Когда-то давно, в детстве, я прочитала романы Э. Сальгари «На Дальнем Западе», «Охотница за скальпами» и «Смертельные враги», и после этого мне всегда хотелось узнать, могла ли в действительности существовать женщина-воин, такая же отважная и мстительная, как Миннегага? Конечно, Сальгари по вполне понятным причинам верить нельзя, но ведь и Шульц упоминает женщину-воина, а на него можно полагаться абсолютно!
Оказывается, индейские воительницы все-таки были. Прежде всего, в том случае, если женщина давала обет или видела вещий сон, повелевающий ей идти на войну. Взяться за оружие могла и молодая девушка, последняя в роду, и вдова, чей муж погиб в бою.
Но существовали и женщины, которые и в самом деле хорошо владели оружием и сражались наравне с мужчинами. Женщины-воины были известны у сиу, ассинибойнов, черноногих. А одна из женщин племени кроу даже стала военным вождем. Она даже содержала нескольких жен, занимавшихся ведением домашних дел!
У чейенов существовало общество Женщин-воинов, куда входили незамужние девушки, как правило, дочери вождей.
Невольно вспоминается и конкистадор Орельяна, первооткрыватель великой реки Амазонки, на отряд которого, по его словам, будто бы и напали эти самые амазонки. Скорее всего, испанцы просто заметили женщин, принимавших участие в бою вместе с мужчинами.
И все же, даже в этом патриархальном обществе существовали воительницы!
В марте 1204 г., после захвата Константинополя, венецианцы и крестоносцы подписали договор о разделе рухнувшей Византийской империи. В числе прочих приобретений республика св. Марка должна была получить и Ионические острова. Проблема заключалась в том, что остров Корфу (Керкира), предназначавшийся Венеции, находился в руках генуэзского пирата Леоне Ветрано. Провозгласив себя правителем Корфу, Ветрано грабил венецианские корабли от Ионического моря до Крита. В 1206 г. венецианский флот под командованием Райнерио Дандоло и Руджерио Премарино, отправленный на восток для борьбы с другим генуэзским пиратом – Энрико Пескаторе, захватил остров. Самого Ветрано венецианцы повесили.
Любопытно, что Винченцо Мария Коронелли, чьи «Записки историогеографические о Морее, покоренной оружием Венецианским…» были изданы в России в 1769 г., передает события по-иному, приписывая Ветрано также захват Корона и Модона – городов на юге Пелопоннеса, которые тоже должны были перейти под венецианское владычество. «В 1204 году, - пишет он, - оной [Корон] завоеван Леоном Ветраном, который был разбойник, родом лигуриец; однакож не долго показанной город был в руках недостойных сего хищника: ибо в краткое время после того Ветран пленен в Геллеспонте и приведен в Корфу, получил достойную казнь. О чем его сообщники услышав, рассеялись, а Коронские жители, избавясь столь страмного ига, подверглись власти Венецианской». Подобную же историю рассказывает он и о Модоне, прибавляя, что Ветрано «казнен руками палача, получил за свои грабительства на место трофея бесчестную смерть. Кончиною сего хищника сообщники его смятенные были принуждены сей город уступить возвратно венецианцам, которой отнять у них удалось с малой силой Дандолу и Премарину».
Судьба далеко не всегда улыбалась пиратом. Многие закончили жизнь на виселице.
Пиратство всегда шло рука об руку с работорговлей.
Однажды я натолкнулась на любопытные сведения: цены на рабов на рынке Каира в XIV в.
За татарина давали от 130 до 140 дукатов,
за черкеса – 110-120,
за грека – 90,
за албанца, серба или другого раба славянского происхождения – 70-80 дукатов.
Дороже всех стоили татары, дешевле всех – славяне. Интересно, в чем тут дело? В каких-то особенностях той или иной национальности или в количестве того или иного «товара» на рынке? Грекам – жителям побережья и островов – попасть в руки пиратов, а затем быть проданными в рабство, было проще простого. Но в татарах тоже недостатка не было! Их привозили генуэзские купцы из Крыма. Можно, конечно, предположить, что славяне были строптивыми рабами…
Общие тенденции для Средиземноморья XIV-XV вв. были таковы: цены на рабов постоянно возрастали, женщины стоили дороже мужчин и, к тому же, спрос на них был выше.
История не знает примеров, когда бы мусульманин продал мусульманина. А вот христиане христиан спокойно продавали, причем как христианам, так и мусульманам. И это несмотря на папские запреты! Но здесь оставалась одна лазейка, ведь греки и славяне были православными, а в таком случае вопрос, единоверцы они или нет, скажем, для итальянских купцов, оставался открытым.
Команду захваченного корабля либо продавали в рабство, либо, чаще всего, просто отпускали, разумеется, перед этим обобрав до нитки. Состоятельных пленников задерживали до получения выкупа. Особой жестокости не наблюдалось. Именно поэтому экипажи венецианских торговых судов имели обыкновение сдаваться, если на них нападали пираты. Как только перед итальянскими купцами вставала дилемма «кошелек или жизнь», они сразу же делали выбор в пользу второго. Венецианский Сенат даже принимал особые постановления, предписывающие защищаться. От участия в сражении освобождались только клирики и пилигримы.
6 августа 1384 года остров Лесбос, лежащий у западного побережья Малой Азии, постигла внезапная катастрофа. Ранним утром, когда островитяне, вероятно, еще досматривали сны, с востока наползла зловещая темная туча. Поднялся ураганный ветер, от которого башни замка дрожали, словно деревья. Затем последовал ряд подземных толчков, разрушивших большую часть города Митилены, столицы острова. Рухнула и мощная крепость, защищавшая его от турецких набегов.
В числе погибших оказался и правитель Лесбоса, генуэзец Франческо Гаттилузио, зять византийского императора. Это был властелин, чей флот приводил в трепет турок, пират и авантюрист. «Он, – повествует краткая Лесбоса, – был погребен под руинами крепости, которую сам воздвиг огромной высоты и несравненной красоты. С большим трудом нашли его тело, раздавленное камнями. Он был похоронен в церкви, которую сам построил и посвятил св. Иоанну Крестителю, в могиле, изготовленной по его приказу. Вместе с ним были похоронены два его сына, раздавленные тем же землетрясением: первый по имени Андроник, второй – Доменико».
Парадокс судьбы заключался в том, что возводя сильную крепость, правитель тем самым готовил могилу для себя и своих сыновей. Незадолго до катастрофы он позаботился о том, чтобы подыскать им достойных невест. Но теперь девушки «услышали похоронные песни вместо свадебных гимнов, а вместо лиц своих будущих супругов увидели их тела».
В течение тридцати лет Франческо Гаттилузио правил островом. Он происходил из знатной и богатой генуэзской семьи. Но, как и многие его соотечественники-итальянцы, лучшие моряки и торговцы средневековья, начал свою карьеру искателем удачи. На этом пути одних ждали слава и почести, других – тюрьма или виселица. Храбрость, предприимчивость, беспринципность – вот то, что нужно было для достижения успеха. Разумеется, требовалась еще и благосклонность капризной богини Фортуны, потому что любому, даже самому отважному герою, не повредит в нужный момент оказаться в нужном месте.
Судьба улыбнулась Франческо. В 1354 году две его вооруженные галеры, бороздившие Эгейское море в поисках добычи, зашли в порт на острове Тенедос, который был тогда временным пристанищем византийского императора Иоанна V Палеолога, сражавшегося за возвращение трона с узурпатором Иоанном Кантакузином. Молодой император и генуэзский авантюрист быстро пришли к соглашению: в обмен за помощь в отвоевании престола Иоанн V обещал пирату руку своей сестры Марии и остров Лесбос в качестве приданого.
В темную штормовую ноябрьскую ночь заговорщики проникли в Константинополь. Для этого Гаттилузио возвел на своей галере надстройки и притворился хозяином безобидного торгового судна, которому угрожает кораблекрушение. Ему позволили войти в гавань. Но едва Гаттилузио сошел на берег, как тотчас же поднял крик, что в столицу вернулся законный император. Новость быстро распространилась. На рассвете улицы заполнились сторонниками Иоанна V. Они выразили свою радость по поводу возвращения законного монарха грабежом домов, принадлежавшим друзьям и родственникам Кантакузина. Осажденный в своем дворце, Иоанн Кантакузин вынужден был пойти на переговоры, а затем отречься от престола и постричься в монахи. После этих бурных событий Франческо Гаттилузио обвенчался с сестрой Иоанна V Марией и вместе с ней отбыл на
В 1285 г. император Андроник II, сын восстановителя Византийской империи Михаила VIII Палеолога, отвоевавшего у латинян древнюю столицу Константинополь, совершил самую гибельную для своего государства ошибку. Он повелел распустить флот – основу обороны империи. Содержание флота требовало средств. Казна была пуста. Потому-то придворные льстецы и подали совет, который пришелся по душе императору: отказаться от расходов на корабли. «Дело известное, – заключает византийский историк Никифор Григора, – подчиненные по большей части любят подлаживаться к воле начальников и к ней, как к какой-нибудь цели устремлять свою мысль, язык и каждое свое действие. И этим они легко приобретают благосклонность начальников. Совет был такой: бедствия, говорилось, из-за которых римляне [так называли себя византийцы] довели до большой цифры свои триеры прошли все, поэтому напрасно было бы издерживаться на корабли, которые почти больше всех других предметов истощают царскую казну».
Конечно, византийский флот не был полностью уничтожен, тем не он никогда уже не восстановил свою былую мощь. Византийские моряки – большей частью потомки смешанных браков гречанок и итальянцев – рассеялись кто куда: одни перешли на службу к латинянам, другие нанялись к знатным и богатым грекам, третьи, продав оружие, занялись земледелием, а некоторые превратились в пиратов.
В деле обеспечения военно-морской безопасности империи Андроник II почти полностью положился на своих союзников-генуэзцев. Опытные итальянские корсары принимались на византийскую службу. К числу таких искателей удачи относились два брата, Андреа и Лодовико Мориско, а также их дядя Виньоло де Виньоли, все трое генуэзцы по происхождению.
К слову сказать, Эгейское море XIV в. так и кишело всевозможными грабителями и разбойниками. Многочисленные острова и островки, изрезанная заливами линия побережья предоставляли пиратам удобные гавани и укрытия. Противоборство различных политических сил: Венеции, Генуи, Византии, каталонцев и турок из нескольких эмиратов – создавало очень нестабильную обстановку в этом регионе, что тоже способствовало расцвету морского разбоя.
К тому же, в средневековье вообще не существовало четкого разграничения между профессиями воина, купца и пирата. Торговцам часто приходилось с оружием в руках защищать свой товар, а при случае и сами они были не прочь ограбить более слабого. Сбывающий награбленное пират превращался в торговца. Пираты сражались против пиратов.
Андреа Мориско с 1279 г. обосновался на принадлежавшем Венеции острове Крит, а в конце 1304 г. перешел на службу к императору с двумя собственными кораблями и захваченным турецким судном. Первоначально удача ему сопутствовала. Он успешно сражался на море против турок и венецианцев, врагов империи, а в 1305 г. захватил остров Тенедос, лежащий у входа в Геллеспонт (пролив Дарданеллы). Венецианцы, раздосадованные успехами Мориско, атаковали один из его кораблей и сожгли. Самому Мориско тоже не повезло. В Мраморном море он был побежден каталонским морским разбойником Филиппо. Андреа был единственным из всего экипажа, кого этот пират оставил в живых, рассчитывая получить богатый выкуп, ведь с команды, по большей части, взять было нечего, а вот капитан, как правило, был состоятельным человеком. Филиппо обошелся с Андреа Мориско довольно милостиво, прежде всего благодаря заступничеству собственного сына, который однажды попадал в плен к
Остров Родос с момента перехода под власть рыцарей госпитальеров и вплоть до захвата турками в 1522 г. был пристанищем христианских пиратов. В этом не было ничего удивительного. Даже в лучшие времена численность Ордена не превышала нескольких сотен человек, и в своей длительной и героической борьбе с неверными, рыцари полагались не только на свои силы, но и на добровольцев. И вооруженные корабли, и люди, знающие толк в военном ремесле, никогда не были здесь лишними.
Проблема заключалась в том, что обосновавшиеся на острове морские разбойники грабили как мусульман, так и христиан. Пираты они и есть пираты. Особенно если учесть, что венецианские купеческие корабли представляли собой богатую добычу.
В первой четверти XV в. страх на море наводил каталанский пират Николас Сампьер, вооруживший свой корабль на Родосе.
Венецианцы забеспокоились. 5 апреля 1417 г. в Венецианском Сенате обсуждали меры по обеспечению безопасности в связи отплытием на Левант галеи «Приола» со стоимостью груза на борту свыше 100000 золотых дукатов. Кастелланам Корона и Модона предписывалось дополнительно предоставить для этого судна десять арбалетчиков.
В апреле этого же года власти Крита сообщили, что Николас Сампьер захватил два венецианских корабля в водах Сен-Жан-д’Акра и просили выделить необходимые средства для борьбы с морским разбойником.
Согласно документам Венецианского Сената, развитие ситуации выглядело следующим образом:
16 мая 1417 г. Сенат разрешил вооружать корабли за счет республики всякий раз, когда будет известно, что пираты разбойничают на Леванте, речь шла главным образом об уничтожении Николаса Сампьера. Этот приказ был повторен 21 мая. Надо отметить, что в обычной ситуации власти на Крите не имели полномочий самостоятельно решать такого рода вопросы.
4 мая 1417 г. Сенат выразил Ордену свое удивление по поводу предоставления на Родосе убежища этому морскому разбойнику, ведь рыцари должны были, «по крайней мере, принять во внимание кровь, пролитую венецианцами в борьбе против турок», и объявил госпитальеров ответственными за причиненные расходы, так как венецианское правительство было вынуждено вооружить против «ужасного пирата» две кокки.
9 июня 1417 г. было принято решение о вооружении двух новых кокк для защиты венецианской торговли на пути в Сирию.
Наконец, 7 апреля 1418 г. венецианским представителям Леонардо Мочениго, Альбано Бадоэру, Никколо Виттури, Россо Марино, Франческо де Бернардо и Бартоломео Нани были даны инструкции для ведения переговоров с адмиралом родосских рыцарей Антонио де Риппой по вопросу о возмещении убытков,
Интересный факт из истории средиземноморского пиратства: в 1422 г. свидетелем (и жертвой) нападения каталанских пиратов стал русский инок Зосима, дьякон Троице-Сергиева монастыря, в 1419-1422 гг. совершавший паломничество по святым местам.
В 1422 г. генуэзское судно, на котором находился Зосима, вблизи анатолийского побережья (между Родосом и Лесбосом) атаковали каталанские пираты. Инок в своем «Хожении в Царьград, Афон и Палестину» оставил красочное описание этого происшествия. «И не среде пути, – пишет он, – найде на нась корабль каталански, разбоиници и разбиша нашь корабль пушками и въскакша на нашь корабль, аки зверие дивни. И разсекоша нашего корабленника [капитана] (на) части и ввергоша въ море и взяше, яже въ нашем корабли. Мене жъ убогаго удариша копеиным ратовищем [наконечником копья] въ груди и глаголюще ми: калугере, поне дуката къерса [что примерно можно перевести как: «Монах, давай деньги!» Пираты, кстати, задали этот старый как мир вопрос: кошелек или жизнь? – по-гречески], еже зовется деньга золотая. Аз же заклинахся богомь вышним, что нет у мене. Они же взяша мшелець [вещи] мои весь, мене же убогаго во едином сукманце оставиша. И скачющи по кораблю, аки зверие дивни, блистающи копии своими и мечи и саблями широкими немецкими. Мню аз грешныи Зосима, яже въздуху устрашитися отъ них. Паки взыдоша на свои корабль и отидоша вь море. Мы же пристахом к острову Митилену».
Похоже, и пассажиры, и генуэзские моряки в данном случае легко отделались, поплатившись только личным имуществом и товарами. Они могли лишиться и корабля, и своей свободы, особенно если учесть, что каталаны принимали активное участие в работорговле.
В конце XIII – начале XIV в. большой известности достигли генуэзские корсары братья Бенедетто и Мануэль, владельцы рудников вблизи малоазийского города Фокея. Как повествует хронист Марино Санудо Торселло, «они в этом месте [в Фокее] держали вооруженные суда и имели один корабль, называемый Tartarin, с которым они взяли много кораблей латинских корсаров из Романии; этих корсаров, взятых ими, или предавали смерти или, по крайней мере, выкалывали глаза, так что этим путем, то есть грабя других корсаров, и, несколько раз ограбив их, наполнились добычей и сделали свой дом богатейшим». Кстати говоря, выкалывать глаза – византийская традиция наказания пленников.
В 1304 г. Бенедетто Заккариа взял Хиос. Свои действия он оправдывал тем, что Лесбос и Хиос, некогда процветающие генуэзские фактории, под властью слабого греческого императора страдают от атак пиратов. В то время византийский император Андроник II оказался не в состоянии защитить остров силой оружия и потому был вынужден прийти к соглашению с генуэзским корсаром. Было решено, что Заккариа оставит за собой Хиос на десять лет, без уплаты какой-либо подати, но по истечении этого срока должен будет возвратить остров Византии. Как символ византийской верховной власти над крепостью должен был развеваться имперский флаг. Договор был возобновлен в 1314 и 1319 гг. Еще при Бенедетто I Заккариа (умер в 1307 г.) начались мероприятия по укреплению острова.
Внуки Бенедетто I, Бенедетто II (умер в 1329 г.) и Мартино, делили власть над Хиосом с 1314 по 1325 г., пока Мартино вынудил брата отказаться от своих прав. С именем Мартино Заккариа связана крупная победа над турецким флотом (1319 г.). «Владел этим островом, - сообщает путешественник Журден Северак, - могущественный генуэзец, добрый моряк по имени Мартин Заккариа, и он перебил и взял в плен более десяти тысяч турок». Византийский историк Никифор Григора сообщает, что Мартино «как человек деятельный и сообразительный, построил триеры и разъезжал по морю, грабил варваров, которые населяли побережье Азии и с разбойничьими видами плавали вокруг островов. В короткое время он навел на них такой страх, что стал получать с них ежегодную дань, чтобы только больше не вредить им». Десять тысяч пленников – это, пожалуй, преувеличение. Тем не менее Заккариа действительно сумели организовать эффективную оборону от турецких корсаров и сами занимались морским разбоем. В одном средневековом трактате, например, говорится, что Хиос под властью Заккариа был бастионом, к которому турки не отваживались приближаться более чем на 12 миль, и который защищал соседние острова. Сеньор Хиоса захватил восемнадцать кораблей турецких корсаров, совершал высадки на континент и освобождал христианских пленников.
«Быстро разбогатев и достигнув известности, – продолжает Григора, – он внушил римлянам [так называли себя византийцы] подозрение, что не долго будет держать себя в подчинении царям [имеется в виду византийский император]. Потому-то царь совершил настоящее плавание тайно, без всякого труда взял остров, схватил самого Мартино и в оковах отправил его в Византию». Это событие относится к 1329 г. «Увы, о горе! – сетует по этому поводу Журден Северак. – Вероломный император Константинополя, грек,
Летом 1294 г. византийский император Андроник II отправил к королю Кипра и в Киликийскую Армению посольство во главе с патриархом Афанасием Александрийским. Вблизи г. Фокея корабль патриарха был ограблен пиратами, а сами участники посольства только чудом избежали плена. Пираты заметили на горизонте еще одно судно, которое, казалось, также сулило им богатую добычу. Они отвели корабль патриарха в укромную гавань, решив, что посольство не способно к «бесславному бегству», и пустились вдогонку за другим кораблем. За двумя зайцами погонишься… Воспользовавшись этим обстоятельством, патриарх и его спутники сошли на берег и пешком добрались до ближайшей имперской крепости.
Находившиеся на эгейском побережье монастыри часто подвергались нападениям турецких морских разбойников. Близость монастырей Афона к морю делала их очень уязвимыми для подобных атак. То корсары и в самом деле концентрировали свое внимание на богатых монастырях, то ли о подобных грабежах просто лучше известно благодаря хорошей сохранности монастырских актов.
Впервые турки заявились на Афон в 1312 г., о разграблении окрестностей упоминают акты монастырей Ватопедского и Веррийца.
В 1325 г. нападение турок вынудило многих монахов, в том числе известных церковных деятелей Исидора Вухейру, Григория Синаита и Григория Паламу – покинуть Святую Гору. Внезапно «безбожныи варварскыи языкъ агаренскы воздвигся… и попленяе яже в святыи горе», – сообщает по этому поводу Житие Григория Синаита.
Примерно с 1330 г. подобные атаки стали частыми и временами достигали крупных вторжений. Так, Афон вновь подвергся нападению в 1335 г. Житие Афанасия Метеорита сообщает, что турки постоянно приходили с моря, захватывали на Святой Горе пленников, и рассказывает о пленении и последующем чудесном избавлении монаха по имени Моисей.
3 января 1405 г. Венецианский Сенат отправил в Геную Франческо Бевазано с особой миссией: потребовать объяснений по поводу нескольких актов пиратства, совершенных генуэзцами против венецианцев. Власти Генуи должны были положить конец бесчинствам корсаров и возместить стоимость захваченных товаров. Инструкции, врученные Бевазано особенно упирали на то, чтобы он не слушал уверений генуэзцев, будто бы они к пиратству никакого отношения не имеют: тот или иной морской разбойник действовал по собственной инициативе, республика за совершенные им грабежи ответственности не несет.
Особенно серьезны были грабежи, совершенные Никколо де Монильей, патроном большой кокки, которую он вооружил на каперство. Как явствует из документов Венецианского Сената, пострадала «наша [венецианская] кокка, патроном которой был Базилио Тирапелла, наш гражданин, возвращавшийся из области Таны и Романии, и бывшая в добром согласии с генуэзской коккой, патроном которой был Дармато де Кампион из Савоны, взаимно поклявшиеся в верности… в водах Майны встретилась им другая генуэзская кокка, патрон которой – вышеназванный Никколо де Монилья, который регулярно обследовал ранее упомянутые корабли…» (Не очень красиво, но я решила оставить буквальный перевод текста). Монилья приказал Дармато де Кампиону уйти, и генузский капитан «нарушил верность, ушел и указанную нашу кокку оставил…». Затем «Никколо де Монилья, не обращая внимания на согласие, вновь употребительное между генуэзцами и нами враждебно напал на указанную нашу кокку и взял… со всем добром, на ней находящимся, похитив некоторых граждан наших, которые были тогда на вышеуказанной кокке, взяв в плен». «После этого другое наше судно, патроном которого был Джорджо Монгаваро, подобным же образом [Никколо де Монилья] взял, вышеуказанного Джорджо задержав в плену, и притом подобным же образом подстерег нашу гриппарию, которая шла из Чериго… в Кандию, на которой был наш нобиль по имени Франко Венерио».
А вот того, добились ли все-таки венецианцы возмещения ущерба, я думаю, мы никогда не узнаем.
Мальчик стоял на берегу моря и смотрел на уходящие вдаль корабли. Корабли уходили на восток, унося на борту воинов, торговцев и пилигримов. Иногда это были длинные, хищные галеры, иногда – тяжелые купеческие парусники. Они направлялись туда, где отважных ждали слава и приключения. Мальчишка грезил о славе, кровавых сражениях и богатой добыче. В его жилах текла кровь воинов и авантюристов.
Мальчика звали Рожер. Он был сыном германского наемника Блюма, служившего Гогенштауфенам – императорам Священной Римской империи. Отец погиб в 1268 г. в битве у Тальякоццо, когда войска внука императора Фридриха II, Конрадина, были разбиты Карлом I Анжуйским. Это произошло всего лишь через год после рождения Рожера. Имущество Блюма было конфисковано победителями. Вдова с сыном поселилась в портовом городе Бриндизи, в скромном доме у самой пристани.
Рожер все дни напролет проводил в порту. Однажды в Бриндизи для ремонта зашел корабль рыцарей-тамплиеров. Его капитаном был «храбрый брат Вассель», француз родом из Марселя, по словам хрониста Мунтанера, «честный человек и хороший моряк». Рожер с таким усердием помогал во всех работах на корабле, что скоро обратил на себя внимание рыцаря. Тамплиер привязался к нему, как к родному сыну. Пришла пора выйти в море, но Вассель не захотел расставаться с проворным мальчишкой. Он призвал к себе мать Рожера и попросил ее отпустить мальчика с ним, пообещав сделать все возможное, чтобы тот стал храбрым рыцарем. Бедная вдова долго не упорствовала. Так Рожер стал самым молодым моряком Средиземноморья – в то время ему было всего восемь лет. К пятнадцати годам он уже считался лучшим в том, что касается практики кораблевождения, а к двадцати до такой степени изучил навигацию, что Вассель полностью мог оставлять на него корабль. Сам великий магистр Ордена оценил храбрость и знания Рожера и пожаловал ему плащ тамплиера.