*************************************************************************
[450x300]Я ТВОЯ ДАЛЕКАЯ НЕЖНОСТЬ.... Ты - мир мой, где мысли все с привкусом нежности... И в сердце тихонько от губ ускользающий... Мгновения наши, как вспышки... на тлеющем... Уносимся вверх, потом вниз - ниспадающей... Раскатистым эхом для нас - расстояние... ...И нам суждено вместе быть только душами........... ************************************************************************************************** ![]()
![]() [показать] [показать] [показать] [показать]************************************************************************** [500x750]Я окна в ночь открою,Чтоб встретиться с тобою. Пусть я не знаю тебя. Мне скажет шепот дождя, Что ты грустишь обо мне. И что придешь однажды. Ты был дождем и снегом, Слезами был и небом Ты стал моею мечтой, Но ты мне нужен живой Чтоб раствориться в тебе, И ты будешь здесь однажды. Ты не можешь не прийти, Дать любви и отцвести, Ты слишком мой, чтоб быть с другой. И слова не нужны, если будем нежны, Наконец, мы с тобой. Ты слышишь - сердце бьется, Оно вот - вот сорвется, И полетит за тобой, Чтоб стать твоей душой. Не дай разбиться ему. Подхвати его и своим телом согрей его. Не дай погаснуть в ночи, Огню последней свечи, Дай мне дыханье свое, скажи мне - да, Что навсегда, ты стал моим навсегда. |
|
|
|
|
|
"Десять столетий элегантности" - название небольшой старой французской книжки, посвященной моде прошлых веков. Автор текста и иллюстраций - удивительный художник прошлого, которого в наше время называют прорицателем, фантастом и мечтателем - Альбер Робида (Albert Robida 1848 - 1926). Мечты мечтами, а жизнь тем не менее заставляла заниматься и вполне реальными вещами: в 23 года Робида стал членом редколлегии журнала "La vie parisienne" (Парижская жизнь). Его иллюстрации - это карикатуры, сценки из жизни и конечно же женская мода. Изучая историю костюма прежних веков, Робида сделал серию иллюстраций, как цветных, так и черно-белых, которые и стали основой маленькой книжки со стихами, веселыми заметками и рассказами...
Бальное платье эпохи французской Реставрации
Иллюстрации Альбера Робида будут интересны тем, кто увлекается историей костюма и модой, а также тем, кто хотел бы наверняка знать как все же были одеты любимые литературные героини из книг Александра Дюма, Виктора Гюго, Эмиля Золя, Оноре де Бальзака... да и многих русских писателей того времени.
Нет ничего страшнее на свете одиночества: сжигающего душу и убивающего желание жить. Одиночества, из которого даже выбраться невозможно, чтобы человек для этого не делал. 70 лет назад, 31 августа 1941 года, в Елабуге покончила собой Марина Ивановна Цветаева. Одиночество убило ее... и не только оно, но и человеческое равнодушие. Голодная и морально раздавленная обстоятельствами своей жизни, Марины Ивановна искала хотя бы возможности не умереть с голоду, но сытые коллеги по литературному творчеству отказали даже ей и в этом, с презрением заявив, что даже работу посудомойки ей доверять нельзя... Она была одинока всегда: и у себя на Родине в России, и в эмиграции, и среди своих коллег... Это отчаяние, безысходность и убили ее, и ее великий талант...
|
* * *
Тоска по родине! Давно
Быть, по каким камням домой
Мне все равно, каких среди
В себя, в единоличье чувств.
Не обольщусь и языком
(Читателем, газетных тонн
Остолбеневши, как бревно,
Роднее бывшее — всего.
Так край меня не уберег
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, 3 мая 1934 |
Поэт Марина Ивановна Цветаева |
Нет, голубчик, меня не «не помнят», а просто – не знают. Физически не знают. Вкратце: с 1912 г. по 1920 г. я, пиша непрерывно, не выпустила, по литературному равнодушию, вернее по отсутствию во мне литератора (этой общественной функции поэта) – ни одной книги. Только несколько случайных стихов в петербургских «Северных Записках». Я жила, книги лежали. По крайней мере три больших, очень больших книги стихов – пропали, т. е. никогда не были напечатаны. В 1922 г. уезжаю за границу, а мой читатель остается в России – куда мои стихи (1922 г.–1933 г.) НЕ доходят. В эмиграции меня сначала (сгоряча!) печатают, потом, опомнившись, изымают из обращения, почуяв несвое: тамошнее! Содержание, будто, «наше», а голос – ихний. Нищеты, в которой я живу, Вы себе представить не можете, у меня же никаких средств к жизни, кроме писания. Муж болен и работать не может. Дочь вязкой шапочек зарабатывает 5 франков в день, на них вчетвером (у меня сын 8-ми лет, Георгий) и живем, т. е. просто медленно издыхаем с голоду. В России я так жила только с 1918 г. по 1920 г., потом мне большевики сами дали паёк. Первые годы в
[показать]
[показать]
[700x656]
|
|
|
[показать] |
[показать]
[показать]
[показать]
|
[показать] |
|