УЧИТСЯ НИКОГДА НЕ ПОЗДНО !!!
Ваша ЛЮБАША БОДЯ
Сила, радость и внутренний покой, который приносит знание о своем предназначении на Земле, – всему этому мы можем научиться у древнего народа масаев.
Что мы знаем о масаях? Удлиненные силуэты, задрапированные в красную ткань, живописные персонажи фильма Сидни Поллака «Из Африки» («Out of Africa», 1986), народ воинов и скотоводов… Сегодня у нас появилась возможность узнать об их духовных практиках и даже использовать их в собственной повседневной жизни. Антрополог Ксавье Перон (Xavier Peron) прожил несколько лет среди масаев, прошел посвящение, участвовал в ритуалах, и вот уже 30 лет поддерживает связь со своим духовным наставником из этого кенийского племени.
«У масаев нет философских или религиозных догм», – подчеркивает Ксавье Перон. Подобно американским индейцам и даосам, они считают, что человек изначально связан с другими людьми, со своим окружением и высшей разумной силой, которую они называют Энк"Ай. Это богиня-мать, с которой каждый из живущих связан и сам по себе, и как часть человеческого сообщества.
Энк"Ай посылает дождь, который помогает расти травам и деревьям, она также посылает испытания, предназначенные для духовного роста людей. Каждый член племени ежедневно укрепляет свой дух, следуя пяти заповедям: преодолевать свои страхи; поддерживать связь со всем живым; не разделять себя и окружающее; извлекать опыт из испытаний; проживать то, что есть.
«Эта ежедневная практика изменила мою жизнь, и поэтому я чувствую себя посланцем масаев на Западе, – признается Ксавье Перон. – Мне важно донести их послание о внутренней целостности и осознанности, этих двух главных слагаемых более справедливой и человечной жизни».
Не идеализируя их культуру или образ жизни, мы можем подпитаться и вдохновиться их мудростью.
Вот пять основ, на которых она зиждется».
Ильмао: принять двойственность
Название «масаи» восходит к слову «ильмао» – «близнецы», в котором скрыто знание о том, что все явления мира образуют пары дополнительных элементов. Как инь и ян даосизма, противоположности существуют, но не враждуют. Двойственность царит и во внешнем мире – таковы день и ночь, дождь и засуха, – и во внутреннем, где сталкиваются себялюбие и любовь к ближнему, страх и отвага…
Отрицание двойственности – верный путь к страданиям и конфликтам с другими, считают масаи. Отсюда вытекает необходимость принятия двойственности мира и всех существ. Такой подход способствует терпению и благожелательности.
Практика
Определите своих внутренних близнецов. Разделите лист надвое и составьте список черт своего характера, сопоставив каждую из них с поведением, которое может вести к неудачам или конфликтам. Например, «щедрости» может соответствовать «непоследовательность» или «ожидание взаимности». Цель этого упражнения – подметить неоднозначность своих и чужих проявлений и отнестись к ним с большей снисходительностью. Приведите свои слова и действия в согласие, чтобы избежать противоречий, которые нарушают внутреннюю гармонию и отношения с другими людьми. Слова и действия должны стать близнецами. Масаи не допускают разницы между словами и делами, зная по опыту, что их полное совпадение – условие добрых и продолжительных отношений.
Энсипай: пребывать в радости
Радость для масаев не цель, а отправная точка. Это проявление живой связи с богиней-матерью, подательницей жизни. Радость родится из благодарности и в свою очередь усиливает ее. Масаи благодарят за пребывание в потоке бытия, за силу добыть себе пропитание, за возможность делить с другими невзгоды и удачи. Повседневному чувству радости способствуют также общие праздники, привычка не оставлять без внимания добрые события и чувство юмора. Пребывание в радости, считают масаи, это еще и форма вежливости, это помогает хорошо себя чувствовать в общении. Если же возникает необходимость сообщить плохую новость, масаи помещают ее между двумя хорошими. Так ее легче принять тому, кому она адресована.
Практика
Выражайте каждый день благодарность за
1) Первой заповедью житейской мудрости я считаю мимоходом высказанное Аристотелем в Никомаховой этике (XII, 12) положение, которое в переводе можно формулировать следующим образом: "Мудрец должен искать не наслаждений, а отсутствия страданий". Верность этого правила основана на том, что всякое наслаждение, всякое счастье есть понятие отрицательное, страдание же -- положительно. Этот последний тезис развит и обоснован мною в моем главном труде (т. I, § 58). Здесь я поясняю его только одним, ежедневно наблюдаемым фактом. Если все тело здраво и невредимо, кроме одного слегка пораненного или вообще больного местечка, то здоровье целого совершенно пропадает для нашего сознания, внимание постоянно направлено на боль в поврежденном месте и мы лишаемся наслаждения, доставляемого нам общим ощущением жизни.-Точно так же, если все происходит по нашему желанию, кроме одного обстоятельства, нам нежелательного, то это последнее, как бы незначительно оно ни было, постоянно приходит нам в голову; мы часто думаем о нем и редко вспоминаем о других, более важных событиях, отвечающих нашим желаниям. В обоих случаях повреждена воля, объективирующаяся в первом случае-в организме, во втором -- в стремлении человека; в обоих случаях удовлетворение ее имеет лишь отрицательное действие, а потому и не ощущается непосредственно, а разве только путем размышления проникает в наше сознание; наоборот-всякое поставленное воле препятствие -- позитивно и само дает себя чувствовать. Всякое наслаждение состоит в уничтожении этих препятствий, в освобождении от них, а потому длится недолго. Вот, следовательно, на чем основан вышеприведенный тезис Аристотеля, советующий обращать внимание не на наслаждения и радости жизни, а лишь на то, чтобы избежать бесчисленных ее горестей. Иначе Вольтеровское изречение "счастье -- греза, реально лишь страдание" было бы столь же ложно, сколь оно на самом деле справедливо. Поэтому, желая подвести итог своей жизни с эвдемонической точки зрения, следует строить расчет не на испытанных нами радостях, а на тех страданиях, которых удалось избежать. Вообще, эвдемонологию следовало бы начинать с оговорки, что не наименование-гипербола, что под "счастливой жизнью" надо понимать "наименее несчастную", "сносную" жизнь. Жизнь дается не для наслаждения ею, а для того, чтобы ее перенести, "отбыть"; на это указывают обороты речи вроде "degere vitam, vita, defungi", итальянского "si scampa cosi", немецкого "man muss suchen durchzukommen", "er wird schon durch die Welt kommen" и т. д. Старость даже утешается тем, что весь жизненный труд уже позади. Счастливейшим человеком будет тот, кто провел жизнь без особенных страданий, как душевных, так и телесных, а не тот, чья жизнь протекла в радостях и наслаждениях. Кто этим последним измеряет счастье своей жизни, тот выбрал неверный масштаб. Ведь наслаждения -- всегда отрицательны; лишь зависть может внушить ложную мысль, что они дают счастье. Страдания, напротив, ощущаются положительным образом; поэтому критерий жизненного счастья -- это их отсутствие. Если к беспечальному состоянию присоединится еще отсутствие скуки, то в главных чертах земное счастье достигнуто; все остальное -- химера. Отсюда следует, что не должно никогда покупать наслаждения ценой страданий или даже ценой риска нажить их; ведь это значило бы ради отрицательного, ради химеры пожертвовать положительным и реальным; и наоборот, мы выигрываем, жертвуя наслаждениями для того, чтобы избежать страданий. В обоих случаях безразлично, предшествует ли страдание наслаждению или следует за ним. Нет худшего безумия, как желать превратить мир-эту юдоль горя-в увеселительное заведение и вместо свободы от страданий ставить себе целью наслаждения и радости; а очень многие так именно и поступают. Гораздо меньше ошибается тот, кто с преувеличенной мрачностью считает этот мир своего рода адом и заботится поэтому лишь о том, как бы найти в нем недоступное для огня помещение. Глупец гоняется за наслаждениями и находит разочарование; мудрец же только избегает горя. Если ему и это не удалось, значит, виноват не он, не его глупость, а судьба. Если же это хоть сколько-нибудь удастся, то разочарования ему нечего бояться: страдания которых он избег, всегда останутся вполне реальными. Даже если он, избегая их, слишком уклонился в сторону и даром пожертвовал несколькими наслаждениями, то и тогда он, в сущности, не потерял ничего: все радости -- призрачны, и горевать о том, что они упущены-мелочно, даже смешно.
Серия сообщений "жизнь философия мечты":
Часть 1 - Планы и судьба
Часть 2 - Золотая философия Артура Шопенгауэра...
Часть 3 -
Автор: Светлана Фадеева
"Синица" и "Журавль"
Автор: Евгения
Виды творчества: |
Сделай сам Вышивка - Вышивка бисером |
Сложность: | низкая |
Время работы: | 8 часов |
Я призываю ангелов Божьих и все Светлые Божественные энергии и силы, которые могут мне помочь избавиться от всех проклятий.
|
1.
Сани надо готовить с лета. Поэтому предлагаю вам познакомиться с коллекцией Fendi осень-зима 2016-2017.
[600x400]
Глава из книги Экхарта Толле "Сила настоящего"
ПЕРВОПРИЧИНА ЭТОЙ КНИГИ
Я не испытываю особой нужды обращаться к прошлому и довольно редко думаю о нем, тем не менее мне хотелось бы коротко рассказать вам о том, как я стал духовным учителем и как появилась эта книга.
Вплоть до своего тридцатилетия я жил в состоянии почти не покидавшего меня чувства беспокойства и тревоги, перемежавшегося периодами суицидальной депрессии. Сейчас я воспринимаю это как если бы говорил о своей прошлой или даже вообще не о своей жизни.
Однажды ранним утром вскоре после своего двадцатидевятилетия я проснулся с чувством жуткого, абсолютного страха. Со мной и раньше такое случалось: я, бывало, и прежде просыпался с подобным чувством, но на этот раз оно было сильным как никогда. Ночная тишь, расплывчатые очертания мебели в темной комнате, отдаленный шум проходящего поезда — всё казалось каким-то чуждым, враждебным, и настолько лишенным смысла, что пробуждало во мне глубокое отвращение к миру. И самым отвратительным из всего этого был факт моего собственного существования. Какой был смысл продолжать жить с грузом такого страдания? Зачем надо вести эту непрерывную борьбу? Я чувствовал, что глубокое, страстное желание к избавлению от жизни, стремление к несуществованию, теперь становится гораздо сильнее инстинктивного желания жить.
«Я больше не в силах жить сам с собой».
Эта мысль настойчиво повторялась в моем рассудке. И вдруг совершенно внезапно я сообразил, насколько необычной и оригинальной была эта мысль.
«Я один или нас двое? Если я не в силах жить сам с собой, то тогда нас должно быть двое: “Я” и тот самый “сам”, с которым я не могу больше жить. А что если только один из нас настоящий?» — подумал я.
Я был так потрясен этой странной догадкой, что мой ум как бы застыл. Я оставался в полном сознании, однако при этом у меня не было ни единой даже самой крошечной мысли. Потом я почувствовал, будто втягиваюсь во что-то, похожее на энергетическую воронку. В начале движение было медленным, потом постепенно ускорилось. Меня охватил ужасный страх, и тело начало трясти. Я слышал слова “не сопротивляйся”, будто бы исходившие из моей груди. Я чувствовал, что меня засасывает в пустоту. Было такое ощущение, будто эта пустота находится скорее внутри меня, чем снаружи. Внезапно страх исчез, и я ощутил себя в этой пустоте. Больше я ничего не помню. И не помню, что было дальше.
Я проснулся от пения птицы за окном. Никогда раньше я не слышал такого звука. Мои глаза оставались закрытыми, но воображение рисовало образ драгоценного бриллианта. Да, конечно, если бриллиант может издавать звук, значит, он и должен быть таким. Я открыл глаза. Сквозь занавеси просачивался первый свет утренней зари. У меня по-прежнему не было никаких мыслей, и я чувствовал, я точно знал, что существует нечто такое, что мне еще надлежит познать, нечто бесконечно большее, чем мы себе представляем. Этим мягким свечением, струившимся сквозь занавеси, была сама любовь. На глаза навернулись слезы. Я встал и походил по комнате. Я узнавал ее, однако теперь я понимал, что никогда прежде не видел эту комнату в истинном свете. Все было свежим и нетронутым, как если бы только появилось на свет. Я брал в руки вещи, карандаш, пустую бутылку, удивляясь их красоте и наполненности жизнью.
В тот день я бродил по городу совершенно пораженный чудом земной жизни, будто я сам только что народился на свет.
Следующие пять месяцев я прожил в состоянии глубокого покоя и непрерывного блаженства. Потом интенсивность этого состояния немного ослабла, или, может быть, просто мне так казалось, ибо это состояние стало для меня естественным. Я по-прежнему сохранял способность действовать в этом мире, хотя и понимал — что бы я ни сделал, это скорее всего ничего не прибавит к тому, что у меня уже есть.
Разумеется, я понимал, что со мной произошло что-то чрезвычайно важное, глубокое и значительное, но совершенно не представлял себе, что именно. Так продолжалось в течение еще нескольких лет, пока из духовных писаний и от духовных учителей я не узнал, что со мной случилось именно то, к чему все они стремились. Я догадывался, что сильнейший прессинг страдания, пережитого в ту ночь, должен был подтолкнуть мое сознание к отрыву от своего отождествления с несчастным и безмерно напуганным «я», которое, в конечном итоге, является ни чем иным, как созданной умом фикцией. Должно
|