И вот я сделал это. Вряд ли кому-то интересны стихи советского поэта, уже в советское время малоизвестного - но главное, что они интересны мне самому.

Над зеленой стороной

Светлый дождь!

Вдохновенный, проливной

Летний дождь!

Черноморскую волну

И песок,

Словно Дарий в старину,

Дождь иссек!

То небесною волной

Грянет вдруг,

То как тросточкой слепой:

Тук да тук!

Поскорее на крыльцо

Выходи.

К небу светлое лицо

Обрати.

И улыбкой небо ты озари,

Серой туче доброты

Подари.

Ради солнца, ради птиц

Не забудь:

Синевы из-под ресниц

Хоть чуть-чуть!

* * *

Звезда упала за озера,

Черту оставив в небесах,

Пусть сполох огневой не скоро

Погаснет у тебя в глазах.

Ночная вскрикивает птица,

Мерцает лунная вода.

Сюда бы снова возвратиться

Через разлуки и года.

Опять увидеть, как в начале,

В очах у спутницы седой

Не след задумчивой печали,

А звездный сполох золотой.

* * *

Я на небо посмотрю сперва,

На волну вниманье обращу.

Где ты шла – осталась синева,

Я тебя по синеве ищу.

Варна в синей дымке проплыла,

Значит, ты недавно здесь была.

В старом фаэтоне дорогом –

Хилой внучке римских колесниц –

Варну ты объехала кругом,

Разливая синь из-под ресниц.

Не застал я, опоздал на час,

И корабль ушел. Ушел с тобой!

Горизонт за кораблем угас.

След остался сине-голубой,

Так что я нисколько не грущу,

Я тебя по синеве ищу.

* * *

Из В. Гетьмана

Что звучало, лилось, отправлялось в полет,

Ни к кому не воротится, - годы крылаты!

Может, юность закончилась? Солнечный лед

Серебрил, освещал надднестровские хаты.

И стояло виденье такое вокруг,

И такою прозрачною песней звенело,

Что цветы под ногами раскинулись вдруг

И дуплистая верба зазеленела.

И катило над плавнями волны тепла,

И терялся Днестро за Казачьей долиной –

А земля бесконечной дорогой легла

В этот трепетный миг, в этот запах полынный.

Как услышишь полынь, как прольется восток

И на хаты падет соловьиное пенье, -

Ты за сердцем следи, отгоняй холодок

В этот миг, в этот век, в светлый час озаренья.

В дороге

Из Х. Вайнермана

Сейчас на берег предстоит сойти.

Путей, дорог, тропинок очень много.

Куда ты поведешь меня, дорога,

И что смогу увидеть на пути?!

Но только сердце у меня в груди

Не признает ни черта и ни бога,

Шестое чувство помогает строго

Тропу свою заветную найти.

Я много их оставил позади!

Не раз, споткнувшись, падал, ушибался,

Но тропку находил, не ошибался

И избегал я торного пути!

Всегда вперед. Всегда своей тропой.

Блуждать не будешь, если жизнь с тобой!

В пору вешнего света

Важно аисты снова

Зашагали по пашням.

Сладко пахнет Молдова

Талым снегом вчерашним.

Нагревается солнце

За Днестровским лиманом,

Ниже сумрак крадется,
Закрываясь туманом.

Вдруг он вспыхнет, засвечен,

Как девчонка от взгляда…

Словно вздох человечий

Пробуждение сада:

В потеплевшие ветви

Корни гонят живицу!

В этом солнечном ветре

Слышно душу и птицу.

Тронешь землю, сдается,

Забурлит родниками.

Тронешь сердце – забьется,

Отзовется стихами

И взовьется крылато

В пору вешнего света…

Жаворонок! Когда-то

Был он сердцем поэта!

Доведу файл до ума - и выложу весь "Очаг".

Последнее стихотворение в сборнике всегда вызывает грусть. Почему-то кажется, будто это последнее стихотворение, написанное поэтом незадолго до смерти.

Он не виновен. Ты не виновата.

Еще никто о том не говорит.

Зачем вы ждете грустного заката,

Он и без вашей ссоры догорит.

Не модна шубка, устарели туфли,

Сожгли ресницы капельки обид,

Твои глаза чудесные потухли, -

Все устремленья упирались в быт.

Все глуше ваши рощи с соловьями,

Все реже взгляда доброе тепло…

Горит заря закатная над вами,

Прощайтесь.

Только давними словами,

Пускай вам будет больно!

Но светло!

* * *

Тихонько дверь тебе отворить,

Чтоб ты вошла, светла и нова.

И до утра тебе говорить

До глупости ласковые слова.

Слова, которые уберег,

Запрятав в ожиданья-сны,

От пыли пройденных мной дорог,

Снегов и холода седины.

В рассветом тронутой тишине

Осенний начался листопад.

Ну где же ты? Постучись ко мне,

Пока сверкают огни Плеяд!

Пока под снег не ушла трава,

Пока, нестертостью хороши,

До глупости ласковые слова

Еще живут в глубине души.

На обрыве

На освещенном полуднем обрыве

Шиповник цвел у солнечной волны.

Казалось, что они в одном порыве

Задуманы и здесь сотворены.

Металось море – белое кипенье,

Потом стихало ясно и светло,

Оно внизу лежало, как стекло,

И отражало буйное цветенье.

Как повелось давно уже, сюда

Влюбленные приходят на свиданье.

Цветы и ветер, ребо и вода

Подсказывают им слова признанья.

Нечаянно ли я туда забрел,

А может, завели воспоминания?

Горело море. И шиповник цвел.

И чье-то было первое свиданье.

Они и не заметили меня,

А я застыл и чувствую: бледнею.

А я застыл, молчание храня,

Перед ожившей юностью моею.

Я точно те же говорил слова.

Плескалась нежность – морем не измерить!

Она была, я знаю, не права –

Не верила. А так хотела верить.

И чтобы доказать любовь мою,

Я в тот же миг, в отчаянье порыва,

Сказал: смотри! И… бросился с обрыва.

А девочка застыла на краю.

Я доказать любовь свою хотел!

Не доумая о том, что мог разбиться,

Шагнул, раскинул руки и… взлетел!

И не сумел такому удивиться.

Тогда иначе быть и не могло:

Любовь вполне естественное диво!

И море отразило, как стекло,

Шиповник, наклоненный у обрыва,

И мальчика, который так счастливо

Летел, законам физики назло!

* * *

Запахнет небо югом –

Скорей рюкзак давай!

Не привыкай к разлукам,

Любовь, не привыкай.

Гляди в глаза с испугом:

«Опять в далекий край?»

Не привыкай к разлукам,

Любовь, не привыкай.

Пожалуйся подругам,

Поплачь, поупрекай!

Не привыкай к разлукам,

Любовь, не привыкай.

Вся жизнь колесным стуком

Заполнится пускай.

Не привыкай к разлукам,

Любовь, не привыкай!

Ко мне девичьи руки

Тяни через года…

Привычные разлуки –

Разлуки навсегда.

Все изменится тысячи раз.

Станут черными листья ольхи.

Ты не вспомнишь тоскующих глаз –

Только голос, да, может, стихи.

Да круженье меж серых полей

Полуночных бродяг-журавлей.

Птичья стая с собою заберет

Снова сердце мое в перелет.

Будет труден и тягостен путь

Над бегущею следом зимой;

Но к тебе мое сердце вернуть

Журавли не забудут весной.

* * *

Слушаем кукушек на опушке.

Обнимаем небо и траву…

Это ты рассыпала веснушки

Или брызги солнца сквозь листву?

В травный шорох еле уловимый

Опадает тополиный снег…

Это бьется сердце у любимой

Или время отмечает бег?

Паутинок кружево-сиянье, -

Вот и время грозди налитой…

Это наше первое свиданье

Или полдень свадьбы золотой?!

Призыв

Помнишь, как над горною тропой

Занималась утренняя высь?

Мы тогда в последний раз с тобой

Вместе к перевалу поднялись.

Я шутил, мол, кончился роман,

Заждались Одесса и Москва.

Ты сказала, уходя в туман:

«На вершинах не нужны слова!»

Месяц без тебя как будто год!

Гордецы – не взяли адресов.

Жизнь опять стремительно течет,

А прожил я несколько часов.

Я бреду по нашей вышине,

В первый раз испытывая страх.

Знаю: ты в березовой стране.

Что же я ищу тебя в горах?

Ноябрь

Против ветра плывут облака –

Значит, скоро повеют снега.

Вот и солнце, клонясь на закат,

Надевает пунцовый наряд.

Значит, в полночь свою карусель

Заведет молодая метель,

А к рассвету уйдет на ночлег,

Отсыпаться в притихшей дали,

Чтобы первый задумчивый снег

Не боятся коснуться земли.

Февраль

Какой он все же враль –

Февраль!

Не угадать: туман? ветра ль?

Ночами звезды выткут даль,

А утром рано

Тебя разбудит вой бурана,

Который бьется окаянно

О стены зданий, об асфальт.

Но в полдень вдруг

Проснется юг

И переменит все вокруг:

Задышит море – добрый друг –

Теплом и йодом,

И воробьишки всем народом

Загомонят: «Зиме каюк!»

А ты, как первого апреля,

Отбросив зимнюю печаль,

Идешь, ручьи шагами меря,

И улыбаешься, не веря:

Ведь он шутник и враль –

Февраль!

* * *

Луна плывет в водоворот,

Где смешаны песок и тина,

Когда над берегом цветет

Седая дикая маслина.

Она испытана судьбой,

Штормами, засухами, градом…

Но в полночь травы и прибой

Пропахнут сладким ароматом.

Взойдет бездонной синева,

В обрывах порыжеет глина.

И штормы кончатся. Едва

Седая зацветет маслина.

Август мой — бессонница моя

Словно догоняя птичьи зовы,
Даже без порыва ветерка
Серые, бесшумные, как совы,
На закат летели облака.

А закат, полнеба обнимая,
Зажигал им перья на лету,
Пунцовел от края и до края,
Поднимая раннюю звезду.

Воздух золотел. Река мерцала
Оттого, что лился листопад,
Пьяный август нехотя, устало
Щедрой кистью тыкал наугад.

Заплетаясь в предвечерье росном,
Паутинки пали тяжелы, —
В мире красок радужном и пестром
Так они пронзительно белы.

Так они сверкали в свете звездном
И опровергали темноту...
Подарил мне август красоту.
Сердце, что же ты болишь по веснам?

* * * 

Тянулся белый росный след
И пропадал в тумане.
Всю ночь следил пройдоха-дед:
А кто там, на баштане?!

На розовеющий покой
Заря туман одела,
Мол, кто там бродит над рекой,
Совсем не ваше дело.

Молчало рыжее жнивье
И голоса рассвета,
Молчало дедово ружье
Впервые в это лето.

Одни перепела во мгле
Перекликались с далью,
И до восхода на селе
Всё звали: «Галю! Галю!»

* * *

Снова август, прозрачен и долог,
Из рыбацкого ест котелка.
Над полями луна высока, 
Звездопад, не пугай перепелок,
Не зажги ненароком стога.
Звездопад, не пляши,
Ведь не к маю – 
К декабрю приближается час…
Август, как я тебя понимаю,
Как тебя разумею сейчас.
В пелену золотистого пепла
Обратился недавний костер.
Чтобы снова он крылья простер,
Чтобы полночь от света ослепла,
Нужно только, чтоб буря окрепла,
Чтобы дрогнул спокойный простор!

* * *

Ночь упала прозрачной на диво,
Мятой осенью пахнут стога,
Народившийся месяц лениво
Трет о них молодые рога.
Пляшут сполохи рядышком где-то,
Миг еще – и гасить побегу…
На вершине богатого лета
Я разлегся в душистом стогу.
Сладость горечи, катятся сроки,
Август степь сединой осветил,
Но о вечности сложены строки,
Из высоких-высоких светил. 

* * *

Вода качала сникшие травинки
И даже с виду так была тепла, 
Что солнце без раздумья, без заминки
Снижалось, чтоб отмыться добела.
Нес ветер паучка на коромысле – 
На паутинке, тонкой, как дымок,
И облака спешили, словно мысли,
То чередой, то путаясь в клубок.
Они еще ни разу не темнели,
Доверчиво изнанку серебря,
И плыли в журавлиной карусели
Над первой желтизною сентября.
Ни горечи сегодня, ни сомнений
Ни в небе, ни в грядущем, ни в груди…
И как язычник павший на колени,
Я солнце попросил: «Не уходи!»

* * *

Прощальная печаль редеющих лесов,
И рдеющих рябин густое полыханье…
Над ними птичий зов,
Как из глубин веков, 
И низких облаков
Тревожное дыханье. 

Редеющих лесов прощальная печаль
Осенним холодком переполняет очи…
Все зорче каждый раз
Я вглядываюсь вдаль.
Оттенки все ясней,
Да листопад короче. 

* * * 

До капельки слит в виноградины зной, - 
Вино настоится хмельное.
Тревожно по-птичьи кричит надо мной
Осеннее небо ночное.
Пролетные зори зовут и поют:
«Чтоб сердцу не стариться скоро,
Спеши! Улетай в непокой, в неуют,
В стихии земного простора!»
Есть что-то призывное в птичьей судьбе:
Спешить за станицей своею.
Не жди, чтобы юность вернулась к тебе.
Настигни!
Лети вместе с нею.
Тогда лишь увидишься с новой весной,
Измучишься новой мечтою…
Тревожно по-птичьи кричит надо мной
Открытое небо ночное. 

Сейчас игрушки стали гораздо разнообразнее и интереснее. Хожу, бывает, по игрушечным магазинам, обсуждаю с продавцами. ))) По легенде - подарки выбираю детям или племянникам (которых у меня нет). 

Сравниваю с нашим детством. У нас были одноцветные металлические и пластмассовые солдатики, литые тяжеленные БТРы (я таким гвозди забивал), разнообразные жестяные машинки (о край жести можно пораниться), всякая заводная техника и фауна, плюшевые и поролоновые зверушки, маленькие зверушки из пластмассы или резины, производившиеся как наборами, так и поодиночке, куклы, похожие друг на друга, как сестры (и с довольно странными пропорциями). Различные конструкторы и головоломки. Игрушек в СССР производилось очень много, и очень многие уже забыты.

[показать] 

Но советские магазины игрушек всё равно не идут ни в какое сравнение с современными "буржуйскими". Тематика нисколько не изменилась: солдатики, техника, зверушки, куклы, конструкторы. Однако всё стало ярче, детальнее, причудливее, с разными интересными примочками. Многие посвящены известным фильмам или мультфильмам (или подражают им). У советского ребенка это вызвало бы бешеный восторг (у того мальчика, который прячется где-то глубоко в моем сердце - и сейчас вызывает). 

[показать]

Но - увы! - качественные игрушки сейчас очень дороги, а очень дорогую вещь было бы жалко давать детям. А дешевые и средние игрушки сделаны словно из соплей. Они - типичное порождение мира потребления, когда предмет должен служить ровно столько, сколько держится мода на него (то есть, очень недолго).

Кстати, неубиваемость советских игрушек сильно преувеличена. Некоторые действительно были сделаны на совесть и могут прослужить многим поколениям. Но пластмассовые и жестяные, не говоря уже о поролоновых, ломались и портились нами так же легко, как и современная китайщина.

Сегодня поехал в Киев - нужно было зайти в одну организацию. Та, как оказалось, находилась в каком-то жутко запутанном советском здании вроде дома быта. Сейчас в этом доме быта сосуществуют "Фуршет", химчистка, кафе, ветаптека, сбербанк, магазин одежды и еще много всякого. Найти нужный мне офис было не так-то просто, пришлось дважды позвонить туда - да и то не сразу нашел, т.к. там не было вывески.

После второго моего звонка я приостановился, чтобы высмотреть нужное мне крыльцо. И тут слышу голос:
- Мужчина, у вас что-то выпало.

В панике начал осматривать землю вокруг себя. Что? Пять гривен на метро? Ключи? Какой-то из девайсов, которые я ношу на поясе?

- Улыбка!

Ко мне подходят некие девушка и парень. Я, и так раздражённый долгой дорогой, начинаю тихо сердиться. Девушка продолжает:
- Разрешите Вас пригласить к нам в гости...

Я (с нескрываемым раздражением и недоверием):
- А вы кто будете?

Она:
- Мы сами не местные, мы из тёплой Одессы, потому мы такие весёлые... А Вы - киевлянин?

Я (с ещё большим раздражением):
- Нет. Я из области.

Она:
- Вы слышали про ТЦ "Лавина"?

Я (по-моему, было уже отчётливо видно, что я не настроен на контакт):
- Да.

Она:
- Да что с Вами такое? Что-то случилось? В ТЦ "Лавина" будет... (демонстрирует мне какой-то буклет)

Я (уже со злостью):
- Простите, мне сейчас совсем не до того!..

Она:
- Ну что ж, извините...

Диалог несколько сокращён - и я, и она на самом деле произнесли еще несколько реплик. Она что-то там ещё спросила, я как-то там ещё вежливо отстранялся.

Назойливость этих распространителей и рекламщиков просто поражает. А из-за своей назойливости и настойчивости, а также ложной участливости они ещё и выглядят наивными, как дети-переростки. По-моему, лезть к незнакомому или малознакомому человеку с глупыми вопросами и фамильярностями - невежливо. А продолжать лезть к нему, видя, что он нисколько не заинтересован и раздражён - ещё и дерзость. А вы как думаете? Или это только я вижу в этом невежливость и дерзость?

Облака, подаренные мне.

Мягким отороченные светом,

Ты увидишь и зимой, и летом

На закатной дальней стороне.

Облака, подаренные мне.

Из души переплывают в душу:

Потому-то и не стынут в стужу

Облака, подаренные мне.

Облака мерцают в глубине

Глаз твоих, застенчивых и строгих.

Нет без вас ни песни, ни дороги,

Облака, подаренные мне.

* * *

Еще не закатилось лето,

И небо так же высоко,

Того же ласкового цвета.

Еще земля насквозь прогрета.

Туман — парное молоко

Порою раннего рассвета.

Еще Венера, как ракета,

Горит призывно и легко.

Еще лишь в самом сердце где-то

Неверным первым холодком

Сквозит печаль — о чем? 0 ком?

И хорошо, что нет ответа!

Половодье

Все как водится вроде,

Наступает пора

И опять половодье —

Пробужденье Днестра.

Лес до моха — до меха

В желтоватой воде,

И озерное эхо —

Отклик новой звезде.

У природы во власти

Все желанья твои,

Птичьи выкрики-страсти

И фазаньи бои.

Всплески — игры сазанов

На корнях тростников,

Первый ток турухтанов‚

Забияк-куликов.

Вроде то же и тот же —

И разлив, и рассвет...

Только весен похожих

Как юностей, нет.

Яблоня

Алле Усенко

Ветер восход раздувает,

Чисто метет высоту,

Светом зари наливает

Яблоки в темном саду.

Дерево в утренней дрожи

Тронуло веткой окно:

«Время я чувствую тоже,—

Всем его слышать дано!

Я же всегда, как впервые,

Зори встречаю. А ты?..»

И, зашумев, молодые

* * *

Когда в твоих глазах восходит день —

Повсюду ночь, раздаривая сны,

Идет с неярким фонарем луны,

А у тебя в глазах восходит день.

Прозрачный день рождения весны.

Он голубой, как сойкино крыло.

Он, как родник меж дымчатых купав,

Чуть-чуть тревожен, чуточку лукав —

День голубой, как сойкино крыло.

* * *

Струился свет зари по вороту,

Сверкала птица, как металл...

Глухарь «точил», закинув бороду,

«Бубнил», как гордо полоскал.

И затихая на мгновение,

Он слушал лес, болото, марь...

Любовь, Весна и Вдохновение —

Все это вместе был глухарь!

Спи, любимая. А я постерегу.

Щедро вспыхивает ранний звездопад.

Коростель и перепелка на лугу

Все друг другу отвечают невпопад:

«Было! Было! Это будет тыщи раз:

И до вас! И вот сейчас! И после вас.

Пригибают росы рослую траву.

Сны Руси струят покой и синеву.

Ты засни, и разноцветною гурьбой

Сны запляшут, замерцают над тобой.

Перепелка станет колко повторять:

«Было! Было!» Что ей, глупой, доверять?

Эта ночь в цветах и мяте луговой.

До любви до нашей не было такой!

* * *

Уходит день по-летнему высок,

Как солнце в воду. Как вода в песок.

И разгулялся ветер по степи —

Веселый пес, сорвавшийся с цепи.

Даль полоснув, от гибели светла,

Звезда по небосводу потекла.

Беги за нею.
            Догоняй!

                     Лови!

Спроси: она сгорает от любви?

А может, навсегда в небытие

Уносит одиночество ее?

* * *

Он не виновен. Ты не виновата.

Еще никто о том не говорит.

Зачем вы ждете грустного заката,

Он и без вашей ссоры догорит.

Не модна шубка, устарели туфли,

Сожгли ресницы капельки обид,

Твои глаза чудесные потухли‚—

Все устремлены упирались в быт.

Все глуше ваши рощи с соловьями,

Все реже взгляда доброе тепло...

Горит заря закатная над вами,

Прощайтесь.

Только давними словами,

Пускай вам будет больно!

Но светло!

Любовь моя,

Я в детстве у тебя ——

В лесном краю,

Пропахшем земляникой.

Над прошлым я склонился, как над книгой,

Ни времени, ни дум не торопя.

Село глухое.

Школа.

Лес кругом.

Я здесь вчера стихи читал ребятам

И вдруг столкнулся со знакомым взглядом.

Откуда этот детский взор знаком?

Сияющий, восторженный и синий,

Как над лесами вешними рассвет.

Он на висках вот—вот растопит иней.

— Ты, девочка, была в Одессе?

— Нет!..

И голосок прозрачный, словно песня

Вдруг возвращает дали давних дней:

Ведь это ты глядишь, моя Олеся,

Со школьной фотографии своей.

И я стою, растерян, — миг, минуту,

Прикованный к сияющим глазам...

Ты для меня ежеминутно — чудо!

А я все не привыкну к чудесам.

И я читаю, будто бы гадаю, 

Свои стихи о будущем твоем.

Читаю так, как будто бы мечтаю,

Как будто в классе только мы вдвоем.

Звенит звонок безжалостно и резко,

Учителя мне что-то говорят,

Благодарят от имени ребят.

Прощаюсь молча.

В городок назад

Иду пешком сквозь первый снегопад,

Сквозь тишину лесного перелеска.

Иду сквозь лес. И оставляю след.

Над ним лукаво тенькает синица.

За мной ты выйдешь через десять лет.

Затопчут след —

Его подскажет птица.

Иду сквозь лес. Чудесно. Как во сне...

Навстречу выйди из-за поворота.

Но ты еще не знаешь обо мне

На желтом и нечетком школьном фото.

* * *

А кажется, все было лишь вчера:

Свидание до раннего утра

И след звезды, сорвавшейся в прибой,

Еще доныне тает над тобой.

Как пахнет йодом жесткая трава,

Как море отражает корабли,

И проступают, словно острова,

Лузановки туманные огни.

А мы еще не знаем, что сейчас

Свидание у нас в последний раз.

И что с любовью спутана была

Слепая вспышка юного тепла.

Об этом позже скажем напрямик,

Как молодости свойственно любой...

Но я благословляю давний миг

И след звезды, сорвавшейся в прибой.

* * *

Гроза искала выхода.

        И гром
Метался в тучах.

        Частые зарницы,

Взлетев от круч

        над пойменным Днепром,

Дрожали, словно

        радуга в кринице.

Ворчал лиман‚

        раскачивал волну

И нес на берег тростники и тину.

Я в летнюю

        стремился тишину,

А в штормовую угодил годину.

Опять сорвало

        душу с якорей,

Смеясь, она обрадовалась грому.

Слетай ко мне,

        гроза моя! Скорей!

Влюбленному‚

        наивному,

               седому!

Из А. Глущака

Свечусь, стремительно неся -

По жизни радость-эстафету.

Вмещаю в крылья небеса,

А в сердце — целую планету.

Когда судьба сгорит дотла

И все закончится на свете,

Оставлю небу два крыла,

А сердце возвращу планете.

* * *

Из А. Глущака

Вот березы твои и снега,

И темны облака, словно тайна...

Подари мне улыбку случайно,

Пусть проснутся поля и луга.

Вот синицы твои, снегири,

Слышишь: трепетно рвется дыханье!

Словно век, этот миг ожиданья...

Жду ответа — скорей говори.

Степь — твоя и десятки дорог.

Обними же меня, недотрога,

Чтоб досталась одна нам дорога!

Пожелай, чтоб ее уберег!

Половина

И. Навроцкому

Рваным ветром и железом

Поезда гудят за лесом.

Ночь короткая июля

Потекла за окаем.

Стала медленным туманом

Расплываться над лиманом,

Метеор ее, как пуля,

Пронизал.

И вот потом

Утро вспыхнуло густое,

Солнце выкатило ало,

В цвет медового настоя

Гладь лимана красить стало.

А куда пропали звуки?

В красках растворились, что ли,

Рельсов дальних перестуки,

Всплески рыбы, шорох поля?!

Тишина еще не спета,

Не озвучена картина:

Пустельга на нитке света

И в росинках паутина...

Это середина лета,

Это — жизни половина!

Есть душа у Поэта -

Это наша планета.

Полыхнет в отдалении гибельный свет,

Погребая детей под обломки жилища, —

В мирном доме своем содрогнется Поэт,

Это совесть его опалит пепелище.

Он от боли потом распрямится едва,

Чтобы слово поднять раскаленного цвета.

В восемнадцать седеет его голова,

Если только душа у Поэта — планета!

Дым над сопкой

А. Батрову

Непостоянный и туманный

Летел над севером апрель,

Над островом, над океаном

Прорвались ветер и метель

Аккордом струнным, долгим, странным

Ты разбудил своих ребят:

«Светает! Лебеди летят!»

Придумайте волшебней фразу

Не выдумаешь — бейся год!)

Чтоб солнце выкатило сразу

На ледовитый небосвод.

Оно пришло! Теперь — надолго!

И север заново открыт.

Наш гость — охотник из поселка —

Сказал: «Твоя пора, двухстволка!»

Сказал: «Свежатинка летит!»

Как выстрел, прогремело эхо

Предательством на под-Земли...

От обличающего света

Глаза ребята отвели.

А ты охотника в сторонку

Позвал: «Минуточку, сосед...»

Что говорил ему - секрет!

Не прогонял ты гостя, нет,

Лишь головой качал вдогонку.

Тревожный клич, - антенный гул,

Кряхтенье — льдин седое вече,—

А ты из домика шагнул:

- Проедусь. В сопки, недалече!

Ах, Саша, дорогой Батров!

Мы через час под небо выйдем.

Над сопкой дым! Таких костров

Мы больше в жизни не увидим!

Подпер небесный материк

Огонь, в котором искры тлели...

Ты, верно, весь собрал плавник

Той заполярной параллели.

Столб дыма грозный, как беда,

Ветра качали, рвали, гнули,

И лебединые стада

С пути извечного свернули.

Нас председатель материт,

Сопит охотничья бригада.

Ты встал: — Пора на материк!

— В Одессу. Заскучал, ребята!

Не глядя в сторону гостей,

Сказал потише и поглуше:

- Вы мне простите... лебедей...

В сказаньях — то людские души!

А утром на аэродром

Примчался председатель к Саше:

— Вот умка[1]. Передали наши!

Просили поминать добром.

Опыт

В. Битенскому

К тебе приходит опыт.

А проще ли теперь?
Ведь он ценою добыт

Ошибок и потерь!

И горькая улыбка

Не к месту, не права,

Ведь каждая ошибка –

Из прошлого глава!

А с горки лет годится,

Хотя и мудр и сед,

Отчаянно скатиться

В ошибки юных лет.

Не дай мне, бога ради,

Судьба, обереги,

Все рассчитать до пяди

Грядущие шаги:

Шаг – в дружбу,

Шаг – в карьеру.

В достаток

И в почет…

А искренность и веру

При этом кто учтет?!

Нет! Лучше – заблужденья!

Решенья: нечет – чет…

Ошибки-убежденья

Честнее, чем расчет!

Из Д. Павлычко

Мы выйдем с тобою, хоть листья опали,

Где воздух сияет, как синим опалы,

Мы станем с тобой, как олень с оленихой,

Лесной упиваться мелодией тихой.

Очистится выдох и голос от дыма,

Мы песню с тобою высоко подымем.

Нам ветер с травой подыграть не забудут.

И выстрел охотника вдруг нас разбудит.

* * *

Не страхом было то, а мукой ——

Лететь за тридевять небес.

Но утром вместе с оленухой

Оленя выпустили в лес.

Тут звери были под охраной,

Какой иной искать судьбы?!

Взрослели на косе песчаной

Березки, сосны и дубы.

Щемящий дух степной полыни,

Лесная тень, трава лугов...

(Волков тут не было в помине,

А значит, не было врагов)

Окрепли, пообвыкли звери,

Хоть, егерь говорил, не вдруг.

Из чащи выходили, веря

Теплу и хлебосольству рук.

И вдруг у моря оленуху

Нашли убитой рыбаки.

Чтоб так взорвало всю округу,

Не помнят даже старики.

«Найдем подлюг!» —— сказали кратко,

(А слово тут — свинца верней!)

Но к утру сгинула палатка:

Сбежала пара «дикарей».

Возможно, город их укроет

Иди настигнет правый суд‚

Уверен! в жизни эти двое

Не раз убьют и предадут!

Тоскует над косою эхо.

Всплывает паутинный день.

И вдоль волны бредет олень,

Шарахаясь от человека.

Барьер

Когда дуэль с самим собой,

Приемлем только ближний бой!

Противник — совесть.

Время-врач

Уже отмеряло барьер.

Свидетель — старый сизый грач,

Готовый выкрикнуть: «Помер!»

Пред тем поговори с судьбой,

Ей лжи и фальши не дано.

Ответит, что на бой с собой

Тебя влекло уже давно:

Когда ты молча слушал ложь,

За горло не беря врага;

На горе друга — «ну так что ж?» —

Плечами пожимал слегка.

Когда ты сплетнику —— «злословь» --

Кривой улыбкой разрешал;

Когда порой свою любовь

Чужою лаской унижал.

...Из-за щита красивых слов

К черте шагаю роковой.

Спасибо, совесть! Я — готов,

И первый выстрел - за тобой.

Зеленый луч

Едва затихает «низовый»,

Вздыхает рыбак молодой -—

Становится высь бирюзовой,

Сливаясь с морскою водой.

— Да, надо счастливым родиться,—

Мне любит рыбак повторять,—

Чтоб в бухте над бортом склониться

И... город на дне увидать!

Быть может, живем торопливо?

Хоть многие ходят над ним,

Но город — подводное диво

Досталось увидеть двоим!

Рыбак улыбнулся открыто:

— Я видел!

И ты - не слепой.

Докрасим сегодня «корыто»

И сходим, на счастье, с тобой.

Поверишь —— увидишь, короче!

Но главное чудо — с огнем:

Там храм сохранился, и к ночи

Звезда загорается в нем.

Мы вышли к закату поближе.

Гребли, наливались свинцом.

Я радостно выдохнул: «Вижу!»

К воде припадая лицом.

Ковры камнетканных мозаик

Цветут в глубине голубой,

И тени ставридовых стаек

Меж ними скользят и тобой.

В века отдаленная драма,

А больно доныне глядеть:

Колонны античного храма

Опутала сгнившая сеть,

В изломах и трещинах стены

Осели в трясиновый лес...

Куда с этой сумрачной сцены

Народ-созидатель исчез?

 Война? Эпидемия? Голод?

(Тогда бы ответили: рок!)

На площади мраморно-молод

Остался воинственный бог.

Один среди города мертвых

Застыл, ухватившись за меч,

Сограждан отважных и гордых

И он не сумел уберечь.

Минута до тьмы оставалась,

Совсем посвежел ветерок.

И мне сквозь волну показалось,

Идет по развалинам бог.

«Пора. 3аштормит». — И упрямо

Рыбак меня тронул плечом.

«Пора!» —— я вздохнул, удручен...

И вдруг из античного храма

Сверкнуло зеленым лучом.

В апрелевом море...

Изменчива, словно любимой глаза,

В апрелевом море царит бирюза.

Лучи, прикасаясь к весенней волне,

Смеются, дробятся, горят в глубине.

Заденут ставридку и сразу на той

Засветят чешуек серебряный рой,

Заметят бычка и окрасят ему

В оранжевый тон плавников бахрому.

По сваям причальным лучи заскользят

В глубины, где гроздья моллюсков висят:

И створки у мидий захлопнутся вмиг -— '

Лучи от рожденья опасны для них.

А встретится мидия с ярким лучом,

Ей станут и тьма и покой нипочем,

И будет она о просторе грустить

И медленно в мантии жемчуг растить,

Как память о том удивительном дне,

Когда появляется солнце на дне.

* * *

На белом диске старенькой чешмы[1]

Два голубя стальных встречали время

А время было то струей воды

То сорванным листком, летящим мимо,

То ярким небом, отраженным в чаше,

Которую не покидали птицы.

Сюда две тёплых горлинки однажды

Напиться на минуту опустились.

Потерлись о сородичей железных

И что-то тихо им проворковали.

Но только сталь молчание хранила,

Как форму, что придал искусный мастер.

И горлинки тревожно взмыли в небо,

Боясь окаменеть у этой чаши!

(пунктуация сохранена)

Безымянная речка

Уставшая от зноя,

Река плывет тиха,

Течение иное —

Иной размер стиха.

Не очень разольешься,

Как было в ледоход,

3апнешься, задохнешься —

Уже не тот разлет.

Остановить бы воды

И превратиться в пруд,

Но прежние заботы

Покоя не дадут.

Сойдясь над берегами,

Реке глядят в глаза

Вспоенные веками

Покосы и леса.

Поля да буераки

Хранит-поит река...

Названья у трудяги

Нет громкого пока:

Живет в лугах туманных

Царица и раба...

И все ж у безымянных

Завидная судьба.

* * *

В. Петухову

Стала темней, но прозрачней вода,

Волны седеют, грядут холода.

Нету от ветров спасения.

За горизонты, за мыс Тарханкут

Снова медуз побелевших влекут

Хмурые воды осенние.

Как слюдяная, мерцает звезда,

Знать, и ее достает иногда

Синей водою остылою...

В дальние дали, где нет маяка,

Сладко сирены манят моряка

Между Харибдой и Сциллою.

Ты повернее, прошу от души,

К бешеной мачте меня привяжи.

Снится мне доля Тезеева!

Пусть я, от соли морской побелев,

Тоже запомню тот древний напев,

Чтобы услышали все его.

Скиф

Напишу тебе сказку,

Ты ей верь и не верь,

Хоть не верить теперь

Слишком поздно! —

Небо майское звездно

И живет без потерь:

Ни одной не покатится.

Все равно загадай:

Чудо сбудется, сладится,

Только чаще мечтай!

* * *

Курган не трогали грабители.

Его ученые не видели.

Кургану много тысяч лет.

Тут скифский вождь с живыми женами

Зарыт своими приближенными.

И каждый раб его убит!

Сюда ни новою, ни старою

Тропою больше не пройти —

Они повыбиты отарами.

Но я сумел курган найти.

Лишь то, что так преданьям верю я,

Меня на место привело.

Луна восходит. Совы серые

Летят на злое ремесло

Лью на курган я воду свежую,

Кладу на травы каравай,

Бурдюк с вином на посох вешаю

И отхожу.

Пора! Вставай!...

Внезапно факел загорается

Благоуханный, смоляной.

Здоровается скиф со мной.

Он никогда не удивляется.

И ничему не удивляется.

Он доверяет, но старается

Стоять к пришельцу не спиной.

Скиф принимает угощение,

Садится есть, вооружен.

И золотые украшения,

Достав, протягивает он.

— Бери! Дарю! Быть может, мало?

— Прости, оно мне ни к чему!

Скиф дышит горько и устало,

Не понимает, почему,

Его привычный мир ломая,

Я не бросаюсь на металл?

Опять вздохнул, припоминая:

Бросались все, кого он знал!

Презрев разгул стихий и рифы,

Из разных гаваней земли

За этим чужеземцы шли!

Жгли города и корабли,

За золото друг друга жгли!

Что, кроме блеска, в нем нашли —

Ни для меча, ни для земли!..

Иной металл ценили скифы.

Проснулся трудно я и поздно.

Светило солнце с высоты.

Подумал: странный сон!

Но грозно

И ясно на дернине росной

Виднелись свежие следы!

Струился яркий день осенний,

И рядом с черной бороздой

Светился, вдавленный ногой,

Старинный обруч золотой —

Металл не годный для сражений!

Омывает и качает

Поплавки и невода

Колыбель крикливых чаек —

Бирюзовая вода.

Нехотя волна прибой

Набежит на эту гладь,

Словно теплого покоя

Не желая нарушать.

Постепенно мгла сырая

Опускается.

Над ней

Крепнет ветер, зачиная

Штормовой напев морей.

Побелеет и забьется,

Как от пота, солона,

Одичалая, возьмется

Заливать косу волна.

Зарычит: «Подмою мель я!

И обрушу берега!»

...Но встает заря легка;

Ветер стих до ветерка,

Словно нрав у рыбака

После буйного похмелья.

Ветер с лимана

I

Надо мною в первой сини,

Оттеняя небеса,

Над разливами России

тонут птичьи голоса.

Над завесою тумана

Третий день и ночь подряд

Из-за моря-океана

Гуси-лебеди летят.

Распахнув тугие крылья,

Ожидая лебедят,

На просторы изобилья

Птицы вольные летят.

К долгожданному гнездовью

Сквозь шторма и снегопад,

Вознесенные любовью,

Гуси-лебеди летят.

ІІ

Ночь наполнена плеском, криком

Птичий, рыбий спешит народ.

Весь в порыве вечном, великом ——

Умереть, но продолжить род.

Долетают к родимым гнездам

Косяки гусей-лебедей,

Древний путь находя по звездам,

Обманув десятки смертей.

Выстриной, водопадом, бродом,

Оставляя сгустки икры,

В кровь изодраны, к отчим водам

Пробиваются осетры.

Новый день летит с океана,

Расправляя крылья-лучи.

Веет свежий ветер с лимана

Да стреляет камыш в печи.

ІІІ

С каждым утром ветер солоней,

Паруса все туже на баркасе,

Это значит: безмятежных дней

Нет уже у осени в запасе.

Скоро тучи темно-синий груз

Ливнями прольется на просторе,

Загудит разгневанное море

Давно мне не снилось странных и запомнившихся снов...

Приснилось, будто я иду по какому-то городку или ПГТ вроде Красногвардейского в Крыму, и погода сухая, и солнце жарит по-крымски. А у меня есть привычка поглядывать под ноги. Вдруг какое-нибудь насекомое, годное в фураж муравьям, попадется? А если негодное ползёт - так перешагну его. Прямо как индиец.

А тут взглянул под ноги - а там ползёт этакое занятное нечто ярко-зеленого цвета: многоножка - не многоножка, личинка - не личинка. Сантиметров 7-8 длиной, много сегментов, впереди жвалы, позади - щипалка, вроде как у уховертки. Больше всего было похоже, пожалуй, на многоножку-броненосца: тоже широкие сегменты, тоже непонятно, сколько ног под ними прячется.
[показать]

Только тварь из сна была длинее, уже и площе. Яркая, как жук-бронзовка, и блестящая, как игрушка. Люди проходят мимо - морщатся от отвращения, но удивляются ее окраске. Дети с любопытством разглядывают существо. Я решил было поймать ее - но обнаружил, что у меня нет с собой пинцета, только контейнер. Загнать в контейнер не получается. Голой рукой - норовит укусить. Даже укусила раз, но не больно. Насекомое (или кто оно там?) агрессивно - само ползёт в атаку на  мою руку. Попутно читаю детям лекцию о многоножках, об их ядовитости и чем-то там ещё. В конце концов я делаю несколько малоудачных снимков на телефон, чтобы потом опознать на каком-нибудь форуме, а тварь заползает в какую-то дырку в гравийной дороге.

И тут один мальчишка восклицает: а вот еще одна!

Смотрим - а поодаль ползёт аналогичная тварь, только сине-голубого цвета. Фотографирую и её, нахожу еще дырку в дороге. Беру какую-то палку и начинаю раскапывать эту нору. О боги, боги мои! Неглубоко под гравием - целая колония этих тварей! А они нескольких цветов: есть и зеленые, и сине-голубые, и бронзовые, и медные... Есть и более крупные. Это зрелище даже для меня оказалось неприятным, и я засыпал нору обратно. А потом вижу - ползёт по гравию... осьминожек. Маленький такой, со среднюю клубнику. Думаю: он же помрёт тут без воды! Откуда он взялся? Посадил его в контейнер, налил туда воды из какой-то колонки. Плавает осьминожек, не боится пресной воды.

Отнёс домой. А в этом сне у меня была квартира в этом городке, а в ней почему-то стоял большой аквариум без обитателей. Сажаю туда осьминожка. Думаю: чем же его кормить?.. Дафнию и гаммарус он вряд ли будет есть.

Потом спустя какое-то время обнаруживаю, что осьминожек заметно вырос. А потом - что у него родились крохотные оьсминожки. А потом - что там откуда-то взялись рыбки непонятного вида. Рыбки едят маленьких осьминожков, большой осьминожек и те, что успели подрасти, едят рыбок. Вот так номер! - думаю. Они сами создают экосистему? Проходит еще какое-то время. Рыб становится больше, и сами рыбы становятся больше. Я понимаю, что это рыбы из давно вымерших видов, как минимум, мезозойские. Осьминожков уже не видно. В аквариуме уже становится тесно от рыб. Хищные рыбы едят рыб поменьше и стремительно растут. Одна рыбина, похожая на щуку, уже достигла почти метровой длины... Скоро ей будет тесно в аквариуме! Некоторые другие рыбы уже догоняют её по размерам.

Я понимаю, что они вот-вот начнут переполнять аквариум. И что потом? Погибнут? Посыплются на пол? Я понимаю, что осьминожек этот был аномальным объектом. В отчаянии думаю: нужно сообщить в SCP!.. Но как с ними связаться?..

Несмотря на всю странность происходящего, сон показался мне достаточно весёлым.

Спорить с шутом - значит показать себя еще бо'льшим шутом. А если спор изначально затеяли два шута?.. Именно так мне представляется большая часть споров - особенно в интернете. Два кошмарных дурака высмеивают друг друга...

[показать]