Казалось бы, утверждение это достаточно противоречивое. О советской эпохе мы, поколение перестройки, слышим разное: от бабушек и родителей о их чудесной молодости и «золотом времени», из многочисленных книг- о массовых репрессиях и всеполгощающем страхе. Но чтобы понять, как жил наш народ под куполом советсткой власти, стоит сначала разобраться, кем были эти люди. Чем они жили, каким образом думали, как смотрели на мир.
Хочу начать с терминологии. Советского человека некоторая группа ученых относит к отдельному типу: «Хомо Советикус». Термин был впревые введен в обиход советским философом Александром Зиновьевым в 1982 году. В одноименном романе Зиновьев пишет о характерных чертах советских людей, как общности в целом. По Зиновьеву, хомо советикус приучен жить в сравнительно скверных условиях, готов встречать трудности, постоянно ждет еще худшего, одобряет действия властей, стремится помешать тем, кто нарушает привычные формы поведения, всецело поддерживает руководство, обладает стандартным идеологизированным сознанием, готов жертвам и готов обрекать других на жертвы.
В 1990 г. литовская газета писала: «Этот род людей не признаёт законов и заглатывает всё, что попадётся. Он всегда лжёт. Озираясь вокруг, он повторяет чужое услышанное слово. Любит много болтать. Их очень много. Они жаждут, чтобы их заметили. Их общение носит агрессивный, жёсткий характер. Случается, они ссорятся из-за пустяков и наносят друг другу увечья. Вечно собираются ввести себе хорошие законы, обычаи, но из этого ничего не получается: у них короткая память, так что на следующий день они забывают, что задумали».
Создание нового, социалистического человека было важной программной задачей коммунистов сразу после переворота 1917 г. «Правда» от 2 ноября 1918г. писала: «Нелепо идти навстречу интеллигенции. Как мелкобуржуазная прослойка, интеллигенция исторически обречена и подлежит ликвидации».
Об интеллигенции я хотела бы поговорить более подробно чуть позже. Советская власть сделала все, для того, чтобы сформировать это новый тип человека, который позволит называть себя шурупом. Образование было целиком и полностью направлено на укрепление советской идеологии: в школах и университетах обучающие изучали марксистско- ленинскую идеологию, иностранный язык изучался таким образом, чтобы в результате им никто не владел (формулировка «читаю перевожу со словарем»). Тем не менее, главным оружием пропаганды были, разумеется, СМИ, которые полностью отражали идеологию государства. Основное содержание советских газет (рассматриваем сталинскую эпоху)- выявление и наказание «врагов народа», индустриализация, заголовки «мы строим светлое будущее» и тому подобное. Можно сказать, Сталин создал новую религию: вместо рая- коммунизм, вместо православной жертвенности- репрессии, и дьявол- искуситель в виде врага народа. Я думаю, что, исходя из этого, можно ответить на часто задаваемый вопрос: почему люди поддались тирану, приняли его античеловеческие уставы и предавали своих ближних? Наверное, в том числе и потому, что Сталин заменил им Бога (а перед Богом все равны) и сам менталитет предполагал некое смирение. Но я только предполагаю.
Итак, необразованный «контингент» подчинить себе не составляет большого труда, остается интеллигенция. И именно поэтому ее уничтожали зачастую просто потому, что она «мыслит и существует».
Это не образное выражение «Сталин –бог», ведь когда он скончался, люди действительно впадали в истерики, настроения были, по меньшей мере, апокалиптичные.
По сути, идеология шла от обратного: от общественного к частному и, в конечном счете, так укоренилась в человеческом сознании, что написать донос на собственного отца стало нормой, более того, почетным высокодуховным поступком. Обычные человеческие нормы жизни стали пороком, осталась лишь любовь к государству. Но под личиной так называемого патриотизма скрывалось нечто иное: отказ от свободы и переход на некий автоматический режим, где отсутствует личность как таковая.
Думай
О комсомоле
Дни и недели
Ряды
Свои
Оглядывай зорче
Все ли
Комсомольцы
На самом деле
Или
Только
Комсомольцев корчат? (Маяковский)
Ярчайший пример вышесказанного- Павлик Морозов, возведенный в статус национального героя. Предлагаю посмотреть отрывок из фильма «Хлеб для Сталина».

Складывается впечатление, что советский режим - это реальное воплощение сценария практически любой антиутопии. Приведу наиболее яркий пример: роман Джоржа Оруэлла «1984». В романе описан тоталитарный режим, глава государства - Старший брат (прообраз Сталина), который похож на него даже внешне. В этом мире запрещено любое вольнодумие, и даже свободного думающего человека власть превращает в робота, способного предать любимую женщину во имя государственной идеи. И это не фантастика, это история нашего народа.
В чем же еще заключалась советская мрачная действительность?
Тридцатые – сороковые годы – страшный голод, раскулачивание, многочисленные репрессии без суда и следствия, только в 37-38 погибло много больше 7 миллионов. Почему же Читать далее...

И всюду, куда мы с тобой прилетим на лейке,
Нас встретят руины, огни, воды, покореженные медные трубы,
И везде, на какой бы перрон мы с тобою ни приземлились,
Круша ветки, вертясь волчком, поднимая пыль, опрокидывая табуретки,
В лепешку расплющивая копулятор, столько уже претерпевший, -
Толпы будут ползти, задыхаться, спешить к последней ракете,
Вот-вот готовящейся стартовать туда, куда нас не пустят.
Везде, где бы мы с тобою ни очутились,
Будет глад, и мор, и чума, и огненный ветер,
И расплата за все и сразу,
Потому что любовь - это ровно такая эвакуация,
Которая только в такие места и эвакуирует.
Потому что - и я знала, знала, знала с самого начала, -
Любовь - это огни, воды, покореженные трубы,
Перевязанные во избежание последствий,
Это идти вдвоем по стерне, хрустящей первым морозом,
Тащить чемодан ненужных вещей, раскрывающийся ежеминутно,
Это прятаться по ночам в стогах, в погребах пережидать облавы,
Умолять, чтобы пустили из милости, дали воды, швырнули горбушку.
Потому что любовь - это выход из всех договоров, из всех раскладов,
Выпаденье из всяких рамок, отказ от любых конвенций,
Это взрывы, воронки, шлагбаумы, холодные ночи,
Танцы на битом стекле, пиры нищеты и роскошь ночлежек,
Нескончаемая тоска полустанков и перегонов,
Неописуемый ужас мира, понимаемый по контрасту...

Шаги и шорох утренних газет,
И шум дождя и вспышки сигарет,
И утреннего света пелена,
Пустые тени пасмурного дня,
И ложь и правда, что-нибудь возьми,
Что движет невеселыми людьми.
Ты чувствуешь все чаще в сентябре,
Что все мы приближаемся к поре
Безмерной одинокости души,
Когда дела все также хороши,
Когда все также искренни слова
И помыслы, но прежние права,
Которые ты выдержал в любви
К своим друзьям, - зови их, не зови,
Звони им - начинают увядать
И больше не отрадно увидать
В иной зиме такой знакомый след,
В знакомых новых тот же вечный свет.
Ты облетаешь, дерево любви.
Моей не задевая головы,
Слетают листья к замерзшей земле,
К моим ногам, расставленным во мгле,
Ты все шумишь и шум твой не ослаб,
Но вижу я в ветвях твоих октябрь,
Все кажется - кого-то ты зовешь,
Но с новою весною оживешь.
Да, многое дала тебе любовь,
Теперь вовеки не получишь вновь
Такой же свет, хоть до смерти ищи
Другую жизнь, как новый хлеб души.
Прекрасным душам счастья не дано.
Счастливое рассветное вино,
Давно кружить в их душах перестав,
Мгновенно высыхает на устах,
И снова погружается во мрак
Прекраснодушный идиот, дурак,
И дверь любви запорами гремит
И в горле горечь тягостно шумит.
Так пей вино тоски и нелюбви
И смерть к себе испуганно зови,
Чужие души робко теребя.

Но хватит комментариев с тебя.



Читатель мой, я надоел давно,
Но все же посоветую одно:
Когда придет октябрь - уходи,
По сторонам презрительно гляди,
Кого угодно можешь целовать,
Обманывать, губить и блядовать
До омерзенья, до безумья пить.
Но в октябре не начинай любить.


Средь шумных расставаний городских,
Гудков авто и гулов заводских,
И теплых магазинных площадей
Опять встречать потерянных людей,
В какое-то мгновенье вспоминать
И всплескивать руками, догонять,
Едва ли не попав под колесо,
Да, догонять, заглядывать в лицо,
И узнавать, и тут же целовать,
От радости на месте танцевать
И говорить о перемене дел,
"Да-да, я замечаю, похудел,"
"Да-да, пора заглядывать к врачу"
И дружелюбно хлопать по плечу
И, вдруг заметив время на часах
И, телефон с ошибкой записав,
Опять переминаться и спешить,
Приятеля в объятьях придушить
И торопиться за трамваем вслед,
Теряя человека на пять лет.

Так обойдется время и со мной.
Мы встретимся однажды на Сенной
И, пары предложений не связав,
Раздвинув рты и зубы показав,
Расстанемся опять - не навсегда ль -
И по Садовой зашагает вдаль
Мой грозный век, а я, как и всегда,
Через канал, неведомо куда.

Из слез, дистиллированных зрачком,
гортань мне омывающих, наружу
не пущенных и там, под мозжечком,
образовавших ледяную лужу,
из ночи, перепачканной трубой,
превосходящей мужеский капризнак,
из крови, столь испорченной тобой,
-- и тем верней -- я создаю твой призрак,
и мне, как псу, не оторвать глаза
от перекрестка, где многоголосо
остервенело лают тормоза,
когда в толпу сбиваются колеса
троллейбусов, когда на красный свет
бежит твой призрак, страх перед которым
присущ скорее глохнущим моторам,
чем шоферам. И если это бред,
ночной мой бред, тогда -- сожми виски.
Но тяжкий бред ночной непрерываем
будильником, грохочущим трамваем,
огромный город рвущим на куски,
как белый лист, где сказано "прощай".
Но уничтожив адрес на конверте,
ты входишь в дом, чьи комнаты лишай
забвения стрижет, и мысль о смерти
приюта ищет в меркнущем уме
на ощупь, как случайный обитатель
чужой квартиры пальцами во тьме
по стенам шарит в страхе выключатель.

Солнце, я становлюсь твоим лучом. Я режу
кожу и оголяю нервы непритворно.
Соли не будет мало тем, кто станет первым.
Слово утонет в голосе минувшей боли.
Больше не осталось ничего.
Больше не осталось ничего - теперь мне путь свободен.

Ветер закружит вальс в коре тугих деревьев.
Плечи вишневых стен сольются с белым фраком.
Видишь, в моем саду теперь играют дети,
игры все те же под кристально-черным флагом.
Я прошу тебя закрой глаза.
Я прошу тебя закрой глаза - мне в эту ночь не спится.

Запах ночных костров заведомо приятен.
Возраст течет из рук, торопится в дорогу.
Можно теперь тебя обнять, нас только двое.
Кто-то уже успел отдать дань некрологу.
Вот и не осталось ничего.
Вот и не осталось ничего -
а лето пахнет солнцем.

пусть никто не читает.
За что я ненавижу ограниченность времени-за ограниченность возможностей. Экзамены- я хочу писать, я хочу сидеть в сквере с книгой, я хочу частного разговора с моим литературным Богом, хочу вечно испытывать это ощущение внутри: нехватка смешанная со скорбью и великой привязанностью, с высотой. Только тогда я чувствую,что думаю так, как подобает, так, как изначально должны были думать все.
Так много этих воскресений,дома, жарких, фильмы, Вы, я, такая, какая есть, сладкое непритворство перед собой.
Даже самые сильные реальные чувства,скажем так, заглушает гений, поселившийся во мне, прикрепившийся к моей душе и, чувству, он уже никогда меня не покинет.
Утро началось с непонятных переживаний о человеке,на которого я спустила все свои нервы, хотя, по сути, для меня он не значит абсолютно ничего-все познается в сравнении, я не хочу менять настоящее на ложное, даже пусть этого "настоящего" в нашем мире уже нет.
Странно, но во мне совмещаются чудесным образом изрядный цинизм со жгучей романтикой, нереальной, детской, подлость и ,наверное даже лицемерие, с радушной искренностью и непритворством, ненависть с раздирающей любовью.
"И мы опять играем временами
В больших амфитеатрах одиночеств.
И те же фонари горят над нами,
Как восклицательные знаки ночи. "
Как бы мы ни старались, здесь мы никогда не сможем соединить всецело себя с другим человеком, в моем случае, правда, это получилось, однако слишком эфирно, утопийно, слишком в себе и для себя, слишком глубоко. Получается, как бы радужно жизнь передо мной не промелькнула, какого бы чудного человека я не встретила, большая часть моих внутренностей невидимых будет принадлежать не ему, не мне, а тем страницам, той душе, что, я точно знаю, живет в тех словах, в воздухе,которым я дышу. Я всю жизнь себя еннавидела за свою "нестандартность", за то, что другие по воле судьбы не понимают. Злую шутку со мной кто-то сыграл, а может и наоборот

Наболевшее.
Так подумать - жизнь не может быть неинтересной, ведь ты никогда не знаешь на какую дорогу она тебя выведет. И что немаловажно, здесь нет тупиков. Тернистый путь- он всегда есть.
Могла ли я подумать года четыре назад, что расстанусь со своей, даже не громко будет сказано, сестрой, а не подругой, родственником, опорой, детством? Могла ли я еще раньше подумать, что судьба выведет меня на эти все глупые неформальные тусовки и прочий "бред"?
И больнее всего вспоминать, сколько мы пережили, мы все, и как я все это люблю, и как я рада что это было. Со временем я понимаю, что именно друзья держат тебя на плаву, в себе, благодаря их существованию ты готов идти по краю обрыва, не боясь, что упадешь. Потому что кто-нибудь, да поднимет...
И как хочется порой выразить то, как это, черт возьми, здорово, как ты ценишь то, что они вообще есть! Только слов нет, да и сил.
Я до сих пор не могу понять, как некоторые умеют рвать все эти связи, не имея на то как таковой причины, как они могут все так быстро забыть, я этому даже завидовала. А теперь я благодарю Бога за то, что он дал мне, быть может, этот дар, возможность, уметь хранить в себе обрывки воспоминаний, чувств, привязанность и даже, пусть и через ненависть, эту любовь к Моим людям! Ведь это ценят...
И как мне радостно сейчас осознавать, что на сей момент появился такой человек, с кем можно просто говорить, не ограничивая себя, не разделяя себя с ним вообще на разных людей,я уже и забыла, как это бывает.. Строили, строили долго- и наконец построили? Блин, только бы так все и продолжалось!!! В такие моменты я больше всего боюсь, что это может исчезнуть. Мне кажется, следующая неделя будет очень даже неплоха!
Ань, а это клен или дуб? Вон Ченчикова едет ... или не она!? Ладно, пошли каштаны собирать)

Вот и 24 мая, в горле стоит ком, а в голове одна лишь благодарность Богу(или я не знаю кому) о том, что подарил мне, всему миру, возможность на доли секунд погружаться в Ваше сознание, преклоняться и плакать о вашей столь рано прервавшейся жизни. Так уж сложилось, что гении недолго живут на этой бренной земле, будто пролетают, оставляя свой отпечаток, свою тень на бумаге, в сознании своих бездарных потомков.
Мне не дает покоя мысль о том, что мы все таки успели посмотреть в одно небо, я детскими ,ничего не понимающими глазами, а Вы, уставшими от боли, жизненных тягостей и нескончаемых потерь, самыми красивыми, самыми умными на свете глазами-зеркалами. А теперь я смотрю на это просторное и глубинное небовское море и вижу в нем ваше лицо, отрывки ваших фраз.
Мне кажется, что я не понимаю и части ваших слов, предложений, связанных в эссе, "стишки", столь безупречные, столь Ваши... Но это не мешает чувствовать мне Вашу натуру, всего, целого, такого, каких не было и не будет больше.
Мне бы хотелось стать великим, в чем бы то ни было, кем-нибудь, заслуженно незаслуженным, и все, чего бы ни касалась моя рука (а именно что получалось бы у меня неплохо) посвящать Вам, так как истоки всего, что из меня исходит начинаются от Вас, заканчиваются там же.
Мне до сих пор чудно чудится, что где-то, на какой-нибудь улице Петербурга, Нью- Йорка, Венеции вы проходите, не останавливаясь, что-то говорите, иногда смеетесь, вспоминаете. И, смею утверждать, что это именно так, ведь "Отказать Вам в возможности вечной жизни я не более в состоянии, чем забыть о Вашем существовании в этой".
Удивительно, что в этот день не пускают салют, а ваши друзья не кричат, чтобы слышал весь мир "Сегодня день рождения Оси !!!" И планета не срывается со своей орбиты. Все так же, как и обычно, только не так.
Мне очень хотелось бы в этот день написать Вам что-нибудь особенное, но я ведь еще совсем наивный и неопытный юнец, и как оно обычно бывает, у меня не вышло. Но все же это больше, чем могло было быть. Если, я могу быть уверена в том, что никто из прочитавших это "письмо" меня не поймет, то надеюсь Вам, хоть немного, где-то там, не знаю где, вам станет светлей. Это больше чем просто человек, это больше, чем поэт, выше всего, даже выше любви. Почему же я не родилась раньше!?
С днем рождения, Иосиф! да святится имя твое

не будешь ждать,а встретишь
некоторые люди убивают меня своей харизмой,их так мало,но чертовски много для того, чтобы хватило.
Этот/та ,дабы не раскрывать тайну( для знающих о существовании сего создания), человек,- пусть будет, как гоголь и все прочие города называли ,N-ный, -человек, господин или госпожа Никто, излучала харизму из всех частей своего существа. Почему-то, с первого взгляда, возникло ощущение, что вся моя жизнь" До" стала известна этому человеку, хотя мне тогда, в жутком состоянии пьяного блаженства от мною любимого джина,она была неизвестна, а если выразиться вернее -неважна. Так вот, посмотрев друг на друга нам вдруг стало все ясно, и кто мы, и то, что нас связывает первая встреча, и то, что обнять незнакомого человека вполне естественно, и даже то, что в своей напыщенной "умной" злости мы самые умудренно -добрые люди на свете. И я даже смею предположить, что если бы я встретила этого человека раньше- чувство могло быть намного сильнее, нежели я испытывала к вновь возвращенной мною "любови".
Как снег на голову, я поняла, что терпеть не могу наивных и слабых людей, которые мне , в силу своей неопытности , дать ничего не могут, а забрать хотят и хотят меня любить. Терпеть не могу, когда меня любят.
Отойдя от темы, я к ней вернусь. Как Виссарион Б. блин по древу растеклась мыслью( :D)
С таким существом, пожалуй, и в аду светло бы стало. И злой страсти захотелось бы.
Чем сильнее бьем- тем больше любим. О даа, единственный человек , который за последнее время смог меня заткнуть и приковать. Таких ничто и никто не держит, а в особенности та слабая и жалкая "свита", которую я имела в свою пору,в силу своей глупости, да здравствуют обстоятельства, при которой я освободилась о налипшей на сапогах грязи.. Это больше чем ум, чем состоятельность, хотя она играет здесь свою роль, и даже больше чем эта опостылая чистота и так называемая "честность", которой по сути своей не бывает. Честен ты или нет -такому человеку бесполезно врать, ведь при первом прикосновении вы стали слышать дыхание друг друга, жить одним существом, ненавидеть и обожать им же, а это,зачастую, синонимы. И именно по жизненному опыту я смею утверждать, что те, кто опровергает это, как правило, оказываются невольно( и не признавая этого) у ног тех самых двоих, которым одного мига на всю жизнь хватило.
Сравнимо, разве что, с бегом тигра и его рычанием, с жизнью еще глубже,чем под водой, там, где рыбы не выдерживают...

- Куда тебя отвезти,маленькая?
- Я хочу быть с тобой.
Слова рождались легко и просто, как огнистые капли летнего дождя, пляшущего по лужам в лучах ошеломлённого Гелиоса.
- Со мной - потом.
- Я хочу - сейчас. И всегда.
- Сейчас. И всегда. А между ними лежит - потом.
- Так не бывает.
- Бывает. Просто надо прожить от "сейчас" до "всегда". И суметь оглянуться.

бегут ноги в фиолетовых сандалях до электрички ,совместно с толстовкой,пахнущей весенними розовыми духами скарлетт . Сигареты,торчащие из кармана,как залог успеха("И если есть в кармане пачка сигарет,значит все не так уж плохо на сегодняшний день",вот бы еще билет на самолет=( ),Максимум,безбилетица,как хочется повернуться и пойти домой спать,хозяйка вещей дремлет на бегу. Семь минут толпы,зато солнце сквозь стекло греет.Все те же пейзажи задрипанных гаражей за окном,те же мысли о том,что я весь вечер где-то шлялась и ни черта не сделала,да..Потом троллейбус или что там,если не повезет,бегом до Вишневского. Недовольная рожа около входа,так и хочется въебать,и какая-то цепляющая песня по радио,после которой ты забиваешь на первый английский и спишь на подоконнике в раздевалке,такой он удобный. Что дальше-уже не то,дальше жизнь. А ведь захочется когда-нибудь это повторить,захочется снова погрузиться в солнечное безделие по сонным утрам. Как я буду скучать

одним солнечным весенним(в апреле было это) днем я увидела твое лицо..Своим нахмуренным взглядом ты на долгое время выбросил из моей головы все посторонние мысли,лето я провела в ожидании тебя,дождалась?
Прошел год,надо же. Теперь этим весенним пасмурным днем я пытаюсь выкинуть тебя из головы,хотя у меня плохо это получается..Где ты сейчас,какой ты и о чем думаешь? я вот неделю как счастлива,а моя натура все равно требует еще чего-то,так не бывает.Интересно,я увижу тебя еще когда-нибудь!? может быть случайно,ненароком..Почему мы не стали друзьями,зачем я все испортила?
Мне кажется,что рано или поздно жизнь обернется для меня в совершенно ином свете,это знаю не только я. И как раз с тобой,человеком,которого я ждала с рождения, я больше не увижусь никогда. Слава богу,да?

Раскаленный асфальт и запах вроде бы и свежей зелени,смешанной с пылью и чем-то вонючим на улице..
Редко дождь,зной,утомленный собой ты начинаешь жить и понимать,что вот она,жизнь твоя,черт возьми,в одной этой сигарете или банке с колой,что еще надо? Идти из клуба,утром,ловя себя на мысли ты тонешь в этой горечи жары.
Хороший алкоголь,от которого кружится голова,похмелье как сладостный развратный сон,когда ночью не нужно одеяла,ты укрыта дымкой тепла.
Весь день прошататься по квартире в одних тапках,зная,что в этот день ты можешь никого не видеть и пребывать в сладостной дрёме.
Уходить куда-то ночью,с теми,кому ты доверяешь,с кем в ночи теснее,чем при свете,кто они,друзья?Как вы называете?
Убивать все свои силы в больших компаниях,в темноте и вспышках зажигалок.Жара усугубляет сигаретный дым,от которого режет глаза и кружится голова,боже мой,как хорошо,ты сплетаешься с дымчатыми узорами в воздухе и теряешь равновесие.
слепые блуждают ночью,слепым намного проще,да?
Тебя кто-то в этот момент ненавидит,а ты мстишь ему своей сластью,диким смехом охрипшего от дыма и невыносимой жары горла,ты сладостно ненавидишь и можешь развеить тучи недоброжелательности ,застрявшие в духоте,взмахом волос,они такие легкие,нежные.
Хохочешь и посылаешь все ,как хорошо,да?
Музыка,не несущая никакой нагрузки,поддерживает тебя в состоянии летней дрёмы,парить в невесомости.
Потом,проснувшись дома,ты весь день не раскрываешь занавески,все в полумраке,через который пытаются пробиться знойные и наглые лучи.Их тоже можно послать.Нюхаешь "ночную "одежду,насквозь пропахшую сигаретным дымом и дорогими духами.
Много читаешь,больше понимаешь,но ничего не тяготит.Кого-то целуешь,только ,не знаю по какой причине,не того кого любишь,привычное состояние.
Но мысли об этом утомляют еще больше,зачем думать?
Разве нет души у лета? Скорее зима бездушная тварь.

жизнь удалась!

Сегодня какое-то число какого-то месяца,какой-то жалкий и неприметный день.
Свое незначительностью такие дни дают нашему сознанию место для мечтательных размышлений.
На улице грязь,темно как-то по-неприятному(не как летом),а небо спрятано за сотнями тысяч капель,превратившихся во всякие снега,дожди и облака.Вернее,в одно большое облако,серую ткань,нависающую над нами,будто специально портя наше настроение и отбивая всякую тягу к жизни.
А где-то на другом континенте сейчас ярко палит солнце..Вот бы в море..Я когда-нибудь сочиню историю одного моряка.И не пишется,и не читается.. Столько идей утром было,а мне,как всегда,пришлось ковыряться в каких-то литературных терминах и писать о том,о чем я не хочу. Где моя свобода,где моя "муза" и вдохновение?

Дикий Вой бродил по жилистым, хотя и не протоптанным путям своего доброго мира. И всё там было не так. Ну не то, чтобы не так, но Дикому Вою, так не нравилось, это было не в порядке вещей. Это было по-новому странно. Или по странному ново.
Он просыпается в параллельном мире.
- Вой, ты в параллельном мире.
Он разлепляет одно веко. Правое, нет, левое.
- Тут курить можно?
- Да.
- Тогда я тут остаюсь.

Слушать этот музыкальный файл

Евгению Рейну, с любовью

Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный хор сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необъяснимой.

Плывет во мгле замоскворецкой,
пловец в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый Год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не объясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних,
и пахнет сладкою халвою;
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый Год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

28 декабря 1961

ОДИНОЧЕСТВО

Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступени этой лестницы
уходят из под ног, как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, -

ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия,
произведения искусства,
и – кстати – самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими ее могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими ее дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими, пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклоняться данности
с убогими ее мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице


Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим "ты",
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.
____________

ИЮЛЬСКОЕ ИНТЕРМЕЦЦО
Девушки, которых мы обнимали
С которыми мы спали,
Приятели, с которыми мы пили,
Родственники, которые нас кормили и все покупали,
Братья и сестры, которых мы так любили,
Знакомые, случайные соседи этажом выше,
Наши однокашники, наши учителя - да, все вместе,
- Почему я их больше не вижу,
Куда они исчезли?
Приближается осень, какая по счету приближается осень,
Новая осень незнакомо шумит в листьях,
Вот опять передо мною проезжают, проходят ночью,
В белом свете дня - красные неизвестные лица.
Неужели все они мертвы, неужели это правда.
Каждый, который любил меня, обнимал, так смеялся,
Неужели я не услышу издали крик брата,
Неужели они ушли,
А я остался?
Здесь один , между старых и новых улиц,
Прохожу один, никого не встречаю больше,
Мне нельзя входить: чистеньких лестниц узость
И чужие квартиры звенят над моей болью.
Ну, звени, звени, новая жизнь над моим плачем,
К новым, каким по счету, любовям привыкать, потерям,
Незнакомым лицам, чужому шуму и к новым платьям,
Ну, звени, звени, закрывай передо мною двери.
Ну, шуми надо мной своим новым, широким флагом,
Тарахти подо мной, отражая мою тень
Своим камнем твердым,
Светлым камнем своим маячь из мрака,
Оставляя меня, оставляя меня моим мертвым.


Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.

Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.

Я твое повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда собираются звезды
к лунному водопою
и смутные листья дремлют,
свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
пустотою из звуков и боли,
обезумевшими часами,
что о прошлом поют поневоле.

Я твое повторяю имя
этой ночью во тьме молчаливой,
и звучит оно так отдаленно,
как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
и печальней, чем дождь усталый.

Полюблю ли тебя я снова,
как любить я умел когда-то?
Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?
Не знаю.
Если б мог по луне гадать я,
как ромашку, ее обрывая!

Я боюсь потерять это светлое чудо,
что в глазах твоих влажных застыло в молчанье,
я боюсь этой ночи, в которой не буду
прикасаться лицом к твоей розе дыханья.

Я боюсь, что ветвей моих мертвая груда
устилать этот берег таинственный станет;
я носить не хочу за собою повсюду
те плоды, где укроются черви страданья.

Если клад мой заветный взяла ты с собою,
если ты моя боль, что пощады не просит,
если даже совсем ничего я не стою, -

пусть последний мой колос утрата не скосит
и пусть будет поток твой усыпан листвою,
что роняет моя уходящая осень.

Дым табачный воздух выел.
Комната -глава в крученыховском аде.
Вспомни -за этим окном впервые
руки твои, иступленно, гладил.
Сегодня сидим вот, сердце в железе.
День еще -выгонишь, можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу, тело в улицу брошу я.
Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась.
Не надо этого, дорогая, хорошая,
давай простимся сейчас.
Все равно любовь моя -тяжкая гиря ведь -
висит на тебе, куда ни бежала б.
Дай хоть в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.

Если быка трудом уморят -он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей, мне нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в о пожаренном песке.
Кроме любви твоей, мне нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила, он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь, и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.

Завтра забудешь, что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться, жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

прости меня за то,что я так странно и отчаянно люблю.