http://kinobank.org/person/372/


... вспомнилось, что продолжения "Назад в будущее" не будет.

[466x700]

[650x300]




















Ив Олендр




Я так люблю тебя, Ева. Не соглашайся на брак.
Не жалей меня, хоть и горько мне будет так.
Я прошу, помолчи. Передумай за ночь.
Хорошенько все взвесь, и утром скажи: "Иди прочь!"

Свет мечты о тебе поёт песни сиреной,
Привяжусь-ка я к мачте,
Залью уши воском, наполню свой рот морской пеной.
Я боюсь тебя, Ева.
Я впервые в жизни люблю.

Моя Песнь Песней! Золотой птенчик, залетевший в мой сад.
Корабль поплывёт, я его не смогу удержать.
"Фрам" - это значит "Вперёд".А "Ева" -"Навечно назад"
И я брошу тебя, Ева, в прошлом,
Потому что сердце вечным поиском снега припорошит.

Неделю все будет отлично. Целовать буду твоё милое личико.
Может и не неделю, а целая жизнь пройдёт.
Будем очень счастливыми. Но внезапно Оно позовёт.
Ты сумеешь, Ева, простить это и понять?
Ты не будешь плакать? Не поставишь душу на якорь?
Не столкнутся во мне два начала - Ты и Оно?
Без тебя я несчастлив. Без него - никакой.
Без тебя - тронусь разумом. Без него - пойду на дно.

Твои тёплые руки в моих отмороженных,
Отрываю губы свои от пальцев твоих грустных и встревоженных...
Сумеешь ли выжить во временах от разлуки и снова до разлуки?
Если годами нужно будет ждать, вытянув навстречу усталые руки?
"Фрам" застрянет во льдах... Я могу не возвратиться!
Я себя не смогу простить. А если у нас дитя родится?
У тебя, такой молодой,в цвету, согретой солнцем?
- Я люблю тебя, Нансен! В ожиданьи навечно открыто души оконце.
Все святое во мне называется Нансен.
Пусть поет свою песню сирена, она перед нами в долгах.
Я сама разобьюсь о грудь "Фрама" шампанским,
Когда вечный поиск тебя позовет остаться в вечных снегах.
Моя Песнь Песней. Вечный сад мой без листопада!
Ты откроешь свой полюс. Теченье не станет преградой.
Одолеешь снега. Все останется, милый, в прошлом.
"Фрам" - это значит "Вперёд", с моим горизонтом и верой только в хорошее.


Ольга Богомолець

Я кохаю Вас, Єво. Не виходьте за мене заміж.
Не жалійте мене, хоч і тяжко буде мені.
Я Вас прошу, ні слова. Усе передумайте за ніч.
Добре зважте на все, і вранці скажете: ні.
Світла мрія про Вас співає мені як сирена.
Прив'яжуся до щогли і вуха воском заллю.
Розумію, це щастя. але щастя - воно не для мене.
Я боюся Вас, Єво. Я вперше в житті люблю.
Моя Пісне Пісень! Золоте пташеня мого саду.
Корабель попливе, я не вдержу його в берегах.
"Фрам"- це значить "Вперед". Ви залишитесь, Єво, позаду.
Бо до серця підступить вічний пошук у вічних снігах.
Тиждень буде все добре. цілуватиму Ваше обличчя.
Може, навіть, не тиждень, а цілі роки минуть.
Будем дуже щасливі. Але раптом Воно покличе.
Ви зумієте, Єво, простити це і збагнууть?
Ви не будете плакать? Не поставите душу на якір?
Не зіткнуться в мені два начала - Ви і Воно?
Я без Вас нещасливий. А без нього буду ніякий.
Я без Вас збожеволію. А без нього піду на дно.
Ваш теплі долоні і мої відморожені руки...
Як вуста відірву від такої сумної руки?
Чи зумієти жить від розлуки і знов до розлуки?
А якщо доведеться чекати мене роки?
"Фрам" застрягне в льодах... А якщо не вернуся я звідти?...
Я ж собі не прощу! А якщо у нас буде дитя?!
Ви, така молода!.. Ви, що любите сонце і квіти!
- Я люблю Тебе, Нансен! І чекатиму все життя.
Все, що є найсвятіше в мені, називається Нансен.
Хай співає сирена, вона перед нами в боргах.
Я сама розіб'ю об "Фрамові" груди шампанське,
Як покличе тебе вічний пошук у вічних снігах.
Моя Пісня Пісень! Вічний саде мій без листопаду!
Ти відкриєш свій полюс. Тебе не знесе течія.
Подолаєш сніги. Все залишиться, милий, позаду.
"Фрам"- це значить "Вперед". А на обрію буду я".



Вдохновилась Олей Богомолец и перевела, а последующий за этим поиск информации меня огорчил.




Фритьоф Нансен и его женщины

Фритьоф Нансен далеко не всегда был седовласым старцем, немощным и дряхлым! Хотя именно так его воспринимает большая часть наших современников. А ведь до самых последних дней жизни он был настоящим героем-любовником!

Необыкновенный темперамент, невероятная сила воли, уверенность в своих силах и «упертость», желание жить полной жизнью – вот что всегда было присуще великому путешественнику и общественному деятелю. Нансен был красив и привлекателен даже в старости. И еще он всегда любил женщин – и никогда не скрывал этого.


Зимой 1888 года Нансен случайно встречает в горах свою будущую жену Еву Сарс, но из той встречи в то время «не возгорелось пламя».
Тем не менее, перед тем, как отправиться во льды Гренландии Фритьоф пишет прощальные письма пятерым женщинам: Юханне Силов, Марионн Шарп, Кленодии (Драгоценности), Еве Сарс и ... Софье Ковалевской

Читать далее...

mya.so/joy/2704

[700x468]

[450x307]
Владимир Иванович импозантно материализовался посреди уютного лобби «Парк-ин-Саду», шоколадно прикоснувшись велюровым рукавом своего пиджака к моей руке и немало удивив щегольски завязанным шейным платком с фантастическими птицами, рыбами и прочими алконостами, он склонился передо мной и уверенно поцеловал в запястье. Каков хитрец! Такое знакомство не позволяет просто холодно и быстро расстаться, обозвав очередной бизнес-прожект полным бредом.

Немного задержавшись в холле, чтобы ответить на какой-то неотложный телефонный звонок и показывая мне поднятый указательный палец, к нам вскоре присоединился и его пламенный соратник, он же верный заместитель Александр, который по цепочке случайностей е-знакомств и попросил меня назначить эту встречу.

Директор Сибирского НИИИВЭПЖ, Владимир Иванович Кихотов, и его оруженосец Санчо приехали в столицу своей Родины по направлению определённых лиц регионального уровня, но от аффилированных структур Самого Вовы Владимировича получили только письма о возможности махинаций с гарантиями Сбербанка России, что поначалу очень вдохновило физиков, как же: гербовые бумаги с такими сладкими обещаниями всяческой поддержки, но бумаги упорно не хотели никак материализовываться в ощутимые физически денежные знаки. Поэтому и пошли они на спасительный поклон в поисках невидимой щедрой руки, пусть и не родной, а только показывающей свои акульи капиталистические зубы из-за какого-нибудь далёкого бугра, непатриотично , но безальтернативно.
Мои новые знакомые вдруг начинают свою, явно срежиссированную, а, может, и многократно отыгранную речь, не к месту пафосную и странную для презентации проекта. Их спасает только способность обезоруживающе улыбаться, и ясные, как Божий день, голубые глаза вальяжно усевшегося напротив меня седовласого мужчины.
- Инночка Викторовна, что Вам известно об основах мироздания?
- Это, уважаемый Владимир Иванович, тема не для одной чашки кофе и, как бы, не имеет отношения к предмету нашей сегодняшней встречи. Может нам стоит приостановить поток этой абсолютной неформальности? Место нашей встречи совершенно не означает…

- Нет-нет, формальность все нарушит, а мой главный вопрос имеет самое непосредственное отношение к нашей встрече, и даже первостепенное, архиважнейшее для нашего дальнейшего знакомства и, даже для жизни, как таковой!!
Учёные, которые превратно поняли мои слова о связи количества кофе и времени аудиенции, в качестве призыва к коллективному возлиянию, подозвали официанта и теперь на нашем столе, среди бумаг, айпадов и чашек с кофе, как-то инородно возвышается бутылка армянского коньяка и блюдо с фруктами соблазняюще, но безуспешно манит меня такими привлекательными румяными боками яблок, фиолетовыми ребристыми изгибами инжира, распахнутыми навстречу влажно блестящими зернышками граната и скользко округлыми прозрачно-янтарными ягодами мускатного винограда. Меня начинают развлекать их, порозовевшие от первых глотков коньяка, лица. Мой коньяк пока греется в руках, чтобы отвлечь непрогнозируемых «собутыльников» от того, что я не пью и не показаться им совершеннейшим мизантропом.


Именно в этом месте контакта меня начинают терзать смутные подозрения о Генералах от Науки, навевается история о Генерале от Бизнеса:

«Однажды… в уже далёкие девяностые, я долгое время общалась по телефону с неким господином Н. Контракты, пересылаемые по факсимильной связи, были внушительными, и я с готовностью стала считать господина Н. практически Старшим Братом, с такими-то замечательными связями и признанием в обширнейших кругах истеблишмента, настолько грандиозными, что он мог мне советовать соотносить его ранг не меньше, чем с Генералом от Бизнеса.

Однако с нашим дядей случился прокол (мои люди в одной азиатской республике не обнаружили грузовых самолетов с товаром, который мы должны были предоплачивать) и мы решили наведаться к нему в офис (вдвоем!! с дамой, которая мне давала контакты). В вечернее время мы подъехали с ней в подозрительный и мрачный райончик Донецка, с частным сектором. Нам открыли двери конкретно спортивные ребята, которые по ходу вели активную деятельность с бухгалтерами, штампуя многочисленные договора и счета такими же многочисленными разнообразными печатями.

И "тут из маминой, из спальни.." выходит наш Генерал в "зашморганном" свитере и растянувшихся спортивных штанах с лампасами. Немая сцена. Но "девочек наших ведут в кабинет", где этот гений начинает демонстрировать свои тетради в клеточку с зарисовками погон для всех званий в бизнесе, периодически подписывая пачки документов, складируемые прямо на диван нетерпеливыми спортсменами.

Внезапно он начинает интенсивно раскачиваться в разные стороны, вещая Читать далее...

ed-limonov.livejournal.com/524165.html

[284x177]
Эти обои припыленного розового цвета смотрят на меня лицами своих орнаментов: вот бронзовый человек-цветок с виноградно-усиково закрученными рогами и раздутыми щеками, он набрал в свои щеки воздуха, страшно выпучил свои глаза, но захохочет сейчас, как миленький, если я буду щекотать его чёрной маминой шпилькой, которую нашла на, тоже, как ни странно, тёмно-розовом полу из скользких квадратов, которые вчера натирал мастикой мой весельчак- папа. Он это делал так самозабвенно, катаясь на шерстяных тряпках и щетках. Мне тоже понравилось чувствовать эту скорость, стоять на его ступне, давить своими мягкими пятками на его шевелящиеся сухожилья и держаться руками за ногу, прижавшись ухом к коленке, чтобы слышать ее хруст во время его легких приседаний в скольжении ёлочкой.

Но веселье было не в нашей произвольной программе безконьковых фигуристов, а в том, что папа с нетерпением ожидал каждого нового гостя, каждого родственника, который так был рад новоселью, что обязательно падал на розовом зеркале нашего огромного нового зала. И папа им при этом скорбно сообщал, что нужно быть осторожней, потому как это Мастер с Большой Буквы воспользовался мастикой, и блестел своими хитрыми зелёными глазами.

А я не хитрила, я просто заливисто хохотала, падая рядом с каждым новым клоуном. Им ничего не оставалось другого, только смеяться вместе со мной, брать меня на руки, целовать в лицо и макушку, и доставать из сумок что-нибудь интересное.

Вот маленькая плюшевая жёлтая собачка с огромным металлическим ключом в животе, которая может вертеть своим хвостом, словно пропеллером. Если к хвосту приставить палец, то собачка начнет кружиться вокруг него, пытаясь догнать свой хвост и падая от злости на бок, оттого, что ей никогда это не удается. Я могу вытащить этот уродливый ключ и отломать этот надоедливый вертлявый хвостик. «На грызи!» Она не хочет, обиделась. «Я сейчас тебя заверну в носовой платок и ты больше не сможешь заметить, что у тебя больше нет хвоста. И мы снова сможем дружить. Нет? Молчишь? Что-то платок не хочет заворачиваться куколкой».

Пойду к маме за помощью. Сразу страшно спрыгнуть с дивана, потому что можно больно удариться носом. Мама, конечно, сразу прибежит на мой, отражающийся в тонких звенящих бокалах и стёклах серванта, крик. «У кошки боли, у собачки боли, у хрюшки боли, у бегемотюшки боли, а у Инночки – не боли! У моей сладенькой проходи!» Мама такая вкусная, пахнет молоком и ванильными булочками, если ее трогать, то она в некоторых местах тоже, как булочка. А ключицы у нее тонкие, как тонкие ветки совсем, которые я вчера закопала в песочнице, и мама не любит, когда я вдеваю под них свои пальцы, убирает их своим подбородком и щекой. Теперь я могу потрогать ее лицо, оно не похоже на булочки маминой груди, а, словно немытый тёплый персик, прямо с дерева, бархатисто-гладкий. И еще можно пошевелить ее черные брови. Из собольей чайки они становятся такими смешными и растрепанными. Мама бодает меня в живот. «Придёт коза рогатая! Придёт коза бодатая! Забодаю-забодаю!!»

Теперь можно снова засмеяться и вцепиться маме в волосы, чтобы она разгибала мои пальцы, по одному. «Ах, ты, разбойница! Давай свою руку! Сорока–ворона кашку варила, деток кормила. Этому дала и этому дала, этому дала и этому дала. А этому не дала!! Он воду не носил, дров не рубил, печь не топил, кашу не варил, детей не кормил. А-та-та, а-та-та! Вот тебе, разбойнице!! Сейчас откушу твой мизинчик!!» А папа крикнет из соседней комнаты, выглянув в дверной проём: « Она не разбойница! Она - наш блямблямчик и цюрюпупик…»

Но сейчас мне падать не хочется. Поэтому я переворачиваюсь на живот и пытаюсь достать ногами до пола, съезжаю, съезжаю, но все равно не достаю, пока не обрываюсь вниз, стянув на себя покрывало с дивана. Оказывается, что на попу падать совсем не больно, это не то, что нос или лоб. Собачка со мной, платок достану сейчас из-под покрывала, в его складках нелегко разобраться… вот его кончик! Я люблю, когда мне из этого платка делают смешную куклу, которая может танцевать двумя завязанными узелками с продетыми в них пальцами и качать чиполинковым узелком головы, которую держат за шею второй рукой. Но у меня так не выходит! Могу только накрутить вокруг пальца или вокруг моей новой раненой собачки. Шпилька все это время в складке моей ладошки, она от этого стала даже влажной.

Мне же нужно к маме! Идем с собачкой через зал по скользкому полу…можно немного и проползти на двух коленках и одной руке до прихожей. Прихожая какая-то длинная и мрачная в своём холодном масляном темно-голубом цвете. А из спальни струится яркий летний свет и пахнет олифой и замазкой, или только олифой, я не уверена, что я сейчас слышу запах замазки в этом резком олифяном духе. Я просто знаю запах замазки и думаю, что ею должно тоже пахнуть, потому что два моих деда сейчас работают Читать далее...

vasi.net/community/idei_dlj...i2011.html

Слушать этот музыкальный файл