|
Дата сегодняшнего дня - 180 лет со дня рождения Елены Ивановны Молоховец, автора самой читаемой дамами и самой нестареющей книги "Подарок молодым хозяйкам, или Средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве". При жизни автора книга выдержала 29 изданий (первое в 1861 году), а во времена СССР она издавалась под названием "Книга о вкусной и здоровой пище". И на самом деле это так: заинтересованный читатель найдет в ней массу интереснейших кулинарных советов и рецептов, которые доступны даже в наше время, полезны для здоровья и учитывают вкусы даже самых-самых привередливых гурманов. И еще главная особенность книги (может быть в этом и есть секрет ее популярности) - Елена Молоховец все приведенные в издании блюда опробовала в изготовлении сама, отсюда и появлением многочисленных советов, которые способны облегчить процесс варки, жарки, готовки блюд.
Рис со свежими фруктами
Сварить 1 стакан риса, смешать его с ¼-1/2 стаканом сахара и рюмкою ликера или мараскина; 3 яблока. 4 груши, 4 персика очистить от кожицы, разрезать каждую штуку на четыре части, прибавить 8 желтых или красных слив с вынутыми косточками, сварить в сиропе из 1 стак. воды и ¾ стакана сахара; сливы опустить в сироп минут на пять, а персики варить немного долее. Сотейник сполоснуть водою, осыпать крупно истолченным сахаром, положить ряд риса, потом ряд сваренных фруктов, к которым можно прибавить немного варенья крыжовника, опять ряд риса, опять ряд фруктов, сверху рис; остудить. Подавая, выложить на блюдо, убрать кругом зеленым и синим виноградом. Наверх положить сваренную в сиропе грушу, а кругом ея сливы, облить оставшимся сиропом, в который прибавить рюмку ликера.
[700x525]
[442x651]
[400x216]
[360x480]
Время и Лета
Как барабанит дождь по крыше,
По подоконнику стучит…
Любимый, тише, тише, тише,
Молчи! Прошу тебя, молчи!
Уже оседлан верный Время,
Уже ступня продета в стремя,
Уже накинут темный плащ,
Душа как оголенный провод –
Осталось только тронуть повод
И Время понесется вскачь
В тот дивный край, где вечно лето,
Где соткан мир из нитей света
В тот край, где тихо катит Лета
Свою неспешную волну,
Где все – покой, где все – красиво,
Где я уже была счастливой!
Еще чуть-чуть – и я усну…
Не окликай меня, послушай –
Стучат подковы глуше, глуше,
А может, это каплет дождь,
Но до меня не докричаться…
И будет Время мчаться, мчаться,
[700x527]
[700x277]
[700x584]
[700x239]
Спасибо, ЕЖИЧКА, за прекрасный пост о Семене Кирсанове и родившуюся идею!
Вам сюда:http://www.liveinternet.ru/users/3166127/post163551232/
Семен Кирсанов
Жил-был — я.
(Стоит ли об этом?)
Шторм бил в мол.
(Молод был и мил...)
В порт плыл флот.
(С выигрышным билетом
жил-был я.)
Помнится, что жил.
Зной, дождь, гром.
(Мокрые бульвары...)
Ночь. Свет глаз.
(Локон у плеча...)
Шли всю ночь.
(Листья обрывали...)
«Мы», «ты», «я»
нежно лепеча.
Знал соль слез
(Пустоту постели...)
Ночь без сна
(Сердце без тепла) —
гас, как газ,
город опустелый.
(Взгляд без глаз,
окна без стекла).
Где ж тот снег?
(Как скользили лыжи!)
Где ж тот пляж?
(С золотым песком!)
Где тот лес?
(С шепотом — «поближе».)
Где тот дождь?
(«Вместе, босиком!»)
Встань. Сбрось сон.
(Не смотри, не надо...)
Сон не жизнь.
(Снилось и забыл).
Сон как мох
в древних колоннадах.
(Жил-был я...)
Вспомнилось, что жил.
( 1909 - 1966)
* * *
Ошибка становится ошибкой, когда рождается как истина.
* * *
Предпочитаю надпись "Вход воспрещен" надписи "Выхода нет".
* * *
Когда миф сталкивается с мифом, столкновение происходит вполне реальное. * * * Когда сплетни стареют, они становятся мифами. * * *
Свободу нельзя симулировать.
* * *
Если бы козла отпущения можно было еще и доить!
* * *
Толстяки живут меньше. Зато едят больше.
* * *
Если заявить: "Святых нет!", обидятся даже атеисты.
* * *
Те, кто надел на глаза шоры, должны помнить, что в комплект
входят еще узда и кнут.
* * *
Не пиши кредо на заборе!
* * *
Бpед? Hо ведь новый!
* * *
Я - за восстановление частной собственности
на духовную жизнь.
* * *
У слепой веpы - злые глаза!
* * *
Первый, кто понял остроту, имеет
достаточно времени, чтобы
Июньский дождь
Окно открыто в мокрый сад.
В нем занавес дождя колышется,
Тяжелый, влажный шелест слышится,
Как хорошо, как вольно дышится –
Окно открыто в мокрый сад…
Жемчужный этот водопад
Сверкает радужными искрами.
Какой он теплый, щедрый, искренний,
Какой он юный и неистовый,
Жемчужный этот водопад!
Шумит в саду июньский дождь,
Подсвечен солнечными бликами.
Играя образами, ликами,
Тенями, всхлипами и вскриками –
Шумит в саду июньский дождь!
Окно открыто в мокрый сад,
Но я не ощущаю холода –
Упруго, гибко, бодро, молодо,
Танцует дождь. Стеклом
Музыка Дождя
[600x261]
| Вы - немецкая овчарка |
[показать]Немецкая овчарка - уравновешенная, с крепкими нервами, уверенная в себе, абсолютно искренняя и полностью добронравная собака, при этом внимательная и управляемая. Способна служить собакой-компаньоном, охранной, защитной, служебной и караульной собакой |
| Пройти тест |
|
Серия сообщений " сонеты":
Часть 1 - Уильям Шекспир. Сонеты
Часть 2 - Каких цветов в саду весеннем нет! Художник В.Мухин
...
Часть 21 - Вздыхаю, словно шелестит листвой...
Часть 22 - В.Шекспир Сонет 130
Часть 23 - Иосиф Бродский СОНЕТ К ЗЕРКАЛУ
Милёнушка, Солнушек! Сердечно поздравляю тебя с Днём Рождения!
Ты знаешь, милая подруга -
Смущаюсь пышных я речей!..
Но я скажу на всю округу:
Ты так похожа на ручей!
Ручей прохладный, серебристый,
Такой искрящийся, лучистый,
С водой прозрачною и чистой,
Как вечно юная душа!
Мне так и хочется склониться,
И зачерпнуть, и вновь напиться,
И замереть, и удивиться -
Ах, как водичка хороша!..
Ушли - как не были! - метели,
Звенят повсюду птичьи трели,
И благодарна я апрелю
За эти первые цветы,
За то, что он представил миру
Тебя, моя подруга
* * *
И всё-таки это прекрасно!
(Живи, старомодное слово.)
Прекрасно, что в окнах лилово,
Знакомо, привычно, ненастно.
Привычность (звучи без смущенья,
Привычная рифма)… Прекрасно,
Что в прорве слепой и безгласной,
Средь общего коловращенья
Частиц, и пустот, и созвездий
Летим мы — привычные —вместе,
Мелькает… Подольше б не гасло.
Вот так: ни прибавить, ни вычесть…
О малая вечность,— привычность,
Не знаешь ты, как ты прекрасна!
«Стол» (1933)
Цветаевой написан единственный в своем роде цикл стихов, обращенных к... письменному столу, разделявшему с поэтом все радости и муки его нелегкого труда. Это гимн высокому подвижничеству поэта, его неустанной ежедневной работе. Для Цветаевой поэзия живет на земле, стих вырастает из жизни, и ценность, достоинство его обеспечивается вложенным в него трудом. Он (стих) порожден сегодняшним днем и именно поэтому способен пережить его, уйти в вечность. На этом Цветаева настаивает, обращаясь к столу, учившему: «...Что нету завтра, Что только сегодня есть». И письменный стол — рабочее место поэта, его станок — оказывается плацдармом, на котором свершаются поистине великие дела, вызывает возвышенные аналогии и ассоциации: «Столп столпника, уст затвор — Ты был мне престол, простор...» Прочно стоящий на земле («...Стойкий врагам на страх Стол — на четырех ногах Упорства. Скорей — скалу Своротишь!»), уходящий «корнями до дна земли», стол дает поэту возможность почувствовать в себе силу, чтобы — «всем низостям — наотрез».
«Своего собственного стола она никогда во Франции не имела, и в этом был символ ее неустроенности и бедности. Но ее похвала столу была не только символической, она раскрывала сущность ее творчества. Цветаеву нельзя себе вообразить без пера и бумаги, без рабочего стола. У нее вслед за наитием, за озарением следовал контроль — поиски, проверка, отбор — и все это в процессе письменного труда. <...> Все критики (и читатели), не принимавшие романтизма как художественного направления и как мироощущения и превозносившие строгость, собранность и классическую стройность, постоянно упрекали МИ в избытке, словесном и эмоциональном расточительстве, в попытке переплеснуть, перескочить — вообще „пере“ и „через“. Стихийность, анархический спор Цветаевой с миром, бунт ее страстей, весь стиль ее восклицаний, междометий, прерывистого дыхания, „револьверная дробь“ ее размеров казались им выходом из берегов или вулканическим взрывом.
Я полагаю, однако, что критика этого рода ошибочна: она приписывает наитию, бессознательной и неорганизованной силе, чуть ли не наваждению, то, что у Цветаевой удивительным образом сочетается с упорной поэтической дисциплиной, строгим отбором слов, огромной работой над покорением стихии и превращением ее в сложную, но крепкую лексическую форму. Что это форма ее собственная, повинующаяся из нее же вытекающим законам, — несомненно, но ведь в этом вся неповторимость ее поэзии и ее отличие от обычного у многих романтиков многословия и беспорядка. Повторяю сказанное раньше: достаточно бросить взгляд на цветаевские черновики, чтобы убедиться, как она умела выбирать, сокращать, резать и менять для достижения наибольшей точности и ударности. Она возмущалась, когда переделку и шлифовку рукописей называли „черной работой“ — да ведь это есть самая настоящая поэтическая работа — какая же она черная».
М. Слоним. О Марине Цветаевой: Из воспоминаний, 1970
(отсюда:http://irgali.narod.ru/files/svetaeva.htm)
Стол