мир меняется, жизнь меняется, а я эльф 85 лвл. Вах.

очень очень страшно. и больно тоже.

Пятьдесят два.
По крайней мере, читая его откровенно дерьмовые стихи, я понимаю, что и это смогу пережить.

перевалило за полтинник. никто это не читает, кроме меня, и ура.
она меня пугает. очень.
а мне с ней жить.

насколько это этично - спорить, согласится ли на случайный секс человек, за которым пойдешь на край земли?
насколько это этично - отчаянно завидовать людям, у которых просто правильно сложилась жизнь?
насколько это этично - радостно ненавидеть все человечество только потому, что какие-то мелочи идут не так?

Вопросы этики когда-нибудь сведут меня с ума.

Когда я был маленьким, я очень любил сказку про красавицу и чудовище. Только увы, я живу в реальном мире. Мои чудовища не превращаются в прекрасных принцев, да и я не Бэль.

"Главная экзистенциальная проблема любви — как слиться с другим человеческим существом и в этом слиянии утратить и затем заново обрести себя — в однополом варианте выглядит несколько иначе, чем в разнополом.
Женщина всегда остается для мужчины Другой, с ней можно слиться только на мгновение, но при этом всегда остается различие и даже полярность. Влюбленный мужчина жаждет общаться с женщиной, обладать ею, ревнует ее к другим, но не идентифицируется с нею, не мечтает стать ею или таким, как она. Она — Другая, уподобиться ей невозможно.
В однополой любви присутствует иллюзия безграничности: влюбленный мечтает обладать предметом любви и одновременно — уподобиться ему или уподобить его себе. Грани между «быть» и «иметь» в гомосексуальном желании часто размыты."
Далее автор приводит краткое содержание романа Мишеля Турнье "Метеоры", про близнецов Жана и Поля.

"Любовь, связывающая близнецов, — привязанность к собственному подобию, где Другой — точная копия Я. Гетеросексуальная пара, напротив, основана на различии и взаимодополнительности.
Гомосексуальная же пара стоит на полпути между этими полюсами, стараясь создать близнецовую ячейку, но с разнородными элементами. Отвергая продолжение рода, развитие и время, гомосексуал постоянно и безуспешно «ищет брата-близнеца, с которым он мог бы слиться в бесконечном объятии».

А мне теперь страшно, потому что все может быть куда хуже, чем мне казалось.

Все будет хорошо. Уже совсем немного осталось.

Ничего не будет хорошо. Все всегда приходит слишком поздно.

Мне просто страшно. Это отвратительное и непривычное ощущение.
Джульетта уезжает в Израиль.
А я хочу назад в Грецию к прекрасному чуваку, который учил меня показывать фокусы, гладил по щекам и наставлял никогда не жить правильно.

Уезжать в дождь - хорошая примета. Дождь смывает твои следы.
Я уехал в дождь.
Я хочу назад.

Осталось полтора дня.

Даже если я закрою глаза, зажмурюсь крепко-крепко, я все равно не смогу сказать, что не люблю тебя больше.
Поэтому нам не надо видеться. Минимум до следующей осени. Осенью я снова буду готов стать посмешищем.
А пока мне просто хочется рисовать. Каждый раз, как я тебя вижу.

Это просто смерть мозгу.
Stand right there
Дышать страшно.


Все будет. Лучше.
[500x332]

Это - ответ на самый главный вопрос.
А я слишком долго один. И бросил пить. Ужас.

Завтра я иду на концерт одной из любимых групп.
Сегодня я узнал, что иду туда с человеком, в которого когда-то был влюблен настолько, что позволял водить себя на поводке.
А еще сегодня пять лет со дня смерти моей первой любви. Драгоценной и по-прежнему идеальной.

Только я не чувствую ни-че-го. Внезапно.

Сорок один. Следующая запись должна быть чертовски особенной.

Сорок.
Это много, наверное.
Я уже не могу. Я тоскую. Мне надо срочно. Приезжай пожалуйста пожалуйста.

И ты тоже. Возвращайся.

Тридцать девять.
Я снова пьян.
Я снова не верю в чудеса.

И это так прекрасно.

Уже тридцать восемь записей ни о чем.
Когда я был юным и глупым (эту фразу я говорю каждый раз, рассказывая о чем-то, случившемся раньше, чем полгода назад), я был влюблен в одного мальчика. Наверное, это моя карма, вечно влюбляться не в тех. Ну да ладно.
Он был чуть ниже меня ростом, носил драные джинсы, высокие кеды и огромные футболки. У него были длинные вечно немытые волосы, он курил траву, пил дерьмовое пиво, разговаривал матом и слушал гранж.
Еще он был аутистом, быдлом и полным идиотом. Ну, разумеется, еще большим идиотом был я, потому что умудрился в него влюбиться. Наверное, я сделал это только из-за того, что моя девушка ушла от меня к накачанному двухметровому басисту.
Так я собственно к чему. Музыку он слушал по принципу "Главное, никакого говна про любовь". Я так и не понял, почему. Кажется, его кто-то обидел, а может и нет, я не помню. Я тогда не мог этого понять. А сейчас переслушиваю скопом песни, которые он мне скидывал в свое время, и это именно то, что мне нужно.

Когда никого не любишь, совсем никого, когда сидишь целыми днями дома, рисуешь дурацкие комиксы, читаешь странные рассказы, куришь на лестнице и _совсем-никого-не-любишь_, такая музыка - именно то, что нужно.
Иначе хочется биться о стену и выть о сладких грезах Гравви.
А так - вроде ничего.

Тридцать восемь. Нужно найти смысл для всего этого.

Тридцать семь. Это немного больше, чем нормальная температура тела, это на неделю больше, чем месяц, это столько, сколько мне будет через семнадцать лет.
Но это, в принципе, ни разу не важно.
Я просто тоскую. По тому, как мы корчили рожы, говорили о задушевном, пили чай и спали, обнявшись.
Я не хочу тебе звонить. Я устал от того, что ты так далеко. Я устал от того, что теперь в твоей речи на пять матерных слов приходится два или три печатных. Я устал от того, что ты мне так дорог. Я устал от того, что я для тебя - один из многих.
Может показаться, что я в тебя влюблен, или еще что-то в этом роде. Херня, честное слово. Просто до тебя я не умел дружить, а после тебя - разучился.

Родной, давай ты вернешься прежним? Пожалуйста.

Две четверти осталось, родной. Надо же. Как время летит. Скоро лето, потом - моя любимая осень. Потом кусок зимы, и ты вернешься. Чудно же.

У меня на запястье поселилась серебряная ласточка. Жалко, только временно.