Улица тонет в шуме, как руки в шубе
как тонет мир в нераскрывшемся парашюте
ладно, пока мы шутим, пока пишу.
когда я умру, я знаю, о чем спрошу.

не о том, почему весной вылезают листья,
почему у самых красивых повадка лисья,
кто придумал письма, где родились мы,
и зачем вода быстрей бежит под мостом.
я спрошу его о не о том

я спрошу, почему меня утешала мама,
заплетала косы, совала мелочь в карманы,
а если ругала - то уж всегда за дело,
а потом поседела, почему не я, а ты решился решать,
что теперь я сама должна ее утешать.

почему я теперь всегда засыпаю поздно,
сплю в неудобной позе, в странной архитектуре
в грязной клавиатуре,
почему после стука двери, щелчка ключа
я умею только молчать.

почему никто не слышит, как я пою,
как наливаю чай, как пишу статью,
пью, веселюсь, блюю, воду на кухне лью,
кормлю кота отвратительным серым кормом,
он грызет покорно.

почему, когда я умру, еще пару дней
мне лежать среди неглаженных простыней,
потому что никто не придет, никто не просил их.
ждать звонка, носилок.
почему я всегда куда-то обращена
где самая стылая, тихая тишина.

Почему мне никому не сказать, о том, как
голубы у него глаза, как запястья тонки,
как смешно у него загибается воротник,
как искрятся лучи - от них
у людей золотятся брови, светлеют лица.
почему мне этим некуда поделиться.

Почему я собираю его по крошкам,
По дорожкам, по не мне подаренным брошкам,
По чужим рассказам, по индексу публикаций,
Этих мысленных аппликаций
Никогда не склеить даже в попытку целого,
Почему я всегда теряю самое ценное?..

почему мне никому не сказать, как странно
когда мы сидим, склонившись перед экраном,
как наши ладони встречаются на тачпаде,
сплетаются наши пряди,
почему, когда я могу украсть только час его,
я неистово, невозможно и страшно счастлива.

почему весна всегда пахнет лимонадом,
почему мне от него ничего не надо,
ветер лохматит волосы, треплет ветки,
дом мой ветхий.
солнце закатное красное, как креветка,
когда я умру, передай от него привет мне.

Почему мне никак не придумать, как с ним расстаться,
Почему мы уходим спать, заменяя статус,
Выходя из окон джаббера, аськи, скайпа,
выдыхая, будто бы отпуская,
Желая спокойной ночи тому, кто невидим.
Почему, мне кажется, мы никогда не выйдем?

© Вера Полозкова

А ей говорили - дура, следующего так просто не отпускай.
Ты наори на него и за волосы потаскай.
А то ведь видишь - какая теперь тоска,

Поздравляешь её "здоровья, любви, вина"
А её так тянет ответить: "Пошел ты на"
И дергаться, как лопнувшая струна.

А с утра ей стресс, а после в метро ей транс.
В пору кинуться на пол и валяться там, как матрас.
Декабред - это бред, увеличенный в десять раз.

И она смотрит в себя - и там пустота, пустота, пустота,
Белее любого безвыходного листа,
И всё не то, не то и она не та.

И щека у нее мягка и рука легка,
И во всем права, и в делах еще не провал.
В следующий раз она будет кричать, пока
Не выкричит всё, чем ты ее убивал.

© Вера Полозкова

Уж лучше думать, что ты злодей,
Чем знать, что ты заурядней пня.
Я перестала любить людей, -
И люди стали любить меня.

Вот странно – в драной ходи джинсе
И рявкай в трубку, как на котят –
И о тебе сразу вспомнят все,
И тут же все тебя захотят.

Ты независим и горд, как слон –
Пройдет по телу приятный зуд.
Гиены верят, что ты силен –
А после горло перегрызут.

© Вера Полозкова

Знаете, как уходят чувства?
Как тёплая вода в ванне.
Ты сидишь, а любовь, как вода, медленной струйкой куда-то уходит. Сперва ты сидишь в ней, вода тебя обволакивает, ты в ней растворяешься, тебе тепло и хорошо.
Но постепенно воды становится всё меньше, и тело
постепенно охлаждается,
хотя где-то рядом есть ощущения прежнего
счастья.
И ты начинаешь всячески изгибаться, лишь бы согреться тем, что осталось на дне, борясь с наступающим холодом.
Холодом, который даёт особенно ярко почувствовать, как хорошо тебе было недавно.
Но со временем тело привыкает к окружающей температуре, к миру обычных людей.
И сможешь ты лежать в холодной ванне без любви, которая ещё недавно окутывала и согревала?
Нет. Ты встаешь и выходишь.
Потому что холодно.

Я боюсь потерять тебя, как сотни упавших ключей,
Я боюсь вдруг войти и снова тебя не увидеть,
Пусть не мой до конца, пусть будешь просто ничей,
Я боюсь полюбить тебя и снова тебя ненавидеть.
Я боюсь потерять тебя, руки дрожат, вспотев,
Легкий холод пронзит оскаленную, мрачную душу,
Я боюсь, что, наверно, захочешь уйти от всех,
Я боюсь, что даже не станешь слушать.
Я боюсь потерять тебя в море людских потех,
Я боюсь не найти и снова тебя не встретить,
Я боюсь, что, наверно, захочешь уйти от всех,
Я боюсь, что уйдешь и я не успею заметить.
Я боюсь не сказать недосказанных ранее слов,
Я боюсь, что до дрожи промерзли руки,
Я люблю, и хочу говорить с тобой вновь,
Прижиматься щекой к твоим мокрым ресницам от скуки.
Я боюсь потерять тебя, как сотни упавших ключей,
Я боюсь вдруг проснуться и снова тебя не увидеть,
Пусть не мой до конца, пусть будешь просто ничей,
Я боюсь отпустить тебя и снова тебя ненавидеть.

© Леся Штефан

Перестать удивляться, и просто жить,
Заливая простуду бокалом виски,
Те, кто с нами пройдет эту мрачную жизнь,
Тот достоен названия "самый близкий".
Проходя через грань неуспешной черты,
Не забудь оглянуться, и то, что осталось,
Мы еще не успели с тобой начертить,
Три бокала за счастье, один за радость.
Между строк прочитать наизусть слова,
Знать, что это не мы совершили глупость,
Все, что было с тобой, занесем в словарь,
Не любить - невозможно, не будь же глупым.
И чертить на обочине рыхлый снег,
Рисовать на обоях в закрытых окнах,
Я не бог, а всего лишь один человек,
Завернем папиросу в перчатках мокрых.
Не курить вопреки, и забыть все, к чертЯм,
И не трогать руками разбитое сердце,
Не кричать в полутьме " я тебя не отдам",
И не думать о жизни, недавшей согреться.
В одиночестве пить, завершая слова,
И держать за молитву разбитые строки,
Где же, к черту, была моя голова,
Не успеть научиться в чужих уроках.
На часах семь минут, нужно просто жить,
Заливая простуду бокалом виски,
Те, кто с нами пройдет эту мрачную жизнь,
Тот достоен названия "самый близкий".

© Леся Штефан

Потому что о близких самых не пишут. Их берегут.
Потому что с другими никак, а с тобой мне so fucking good.
Потому что я из ребра, я твой друг, я твой брат. Не Брут.
Потому что мы - глубина, что похлеще сибирских руд.

Возводить нас в случайность – бред ли?
В судьбу – чепуха ли?
Как угрожать анонимам мачете в чате.
То адское поле взаимной правды, что мы вспахали -
Наверно, единственный полигон непорочных зачатий.
Все законы нам – блеф. В триедином действуем правиле:
Не горбить осанки, чужой судьбы и веры не горбить.
Мы торжественно выросли. Нас торжественно не поздравили.
Оскорби меня, мальчик. Расскажи мне о скорби.
Те, кто метят на наше место, на наши ниши,
Счастливы лживо, им просто скрывать пока нечего.
Мы – та лошадь, которую обнял и плакал Ницше.
Да, та правда, что нас не убила – нас покалечила.
Всё, что нам надо холодным вечером, днём промозглым –
Больше правды, огня и жажды среди клевет.
Среди тех, кто нам чешет про жизнь, про власть, а ещё про Москоу,
Я твоя чушь несусветная. Я несу свет.
Те, кто помечены раком кокард, кто продавлены как плацкарт,
Кто не видит других, хоть и млад еще для глауком -
Пусть. У нас в кошельках всемогущая MasterCard.
Так что мы в любом городе можем фыркнуть и go home.

Потому что тот, кто выбьет из рук бокал – тот и есть твой брат.
Потому что друг – это тот, кто подвёл тебя под монастырь.
Потому что хором на: «Три предмета, что взяли бы в ад?»,
Отвечаем: «Пластырь, бластер, да и псалтырь».

© Марьяна Высоцкая

я, как ахматова, пишу тебе сотни писем
в которых мы спим с тобою в обнимку
сдвигаем наши кровати
делаем общие снимки,
не разжимая объятий.

я путаюсь в твоих проводах.
рисую совместный дом,
не прося о помощи.
лишь бы ты не был в чужих городах
лишь бы я снова не стала тонущей.

я пью только на брудершафт.
люблю твои щеки и руки
ночами осенними кутаюсь в шарф –
совсем почти не дыша,
ведь холод проще разлуки.

я знаю, насколько ты любишь ливни
и много такого вот личного.
ты не забудешь мое *don't leave me*
и все скелеты в шкафу –
хоть я кажусь и приличной.

я помню, что ты ненавидишь пятницы
и все твои *до свидания*
и, знаешь, совсем уже нету разницы
ты если уходишь –
это не знак прощания.

я, как ахматова, пишу тебе сотни писем:
тут, понимаешь, моментами, как накатит
мне только бы знать, что ты от меня зависим
мне только бы это
и достаточно, хватит.

© Яна Сергеева

Всё бегаем, всё не ведаем, что мы ищем;
Потянешься к тыщам – хватишь по голове.
Свобода же в том, чтоб стать абсолютно нищим –
Без преданной острой финки за голенищем,
Двух граммов под днищем,
Козыря в рукаве.

Все ржут, щеря зуб акулий, зрачок шакалий –
Родители намекали, кем ты не стал.
Свобода же в том, чтоб выпасть из вертикалей,
Понтов и регалий, офисных зазеркалий,
Чтоб самый асфальт и был тебе пьедестал.

Плюемся люголем, лечимся алкоголем,
Наркотики колем, блядскую жизнь браня.
Свобода же в том, чтоб стать абсолютно голым,
Как голем,
Без линз, колец, водолазок с горлом, -
И кожа твоя была тебе как броня.

© Вера Полозкова

Ей двадцать пять, у нее не жизнь, а несчастный случай.
Она все время спешит и все время не успевает.
А он говорит ей в трубку: "Маленькая, послушай",
И она от этого "маленькая" застывает.

Не отвечает и паузу тянет, тянет,
Время как будто замерло на часах.
И сладко чешется в горле и под ногтями,
Ну, там, где не почесать.

Ей двадцать пять, у нее не нрав, а пчелиный рой.
Сейчас все пройдет, сейчас она чай заварит.
Она сама боится себя порой,
А он ее маленькой называет.

Сосед нелепо замер с раскрытым ртом,
Размахивая руками.
Двухмерный, как будто бы он картон,
А может, бордюрный камень.

Ей двадцать пять, у нее не вид, а тяжелый щит,
У нее броня покрепче, чем стены в штольне.
Как посмотрит пристально - все вокруг затрещит.
А он не боится, что ли?

Он, наверное, что-то еще говорит, говорит,
Что он не придет, что прости, мол, что весь в цейтноте.

Она не слышит. У нее внутри что-то плавится и горит.
И страшно чешутся ногти.

© Аля Кудряшева

Смотрит как зверь, а в глазах моих тают льдины,
Падают на пол каратами и звенят.
Я в своей жизни такого не находила.
Он отыскал меня.

Волосы будто бы факел, глаза – болото,
Тело - искусство, а творчество – беспредел.
Я в своей жизни не видела, чтобы кто-то
ТАК на меня глядел.

Сердце палило как солнечный ясный сгусток.
Он – Прометей, демиург своего огня.
Может ли быть, чтобы это простое чувство
Было сильней меня?

Доступ к душе, доступ к разуму, доступ к телу -
Скверную шутку над нами сыграл творец.
Что же я с этими мыслями буду делать,
Мой дорогой близнец?

© Саша Бест

в тебе столько нежности — только б не захлебнуться!
когда ты молчишь, в зеленых глазах — опасная глубина.
я, честное слово, пыталась с тобой разминуться,
потом поняла: мне конец. впереди меня ждет война.

я домой уже не вернусь. у меня теперь жизнь наизнанку.
ты — мой дом. у тебя же все: *хватит да брось*.
я сражалась. я, правда, борец: постоянно держала осанку.
мальчик мой, мне так жаль, что у нас не срослось.

© Яна Сергеева

Несколько встреч, пара ранок и ожидание…
«Если скучаешь– пустое шли сообщение»
Господи, как объяснить себе, что дыхание
Больше не льется в руки, подобно пению?
Больше не снимет трубку, не посоветует
Спать поскорее лечь, ведь он так волнуется..
Господи, я не знаю, кому мне следует
Плакать в жилет посредине распятой улицы,
Где собирать крупицы последних весточек?
Стало прохладно, руки как будто синие…
Я состою из жалких горящих клеточек,
Что растворяются в звуках родного имени.
Надо ли маме названивать в этих случаях?
Что люди делают с горечью и отчаяньем?
Господи, ты отбираешь у нас все лучшее,
Только скажи, наливаешь хотя бы чаю им?
Ставишь свои оценки за жизнь короткую?
Гладишь по кудрям? Плачут они? Ругаются?

…Я отправляю уже sms-ку сотую..
Только на небе вряд ли они читаются…

© Настя Курганская

А он был безнадежно прав…
А он был безупречно трезв…
Оставляя её по утрам…
Он спускался всегда с небес…

И весь день человек стальной,
Он держался, как только мог…
К ночи он приходил домой,
Совершенный, усталый бог…

Он брал в руки её ладонь…
Делал шаг из замерзшей тьмы…
И на входе шептал пароль –
Хорошо, что есть Ты… и Мы…

И она прогоняла мглу…
Прижимала его к себе…
И касанием влажных губ
По шершавой сухой щеке…

Тихо в душу впустив его…
Отпирала свои замки…
Знаешь, это важней всего,
Что на свете есть Ты и Мы…

© Егор Егоров

По городу в одиночку. В карманах пусто.
Твои СМС - как взбалмошность злых гостей....
Любовь для тебя такое теперь искусство,
которое нужно оттачивать до костей,
до слёз абонента. До истинно честной соли -
Искусство вживляться в тело ножом в ребре
/ты так гениально в нём преуспеваешь, что я
боюсь не узнать себя в этой твоей игре/.
Одна перспектива - уйти. Заблудиться здесь же.
Под снегом. Под белым нимбом чужих небес.
Впитаться туманом в крыши. Но только прежде,
Чем я наберу последнее СМС...

© Кесслер Оксана

Если бы кошка могла говорить
утром туманным под дым сигареты,
воспоминания, встречи, приметы,
бусы любви собирая на нить,

я бы узнал, как непросто одной
сжаться в комок, согревая квартиру,
перебеситься от страсти весной
и разродиться ненужными миру...

Мы помолчим. Тишина и туман.
Дым сигареты согреет субботу...
Кошка, не плачь, мы придумаем план...
Как хорошо не идти на работу...

© Вонтер Лак

Я пьянею тобой до страха,
До безумства ветреной ночи.
Ты – мое единое благо,
Мелкой дрожью брошенный почерк.
Я пьянею. До края полный
Мой бокал твоим взглядом нежным.
Лишь к тебе несут меня волны,
Для тебя спадают одежды.
Сладким сном струится истома,
На пути сметая потери.
Лишь тебе позволены взломы
Моей туго запертой двери.

Так уж вышло, прости. Слепая.
Прикосновения берегу.
Пальцами кожу твою читаю,
запахи схватываю на бегу.

Так уж вышло, родной. Не вижу.
Ни тебя, ни летящих машин.
Тихо руки скользят чуть ниже -
ты сложнее других мужчин.

Я за стеклами темными прячу
тени тьмы, что всегда со мной.

Трогаю губы твои. Горячий.
Трогаю руки твои. Ледяной.

Дети уходят из города
к чертовой матери.
Дети уходят из города каждый март.
Бросив дома с компьютерами, кроватями,
в ранцы закинув Диккенсов и Дюма.

Будто всегда не хватало колючек и кочек им,
дети крадутся оврагами,
прут сквозь лес,
пишут родителям письма кошмарным почерком
на промокашках, вымазанных в земле.

Пишет Виталик:
«Ваши манипуляции,
ваши амбиции, акции напоказ
можете сунуть в...
я решил податься
в вольные пастухи.
Не вернусь. Пока».

Пишет Кристина:
«Сами учитесь пакостям,
сами играйте в свой сериальный мир.
Стану гадалкой, ведьмой, буду шептать костям
тайны чужие, травы в котле томить».

Пишет Вадим:
«Сами любуйтесь закатом
с мостиков города.
Я же уйду за борт.
Буду бродячим уличным музыкантом.
Нашел учителя флейты:
играет, как бог».

Взрослые
дорожат бетонными сотами,
бредят дедлайнами, спят, считают рубли.
Дети уходят из города.
В марте.
Сотнями.
Ни одного сбежавшего
не нашли.

Дана Сидерос

Андрей Белянин. Безверье рождает - тлен. Это хуже плена...( мои любимые стихи)
Безверье рождает - тлен. Это хуже плена...
В наручниках есть
стремление к внутренней свободе.
А так... не предательство,
не измена,
Просто нет веры. Все на исходе...
Родная, я тоже
ходил по этому краю.
Всковыривал вены и носом дышал в
Пространство.
Познанье того, что от любви умирают?-
Легко
переходит в почти беспробудное пьянство.
Но даже в
предрвотном, дурманном, хмельном угаре...
Когда молча
падаешь в мягкую прель асфальта -
Вся лирика кажется
бряцаньем на кифаре,
Разбросанным в лоне рек, словно цветная
смальта.
И вязкая кровь от спирта горчит устало,
Неспешно
сползая с разбитой губы на плиты...
И не было слышно хотя бы
зеванья зала,
Но зрители были - эстеты и сибариты.
Родная,
мне тоже хотелось мечтать, и петь, и
За руки держать детей,
гуляя втроем по саду,
И птицам весною распахивать дверцы
клети,
И каждому дню давать по гитарному ладу.
Ты помнишь, я
тоже использовал галстук для...
Тот самый, который ты же мне
подарила.
Какой удобной себя проявила петля...
Скользящим
узлом, по шелку, без всякого мыла.
Конечно, не помнишь... Я
не писал сам,
Друзья и не знали имени адресата.
Но шею
долго уродовал то ли засос, то ли шрам
Цвета несвежего
финского сервилата.
Родная, все кончилось... Я, к
сожаленью, жив!
И даже трезв сегодня, что, впрочем,
редкость...
Неторопливо бросаю стихов ножи в
Прозрачную
стену плача... плевать на меткость!
Мне не к чему ждать
земных, неземных чудес,
Тяжесть разлуки влача по пустому
кругу.
И если б Слово и вправду имело такой же вес -
Ты
была бы здесь, удерживая мою руку.
Ты сумела б найти именно
то звено,
Ту ноту, тот тон, тот оттенок краски...
А если
там, наверху, Всевышнему не все равно
И он хочет увидеть
счастливым финал развязки...
Родная, тогда не надо играть в
судьбу!
А просто жить друг другом до того момента,
Когда
мы услышим: "Божьему рабу
Венчается раба
Божия..."
Занавес.
Аплодисменты...