мой страх. Больше всего на свете я боялась его потерять, поэтому я должна была его оставить. Шагнуть. В последний раз. Когда нет пути назад. Когда слова сказаны, а обещания нарушены. Когда летишь за линией и не понимаешь - вверх или вниз? Когда взаимодействие прекращено и притяжение - лишь отголосок воспоминаний. Когда любовь становится матным словом. Когда теряешь все и обретаешь свободу. Та последняя грань, переступив которую бояться уже просто нечего.

Чистый лист. Чернильная ручка. Новая я. Новое иначе.

Полный мешок разбитых сердец нашел приют где-то на мусорнике. Они там пульсируют и стонут. Мне плевать.

Мое собственное заштопано вдоль и поперек. Возможно, точно так же жалостливо пульсирует в чьем-то мешке на мусорнике. Мне плевать.

Здесь и сейчас все утеряно. Моя личная независимость бьется в запястьях в каждом ударе пульса. Мне плевать.

Эмоциональная кома.

Глотать свободу, как чай с малиной.

Пусть так.

Чудо не в алмазах и золотых горах, не в красных дорожках и лимузинах, не в платьях от именитых дизайнеров и не в фотографиях на обложках журналов.

Чудо в дожде и аромате озона, в радуге, появляющейся после ливня, в солнце на закате дня и в пелене глубокого неба цвета индиго. Оно в звездах, мерцающих в вышине и в вечернем аромате остывающих парапетов на набережной, где с приходом темноты речная гладь окрашивается в нежно-сиреневые цвета, а огни ночного города бликами пляшут на поверхности тихой воды, иногда потревоженной проплывающими белыми парусниками.

Чудо живет где-то в небесах, и в океанах, и в штормовых ветрах.

Чудо в человеке. 

Чудо в том, что ты просто однажды этого человека встретил.

"- Когда ты придешь?

- Когда ты будешь ждать."

И так дрожь импульсами под ребрам, и дыхание перехватывает... А если именно в Тот момент меня ветер унесет на другую улицу другими делами в другом городе? Что если в тот миг, когда будет существовать вероятность нашим путям пересечься, я окажусь не на этом перекрестке? Что если географически я буду не Там? Что если я не успею вернуться вовремя? Что если возможность будет утрачена? Ведь я просто жду. И ожидание не привязано ни к месту, ни к дате...

Вы не считаете, что виртуальная любовь более придумана, воображаема, чем реальная?

- Любовь одна. Если вы заберетесь в головы к людям, которые считают себя влюбленными, вы увидите некоторую активность в определенных участках мозга.
Мозговая активность тех, кто испытывает «реальную» любовь, ничем не будет отличаться от активности тех, кто влюбился по интернету.
Любовь начинается со слов (как и мир начался со слов, согласно Библии), и нет никакой разницы в том, каким именно образом до тебя дошли эти слова.
Они могут быть принесены почтальоном в бумажном письме, пахнущем её губной помадой. Они могут прийти по кабелю — и в них будет описан этот запах.
Мозг людей вспыхивает одним и тем же пламенем, они испытывают одно и то же чувство. Ангелы виртуальны, но виртуальной любви не бывает.

© Интервью с Янушем Леоном Вишневским
опубликовано  псевдо_мысли

[332x479]

                  17 месяцев Апокалипсиса.

Зная, что жизнь не иссякнет...

                                        ...страшно ли насаживать бабочку на иголку?

17 месяцев трепыхания лазоревыми крылышками...

                                                                                         Бабочка бессмертна.

Она давно не видела звезды. Они прятались при ее приближении к небесам, убегали, словно пугливые мыши. Лишь их сверкающие носики в порывах любопытства изредка поблескивали среди нависших туч.

Но сегодня ей не нужны были звезды.

Эта ночь была слишком темной, слишком ветреной, слишком обманчивой. Ветер рвал волны беснующейся реки, поднимая со дна все тайны города и прибрежных районов. Дождь с оглушительным шумом изливался на асфальт набережной, гулкими шлепками врезался в беспокойную массу холодной черной воды. Абаза бушевал, повергая в хаос и смятение все, к чему мог дотянуться. Он смешивал в единое землю, воду, воздух… дыхание, тепло двух тел.

Они стояли в эту штормовую ночь у реки под мостом. Синеглазый и его девочка. Она прижималась к нему и дрожала, сминала пальцами мягкую ткань футболки, обхватывала тонкими руками его за талию, уткнувшись носом в выемку между ключиц. И чувствовала себя совсем крошечной, пряча лицо на широкой груди. Он был теплый, такой теплый, что холод штормовой ночи не мог ее потревожить.

Она оторвалась от его груди, скользнула губами по шее, ощущая под ними пульсацию жизни. Посмотрела в синие глаза. Улыбающиеся глаза, затянутые дымчатой поволокой таинственности. Что там было, в тех глазах, которые сейчас наконец-то перед ней?

- Я не хочу верить в то, что ты действительно здесь. Мне страшно. Ведь ты однажды снова исчезнешь, я знаю. А я… - она запнулась. Опустила голову, пряча глаза. Он не увидит. Не должен видеть. Не должен знать. Самая большая тайна в ее жизни. –Завтра не существует. Есть лишь сегодня. Есть этот мост, эта река, ветер и ты. Здесь. А через секунду тебя может уже не быть. Ты исчезнешь, будто тебя и не было. Оставишь за собой лишь пустоту и воспоминания, и много-много остывающих поцелуев…

- Бонни, Бонни, - улыбнулся Синеглазый уголками губ. Она же лишь крепче к нему прижалась.

Но что-то вокруг изменилось. Внезапно в аромат озона вмешался еще один запах – запах далеких цветочных полей.

Абаза из темноты и шторма внезапно под ноги Бонни бросил свежесорванный цветок. Она подняла его – пышущий жизнью горьковато-алый мак.

- Что это? – недоуменно обернулась к Синеглазому.

Он загадочно улыбнулся и устремил свой взгляд в шторм.

Оттуда бушующий ветер приносил цветы. Бросал под ноги Бонни целые охапки маков. Цветы сыпались со всех сторон, усеивая причал рубиново-алыми лепестками. Бонни вдохнула полной грудью, наполняясь горечью аромата июльских полей. И бросилась собирать цветы. Так много их, так много… Маки, маки, маки…

Синеглазый лишь стоял и улыбался.

Для нее маки были чудом. Это был подарок. И шторм, и ливень, и маки. И он на набережной. Она соберет букет и оставит его себе.

Синеглазому не нужны были маки. У него была Бонни и шторм.

А она уносила с собой огромную охапку горьковато-алых маков.

Если он снова уйдет, у нее не останется ничего. Только то, о чем он не узнает. И охапка горьковато-алых маков.

Нет, я не боюсь засыпать одна. Ведь единственный легкий поцелуй любви стоит целой вечности одиночества.

Чшшш.... Это будет нашей маленькой тайной, мой милый читатель чужого дневника. А тайна в том, что Ника Келлинг не всегда будет Келлинг. Не всегда будет Никой. И вообще не всегда будет.

Весенние грозы напоминают мне тебя. Когда гремит гром и небо разрывают на куски слепящие вспышки молний, я помню, что ты единственный, кто любил грозы вместе со мной. Дождь как напоминание. Напоминание, что ты всегда рядом. Будто это не он, а ты врываешься в распахнутое окно весенней прохладой майского ливня. Будто это не он, а ты настойчиво барабанишь каплями по мокрому стеклу, создавая прекрасную музыкальную партию. Музыка в дожде. Прохлада на плечах, подобно твоим рукам.

Дождь шепчет, что ты всегда рядом.

Что это?

Всезнание любящего сердца?

Непоколебимая вера в тебя, в любовь?

Или же устойчивая иллюзия воспаленного мозга?

Мы танцуем в дожде под "Эхо Антарктиды".  Вдыхаем ароматы озона, разбавленные нотками мяты и апельсина. Музыка каплями стекает по коже...  Ливень говорит, что ничто не напрасно. И я понимаю, что даже если вечность - это слишком долго, я все равно буду ждать.

Музыка в дожде. Ты в дожде. И в эхе Антарктиды.

Прошу тебя, только себе не лги:

                    ты - полменя, я - полтебя, но мы не целое,

                                                                         и не друзья, и не враги...

Я - твой Недостаток.

Ты - моя Вселенная.

Мой дорогой человек с ледяным сердцем и антарктическим океаном глаз... Что бы ты сделал, увидев меня, лежащую на рельсах в ожидании мчащегося поезда? Смерть перестала быть пугающей после осознания, что в моем мире, возможно, так и не появятся твои синие глаза. Жизнь продолжается лишь благодаря упрямой надежде. Она, словно песок в часах, медленно истекает. Что будет после того, как упадет последняя песчинка? Да, я эгоистка, как ты и говорил. С упреком ли? Или же просто констатация факта? Что ты хотел этим сказать? Что моя любовь эгоистична? Это так. Она одержима. Порой светла, как утренние лучи солнца, а порой темнее ночи. Ты беспощаден и жесток. Но у каждого из нас свои демоны. И я ну никак не ангел, как бы мир не заблуждался во мне. Говорят, что дьявол приходит в обличье добродетели. Что же, возможно, мы друг друга стоим. Подобное притягивает подобное. Чего ты добивался, я так и не поняла. И не думаю, что пойму. Снова и снова прокручивала в голове каждое твое слово, пытаясь найти разгадку. Ответов всплывало множество, но как знать, какой из них верен? Ты не говоришь об этом. А я не могу подобрать правильные вопросы. Сейчас уже даже не ищу. Ни выхода, ни ниточек управления, ни способа вернуть прошлое. Прошлое не вернуть. Можно лишь жить дальше. Ничто уже не будет, как прежде. И я больше не буду подчиняться каждому твоему слову, стараясь угодить, удержать, твои интересы делая своими. Ты научил меня жесткости, манипулированию, научил не бояться. Научил говорить лишь небу, не задавать лишних вопросов и не стараться узнать то, что знать не положено. Научил иметь собственные тайны. Возможно, тебе сложно в это поверить. Но твой ангел пал.

К лучшему ли,  к худшему? Узнаем, когда упадет последняя песчинка.

Мне не страшно говорить о смерти, дерзко ей подставляться в бесконечном потоке машин. Это не отчаянье. Это спокойствие. Ты бы сказал, что я глупая. Но ты не говоришь. А мне хочется жестко тебе сказать "Смотри же, синеглазый. Ты сам это сделал. Хватит ли у тебя духу... поддаться любви и вытянуть смутьянку из-под колес?".

Но расстояние в километрах и часах накладывает свой отпечаток. И это в итоге всего лишь полемика. Что толку от нее, если нет возможности заглянуть в глаза и спросить "Моя любовь эгоистична? А твоя?". Легко быть ледяным, когда не видно глаз.

Все, что остается - это смотреть на песочные часы надежды в ожидании чуда.

У меня есть выбор? Есть, не спорю. И я выбрала. Выбрала того, от кого сердце просто разбивает грудную клетку, так трепыхаясь при обычном "привет", того, чей голос навеки запечатлелся в сером веществе моего мозга и где-то в недрах недооперенной души. Но когда упадет последняя песчинка, перед выбором буду уже не я.

P.S. И я, пожалуй, предпочла бы, чтобы ты это воспринимал, как просто глупый треп дурной девчонки. Не хочу, чтобы воспринимал это всерьез. Просто болтовня от нечего делать. Милая такая болтовня с воображаемым тобой. Именно так и никак иначе, хорошо?

за окном полночь, квартира пропахла кофе,
по коридору разбросана чья-то обувь,
сидишь и смотришь на тонкий точеный профиль,
и понимаешь, что не изменил бы в нем ничего бы.

бардак становится слаженным, как система,
писать легко – потребует сил и страсти,
она смотрит синющими, словно небо,
и сложно вышептать даже «здравствуй».

телефон в беззвучном режиме, никто не пишет:
одних растерял, вторые исчезли сами.
за стенкой глухо, надрывно и громко дышат,
переплетенные волосами.

а у меня холодно.
будто бы южный полюс приехал в гости,
пульс замирает каждые десять вдохов.
ты моя невозможная невыносимая легкость.

у трассы а19 целое море подсолнухов.

(с)